«Ты — мой единственно верный выбор.»
Юнги с момента, когда снова оказался рядом, и слова не произнёс. Не может подобрать подходящих, чтобы попросить прощения за то, что должен был предать. Особняк, в котором все закончилось, остаётся позади. Чонгук наконец-то спокоен. Сокровище сидит на соседнем сидении, но усиленно избегает взгляда. — У тебя ничего не болит? — первый голос подаёт альфа. — Нет. А у тебя? — Юнги боковым зрением поглядывает на Чонгука. — Нет, — молчание становится неловким, поэтому Чонгук нажимает на газ, дабы быстрее оказаться дома. Дорога затягивается из-за пробок и бесконечного потока машин, но как только они снова оказываются во дворе, Юнги наконец-то выдыхает. Бассейн, который уже успел полюбиться, кажется родным. Трава, цветы, сам дом и Чонгук… Чонгук, который открывает дверь и проходит первый, дожидаясь появления омеги. Но чуда не происходит, а детектив с места сдвинуться не может. — Юнги? — снова. Не «сокровище», не «детектив», а это холодное «Юнги». Режет ножом по сердцу. — Почему ты стоишь там? Заходи, — омега лишь мотает головой. — Не могу. Я не должен, Чонгук, — на глазах снова слезы, а в памяти момент, когда Чон оставил его. — Юнги, не говори чушь, зайди в дом, — альфа потирает глаза и делает шаг вперёд, но омега поднимает руки — приказывает остановиться. — Не нужно, Чонгук. — Юнги, прошу, зайди в дом и давай поговорим, — Чонгук пытается заглянуть в глаза омеги, но все безуспешно. — Все, что с нами произошло — моя вина. Я должен был сразу тебе обо всем рассказать, тогда ничего бы не случилось, — Юнги вытирает рукавом потрепанной Чонгуковой рубашки первые слезы. — Я не должен был тебя предавать, но я правда… Ни слова касательно тебя и твоих дел не сказал. — Юнги… — Прости меня, Чонгук, но будет лучше… Будет лучше, если я исчезну из твоей жизни, — голос предательски срывается, а слезы продолжают градом скатываться по щекам. — Я не должен быть рядом с тобой — я этого не заслуживаю, — Юнги не перестает дрожать и всхлипывать. Сердце Чонгука сжимается и разбивается вдребезги, от вида такого крохотного плачущего комочка. — Юнги, стой на месте, — Чонгук рычит, когда замечает, как омега медленно пятится к выходу, желая скрыться. — Отпусти меня. Тебе все это приносит только неприятности, — Юнги разворачивается, желая как можно дальше и скорее скрыться из виду. Он должен уйти, чтобы снова не делать Чонгуку больно.Jacob Lee — Demons
В очередной раз с места сдвинуться не позволяют крепкие объятия. Чонгук носом зарывается в омежьи волосы и полной грудью делает вдох. — Никогда. Не при каких обстоятельствах не смей снова меня оставлять, — шепот, который суждено слышать только сокровищу. — Я оставил тебя всего однажды и пожалел об этом уже бесконечное количество раз, — Чонгук крепче сжимает руки и прижимает к себе Юнги. — Чтобы вернуть тебя я шёл через огонь, mi tesoro. Думаешь, я смогу хоть когда-нибудь тебя отпустить? — детектив не перестает всхлипывать. — Выкинь из своей головы мысль, что без тебя мне будет легче. Меня без тебя не будет вообще, сокровище, — Чонгук целует омегу в висок и поцелуями опускается на щеку и шею. — Без твоего запаха я задыхаюсь. Без твоих касаний и взгляда — мир красок не имеет. Без тебя, Юнги, я — не я, — Чонгук поворачивает к себе детектива и укладывает руки на его лице, продолжая утирать слезы, что не перестают скатываться по щекам. — Я люблю тебя, mi tesoro. Так сильно люблю, что не представляю своей жизни без тебя, — и целует, вкладывая посыл своих слов в касание губами. Юнги держит в своих руках чужие, что все это время покоились на щеках, и молится, чтобы этот момент никогда не заканчивался. Чонгук отстраняется всего на секунду, чтобы подхватить омегу на руки. — Твои раны… — Ничто, в сравнении разлуки с тобой. Дом Чонгука нисколько не изменился. С последнего дня, когда Юнги был здесь. Все осталось на тех же местах. Даже чашка с кофе, которую он пил тем утром — все еще стояла на столешнице. — У меня без тебя жизнь остановилась, Юнги. Ни одно воспоминание о тебе не решился убрать. Сил на это не хватило, — Чонгук занес омегу на своих руках в гостиную и оставил у входа в ванную. — Можешь искупаться, но прошу тебя, молю, выкинь любую мысль о побеге из своей головы, — Чонгук на секунду попытался отстраниться, но Юнги не позволил. Снова протянул к себе и впился в губы настойчивым, почти звериным поцелуем. — Я люблю тебя, мой Демон. Кажется, я был рождён, чтобы всегда любить тебя, — шепот из сладких уст и Чонгук окончательно звереет. Впечатывает омегу спиной в стену и продолжает, снова и снова, впиваться в его губы поцелуем. Чонгуку нужно это. Нужно чувствовать, как короткие ноготки Юнги впиваются в его плечи, когда Чон подхватывает омегу под бедра и несёт в спальню. Нужно слышать, как детектив тихо постанывает, когда альфа опускается поцелуями-укусами на тонкую шею. Нужно чувствовать, как эти ноги оплетают его талию и прижимают ещё ближе к себе. — Я так сильно скучал по тебе, Чонгук. Я ни на секунду не сомневался, что ты придёшь за мной, — Юнги шепчет между поцелуями. Чонгук опускает его на пол у кровати и медленно расстёгивает пуговицы на рубашке, что когда-то принадлежала ему. Юнги внимательно осматривает лицо альфы — сосредоточенное и напряжённое. Медленно проводит рукой по скуле, которая от прикосновения ещё сильнее сжимается. Темная рубашка ненужной тряпкой падает на пол, а тело Юнги покрывается мурашками от такого пристального взгляда. — Самый красивый, — Чонгук покрывает грудь омеги поцелуями-бабочками. — Самый драгоценный, — щеки и лицо детектива так же не остаются без внимания. — Люблю… люблю… люблю… — Снова впивается поцелуем в сладкие уста. Юнги усаживает альфу на постель и стаскивает с него футболку, открывая вид на все ожоги, покрывающие крепкое тело. — Прости меня… — снова закусывает губу, чтобы не разрыдаться. Юнги медленно укладывает Демона на постель, и садится рядом. — Каждую твою рану залечу, — на первый небольшой ожог приходится ласковый и аккуратный поцелуй. У Чонгука от такой нежности голова кружится. — Заберу всю твою боль себе, — маленькие пальчики оглаживают раны побольше. — Если бы не я, ты был бы в порядке. — Я сейчас в порядке, Юнги. Когда ты здесь, рядом со мной, — омега не останавливается, продолжает покрывать каждый маленький участок тела поцелуями. Хочет поскорее всю боль забрать — облегчить страдания. Юнги опускается ниже и через жёсткую ткань джинс накрывает губами бугорок, чрезмерно жаждущий внимания. Чонгук шипит сквозь зубы — он ожидал чего угодно, но не этого. — Юнги, ты меня с ума сведёшь, — а омеге в радость. Он зубами опускает собачку и свободными руками расстёгивает пуговицу на штанах, не переставая смотреть в глаза Чона, что уже стали полностью чёрными. Чонгук дергается вперёд и тянет омегу на себя, переворачивая его и накрывая сверху своим телом. Впивается в губы резко, кусает то верхнюю, то нижнюю. Толкается между бёдер омеги, вызывая у того не только табун мурашек, а и несдержанные всхлипы. От сладкого тела приходится оторваться, чтобы стянуть ненавистные брюки. Теперь Чонгук может в полной мере осмотреть все ссадины и гематомы на белоснежной коже. Ни на секунду не жалеет, что стер Диего с лица Земли, что отправил альфу к своим предкам. Жалеет только о том, что пришлось сделать это быстро, не довелось замучить его до смерти. — Всех уничтожу, кто больно сделал. — Этим и сделаешь, — Юнги заключает лицо Чонгука в свои ладошки и чмокает его в нос. — Хватит с нас крови и ужаса. Будь со мной, Чонгук, — и Демон останется. Всегда будет рядом. Юнги тянется руками к джинсам Чонгука — намекает убрать эту часть гардероба с себя. — Сокровище, ты слишком ненасытный. — А ты слишком много говоришь. Юнги прикусывает нижнюю губу альфы слишком сильно. Чонгук на это лишь шипит и толкается бедрами вперед жёстче. — Сумасшедший. — Твой. — Мой, — Чон рычит и прикусывает нежную кожу на шее, помечает своими следами, чтобы каждый знал, кому сокровище принадлежит. Приходится отстраниться всего на минуту, чтобы стащить с себя ненужные брюки и нижнее белье, и снова вернуться к омеге, что тянет к нему свои маленькие ручки. — Ты уверен, детектив? — Как никогда, — Чонгук проводит руками по внутренней стороне бедра омеги. Откровенно наслаждается тем, какая у него мягкая кожа, и каждым вздохом — ответом на прикосновение. Юнги натягивается как струна, когда Чонгук поцелуями приближается к сокровенному. Альфа собирает руками естественную смазку и подставляет первый палец к колечку мышц. Наклоняется ближе к лицу омеги, желая ловить каждый судорожный выдох своими губами. — Я не сделаю тебе больно, сокровище. Расслабься и доверься мне, — Юнги ноготочками впивается в крепкие плечи и удовлетворительно мычит. Он хочет этого. Хочет Чонгука. Хочет целиком и полностью принадлежать только одному человеку. Чонгук медленно проталкивает первый палец в горячее нутро, замечая как жмуриться омега. Вторая рука гладит каждый миллиметр белоснежной кожи, отвлекая внимание на себя. — Такой красивый, — Чонгук говорит на грани слышимости. — Самый нежный и ласковый. Только мой, — только когда омега сам толкается бедрами, Чон проталкивает второй палец, перебивая шипение поцелуем. Альфа кусается, сжимает в своих руках талию Юнги и дышит. Дышит эти человеком, что с такой дрожью отзывается на каждое прикосновение. — Чонгук, — глаза омеги закатываются, когда альфа попадает по искомому комку нервов, а по всему телу проходит сильная волна дрожи. — Тише, мальчик мой, тише, — Чонгук опускается губами к бусинам сосков и легонько прикусывает один из них, параллельно проталкивая третий палец. Юнги жмурится, а в уголках его глаз скапливаются слезы. Чонгук останавливается всего на секунду, позволяя Юнги привыкнуть, но через мгновение возобновляет свои движения. Альфа толкается сильнее, вновь попадая по комку нервов. Юнги мечется по простыням, в поисках чего-нибудь, за что можно ухватиться, дабы оставаться в сознании. Чонгук нежен, не перестает говорить слова о любви и целовать. Покрывать поцелуями каждый участок тела, к которому дотягивается. — Чонгук, прошу, я хочу тебя, — Юнги тянет альфу на себя, давая понять, что он готов. Демон полностью накрывает сокровища своим телом, словно пряча его от всего мира. — Малыш, сначала будет больно, но все пройдёт. Ты веришь мне? — Угу, — детектив кивает головой и еще ближе прижимается к Чонгуку, будто желает стать с ним одним целым. Альфа подставляет головку ко входу, усиленно истекающему смазкой, и толкается, с первого раза входя лишь на половину. Следующий рывок позволяет войти полностью. Чонгук прячет свое лицо в изгибе омежьего плеча и судорожно выдыхает. Чувствует, как сильно напрягается Юнги, как сжимает его в себе. Боли не доставляет, но причиняет дискомфорт. — Прости, mi cesoro, прости за то, что приношу боль, — сейчас все еще главным остаётся Юнги. — Двигайся, Чонгук, — от тёплых слов и прикосновений Юнги все-таки удалось расслабиться. Чон не срывается с цепи, ему не это сейчас нужно. Ему нужно, чтобы Юнги чувствовал себя хорошо. Поэтому альфа сжимает своими пальцами чувствительные соски, продолжая толкаться не резко, но размашисто. Юнги короткими коготочками царапает крепкие предплечья, на которых вены ярко выступают, запрокидывает голову на подушки, открывая больше места для новых укусов и следов. Чонгук, как умалишенный вылизывает нежную шею, подольше задерживаясь на пахучей железе. Юнги обвивает талию альфы своими ногами, позволяя толкаться сильнее и глубже, доводя их обоих до исступления. Перед глазами плывут яркие белые пятна, голова кругом идет, но Юнги шепчет тихое: «быстрее», и у Чонгука окончательно срывает крышу. Движения становятся резче, а ритм постоянно сбивается. — Чонгук, поставь мне метку, — Юнги шепчет в бреду, когда Чон в очередной раз немного прикусывает пахучую железу. — Ты уверен? — опьяненное сознание, словно окатили холодной водой. — Уверен. Я хочу твою метку и ничью больше, — а Чонгуку больше ничего и не нужно. Альфа срывается на сумасшедший темп и только в тот момент, когда Юнги находится на грани, выпускает клыки, впиваясь ими в шею омеги. Детектив теряет связь с реальностью от количества эмоций и ощущений, которые разом накрывают его тело и сознание. Белесая жидкость продолжает пачкать их животы, пока Чонгук толкается в последний раз и кончает так же ярко, до звёзд перед глазами. Альфа выходит из разморенного тела, не позволяя сцепке случиться. Сил двигаться нет никаких, но Чонгук все-таки приносит полотенце, дабы стереть с тела Юнги все следы. Омега разнеженный, лукаво улыбается и хихикает, продолжая рассматривать мужчину. Своего мужчину. Своего Демона. Самого страшного человека во всей Мексике. Того, кто перед сном прижмет его к себе поближе, подарит миллион поцелуем и ещё больше раз прокричит о своей любви. Того, кто будет оберегать свое сокровище даже от кошмаров. Того, кому в руки Юнги отдал хрупкое сердце, полностью доверяя.*****
Six Feet Under — Billie Eilish
Незакрытая штора даёт о себе знать яркими лучами на лице. Юнги открывает глаза и жмурится. Сегодняшний день начинается с солнца. Омега лениво потягивается на постели, а по телу пробегает дрожь. В памяти всплывают яркие моменты с прошлой ночи, пока щеки медленно заливаются румянцем. Чонгук лежит на животе, спрятав руки под подушкой. В его волосах бегают солнечные зайчики, а спина медленно вздымается от каждого вздоха. Как же сильно Юнги влюблен. Детектив снова надел на себя одну из просторных рубашек Чонгука, которые ему подходят определенно больше. Омега медленно плетется в ванную, чтобы привести себя в порядок, но останавливается перед зеркалом внимательно осматривая результаты прошлой ночи. Взгляд задерживается на шее, где красуется все еще свежая метка. Юнги пальчиками пробегается по её краям и закусывает нижнюю губу, желая скрыть глупую улыбку, когда за его спиной появляется заспанный Чонгук. — Доброе утро, сокровище, — голос ото сна все ещё хриплый. Чон оставляет поцелуй на румяной щеке, затем опускается поцелуями к метке и целует её, слегка задерживаясь на ней губами. После прислоняется головой к виску Юнги и поднимает глаза на отражение, с которого его внимательным взглядом прожигает омега. — Доброе утро, Демон, — самая нежная улыбка расцветает на розовых губах и Чонгук, кажется, с ума сходит от дикого желания сцеловать каждую из этих улыбок, чтобы только ему одному принадлежали. И отказывать он себе в этом не может, поэтому снова и снова продолжает чмокать омежьи уста. Чонгук будто помешался на этом детективе, но не особо этому сопротивлялся. — Ты такой сладкий утром, Мин Юнги, я с ума схожу. — Прекрати, — омега выпутывается из крепкой хватки и укладывает руки на плечи своего мужчины. — Мне нужно, чтобы ты отвез меня кое-куда, — Юнги пальчиками бегает по груди Чонгука и закусывает нижнюю губу. — Куда? Мне определённо не понравится, не так ли? — Откуда ты… — Я все твои привычки выучил уже, детектив. И сейчас ты пытаешься меня соблазнить, чтобы я не злился, — Чонгук вычитывает омегу, но из своих рук не выпускает. — Ты манипулируешь мной, а я каждый раз в эту ловушку попадаюсь. — Я хочу, чтобы ты отвёз меня в место, где произошла та катастрофа, — Юнги взгляд опускает, не желает встречаться с чёрными разгневанными Чонгука. — Нет, — подобно раскату грома. — Я не могу сам отвести тебя в место, где тебе делали больно, Юнги. Куда угодно, но не туда. — Чонгук, прошу тебя. — Нет. Откуда эта мысль в твоей голове вообще взялась? — Я должен попрощаться… — С кем? Мы вывезли всех людей в город. — Чонгук, я не смогу спать спокойно, если не прощусь с Субином, — имя маленького альфочки, так рьяно бросившегося на защиту омеги, снова проходится ножом по сердцу. — Юнги… — слова подходящие не находятся. Только сердце сильнее сжимается. — Хорошо, собирайся — я отвезу тебя. Все остальное время проходит в тишине. Завтрак, который в горло не лезет, и поездка, в которой никто из них не произнёс и слова, поскольку в этом никто не нуждается. Район, где в последний раз Юнги верил во что-то хорошее. Место, где когда-то жили семьи с детьми. Улочки, на которых больше никогда не будут слышны голоса. Все разрушено. А под этими руинами похоронена маленькая душа. Юнги слез даже не пытается сдержать. Сейчас этот спектакль никому не нужен. Омега попросил заехать в магазин, чтобы купить маленькие детские ботиночки, не объясняя Чонгуку зачем они понадобились. — Не расскажешь, зачем тебе ботинки? — желание Чонгука, хотя бы на секунду отвлечь Юнги от болезненных воспоминаний, не покидало его от самого разговора и до сейчас. — Отец как-то рассказывал, что по старинке… — омега тихо всхлипывает, но рассказ продолжает. — По старинке, в месте, где погибал один из членов клана на проводах вешали его ботинки. Таким образом чтили память и отпускали душу погибшего в лучшие места, — руки дрожат вместе со срывающимся голосом. — Чонгук, он ведь был совсем еще ребенком, — истерика захватывает здравое сознание. Юнги даже говорить больше не может. Сердце разрывается, а душа скулит, будто загнанный в клетку зверёк. — Тише, Юнги, прошу тебя, — Чонгук держит в своих руках всхлипывающее и дрожащее тело. Глазами бегает по всем руинам, стараясь не пустить слезу. Поднимает голову к верху и промаргивается, дабы прогнать скапливающуюся жидкость. Чонгук крепко прижимает к себе Юнги до тех пор, пока тот не перестаёт всхлипывать. Истерика прошла, а слез больше не осталось. — Они уничтожили город… Здесь даже места нет, где я могу оставить ботиночки, — голос звучит слишком разбито, у Чонгука от этого сердце вдребезги разбивается. Он по сторонам осматривается в поисках подходящего места и находит. Находит единственное не разрушенное место, коим, по классике жанра, является детская площадка. — Пойдём, — Чон крепко сжимает в своей руке омежью — показывает, что он рядом и никуда не денется, чтобы не случилось. Детская карусель, почти нетронутая огнём, на ней до сих пор лежат мягкие игрушки и лопатки для песка. Всего неделю назад здесь играли маленькие мальчишки и девчонки, а сейчас — пустота. Юнги медленными шагами подходит к карусели и проводит по ней пальцами, снова тихо всхлипывая. — Прости меня, малыш. Я обещал тебя защитить, но не смог… — Чонгук закрывает глаза, сил сдерживаться больше нет. По грубой мужской щеке стекает слеза. Глядя на Юнги, что сидит у карусели на коленях и плачет, моля о прощении — на душе кошки скребут. — Прости меня, Субин-а, — одними губами шепчет Демон. — Ты мог бы вырасти прекрасным альфой, Субин-а… Но мы не смогли тебя защитить. Эти взрослые перед властью слепы. Не видят, что разрушают, дабы добиться того, чего хотят. Не видят, кого ломают и добивают. — Прости… — Я надеюсь, что там ты счастлив, малыш. Пожалуйста, будь счастлив. Прости и прощай, — Юнги опускает ботиночки на карусель и закрывает рот рукой, боясь завопить в голос. Дует лёгкий ветерок, который подхватывает листья с земли и кружит их. Солнечные лучи будто намекают, что Юнги услышан, поскольку из-за туч пробивается парочка и останавливаются на детских ботиночках. Субин услышал и простил. Определённо простил. И просит быть услышанным в ответ. Молит, чтобы Юнги жил дальше, не коря себя за то, в чем его вины нет. Чонгук открывает глаза и подходит к омеге, помогая ему подняться. Снова заключает его в крепкие объятия и обещает, что с этого момента все будет по-другому. Юнги не может не поверить. Ему это необходимо, как глоток свежего воздуха, чтобы в очередной раз цепляться за жизнь, как за что-то бескрайне важное. Вечные гонки наконец закончены, а борьба, в которой не было необходимости завершилась. Отсюда начнётся новая история, ни на что не похожая.*****
Jin — Yours
3 года спустя.
— Руки за голову, — дуло пистолета утыкается в крепкую спину. — Детектив? Не ожидал тебя здесь увидеть. — Медленно опусти то, что у тебя в руках и отойди на два шага назад, — Чонгук каждое слово слушает и слышит. Выполняет приказ, поскольку знает, что будет, если ослушаться. — Ты совсем не изменился, mi cesoro. — Чон Чонгук, сколько раз можно тебе повторять не приближаться к кроватке, пока меня рядом нет, — Юнги убирает игрушечный пистолет в коробку и отодвигает своего мужа подальше от ребёнка. — У тебя руки в два раза больше, чем мой малыш. Ты раздавишь его, чудовище, — Юнги прекрасно помнит, сколько разрушений приносит его мужчина. Поэтому строго настрого запретил даже приближаться к кроватке, если его самого нет рядом. И где мы сейчас? Пока омега готовил ужин, Чонгук успел пробраться в детскую к спящему Данте. — Ты преувеличиваешь… Рядом со мной он будет в безопасности, — Чон отводит взгляд в сторону, поскольку знает, что это не так. Юнги пару раз спасал их ребёнка от нелепости своего мужа. — Лучше просто молчи, Чонгук… Просто молчи, — омега подходит к кроватке и поправляет одеяльце с ромашками. — Твой отец напугал тебя, радость моя? — Данте бегает глазками от папы к отцу и радостно угукает. Ему нравится получать столько внимания. — Юнги… — Что? — омега тяжело вздыхает и поворачивается к мужу. — Я могу… — Говори, Чонгук, не тяни. — Я могу взять его на руки и немного покачать? — страх и гроза всей Мексики сейчас дрожит, как осиновый листок, перед своим мужем. — Можешь, — альфа дергается вперёд, но его останавливает рука Юнги. — Только прошу тебя, Чонгук, осторожней. — Хорошо, — Чон наклоняется к своему сокровищу и оставляет легкий поцелуй у него на лбу. Три года прошло, а их любовь только крепче стала. Этот союз подарил миру маленького демоненка. Данте, Данте, Данте… Чонгук тогда трижды произнёс имя ребёнка. Своего ребёнка. Так будут называть дитя, что положит к своим ногам империю. Демон и сейчас с особым трепетом держит на руках свою святыню, только под более пристальным взглядом сокровища. Малыш немного кряхтит, когда Чонгук прижимает его к своей груди, но быстро успокаивается — чувствует родное сердцебиение. Совсем еще крохотный, но уже такой могущественный. Тянет маленькие пальчики к губам отца и сжимает их так крепко, насколько только сил хватает. Чон губы уточкой вытягивает, чтобы демоненку было удобней, а Юнги от этой картины улыбки сдержать не может. Два самых любимых мужчины, что делают его счастливым изо дня в день. Он за них жизнь отдаст, если понадобится. Но Чонгук не позволит. Сделает все, что необходимо, дабы семью уберечь от зла. — Уложишь Данте и растопи камин, будь так добр, — Юнги прикусывает нижнюю губу, чтобы скрыть улыбку. — Сегодня приедут Намджун и Чимин. — Эти двое слишком близки. Мне это не нравится, — альфа удерживает Данте за голову, чтобы малыш не упал. — Чонгук, они помолвлены, как три месяца уже. Тебе пора принять это, — Юнги и сам шокирован был, когда узнал. Два альфы, причём настолько разных альфы. Но любви ведь не прикажешь? Да и смысл приказывать, если только сердцу одному известно в ком ты нуждаешься. — Хочешь, могу записать тебя на групповую терапию? — Просто верните мне друга. Я что так много прошу? — маленький демоненок, будто чувствует недовольство отца, потому что носик морщит и кряхтит во сне. — Ну давай, разбуди ребёнка, Демон, — Юнги подмигивает Чонгуку и уходит, оставляя его наедине с капризным малышом. Уложить его получается не сразу, но Чон все-таки одерживает победу. Юнги суетиться на кухне, не обращая никакого внимания на, только что появившегося, мужа. Чонгук подходит к омеге сзади и укладывает свой подбородок ему на плечо. — Ты потрясающий, Юнги, — альфа целует чужую шею. — Ты чего? — Мне казалось, что со временем моя любовь к тебе перестанет расти, но нет… Каждый раз я удивляюсь тому, что влюбляюсь в тебя ещё сильнее, — Чон не перестает оставлять короткие поцелуи на всех открытых участках кожи. — Я люблю тебя, mi cesoro. Всегда любил и буду любить ещё больше, только ты позволь, — Юнги в крепких руках тает и сдаётся. Он этого безумца до бесконечности любит, до дрожащих коленок. — Я хочу сегодня с дядей обсудить моё возвращение на пост, — Юнги чувствует, как Чонгук всем телом напрягается, но альфа не спорит. — Хорошо, но только после того, как в этом мире появится еще один крохотный детектив, — Чон подхватывает омегу на руки и несёт в спальню, не подозревая, что внутри омеги уже зарождается новая жизнь. Демон, ради своего сокровища, сменил жару на вечные морозы. Сокровище, ради своего Демона, день на ночь поменял. И где-то там, в искрах костра, где отражаются бесконечные Вселенные, двое навсегда потеряются друг в друге.«Ты — моя последняя молитва и единственная вера…»