Limited

«Если ты любишь глубоко, тебе будет очень больно. Но оно того стоит». ― К.С. Льюис — Ты видела Гленна Миллера вживую? — рот Раделлы приоткрывается. — Да, два года назад, — говорит ей Флоренс, отрываясь от своего эссе по зельям, над которым она не могла сосредоточиться в течение последнего часа. — Альбион взял меня на его концерт в Карнеги-холл. — Серьезно? — Раделла отказалась от любых попыток выполнить домашнюю работу. Они только что обнаружили, что любят одну и ту же музыку — преимущество Раделлы в том, что она родом из Лондона, куда популярная американская музыка попала из-за маггловской войны. — Гленн — мой любимый музыкант. — Это было потрясающе вживую, — признается Флоренс, она не в силах удержаться от хвастовства. — К тому времени, когда он сыграл In the Mood, Альбиону пришлось удерживать меня на месте, чтобы я не встала и не начала танцевать. Девушка перед ней, казалось, была готова упасть в обморок, в этот момент она была более эмоциональна, чем Флоренс видела когда-либо. Она улыбнулась, ее самодовольство росло, она полностью осознавала, что мать, будь она здесь, дала бы ей пощечину за хвастовство. — Я скучаю по музыке, — продолжает Флоренс. — В этом замке слишком тихо. — Я знаю, — энергично качает головой Раделла. — В первый год я пыталась принести свое радио — я понятия не имела, что маггловские технологии здесь не работают. — Странно, как это работает, не так ли? Интересно, есть ли заклинание? Они замолкают, каждая девушка решительно возвращается к своим бумагам. Рядом с сочинением Флоренс туго свернут еще один свиток, и ее глаза обращаются к нему против ее воли. Это было письмо от матери, которое она получила тем утром, краткое и прямое, как и мамин стиль. «Флоренция, Я надеюсь, что это письмо дойдет до тебя в добром здравии. Альбион сообщил мне, что ты хорошо выступила на праздновании Самайна — я полагаю, ты написала, чтобы выразить благодарность Гринграсс за приглашение. Я уже сказала Альбиону сделать то же самое. Твой брат сказал мне, что у тебя замечательная компания друзей, и я пишу, чтобы убедить тебя пригласить их к нам домой на зимние каникулы. Они могут оставаться столько, сколько захотят, мы пробудем в Джорджии первую половину каникул, а потом отправимся в ​​охотничью хижину в Нью-Йорке. Пожалуйста, пришли имена присутствующих, чтобы я могла подготовить дом. Мама» Флоренс сразу же пригласила Лиззи и Филипа после прочтения письма. Следующей ее мыслью был Пирр от имени Лиззи, но одна мысль о Филипе заставила ее замолчать. Следующей в очереди на приглашение была Раделла, теперь расцветающая дружба между пуффендуйкой и Лиззи и Филиппом вселила в Флоренс уверенность, что они смогут поладить в течение нескольких дней, навещая ее в Америке. — Раделла, — начинает Флоренс, снова нарушая тишину. Лицо девушки поворачивается, чтобы посмотреть на Флоренс, маленькая бровь изогнулась, ожидая того, что Флоренс собирается ей сказать. — Лиззи и Филип приедут навестить меня в Америку на праздники, я подумала, может, ты тоже захочешь приехать? Лицо Раделлы стало смертельно бледным, ее глаза слегка остекленели. Между ними повисла тишина, и Флоренс почувствовала, как по ее спине поползли мурашки, когда они встретились взглядами. Не переоценила ли она уровень их дружбы? Тем не менее, присмотревшись, Флоренс замечает водянистый блеск в изумрудных глазах Раделлы. — О, Флоренс, я бы с удовольствием, — бормочет девушка странно приглушенным голосом, словно исходящим из глубины ее груди. — А не слишком ли опасно это во время войны? Флоренс обдумывает это. Грин-де-Вальд, конечно, вызывал беспокойство у любого магглорожденного, но он не ступал в Британию и уж точно не в Америку после катастрофы с Обскурой в Нью-Йорке более десяти лет назад. Она и представить себе не могла, что Раделла будет в большей опасности в Джорджии, чем здесь, в Хогвартсе, или дома, в Лондоне. — Мой папа говорит, что Грин-де-Вальд в основном придерживается терактов во Франции и России, — говорит Флоренс. Она тщательно пережевывает свои слова, стараясь не показывать, как много она действительно знает о вреде, причиненном Грин-де-Вальдом, о страхе Министерства перед нападением. Строго говоря, она не должна была знать. — Но, конечно же, я не хочу, чтобы ты делала что-то, что доставляет тебе дискомфорт. Раделла качает головой, ее глаза все еще блестят. — Нет, не Грин-де-Вальд, маггловская война, Вторая мировая война. Флоренс откидывается на спинку стула и кивает, когда на нее накатывает волна понимания. Конечно, Раделла будет обеспокоена войной, которая в настоящее время топит корабли через Атлантику и бомбит ее родной город Лондон на протяжении четырех лет. Флоренс почувствовала, как сквозь нее пробежала волна смущения из-за того, что она не осознала и даже не подумала, что война немагов могла повлиять на Раделлу. — Боже, ты, должно быть, думаешь, что я тупица, — говорит Флоренс, проглатывая едкий привкус гордости и кротко улыбаясь Раделле. — Я даже не думала об этом, но мы возьмем международный портключ, тебе не нужно будет беспокоиться о взрывах или затоплениях, и как только мы окажемся в Америке, ты будешь в полной безопасности. — Мне придется спросить у родителей, но если ты считаешь, что это безопасно, я, вероятно, могу приехать на первые несколько дней, если я вернусь до Рождества. — О, это будет легко устроить. Моя мама любит все планировать. Просто спроси разрешение у своих родителей, и тогда мы сможем договориться о датах. Две девушки улыбнулись друг другу. Всего несколько секунд спустя, когда девочки вернулись к своим школьным занятиям, рядом с Флоренс материализовалась темная тень, бесшумно опустившаяся на одно из мест прямо рядом с ней. Том был также красив, как всегда, факт, который, несмотря на то, что он теперь часто находился рядом с ней, был не менее сильным для Флоренс. Он не сказал ни слова, вместо этого полез в свою сумку и вытащил большую, обветренную книгу, которая выглядела так, будто ее окунули в реку и оставили сохнуть, так что страницы пожелтели и сморщились. На обложке виднелись зловещие следы когтей. — Привет, — шепчет Флоренс, раздраженная тем, что ее голос слегка задыхается от одного только его появления. Челюсть Тома сжимается, но он не отвечает, вместо этого он переворачивает страницу своей книги тонким пальцем, решительно глядя на том перед собой. Явно раздраженный чем-то, о чем он не хочет говорить, Флоренс позволяет Тому сидеть рядом с ней в тишине, безуспешно пытаясь успокоить чувство зуда, побуждающее его говорить. — Раделла, — говорит Флоренс, надеясь, что этот разговор отвлечет ее. — Ваша семья не пострадала от войны? Я имею в виду, они в безопасности, не так ли? — Да, поначалу дела обстояли намного хуже, но после нападения немцев на Россию рейды стали утихать, а когда Америка присоединилась к войне, все стало гораздо более управляемым. — Твои родители держат тебя в курсе? — Они присылают мне вырезки из газет, когда пишут, — говорит Раделла, и ее голос звучит немного глухо. — Трудно читать, знаешь ли. Боюсь, я прочту чье-то имя, которое знаю. — Я понимаю. — Флоренс кивает. Она провела много поздних ночей, задаваясь вопросом, не является ли ее отец целью атак Грин-де-Вальда. Ведь каждое письмо, которое она получает от него, может быть последним. Это отрезвляющая мысль, не осознавая Флоренс тянется к бедру Тома, прижимая пальцы к его ноге чуть выше колена. Под ее прикосновением Том напрягается, но ничего не делает, кроме как переворачивает страницу своей книги. — Я лучше пойду, — через мгновение вздыхает Раделла, сворачивая пергамент. — Я сказал Уильяму Барнаби, что помогу ему с домашним заданием по трансфигурации. Увидимся позже, Флоренс, — говорит она с радостной улыбкой, прежде чем закинуть сумку на плечо. — Реддл, — добавляет Раделла, прежде чем исчезнуть в облаке черноволосых кудрей. Флоренс считает, что это, вероятно, самое цивилизованное общение, которое когда-либо было между Томом и Раделлой, и эта мысль заставляет ее улыбнуться про себя. — Привет, — снова повторяет Флоренс, полностью поворачиваясь к нему лицом и упираясь ногами в нижнюю часть его стула. Ее пальцы бездумно скользят вверх и вниз по его ноге, как будто думая о чем-то своем. Том снова молчит. — Я тут подумала, — продолжает Флоренс, решив заставить его говорить. — О том, что ты сказал, что у магии Адсилы есть и другие применения. Я думаю, мы должны попробовать на уроке на этой неделе. — Хорошо, — через мгновение говорит Том, и его голос четкий и резкий, как будто она — муха, которую он сбрасывает со счетов. — Тебя что-то беспокоит? Том переворачивает еще одну страницу своей книги. Он все еще не посмотрел на нее, и неистовая энергия, которая, кажется, всегда возникает между ними, приобрела холодный, вялый тон. С всплеском беспокойства Флоренс отдергивает руку от Тома, чтобы они не соприкасались, не зная, что делать дальше. — Том? Наконец он откладывает книгу, но когда поворачивается к ней лицом, она не уверена, действительно ли это то, чего она хотела. Его лицо совершенно непроницаемо, но в его глазах знакомый красный блеск, который пугает ее до костей. Флоренс чувствует непреодолимое желание провести руками по его плечам, чтобы смягчить напряжение, которое она там видит, но вместо этого она молчит, ее грудь сжимается с пугающей скоростью. — У меня есть патрульная служба, за которой я тоже должен следить, а у тебя, кажется, есть важные планы, так что я оставлю тебя с этим, — он почти выплевывает, его брови нахмурены, как будто он в ярости. Флоренс чувствует, как поднимается ее гнев — чем она так разозлила его? Он был в ее присутствии едва ли больше нескольких минут, и все же он вылетел из-под контроля. Но прежде чем Флоренс успевает сказать что-то, Том встает на ноги и исчезает, оставив только боль в сердце Флоренс и покалывание в ее ладони от того места, где она его коснулась. С тошнотворным чувством Флоренс понимает, что он, должно быть, слышал, как она приглашала Раделлу к себе домой. Теперь вопрос был в том, что она будет делать дальше? *** — Моя дорогая, — улыбнулся Дамблдор, — вы неплохо продвигаетесь, учитывая все обстоятельства. Это была их обычная вечерняя сессия в понедельник, и Флоренс стояла, слегка задыхаясь, любуясь серебряной тарелкой, которую она только что воспроизвела. Ей даже удалось довести до совершенства цветочную гравировку, окружавшую внешний обод. Они выполняли более сложные задачи, переходя к более твердым материалам, таким как золото, серебро и свинец. Они требовали большего приложения усилий, и Флоренс понадобилась вся концентрация на своей внутренней магии, чтобы добиться желаемого результата. — Спасибо, — ухмыльнулась она, переводя взгляд со своего отражения в тарелке в мерцающие голубые глаза Дамблдора. — Приятно иметь возможность что-то делать на этих уроках, потому что я просто сижу в вашем классе и размахиваю палочкой, как дура. — Я был бы приятно удивлен, если бы ты могла трансфигурировать разумных существ без какой-либо предварительной подготовки, независимо от твоих способностей. — И все же, — говорит Флоренс, усаживаясь на мягкий табурет перед его столом. — - Поскольку Том, Лиззи и Раделла всегда совершенствуют своих животных, приятно чувствовать, что я, по крайней мере, двигаюсь вперед. — А как продвигаются ваши уроки с мистером Реддлом? — Голос Дамблдора по-прежнему приятен, но в его глазах больше нет искорки, когда он встречается взглядом с Флоренс. Она помнит гнев Тома, когда он узнал, что она рассказала об истоках своей магии Дамблдору. — Хорошо, сэр. Том хороший учитель. Ему нравится бросать мне вызов. — Я могу себе это представить. — Дамблдор склоняет голову перед Флоренс. — Том был одним из наших самых одаренных и многообещающих учеников с тех пор, как переступил порог Хогвартса. — Он сказал мне, что это вы рассказали ему о Хогвартсе, — говорит Флоренс, потому что не знает, что сказать. Глаза Дамблдора слегка расширяются, как будто он был шокирован. — У меня не сложилось впечатление, что Том доверял рассказы о своем детстве другим людям, — признается Дамблдор, слегка ерзая на стуле. — Том удивительно скрытен — я действительно считаю, что его одиночество — одна из причин, по которой директор Диппет счел, что он лучше всего подходит для роли старосты. — - Это заявление, имело большой смысл для Флоренс, которая привыкла к долгим приступам молчания, когда они с Томом учились бок о бок, или к кратким отмахиваниям, которые он делал своим сверстникам, чтобы оставить его и Флоренс наедине. — Мы собираемся посмотреть, смогу ли я использовать свою родную магию для дуэли, — говорит Флоренс, не в силах скрыть свое рвение. — Он думает, что могут быть и другие применения помимо тех, которым меня учили. Дамблдор слегка наклоняется вперед, когда Флоренс говорит, как будто она внезапно захватила все его значительное внимание. — Действительно? Очень увлекательно, — подпевает Дамблдор. — Ты собираешься учить Тома? — Он попросил, — пожимает плечами Флоренс, — но я не думаю, что смогу. Адсила научила меня чероки, а Том на нем не говорит. — Том обладает замечательной способностью понимать самые примитивные основы магии. Это то, что дает ему такой контроль над своей магией и делает его таким успешным учеником. — Дамблдор откинулся на спинку стула, но смотрит мимо Флоренс, как будто ее больше нет. — Я не удивлюсь, если Том сможет узнает от вас больше, чем вы думаете, просто наблюдая. — Да, он все-таки хороший ученик. Флоренс ерзает на стуле, не понимая, почему Дамблдор говорит ей все это. Казалось, он больше думал про себя, чем разговаривал с ней. — Хорошо, если ты добьешься какого-то прогресса, — наконец говорит Дамблдор. — Я был бы рад услышать об этом. Возможно, это даст нам больше информации о ваших способностях к трансфигурации. Она соглашается и благодарит его за урок, прежде чем убраться из комнаты. Это был вполне добродушный разговор, но Флоренс не могла отделаться от ощущения, что Дамблдор что-то от нее утаил. Но когда она добралась до общей гостиной, ей предстояла гора домашней работы и подозрения Флоренс вскоре улетучились из ее мыслей. *** Урок зелий, их котлы дымятся серебряным паром, который медленно опускается к полу, и теперь создается впечатление, будто столы парят в воздухе. Лиззи и Флоренс заглядывают в свой котел, в последний раз проверяя ингредиенты. — Кажется, все в порядке, — говорит Флоренс, пожимая плечами. — Хотя я не так уверена. — Я делала это прошлым летом с моим отцом, — хмурится Лиззи, перечитывая абзац, в котором описывается особый лавандовый оттенок, который должен был быть у их зелья. Сейчас же их зелье имело молочный оттенок. — Я думаю, что нам придется перемешать еще несколько раз. — Ты часто готовишь зелья со своим отцом? — спрашивает Флоренс, беря ложку для перемешивания и мешая ею содержимое внутри котла против часовой стрелки. Голова Лиззи склоняется набок, пока она думает. — Нет, но отец любит иногда проверять меня летом — чтобы увидеть, остаюсь ли я в форме. — Альбион и Оуэн делают так, — соглашается Флоренс, наблюдая, как их зелье слегка темнеет от очередного движения. — Когда им обоим исполнилось по шестнадцать, они начали постоянно драться на дуэлях. Свели мою маму с ума. — Кстати, о твоей семье, — сказала Лиззи, тоже не сводя глаз с зелья. — Расскажи мне больше о том, чего мне следует ожидать от каникул. Между прочим, моя мать отпустила меня. — Хорошо. Я бы обиделась, если бы она этого не сделала, — поддразнила Флоренс. — И ничего страшного, если ты уедешь до Нового года. — Да, нам с Филипом нужно успеть домой к празднованию Рождества у Малфоев. — Ну, я уверена, что у нас будет хороший ужин с друзьями, и у нас с тобой будет возможность покататься. Может быть, час или два, но в остальном все относительно непринужденно. — Значит, Филип, Раделла и я — единственные, кто придет? — Флоренс сосредотачивается на своем зелье, игнорируя холодный взгляд Элизабет. — Флоренс, ответь мне. — Да, прямо сейчас, вы трое. — Сейчас? — Что ты хочешь, чтобы я сказала, Лиззи? — Флоренс стонет, наконец поворачиваясь, чтобы посмотреть на свою подругу. — Я хочу знать, придется ли мне наблюдать, как Реддл смотрит на тебя так, будто ты жаркое, а он разделочный нож, или я буду избавлена от его постоянного присутствия. Рот Флоренс открывается, и она смеется. Она никогда не задумывалась о том, как взгляды, которые он дарил ей, должны были казаться другим, которые не могли чувствовать его жар. — Я думала пригласить его, но не знаю, как воспримут это мои родители, — признается Флоренс, думая о своем дебюте. — Ты каждую секунду проводишь с этим мальчиком, а теперь вдруг думаешь о своих родителях? В тоне Лиззи чувствуется раздражение. — Ты не понимаешь, Лиззи… — начала было Флоренс, но подруга перебила ее. — На самом деле понимаю. Честно говоря, ты думаешь, я не знала, как Филипп ко мне относится? — требует Лиззи. — Я должна была принять решение, которое было бы лучше для моей семьи. — Мы не встречаемся, Лиззи. — Как будто это имеет значение! — Лиззи закатывает глаза с такой силой, что Флоренс задается вопросом, не выскочат ли они у нее из орбит. — Реддл никогда даже не смотрел на девушек в Хогвартсе, и уж точно не потому, что не было вариантов, но он стал ходить за тобой повсюду, как собака. И не пытайся скрыть от меня свои чувства, я знаю, как ты радуешься, когда он появляется, чтобы проводить тебя на занятия или читать с тобой. — Да, хорошо, хорошо, — рычит Флоренс. — Мне нравится проводить время с Томом, ты счастлива? — Нет, потому что либо тебе придется сказать ему, что ты собираешься выйти замуж за какого-нибудь южанина, либо тебе придется собраться с духом и пригласить его в Америку на каникулы и позволить соревноваться за твою руку. — Ты выставляешь меня такой обузой, Лиззи! — Флоренс напряжена, как будто в нее стреляют с нескольких точек. — Конечно, ты не обуза, — тут же говорит Лиззи, слегка смущаясь, и ее взгляд становится мягче. — Просто… Я должна была прояснить ситуацию Филипу много лет назад… шанса не было, а теперь он такой грустный, когда смотрит на меня. Я чувствую, что разрушила все наши надежды на дружбу. Флоренс и Лиззи не говорили о ее помолвке, за исключением вечера, когда она поздравила Лиззи объятиями, смехом и подарком в виде конфет, которые она припрятала из Хогсмида. Они, конечно, никогда не говорили о чувствах Филипа. — Филипп простит, я знаю, что ему сейчас грустно, но я не сомневаюсь, что он придет в себя. — Да, конечно, ты права, — говорит Лиззи, громко сглатывая, пытаясь скрыть дрожь в голосе. Флоренс делает вид, что не замечает, как Лиззи несколько раз быстро моргает, чтобы прочистить глаза. — Он действительно хороший друг. — Как и ты, Лиз, — подбадривает Флоренс. — Вы все найдете способ пройти через это. Кроме того, он был бы идиотом, если бы не привязался к тебе, не возлагай на себя слишком большую ответственность. — Я нервничаю, Флоренс, — говорит Лиззи, и ее голос такой тихий и сухой, что Флоренс почти не слышит его. Блондинка беспорядочно помешивает зелье, и Флоренс приходится протянуть руку и помешать ей испортить их задание. — Из-за свадьбы? — Да. — Нервничать — это нормально, Лиззи, — говорит Флоренс своей подруге, потому что ей больше нечего сказать. — Я даже не знаю. Флоренс впервые вспоминает, что, несмотря на суровую внешность ее подруги, она все еще молодая девушка с такими же глубокими и текучими чувствами, как и ее собственные. Слова Лиззи эхом отзываются в голове Флоренс, звуча правдой внутри нее. Снова поднимает голову тошнотворная, скользкая волна неизбежности, полночь глаз Тома парит на ее периферии. — Я знаю, что ты чувствуешь, — говорит Флоренс. Лиззи фыркает. — Нет, я так не думаю. — Лиззи, как ты думаешь, почему я буду в таком ужасе, если Том познакомится с моими родителями? — Флоренс говорит так быстро, что слова спотыкаются друг о друга. — А если он им не понравится? Две девушки смотрят друг на друга, Флоренс сидит в первом ряду и смотрит, как в летних голубых глазах Лиззи забрезжило озарение. Они оба знают, что у Тома нет ни богатства, ни фамилии, и даже с его выдающимися магическими способностями нет никакой гарантии, что он сделает из себя достойного человека. Приемлемость Тома могла бы обсуждаться, если бы, как надеялся Слизнорт, он сделал многообещающую карьеру в Министерстве, но один его ум не смог бы расположить к себе родителей Флоренс. — О боже, Флоренс. В глубине глаз Флоренс щиплет, и ей приходится отвернуться. Флоренс знает Тома всего три месяца, и все же она не может себе представить, что когда-нибудь наступит время, когда она не будет чувствовать наэлектризованность его присутствием, не будет переполнена желанием заползти под его кожу и поселиться там. Она думает о том, как его пальцы танцуют на ее коже в невинных прикосновениях, и очень серьезно сомневается, что кто-то когда-либо сможет воспроизвести такое чувство. Эта мысль делает ее несчастной. — Флоренс, я думаю, тебе следует пригласить его. Я знаю, что это противоречит тому, что я сказала, но… — бормочет Лиззи. — Но я думаю, ты пожалеешь, если не попробуешь. Это здравый совет, но он не успокаивает дрожь в груди Флоренс. В ней было щемящее чувство, что она зашла слишком далеко. Она хотела показать ему весь свой мир, отвести его на могилу Адсилы, показать ему реку, в которой она играла в детстве. Флоренс хотелось видеть, как глаза Тома сияют от удовольствия, когда она показывает ему свою родную магию, чтобы открыть свой мир для него. Она думает, что может упасть в обморок.