Так будет правильно...

Артемий сделал свой выбор — Многогранник обрушен. Больше нет башни, возвышающейся над городом. Отражения больше не покажут детям их мечты. Хан лишился не просто убежища — он лишился кусочка своей души. «Эта башня — мамин подарок…» — всё твердил он. И она и вправду была для многих даром: отражения дарили сказку, вечное детство. Но Многогранник пал. Пора взрослеть. На плечи детей Артемий возложил будущее города. Вновь примут своё бремя хозяйки — Мария, Виктория, Клара. Младшая Ольгимская всё говорила Каспару о свадьбе, приговаривая: «Так будет правильно…». Это стало бы началом союза их семей. Казалось бы, всё ясно и просто. Хан должен лишь следовать за предначертанной судьбой, ведь всё на благо Города. Но самого Каина такая судьба даже пугала, тяготила. Он был готов доверится ей, доверится будущей Хозяйке. Она знала лучший путь для всех них. Но что-то всё равно не давало успокоится. Давняя ссора и обида, которую нельзя было оставлять. Он должен идти к Виктории. Им с Капеллой следовало многое обсудить, да и не только с ней. Большой Влад тоже звал его на разговор. Каспар выходит из двора «Горнов», поворачивает налево и идёт вперёд, не оборачиваясь. За спиной чувствовалась непривычная пустота. На месте высокого строения — детища Стаматиных — теперь лишь небо. А раньше он часто сидел на лестницах башни и смотрел на город. Теперь же ему приходится появляться дома всё чаще. Даже странно как-то. Многое поменялось, многое случилось. Идя вдоль домов, можно снова не озираться по сторонам, не опасаться, что за углом поджидает коварная Песчанка. Зато теперь на голову взвалились новые заботы, которые никак не выходили у Каина из головы. Хан идет по улицам Почки и его всё больше одолевают сомнения. «Мы ведь так и не поговорили после того случая с Домом Смерти» — такие мысли одолевали Каспара последние дни и не давали сосредоточиться. Всё-таки их с Двоедушником многое связывало, чтобы оставить всё как есть. Парень заходит в Сквер и замечает, что в нём ни души. Люди всё ещё не хотят лишний раз высовываться, военные их сильно напугали. Каин слышит под ногами шелест упавшей листвы и замедляет шаг. Такое спокойствие… Твирь уже начинала отцветать и дышать становилось всё легче. Ветры слегка трепали по волосам и убаюкивали чуть слышимыми завываниями в переулках. Почему он раньше не замечал, как хорошо тут может быть? Такой вопрос привёл его к мыслям о пункте назначения. Виктория… Следовало выйти из Сквера и вновь повернуть налево, к Сгустку, дверям дома Ольгимских. Но что-то отчаянно тянуло его свернуть направо и последовать в глубь Складов. Неоконченные разговоры и неразрешённые конфликты требовали заглянуть к рыжеволосому пареньку хоть на пару минут. Но его ждали. И пренебрегать ожиданиями Бооса было скверной затеей. Каспар подходит к выходу из Жерла и останавливается. «Куда же мне?» — эхом раздаётся вопрос в его голове. А ведь такой абсурд. Он придёт в логово Двоедушников и просто заговорит с их предводителем, словно всё, что было — пустяк? Словно его и вправду не отошлют прочь, как сам Хан когда-то поступил? Какая-то часть его на это надеется и желает испытать судьбу, попытаться прийти хотя бы на порог. Рыжий бы мог его выслушать, не дурак ведь. Из раздумий его вырывает хлопок двери. Каспар оглядывается по сторонам, желая увидеть источник звука. Это всего лишь продавец. Житель вышел из дома слева от Сквера. Там была одна из бакалей. Мужчина захлопнул тяжёлую дверь и пошёл в сторону Утробы, бормоча под нос. Такое поведение прохожего вновь напоминает о Тяжёлом Владе. Дела требовали нахождения в его доме. Дела, которые быстро навалились тяжким грузом на плечи подростка. Каин устало вздыхает и смотрит себе под ноги. «Куда же мне?» — снова тот же вопрос в голове. Каспар закрывает глаза, делает глубокий вдох и обращает взор в сторону Сгустка. Смотрит долго, вглядывается в серые улицы Города, выдыхает… И сворачивает направо. Идёт быстро, не сбавляя шаг, будто за ним гонятся. А ведь за ним гнались. За ним следовали его мысли, просящие одуматься, развернуться и пойти в противоположную сторону. Перед глазами предстаёт картина: рыжеволосая девушка с веснушками поднимает на него строгий взгляд, хмурит брови и складывает руки на груди. А следом возникает другой образ: парень с рыжими волосами смотрит Хану прямо в глаза и деловито хмыкает. Ох уж эти рыжие… когда-нибудь они сведут младшего Каина в могилу. Парень стряхивает дурные мысли и ускоряет шаг. В конце концов, он тоже сын правящей семьи и имеет право на такое своеволие. «Своеволие»… как глупо звучит. Такой поступок даже язык не поворачивается так назвать. «Собственное решение» — так гораздо лучше. Да, так будет правильно… И вот он уже доходит до входа на их территорию. Переходит через пути, и заходит за забор. Да уж, с годами это место не меняется. Старые доски всё также служат оградой, стены складов всё также состоят из железных заплат, а в лабиринтах помещений всё ещё обитают жирные чёрные крысы. Хан проходит мимо горящей бочки, сгорающий в ней мусор служит здесь надёжным источником тепла. Ветер направляет жар в сторону Каспара и согревает кожу. Парень ходит меж старых складов и вглядывается в здания, надеясь вспомнить нужное. Двое мужчин в тёмных одеждах и кожаных перчатках — очевидно люди Грифа — подозрительно косятся в его сторону. Но Каину всё равно, он здесь не за тем, чтобы выяснять отношения с какими-то бандитами. Нужная дверь бросается на глаза и он тут же спешит к ней. Железная ручка обдаёт пальцы холодом и Каспар мнётся. Стоит ли это того? Нет, раз уж он решил даже наплевать на заботы и обречь себя на упрёки со стороны Ольгимских, то жалеть уже незачем. Он медленно тянет дверь на себя и слышит продолжительный скрип старого железа. Ржавые петли — весьма эффективный способ оповестить о приходе гостей. Каспар наконец делает шаг вперёд и сталкивается с чьим-то туловищем. Подняв взгляд, он видит маленькую девочку лет шести в рваном бежевом сарафане. На лице её сияет улыбка, она обходит Хана и выходит из помещения, поигрывая высокими хвостиками каштановых волос.  — Хан, ты? — голос заставляет черноволосого вздрогнуть и глазами найти источник звука. Он находит Ноткина сидящим на деревянном ящике, спиной прислонившимся на ящик побольше. Его глаза выражают спокойствие и некую радость, а брови лишь слегка приподняты в удивлении.  — Здравствуй, атаман, — Каспар произносит это с невольной насмешкой. «Атаман»… Ноткину такое прозвище более, чем подходит. Рыжий встаёт с насиженного места и подходит ближе к Хану, хромая. Каин замечает, насколько всё плохо с ногой — парень еле переставляет конечности. Рыжеволосый встаёт на середине склада, выпрямляя спину. Он так спокоен, словно ждал, знал, что Каспар придёт к нему. Смотрит прямо в серые глаза, приподняв уголки губ. Словно хочет развеять все тревоги Каина, уверить в том, что всё в порядке.  — Чувствую, ты здесь не чтобы сухари со мной жевать. Зачем навестил? — Ноткин спрашивает, хотя сам наверняка уже знает ответ. Каспар даже не знает сначала, что и сказать, нельзя же просто заявить: «Я шёл к Виктории, но в Сквере резко решил, что встреча с тобой мне сейчас нужнее». Он молчит, затем неопределённо бросает:  — Да так… — на такой ответ Двоедушник еле заметно кивает головой, переводя взгляд в потолок.  — Мне казалось, у тебя сейчас много важных дел, — понимает, что Каспар просто увиливает от ответа. Пытается натолкнуть на то, чтобы черноволосый проболтался о цели визита. В его глазах неподдельный интерес, когда он, слегка опустив голову, смотрит на Каина исподлобья. Карие глаза чуть смеются, ожидают ответа.  — Да, подкинули мне всякой мороки. Ольгимские так и носятся с этой свадьбой, — при упоминании одной из главных фамилий в глазах Ноткина проскальзывает нотка грусти. Парень переминается с ноги на ногу — очевидно, нога ноет — и ровным голосом спрашивает:  — Ты сам-то к ней что-нибудь чувствуешь? — он говорит о младшей Ольгимской. Виктория… Каспар не раз думал о том, что их будет связывать в предстоящем браке. Преданность, доверие, понимание? Ему кажется, что вовсе не любовь. Хан не любил Викторию, как делают это обычные люди. Не испытывал к ней сильных и высоких чувств. Да, он был привязан к ней, понимал, что ему нужно быть с ней. Но нет, не любил.  — Она дорога мне. И знает, какой путь будет правильным, — ответить оказывается сложнее, чем размышлять. Сформулировать своё отношение к новой хозяйке, как к спутнице жизни сложно. Каспар говорит размеренно, подбирая слова. Но чувствует некое смущение. Словно стыдится перед своим… другом. Они были точно не врагами, но и не близкими приятелями. Хану захотелось назвать Ноткина именно другом, хотелось попытаться им быть для него, — Я просто должен ей довериться. Атаман окидывает Каспара изучающим взглядом. Брови чуть сведены, он серьёзен. Это выражение лица делает его намного старше своих лет. Он ведь и вправду не был пятнадцатилетним пареньком. Он был понимающим юношей, умел оценивать ситуацию трезво, окидывая старших взрослым взглядом. Это и делало его отличным лидером. Каин пытается понять, когда рыжий успел так измениться. Вспоминает те времена, когда отражения Многогранника утягивали в сказку и Ноткина с его друзьями. Тогда они видели, что башня способна показать им все мечтания. А потом была глупая ссора, раздор. Хан лично изгнал Ноткина из Многогранника, когда тот посмел обвинить их всех в глупости поступков. Утверждал, что отражения лишь туманят голову, что нельзя вечно забываться в беззаботном детстве, что время идёт, и всем придётся это. Но Хан не слушал, злился, кричал. Рыжеволосый ушёл тогда, забрав с собой компанию единомышленников. Они осели на складах, стали называться Двоедушниками, а другим говорили, что вот их вторая душа — бредёт за ними зверьком. Этих зверьков не видел никто, но слова были уверенными. У Ноткина, говорят, тоже вторая душа есть. Ходит за ним серым котом, названным Артистом. Каспар никогда не проверял этих слухов и кота отродясь не встречал, но ему хотелось верить, что это не ложь. Может Ноткин повзрослел именно тогда. В тот момент, когда отчаянно пытался убедить детей Многогранника в своей правоте. Сейчас Хан думает, что те слова были правильны. Будущий атаман говорил громко, твёрдо, а младший Каин лишь отворачивался, обиженно фыркнув. С тех пор Ноткин и стал зрелым юношей, словно тогда ему открылась та истина, которую в отражениях нельзя было и заметить. Теперь башня разрушена, а Хан, кажется, так и остался тем мальчиком, пьянеющим от грёз. В этом было их различие. Но Каспар пришёл не просто так. Он хочет разговора, того разговора, что в башне так и не был закончен. В этом «Замке», как его называют дети, было немного прохладно, по углам выл ветер, а железные листы стен еле держались. Но тут чувствовалось спокойствие, то, что исходит и от Ноткина. Хан только пришёл сюда, а уже чувствовал уют. Тут даже лучше, чем в родных «Горнах». В поместье стены давили, отдавали серостью, картины всегда изображали что-то невнятное, только отец и Судья могли понять это. А сестра… когда Мария стала видеть, как Хозяйка, то перестала общаться с Каспаром как с братом. Видения, что окружали её, словно плотная завеса, разделили их. А на этом складе Хан дышал размеренно, и одинокая керосиновая лампа на ящиках не казалась убогой. Действительно замок… убежище, где дети могли спрятаться, поболтать с атаманом, почесать за ушком у второй души. Ноткин как-то устало вздыхает и окидывает помещение взглядом. Затем подходит к одному из ящичков в самом углу и начинает в нём копошится. Не поворачиваясь, он, чуть повысив голос, говорит:  — Располагайся, Хан, — он продолжает что-то искать в деревянной коробке, а Каспар детальнее осматривает склад. Здесь достаточно вещей — видимо, детишки приносят из домов — всё на своих местах, помещение освещает несколько керосиновых ламп, по углам лежат самодельные детские игрушки, на полу расстелены ткани. Просто, но так по-домашнему, кажется, парень даже слышит мяуканье, но откуда — не знает. Хану здесь определённо нравится. Он озирается по сторонам и неуверенно подходит к месту, где недавно сидел Двоедушник. Присаживается, а Ноткин наконец заканчивает возню и оборачивается. В руке у него пара сухарей, горбушка хлеба и бутылка молока. Рыжий шагает к Каину и садится рядом. Один сухарь протягивает черноволосому, другой оставляет себе. Хлеб и молоко кладёт между ними.  — Ты поговорить со мной хотел, верно? — Ноткин прерывает тишину вопросом и надкусывает сухарь. Каспар мысленно удивляется такой проницательности. Атаман не просто угадал, он знал это с самого прихода. Он не смотрит на Каина, лишь медленно жуёт, ждёт ответа, глядя в пол.  — Мне казалось, что осталось много неразрешённых вопросов. После падения башни я наконец захотел их решить, — смысла скрывать что-то уже нет. Можно просто говорить, Ноткин всё понимает. Хан принимается за свой сухарь, и тот оказывается довольно вкусным, даже свежим.  — Если ты о той ссоре, то я больше не зол на тебя. Не стоит извиняться — что было, то было, — вот так просто. Каин даже чуть не подавился. Он пришёл, удивляясь, что его вообще пустили на порог, а тут оказывается, что он и не зол даже. Рыжий поворачивает голову вбок, и со словами «Аккуратнее…» протягивает бутылку молока. Хан принимает бутылку, открывает и делает небольшой глоток.  — Если честно, я думал, что ты даже впускать меня не захочешь, — Каспар чуть посмеивается над собственной глупостью. Какой же он всё-таки дурачок. Тоже поворачивает голову и встречается взглядом с хихикающими карими глазами.  — Что ты. Я же не Брага какой-нибудь, — саркастично отпускает Ноткин. Оба заходятся смехом. Лёгким, тёплым, даже приятельским, смехом… Успокоившись, атаман смахивает слезинку с глаза и вздыхает, — Я не прогоню. Оставайся, сколько хочешь.  — Спасибо, — как-то неуверенно говорит Хан, не понимая даже, за что благодарит. За то, что разрешил остаться, а может и за то, что просто так простил его. Дальше они замолкают, слышно только, как они жуют. Запив всё это молоком, они опустошают бутылку и Ноткин встаёт, относя её в сторону ящиков. Каспар наслаждается тишиной. Еда насыщает, даже расслабляет. Он откидывается назад и прислоняется к дереву спиной. Спокойно выдыхает и замечает, как что-то трётся об его ногу. Сперва кажется, что показалось, а потом на колени к нему прыгает пушистый зверёк. Парень смотрит на серого кота и замечает: его глаза карего цвета, с такой же хитринкой, как у атамана. Смотрят прямо тебе в душу, вроде смеются, а на самом деле серьёзны, осознанны. Кот мяукает и Хан протягивает к нему руку. Зверёк трётся головой о протянутую ладонь, не закрывая глаз, виляет длинным хвостом, чуть выпускает коготки, что впиваются в штанины Каспара. Юноша меняет положение руки и чешет кота под мордочкой, такой тёплый и ласковый зверёк. Хан чуть наклоняется над ним, разглядывая серую шерсть.  — Ну здравствуй, Артист.