Жди меня, я приду этой осенью, когда завянут все цветы

Чонгук посмотрел на лепестки петуний, плавающие на поверхности воды в унитазе. Последние дни его редко тошнило, поэтому каждый приступ ощущался особенно остро. Будто это было лишнее доказательство того, что он недостаточно старается выздороветь. Хотя по сути Чонгук и не знал, что должен делать. Он следовал всем предписаниям доктора Энгл и доктора Кэлагана, но в какую именно точку стоит бить, понять не мог. Чонгук всегда был упорным: лучше всех учился, лучше всех работал, но теперь он не мог придумать, как быть лучшим пациентом. Боли в суставах почти утихли, его перестало ломать по ночам, и потливость тоже пропала. Чонгук чувствовал себя гораздо лучше, чем месяц назад, но верил, что это из-за лекарств, а не каких-то его усилий. Он посмотрел на себя в зеркало и растянул губы в искусственной улыбке. Намджун обещал вернуться через несколько дней, но прошло уже больше недели. — Ты сам хотел, чтобы он уехал, — сказал Чонгук отражению, оно промолчало в ответ. Он вздохнул, собрал слишком длинные волосы в хвост и полез в душ. День был выходной, и никаких тестов и анализов не ожидалось, поэтому Чон собирался весь день провести в постели, поедая сладости и переключая одну серию сериала за другой. Он был бы не против компании, но мать увезла Габби в Лондон, чтобы развеяться, Юнги засел за новый проект, и ни одна сила во Вселенной не оторвала бы его от планшета, а Хосок укатил в Брайтон по работе. Чонгук приканчивал третью пачку жевательных мармеладок, когда в дверь постучали. Он поставил сериал на паузу и крикнул: — Входите! Сначала в открытую дверь влетели шарики — целая связка разноцветных шаров. Чонгук удивлённо заморгал и сел в кровати прямо. Потом из-за них показался Намджун, немного смущённый и словно… виноватый? — Привет, — улыбнулся застенчиво, на щеках обозначились ямочки. — Вот. Я подумал, что шары будут более уместны, чем цветы. В тёмной водолазке с высоким горлом, серых брюках в тонкую полоску и светло-сером пальто Намджун словно сошёл с обложки Esquire с подзаголовком: «Правила жизни успешного бизнесмена до 40». — Здравствуйте, президент Ким, — губы сами собой расплылись в ответной улыбке, но Чонгук тут же спохватился — натянул маску безразличия. — Я уже не думал, что вы вернётесь. Надеюсь, вы вдоволь наобщались с моей семьёй? Намджун неловко облизал нижнюю губу и снял очки, швырнул их на тумбочку так, что стекла слегка звякнули. Ничем не скрытый взгляд казался неловким и виноватым, как у подростка, который вернулся домой позже назначенного часа. — Прости, я знаю, что не должен был лезть не в своё дело. Я думал, что так будет лучше. — Вы бы могли спросить сначала меня, — не повышая голоса, отозвался Чонгук. — Ты прав, я не имел права вмешиваться. Я не думал, что она так отреагирует. Прости… Намджун опустился на колени и наклонил голову. Не упал, не бухнулся, а именно, не торопясь и не теряя достоинства, встал на колени. Чонгук от удивления открыл рот и забыл, как говорить. — Прости. Прости, что я не подумал о твоих чувствах и судил по себе. Я не знаю, почему решил, что её поддержка будет самой ценной для тебя. Прости меня, что я проявил такую самонадеянность и много на себя взял. Я должен был спросить тебя, ведь ты не ребёнок, и у меня не было права решать, что будет лучше. Прости. — Г-господин президент, — Чонгук буквально скатился с кровати и застыл напротив Намджуна. Он держал спину очень прямо, поэтому Чон вновь смотрел на него снизу вверх. — Перестаньте… пожалуйста, не надо! Чонгук протянул руку, будто собирался прикоснуться к плечу Кима, но остановился. Он смущённо прижал кулаки к груди. Внутри всё пылало, будто сухие ветки в лесном пожаре, но больно не было. Казалось, стоит открыть рот — и пламя вырвется наружу. — Не надо, слышите? Вы… мне так неловко. — Неловко? — Намджун поднял голову. — Тогда за это тоже прости. Он встал и следом потянул Чонгука, чтобы тот не сидел на полу. Как маленького усадил его на кровать. — Не прощай меня прямо сейчас. Просто знай, что мне невыразимо жаль, что я так сделал. Я идиот, который не подумал, каково будет тебе. — Перестаньте так унижаться, господин президент, — пробормотал Чонгук, прижимая холодные пальцы к горящим щекам. — Мне не стыдно извиниться, когда я знаю, что был не прав. Но если ты не хочешь слушать, тогда… — Намджун, вдруг поддавшись порыву, потрепал его по волосам и, положив обе руки ему на плечи, сказал. — Тогда, может, тебя порадует мой подарок, из-за него мне пришлось так сильно задержаться. — Подарок? О, не стоило… — он взглянул на стоящего очень близко Намджуна. Карие глаза на исхудавшем лице казались огромными и влажными, как у лесного оленя. Намджун невольно залюбовался и поймал себя на том, что не дышит. Он резко отвернулся и направился к двери, не расслышав, что там ещё бубнил Чонгук, — … достаточно того, что вы вернулись… — Нора, — Намджун выглянул в коридор и махнул дежурной медсестре. Снаружи раздалась какая-то возня и еле слышное поскуливание. В следующее мгновение Намджуна чуть не снёс чёрно-белый вихрь. Горячее дыхание ударило Чонгуку в лицо, а жёсткий, как наждачка, язык прошёлся по его щекам, ушам и подбородку. — Чатни? — не веря, спросил Чонгук и посмотрел на Намджуна. Тот, сияя и улыбаясь во все 32 зуба, кивнул. Чон снова оказался на полу, смеясь и плача одновременно. Он повторял только одно. — Чатни! Господи, это ты, Чатни?! Чатни! Чонгук обнял собаку, вдыхая родной, но почти позабытый запах. Он запустил пальцы в мягкую шерсть, слёзы капали собаке на загривок. Чатни всё норовила снова облизать всё лицо хозяина и радостно повизгивала, когда он трепал её. — Как ты здесь оказалась? Как вам это удалось? — Не без труда, но это всё неважно. Главное, что ты рад. — Спасибо! Спасибо! — Чонгук протянул ему руку и сжал ладонь Намджуна, надеясь, что прикосновение выразит всё, что он не мог сказать словами. Простого «спасибо» казалось недостаточно. — Вы… вы лучше всех, хён… Намджун неловко улыбнулся, Чонгук светился от восторга. Их и так разделяла почти десятилетняя разница в возрасте, а сейчас он казался совсем ребёнком. Такой же невинный и непосредственный. Чон то принимался гладить и целовать собаку, то поднимал на Кима полные хрустальных слёз глаза и повторял одними губами: «Спасибо, спасибо». Чатни облизывала от слёз его щёки и негромко скулила. Намджуну хотелось самого Чонгука потрепать по волосам, но он завёл руки за спину и уставился в окно. — Смотри, снег… — Этот день полон сюрпризов, — рассмеялся Чонгук и впервые за много месяцев не закашлялся после этого. Он потянул Намджуна за штанину, понукая его сесть рядом. Тот опустился на корточки. — А мне… мне можно будет оставить Чатни здесь? Больница будет против, да? — Мы что-нибудь придумаем. Может, уговорим доктора Энгл, что Чатни нужна тебе для терапии, а она уже договорится с больницей. — Правда? — Стоит попробовать. — Спасибо, хён! — Я больше не «господин президент»? — усмехнулся Намджун. — Ох, простите, президент Ким… Я не… Если вам неприятно, то я не буду. — Нет-нет! Даже не думай! Зря я, что ли, столько времени уговаривал тебя отбросить ненужные формальности. Теперь я точно твой хён. — Хорошо… хён. Чонгук ещё долго не мог оторваться от Чатни, а вернувшись в постель, усадил её в кресло рядом, чтобы можно было в любой момент дотянуться рукой. Намджун занял кресло с другой стороны кровати. — Что ты смотришь? — «Трепет сердца», — ответил Чонгук и тут же, зардевшись, добавил. — Но вам, наверное, будет неинтересно, это дурацкий подростковый сериал. — Зачем ты тогда его смотришь? — Он… — он смущённо взлохматил волосы на затылке. — Он не заставляет меня переживать, понимаете? В нём нет никаких страшных моментов, а все беды можно решить, просто поговорив друг с другом. В таких сериалах главная беда человечества — неумение говорить слова через рот. — Почему же ты думаешь, что мне не понравится? Неужели я выгляжу как какой-то сноб? — Хён, — Чонгук вздохнул. — Вспомните книги, которые вы мне читали… — Они тебе не понравились? — Не то чтобы не понравились, скорее, я ничего не понял. Весь этот модернизм и постмодернизм с их меланхолией, абсурдом и одиночеством… Это не для меня. — Почему же ты меня не остановил? — Я… — Чонгук вздохнул. В глубине души он знал ответ, но не мог заставить себя произнести его вслух. Намджун обещал вернуться и вернулся. Он привёз ему Чатни, соглашался ночевать на софе и никогда не жаловался, не попрекнул его ни словом, ни жестом. И всё же Чонгук не мог избавиться от чувства нереальности происходящего. — У меня завтра сеанс с доктором Энгл, вы можете остаться? — Хочешь, чтобы я поприсутствовал? Хорошо. — Я… я завтра постараюсь объяснить, ладно? Не сейчас. — Если ты так хочешь, — мягко отозвался Намджун. — Ладно, включай свой сериал, обещаю не быть снобом. Одна серия сменяла другую, а снег за окном одевал землю в белое. Не слышно было больше стука капель по жестяной крыше крыльца, дождик не бился в стекло, оставляя мутные разводы. Снег падал тихо-тихо, почти незаметно, словно крался на мягких лапах. Унылые осенние цвета сменились ультрамодной белизной. Уже стемнело, когда Чатни заскулила и запросилась на улицу. — Не вставай, — сказал Намджун разомлевшему Чонгуку, который уже полчаса пристраивал голову на подушку и боролся со сном. — Нет-нет, это моя собака, вы совсем не обязаны, хён. Я сам её выведу. Мне не впервой, я ведь один жил, так что приходилось выходить в любую погоду и в любом состоянии. — Но ты болеешь… — Я же не… — произнёс Чонгук и остановился на полуслове. Он хотел сказать «не умираю», но именно это и происходило. Чон невольно рассмеялся, и Намджуну послышалась в этом смехе весёлость висельника. — Я пойду. — Ладно, — не стал больше настаивать Намджун. Он помог Чонгуку надеть тёплую длинную куртку с капюшоном и отыскал в своём чемодане зимние ботинки на меху. — Всё предусмотрели? — спросил Чонгук, завязывая шнурки. — Как всегда, — кивнул Намджун, подавая ему поводок. Он потёр приятную кожу: гладкую с одной стороны и чуть шершавую с другой. — Это не мой, — Чонгук вопросительно поднял брови. — Вы купили для Чатни новый поводок. — Пришлось, мне неудобно было бы появиться с собакой в аэропорту без поводка. — У мамы не было поводка? Тогда, как же она выгуливала Чатни? Намджун пожал плечами. — Может, она просто мне его не отдала. — Возможно, — задумчиво отозвался Чонгук, выходя в коридор. Он молчал, пока они не вышли на улицу, а там задал давно беспокоивший его вопрос. — Как мама вообще отдала Чатни вам, хён? Стемнело, вдоль дорожки зажглись фонари. Небо казалось чёрным, как дно походного котелка. Снег медленно и безмолвно опускался в лучах света, укрывая белые камешки. Мелкие лужицы затянулись тонким ломким ледком. Чатни приплясывала от нетерпения у ноги Чонгука, она слишком засиделась. Он огляделся, чтобы убедиться, что в парке никого нет, и отстегнул карабин. — Так что, она просто отдала вам собаку? Они с Намджуном спустились по ступенькам и не торопясь побрели по дорожке, Чатни нарезала круги вокруг них. Словно вращаясь по орбите: то приближалась, то отдалялась, но при этом зорко следила, чтобы с хозяином ничего не случилось. — Я не хочу расстраивать тебя, — наконец, произнёс Намджун, глядя только на фонтан впереди. Без воды он казался одиноким и заброшенным. — Я… Я знаю, что мама ненавидит Чатни, — равнодушно сказал Чонгук. — Не удивлюсь, даже если скажете, что мама сдала её в приют. — Нет, всё не так плохо, но госпожа была рада отдать её мне. Тэхён сказал, что она приходила в офис и готова была её отдать кому угодно. — Вы видели Тэ… директора Кима? Намджун мысленно отругал себя за длинный язык. Откуда здесь вообще появился Тэхён, говорили ведь про собаку и говорили бы дальше. Ким искоса посмотрел на Чонгука, сам не зная, что хочет увидеть в его лице. — Да. Прости, я опять не подумал, что-то это начинает входить в привычку. — Ничего, я ведь не хрустальный, — грустно улыбнулся Чонгук. — Не нужно всё время ходить вокруг меня на цыпочках. Я не сумасшедший и знаю, что за пределами больницы никто не поставил жизнь на паузу. Мир не сжался до размеров моей комнаты. У этой любви никогда не было и шанса… Я ведь видел Чимина и то, что происходит с директором Кимом, когда он появляется рядом. Он раздражённо заправил волосы за уши. Они остановились возле уже покрытого лёгкими хлопьями фонтана. Его почистили и укрыли чашу плёнкой, только пухленький пошловатый херувимчик на вершине всё ещё целился стрелой в пустоту. Чонгук растёр замёрзшие руки. — Как резко похолодало, да? Он сунул руки в рукава и тряхнул головой, чтобы поправить капюшон. Намджун молча развязал свой огромный шарф и намотал его на Чонгука, укутав его почти по глаза, а затем глубоко натянул ему капюшон. Чёрные пряди снова упали на лицо Чона, и Намджун заправил их обратно. Его пальцы замерли на щеке, тонкие снежинки таяли, едва касаясь кожи. Чонгук посмотрел на него, в огромных шоколадных глазах были только невинность и немая мольба. Чонгук шмыгнул носом и пошёл дальше. Он наступил на большую лужу — лёд треснул, вода устремилась на свободу сквозь дырку. Намджун рассмеялся и мысленно назвал себя дураком. Почему он так себя ведёт, ведь ему никогда такое было не свойственно. Всю жизнь Намджун не испытывал интереса ни к каким романтическим приключениям. Его занимала только работа, она никогда не была простой, но там всё было понятно. Ведя бизнес, он испытывал и сомнения, и страх. Когда сделки срывались, Намджун злился, корил себя, что не был достаточно прозорлив. Но сердце его ни разу не замирало, не трепетало, как бабочка в неплотно сжатой руке. В работе Намджун не колебался: увольнял людей, закрывал передачи, прекращал выпуск журналов, если они не приносили прибыли. Он не страдал бессонницей, и совесть его не мучала. В бизнесе Намджун был безжалостен и холоден, и всё же… всё же жалел Чонгука. Он больше не уделял работе по двенадцать часов в день, укладывая все срочные дела ровно в те четыре часа, пока у Чонгука процедуры и занятия. Намджун, как и все, не приходил в восторг от больниц, но не сбегал, а, наоборот, всё время возвращался. Этот мир грусти и боли привлекал его больше, чем любая борьба за место под солнцем, которая раньше так горячила кровь. Он не мог понять, что в его прошлой жизни казалось таким важным, что готов был ночевать на работе, забывая про праздники, друзей и родных. Когда именно треснул панцирь на его душе? Может, ещё в тот самый первый раз, когда Чонгук отвесил ему поклон в 90 градусов? Намджун глядел на удаляющуюся фигуру, закутанную в объёмный пуховик и оттого немного нелепую. Он не верил в судьбу, но что-то привело его сюда, в этот парк, в этот момент. — Хён, — Чонгук остановился и обернулся, Чатни завертелась волчком у его ног. — Что-то случилось? — Ничего, — покачал головой Намджун. Как это глупо и неправильно влюбиться в умирающего, но ещё хуже любить того, кто уже любит кого-то другого. Влюбиться? Откуда только взялось это слово? Барракуды, вроде Намджуна, не способны любить. Он вздохнул и послушно, как Чатни, потрусил вслед за Чонгуком. — Наверное, стоит вернуться внутрь? Тебя ждёт ужин, а мне сегодня стоит съездить в город. — Зачем? — удивился и как будто даже расстроился Чонгук. — Работа? — Работа, — кивнул Намджун и не стал вдаваться в подробности. — Ладно, — он подозвал Чатни, снова пристегнул поводок и похлопал её по шее. — Хорошая девочка, пойдём обратно. Они ушли, а снег ещё долго заметал собачьи следы, оставленные по всему парку. Тёплый ветер с моря качал тонкие верхушки берёз и скидывал лёгкий белый пушок с еловых лап. Чонгук и Чатни проводили Намджуна до машины, оставив в холле грязные мокрые следы, и вернулись в палату. Он загнал собаку в душ, тщательно вымыл своим шампунем. Чатни послушно поднимала то одну лапу, то другую и даже позволила набросить на себя полотенце, а не принялась отряхиваться, как только он закрыл воду. В комнате он насыпал для неё корм и налил воды, а сам решил не ходить на ужин. Чонгук навзничь упал на кровать, пока Чатни радостно хрумкала кормом. Общий свет не горел, только ночник на тумбочке, и потолок тонул в серой тени. Он вернулся… Вернулся, как и обещал. Но снова ушёл… Вернётся ли завтра? Чонгук никогда не позволял собаке спать в его кровати. Поэтому он кинул подушку на пол и, завернувшись в одеяло, улёгся рядом с Чатни. Спиной он прижался к радиатору, сунул одну холодную руку собаке под бок, а второй обнял. Чатни лизнула его ладонь. — Что всё это значит, Чатни? Зачем он так делает? Зачем заставляет меня думать, что я что-то значу? Ведь я ни о чём не просил. Я так боюсь снова остаться один. Машина мчалась по тёмному шоссе, проскакивая один освещённый круг за другим. Напрягалась аудиосистема, заполняя салон тяжёлым роком, от которого будто даже сиденья дрожали. Намджун крепко сжимал руль и вдавливал педаль газа в пол, заставляя стрелку спидометра ползти вверх. Отбойники незаметно пролетали за бортом, а знаки ограничения скорости исчезали так быстро, что Ким при всём желании не увидел бы, что там написано. Въехав в городскую черту, Намджун сбросил скорость и влился в общий поток расползающихся по домам горожан. Он остановился у входа в гостиницу и кинул парковщику ключи. Швейцар распахнул тяжёлую дверь, и Намджун, не сбавляя шага, прошёл прямо к лифтам. Всё вокруг было выполнено в неброском солидном стиле, как и полагалось дорогому старинному отелю. Персонал проявлял вежливость и предусмотрительность, но никогда ни на йоту не нарушал личных границ гостей. В таком отеле можно было не бояться слухов и разговоров. Намджун оказался в своём номере и скорее скинул верхнюю одежду, а затем и всё остальное. Он выкрутил краны в душе до упора и шагнул под упругие бьющие в макушку струи. Пар заполнил кабинку, Намджун помассировал затылок. Он должен вернуть себе себя. Хватит уже разводить нюни. Намывшись мочалкой до скрипа, он насухо почти зло растёрся полотенцем. В гардеробе обнаружилась парочка свежих наглаженных костюмов, которые он в прошлый раз кинул в корзину для белья. Над стойкой администратора большие часы с чёрным циферблатом и золотыми стрелками показывали четверть десятого, когда Намджун показался в холле и прошёл в бар отеля. На нём был простой чёрный костюм без галстука, две верхние пуговицы на сорочке расстегнуты, показывая смуглую крепкую шею. Вид его был прост только для неискушённого глаза, опытный — тут же бы отметил и дорогие ботинки, и часы, и запонки, а так же едва заметный золотистый блеск тонких полос на пиджаке. Намджун прошёл через зал и устроился на высоком стуле у барной стойки. Он указал бармену на бутылку позади, и тот, поняв всё без слов, плеснул янтарного скотча ровно на два пальца. Намджун покачал напиток в бокале с толстым дном и поднёс ко рту, но не отпил, а лишь попробовал на язык. Во рту чуть защипало, а потом загорелось. Намджун развернулся на стуле, опёрся локтями на стойку и оглядел зал. Почти все столики, освещённые маленькими настольными лампами, были заняты. По левую руку располагалась низкая, не выше колена, сцена. Певица в блестящем кремовом платье, и поведением, и фигурой похожая на Джессику Рэббит, ласкала пальцами в перчатках стойку микрофона. Из колонок над стойкой лился её глубокий хрипловатый голос. Она пела какую-то старую блюзовую песенку, где припев начинался словами: «If I didn't care…». Намджун перевёл взгляд направо, приглядываясь к сидящим за столиками, и нашёл, что искал. Вернее, кого. В нише в самом дальнем углу от сцены, закинув ногу на ногу, сидел парень. Он крутил в пальцах ножку бокала с вином и тоже оглядывал зал. Заметив заинтересованность Намджуна, юноша чуть приподнял бокал, салютуя, и кивнул на место напротив себя. Ким соскользнул со стула и прошёл через зал. — Добрый вечер, — неожиданно низким голосом произнёс юноша по-английски. Светлая чёлка падала на тёмные глаза. Он кокетливо облизал пухлую с выразительным изгибом верхнюю губу. — Привет, — Намджун уселся на скрипнувший кожей тёмно-синий диван. — Скучаешь? — Больше нет, — он запустил пальцы в свои белые волосы. — Как тебя зовут? У него было узкое лицо сердечком и хитрые лисьи глаза, сильно, но искусно накрашенные. На носу и нежных, как персики, щёчках россыпь ненастоящих, но милых веснушек. Этот парень — противоположность Чонгука, но так даже лучше. — Давай я лучше возьму тебе выпить, а имя — чёрт с ним. Парень придвинулся ближе и, хитро улыбаясь, спросил: — Разве ты не хочешь, чтобы я простонал твоё имя… потом, попозже? Хочешь, я представлюсь первым? — он протянул Намджуну тонкие длинные пальцы. — Мама назвала меня Феликс. — Если настаиваешь, я Намджун. — Приятно познакомиться, — отозвался Феликс, прижимаясь к Намджуну так тесно, будто собирался забраться ему на колени. — Что тебя сюда привело? Ищешь приключений? — Хотелось… забыться. Намджун хотел бы забыть те огромные глаза, что смотрели на него с невысказанной отчаянной надеждой, будто не врачи, а он должен найти лекарство от неизлечимой болезни. Он должен выбросить из головы тёмные, чуть вьющиеся на концах волосы и плечи, которых они касаются. Ему не стоит думать о руках, сжимающих новенький поводок. И точно не стоит вспоминать об истерзанных кашлем и тошнотой, покрытых трещинами и ранками губах. — Тяжёлый день? — Скорее, месяц или два, — Намджун допил свой скотч и жестом попросил официанта повторить. Рука Феликса проскользила по его бедру вверх. — Тогда, — его губы почти касались щеки Намджуна, — может, мы пропустим все эти скучные разговоры и сразу поднимемся к тебе? — Не думаю, — Ким покачал головой. Его затошнило от мысли, что нужно будет прикасаться к этому парню, пахнущему пудрой и конфетами. Намджуну не хотелось чувствовать его губы на своих губах. Закрывая глаза, он видел лишь одно лицо, и оно было не Феликса. — Что не так? — Феликс напрягся, рука испарилась с ноги Намджуна. Пальцы вновь обхватили ножку бокала. — Знаю, это прозвучит глупо, но… дело не в тебе. — Дело в тебе? — усмехнулся парень. — Слушай, зачем ты вообще подошёл? Я подумал, мы оба просто хотим потрахаться и разбежаться, или что? — Так и было, но… Я не могу. Ты суперкрасивый, но я… не могу. — Так ты занят, — разочарованно протянул Феликс. — Боишься, что узнает или что совесть замучает. — Нет, я ни с кем не встречаюсь. Просто… — Намджун задумчиво пожевал губами. — Есть один человек… Не могу выбросить его из головы. Я думал, скотч и приятный парень помогут, но что-то не выходит. — О, милый, — юноша сочувственно погладил его по плечу, — так это любовь. — Что? Нет! — А что же это тогда? Намджун пожал плечами. Феликс нагнулся к нему очень близко и произнёс, почти касаясь губами его щеки: — Пойдём отсюда, и я заставлю тебя забыть обо всех остальных парнях? Я это умею. — Не думаю, что получится. — Послушай, — из голоса Феликса пропала даже тень кокетства, — ты клёвый. И я уверен, под этим костюмом много вкусного, но если этот парень так тебя зацепил, то иди к нему. Раз кроме него тебе никто не нужен, то тебе не стоит тут быть. Уходи, не порти мне вечер. — Может, ты и прав, — Намджун залпом допил скотч и поднялся. Феликс подал ему руку для пожатия, но Ким прижался губами к длинным пальцам. — Это точно, — хихикнул парень. — Так что хватит себя обманывать, иди к своему парню. Намджун почти дошёл до своего номера, когда в кармане зазвенел телефон.