Мы выбираем не случайно друг друга... Мы встречаем только тех, кто уже существует в нашем подсознании.
Их первая встреча частенько рисовалась у него в голове. Довольно банальная, но по-своему необычная. Ему, конечно, нередко приходилось пытаться отвязаться от навязчивых мыслей, но они потом действительно проходили, а сейчас… сейчас другой случай, не отпускающий, что-то колыхающий внутри, будоражащий до легкого тремора, будто он снова старался избавиться от привычки курить. Но не меняющий его. Просто… необычный. Да, точно.
Необыкновенный случай, который вскоре забудется. Никакие события его не меняли. Он ведь всегда был таким. Не помнил себя другим. Всегда один и тот же. В школе, в семье, на работе, дома.
Чейз не имел масок, показывал гнильцу чуть ли не сразу, говоря в лоб, прямолинейно: «Я сложный». Не нравилось только постоянно отмахиваться от вопросов «Какой ты?», приходилось обобщать. Ну сложный и сложный, мягко улыбались другие, не совсем внимая вполне предостерегаемому посылу. Зато Чейзу нравилось наблюдать, чуть ли не до ненормального садизма, как улыбки впоследствии стирались и людям оставалось искать в открывшемся «сложном» монстре то «доброе», что они себе нарисовали. Ну он же предупреждал. Менять он ничего не собирался, его все устраивало. Нужные люди найдутся, ненужные — отсекутся моментально.
Сложный внутри, но и одновременно простой. Не строил из себя не пойми кого, лицемеря после, сразу показывал облик чудовищно сложного монстра. «Слишком прозаично и тупо», — говорил он себе частенько. Они не в ебанной сказке, он не монстр, просто человек со сложным характером, ну что, убивать его, что ли, из-за этого. Чейз не был хулиганом в школе, разгильдяем дома, любимчиком у учителей из-за богатых родителей. Он был не популярен, но и не в тени. Не вмешивался никуда, но все знали о нем. Был не главным персонажем, но и не второстепенным. Скорее, обычным наблюдателем. Не привык усложнять себе жизнь, плыл всегда по течению. Не понимал тех, кто специально искал нелегкие пути. Молчаливо, не осуждающе, но все же презренно наблюдал за теми, кто прожигал молодость за учебниками. Сам же понимал, что за подобным ему не угнаться, да и не стремился он к обучению в престижном вузе.
Хадсон не был главным посетителем различных тусовок, но любил расслабляться. Никотин и порою алкоголь до сих пор в этом отлично помогали. А еще он никогда не понимал влюбленных парочек. Даже сейчас, кстати. Отношения были, даже много, но все воспринималось несерьезно, как некое развлечение, когда время от времени становится скучно плыть по волнам жизни просто так. Ну не романтик он, нравятся обычные, ни к чему не обязывающие половые связи, но не более. Ему даже смешно представить, что тридцатилетний матерый мужик, как он, будет кому-то слащаво заливать о несоразмерной и безграничной любви. Тут его губы даже дрогнули в усмешке.
Характер у него мамин, суровый. Она у него строгая, всегда так относилась и к его учебе, к нему, да и ко всему вообще. Чейз не жалел, что пошел именно в нее, так как такое равнодушное и предвзятое отношение к жизни ему на пользу. Так удобнее просто. Отец же полная противоположность. Добрый, веселый, жизнерадостный чем-то привлек его матерь. С ним она таяла, улыбалась даже коротко, видно, что любила. А Хадсон давно такого не испытывал, да и не очень-то и хотелось. Ну блять, ну действительно — он и отношения? Буквально несовместимые вещи. Ему что, жить надоело? Да отношения с ним захочет завести разве что кто-то ебанутый, либо… кто-то вкрай ебанутый.
Внешность у Чейза запоминающаяся, броская, но характер, сука, жег все органы. Любил он подъебать, посмеяться, подколоть, порой не стеснялся манипулировать. Ну а что, он предупреждал о характере непростом. Снова усмешка вытекла в ухмылку. Получал гребанное удовольствие, кайф по венам тек, когда думал о том, что не оправдал чьих-то надежд. Сладостно видеть растерянность тех, кто играл в ебучих спасателей. Он вам чё, украденная жертва маньяка-психопата? Взгляд у него пронзительно-прожигающий, голубого цвета морской волны, скулы острые-острые, порезаться можно, как от ножа, волосы черные, как ночная мгла… Может, это и привлекало многих девчонок, даже до сих пор?
Нравилось Хадсону смотреть суровым, стальным взглядом, он-то у него от матери. Помогало сразу заткнуть противника. Помогало выжидающе осматривать кого-то, делая моментальный незаметный анализ на полезность того или иного. Помогало нагло и бесстыдно, хищно и самовлюбленно возвышаться над остальными, разглядывая тех, кто ему
интересен. Ястребиные повадки в крови, получалось выживать в этой жизни, хоть он и не силился даже.
Роль хищника четко отведена ему, и он это понимал, пользовался этим. Не любил садизм в полной его мере, но получал настоящую эйфорию от своего явного
превосходства над другими. Хотя отношения с людьми у него все равно ведь сложные, чертовски сложные, даже не непростые, а по блядски сложные, размером с его чл… вселенной, которые росли всё с каждым разом в геометрической прогрессии. Родители приебывались, всем, блять, нужно было приебаться к нему и к его позиции, принципам.
«Заебали», — он выдохнул сигаретный дым, тяжело вздыхая.
Так и прошли его юные годы: в постоянных спорах с окружающими и с самим собой. Так проходили и его нынешние годы: все время не в ладах, тяжело, куча последствий его поведения, куча побочных эффектов на остальных, кто общался с ним, да и на самом тоже… И, может, есть причина такого предвзятого, чуть ли не нарциссического отношения к социуму, но эту мысль Чейз так же быстро задвинул обратно, как и выдвинул.
Хотя есть у него мысли, возможно по чьим-то рамкам ненормальные, которые он лелеял, так как те заставляли его дышать намного свободнее, быть более раскрепощенным, выказывать свою напористость, властность по отношению к одному очень несносному мальчишке. Мысли об этом гребанном малолетке вновь будоражали, снова вызывали тремор, жар внутри него. Иногда казалось, что он сам вел себя, как какой-то малолетка, предельно осознанный причем, а оттого и смехотворный.
Чейз помнил их первую встречу — картинка перед глазами до сих пор ясная. Его жена — уже бывшая — потащила к своей новой подружке. Хадсон скептично отнесся к подобной затее, но тогда не пошел против, согласился, блять, на свою голову. Недовольный, что ему придется разделять компанию с женщинами, любящими обсуждать новые слухи о ком-угодно и перемывать им косточки, Чейз с хмурым и мрачным видом уселся на кухне. Думал, что отсидит эту каторгу несколько часов и со спокойной душой уйдет. Наивный! Не подозревал даже, что при появлении сына-подростка новой подружки его жены будет откровенно пялиться на его скромно сжатые ноги с острыми коленями и стиснутыми кулаками на бедрах.
Паренек забавный, тихий, неразговорчивый, вежливый. Все два часа сидел, втыкал в тарелку с салатом, к которому не притрагивался. Отвечал на редкие вопросы бывшей жены, пока сам сидел с еле заметным румянцем и такой невъебенно белой, выглаженной рубашке, черных брюках, слишком подчеркивающих его женственную фигуру. Поправлял отросшую фиолетовую челку, спадающую на его лицо, и мельком осматривал всё. Чейз уже тогда, когда выкуривал вторую сигарету в его присутствии, понял, что паренек не совсем обычный, не тот «пай-мальчик», которого пытался состроить. Видел, как тот незаметно дергался от запаха табака.
«Курит», — кратко подытожил в своих мыслях Хадсон, оставшись абсолютно беспристрастным к подобному умозаключению. Не в его принципах выдавать курящих малолеток.
Чейз по-прежнему пристально, но скрытно следил за каждым невесомым движением парня, чувствовавшего себя неуютно под столькими взглядами и слухами, которые не переносил. Он сидел, сидел, да не вынес больше, встал, попрощался и ушел, казалось, в сторону своей комнаты. Хадсон, чтобы подозрительно не пойти следом, выждал несколько минут, а после направился прямиком за
интересующим его пареньком. Искать долго не пришлось — он сидел в кресле на прохладном балконе и затягивался какой-то дешевой ментоловой сигаретой, придерживая ее дрожащими от холода и ломки руками.
Чейз безмолвно подошел, оперевшись о перила балкона, и вновь закурил, посматривая на Ноена. Он немного испуганно глядел, вжимаясь в кресло с поднятыми коленями. Но сигарету не выпустил.
— А ты чертенком оказался, белоснежный ангел, — произнёс саркастично Хадсон, стараясь сдержаться от насмешки из-за того, насколько это лирично прозвучало.
А взгляда не убрал, посчитав, что это наиболее подходящий момент его применить. Прищурился голубыми глазами, которые в темном вечере и на прохладном балконе все больше сквозили льдом.
Ноен не ответил, продолжая молчаливо выкуривать сигарету. А Чейза эта белоснежная бестия заинтересовала, блять, вот до чертиков, поэтому он сильнее распрямился, чуть ли не до хруста в позвонках, смотря горящими огоньками в глазах. Тоже выкуривал чуть ли не предпоследнюю сигарету из пачки, с глубоким интересом разглядывая худую фигуру мальчика. Юбэнкс, казалось, заметил такой бесстыдный, наглый взгляд, и пуще вскинул голову, еле слышно хмыкая и немного расстопырив ноги. А Хадсон услышал, ведь перебегал глазами по каждой части тела парня, разглядывая неустанно по новой. Ноен словил его взгляд, когда тонкие холодные льдины остановились на уровне его зрачков, и посмотрел с такой вызывающей дерзостью, что Чейз пришел в восторг.
Этот малолетка не спрятал свой смущенный взор, а даже посмел с храбростью отразить его? Хадсона все больше заинтересовывала эта бестия, с каждой секунды, блять. Он выгнул губы в дьявольской ухмылке, пока Юбэнкс такой же лукавой ответил. Ебанный в рот, да он точно чертенок. Чейзу хотелось расхохотаться, согнуться пополам от смеха, душащего его горло, но он сдержался, не дернулся, сохраняя мужественное самообладание.
— Нравлюсь? — слащаво вопросил Ноен вдруг, продолжая пялиться такой же лукавой ухмылкой.
А Хадсон смотрел на него, его буквально корежило от такого тембра, знал ведь, что у того голос мягкий, мелодичный, но строил из себя, блять, принцессу на горошине.
— Нет, — спокойно ответил бархатистым, хриплым голосом мужчина. — Просто не понимаю, как можно гробить свое здоровье такими дешманскими сигаретами. Хоть бы нормальные курил, сука, — не отворачиваясь, ждал он ответа и продолжал медленно выдыхать сигаретный дым.
— Волнуешься за мое здоровье? — мечтательно прикрыл Ноен глаза, как будто назло делая новую затяжку ментоловой дряни. — Успокойся,
Чейзи, без тебя разберусь.
Вот, вот его настоящая, сучья натура, а главное такой гибкий голос, фея, блять, из сказки. Чейз тихо рассмеялся своим мыслям, похуй, что Юбэнксу это покажется ненормальным. Но нет, тот даже не обращал внимания. Даже глаза не открыл, как кот довольный лежал, в попытках согреться.
— У ангелочка бесовские рога прорезались? — ухмыльнулся он так токсично, как только мог, стараясь перекрыть то, что от этого его
«Чейзи» возбуждение стрельнуло, перекатываясь жаркой лавиной по телу.
А если представить, как он протяжно стонал бы его имя под ним же… Хадсон постарался не думать об этом, не хватало ему еще получить стояк на какую-то малолетку, решившую, что она достигла своего полового созревания.
— Ага, — лениво ответил Ноен, вставая и подходя медленно к Чейзу.
Закинул голову кверху, так как намного ниже, привстал на носочки, притянув руками к себе мужчину за шею. Он вновь мерзко выдавил слащавый голос, знал, что Хадсона бесило такое, ведь видно было, как того передергивало, и прошептал на ухо:
— Не боишься, что проткнут?
Чейз принял игру, глаза вспыхнули ярче, он смотрел прямиком в зрачки напротив, которые сейчас отражали темное небо и еле освещаемую местность луну. Ноен так близко к нему сейчас находился, что ничего не хотелось, кроме того, как толкнуть его в сторону опоры, нагнуть и грубо, резко оттрахать. Такая мысль теперь явно сформировалась в голове у Хадсона, и тот ее не отогнал от себя, а добровольно принял.
— Не боишься, что нарвешься? Чертенок… — шепотом произнес мужчина, выдыхая в приоткрытые губы Юбэнкса дым своих крепких сигарет.
Ноен зажмурился, но проглотил, от неожиданности распахнул глаза и, не контролируя себя, навалился на Чейза, пока он словил его, придерживая за талию и не позволяя упасть. У паренька от секундного страха сердце так быстро кульбиты отбивало — тук-тук, тук-тук, — что Хадсон невольно прислушался, не обращая внимания, как Юбэнкс все еще обнимал его за шею, схватившись больно за волосы. Не шипел даже, продолжая восторженно наблюдать за резко изменившимся поведением испуганного парня, который сейчас откровенно обнимался с мужчиной, старше его почти вдвое. Чейз лишь крепче прижал к себе, поглаживая ненавязчиво талию. Ноен спрятал смущенный взгляд в плече, стараясь скрыть свой позор.
— Всё-таки есть что-то и от ангела, — хрипло рассмеялся мужчина и заново затянулся.
Он выдохнул где-то рядом возле уха паренька, который смутился пуще прежнего, хоть и не отстранился, будто найдя точку опоры в таком чужом, странном, но где-то в глубине души почему-то… родном человеке. Что-то успокаивало в Чейзе: то ли его поглаживания, то ли непринужденный голос, которым он вел диалог-перепалку. Спокойно. Ноен позволил себе расслабиться, поэтому прикрыл глаза, прижимаясь к груди и слушая то, как спокойно чеканило сердце мужчины, в отличие от его взбалмошного.
Но Чейз отстранился первым, пока Юбэнкс непонимающе посмотрел, даже с грустью какой-то. Проводил взглядом уходящего Хадсона, сильнее начав труситься, вдруг скажет?.. Начал дрожать от страха и холода, но мужчина возвратился с теплым пледом, посадил парня в кресло и укутал им, продолжая насмешливо прикусывать сигарету зубами.
— Чейз… — первым завел он не такой уже смелый разговор, произнося шёпотом, от которого у Чейза пробежали мурашки по телу. — Ты же не скажешь… маме?..
Ноен посмотрел такими преданными, детскими, чуть ли не кукольными глазами. Боялся, вон как трусило. А он молчал, не мог отвести взгляда. Красивый. Положил ладонь на скулу парня, гладил, задумчиво выглядя.
— Чейз?.. — схватил он слабо за рукав, умоляюще смотря.
— Нет.
Увидев вопросительные, испуганные глаза, Чейз поспешил зачем-то пояснить:
— Не скажу.
Ноен благодарно заглянул, так же не отрывая своих очей. Смотрели так вот друг на друга пару секунд, а то и минут.
— Спасибо.
— Пожалуйста.
— Почему не скажешь?
А он снова молчал. Просто наблюдал за парнем, спускался большим пальцем на пухлые губы Ноена, оглаживал их по контуру, пока Юбэнкс будто бы и не обращал внимания, сам выглядел опущенным куда-то вниз, в свой мир, преисподнюю.
— В аду лишь двое. Ты и я, — шепотом произнес он, зная, что мальчик не услышит.
Отпустил руку. Отошел подальше. Запомнил каждый угол, изгиб молодого тела, чтобы потом переворошить в голове, вспоминать, думая, думать, вспоминая. Ноен все так же смотрел, провожал взглядом уже точно ушедшего мужчину, зная, что не встретятся потом. Чейз тоже это знал. Не знал только, что Юбэнкс так же запечатлевал его в памяти.
А и вправду, почему не расскажет о том, что малолетка курил? Почему не разрушит его этот эфемерный образ пай-мальчика? Почему не опозорит, не заставит его плавиться в стыду? Почему не насладится его болью, слезами, страданиями, шокированными глазами от…
предательства? Чейз не остановился на понимании этого слова, которое применил в своей голове, в мыслях, прогнивших червоточиной от и до.
Ответа Ноену не дал, но озвучил для себя. Во-первых, слишком уж заинтересовала его эта белоснежная бестия, о которой он позабудет не скоро. Слишком яркий, броский, вызывающий образ сучки. Чейзу нравились такие, Чейзу нравился Но…? Мысль оборвалась, когда он успел сесть обратно за стол. А во-вторых, не в его принципах выдавать курящих малолеток.
