Громкие звуки музыки, возбуждённые крики толпы, хлёсткие ладони, расходящиеся бурными аплодисментами — всё это беспощадно ударяет в уши, доставая самые перепонки, выбивая последнее здравомыслие из мозга и желчь из желудка. Потому что осточертело. Белые ручные голуби разлетаются по всему периметру, свободно парят над восторженными головами, нарезая круги и вырисовывая узоры в уже спёртом под натянутым красно-белым шатром воздухе.
Смазанные лица; запах горелого сладкого попкорна; детские пальчики, указывающие на сцену; ослепляющий свет разноцветных прожекторов; актёры с натянутыми улыбками…
Непрекращающаяся вереница. Колесо, что уже не остановить.
20.06.1986 Умерший ведущий.
Сенку приветственно приподнимает тёмную отцовскую шляпу-цилиндр с белобрысой головы, не останавливая хода. Он волочит за собой небольшой чемодан на колёсиках и, одетый во все траурное, преодолевает один вагон за другим. Поезд вечно трясет от движения, но ему не привыкать. Не теряя темпа, он, натянув на лицо фирменную улыбку, которая скорее напоминает оскал, спешно ищет проводника, а потому и косится на всех подряд, чтобы узнать направление в свой цирковой корпус. «Отец погиб прямо в конце выступления — когда всё было завершено. Подумать только, — думает про себя Сенку, заглядывая практически во все купе подряд и попутно извиняясь. — Несчастный случай забрал столь великого человека. И всё же, ничто не вечно». Он ищет своего «проводника» по описанию, но не видит никого хотя бы приблизительно похожего. А в силу того, что в конце поезда, в котором он и находился, едут одни цирковые, каждый второй казался ему отпетым фриком. Сенку дёргает ручку чемодана, застрявшего в проеме закрывшейся двери, нервно мотает головой, сканируя местность, и проклинает чёртово наследство, что досталось ему после смерти отца. В конце узкого коридора виднеется изящный затемненный силуэт в объёмных одеяниях. Парень трёт оба глаза в надежде, что ему не показалось, но таинственная фигура вскоре ускользает. По коже Сенку поползли отвратительные мурашки — он готов был поклясться — от человека, стоящего вдалеке, веяло ужасающей аурой. На плечо новоприбывшего ложится чужая рука. Парень, обернувшись, всем телом вздрагивает. — Ишигами младший? — раздаётся тихий голос из темноты. «Лампочки через одну в последних вагонах перегорели. Охрененные условия. Как же паршиво, когда понятия не имеешь, с кем именно ты разговариваешь», — ворчит про себя Сенку. Он суживает свои цвета закатного солнца глаза в подозрительном прищуре и с опаской подаёт облаченную в чёрную кожаную перчатку руку. — Он самый. Вы кем будете? — Укио, — спокойно проговаривает парень, поправляя съехавшую набекрень кепку. — Мне поручили Вас проводить. Прошу за мной. Минуя один метр за другим, парень пытается вновь не потерять из вида Укио. Стук колёс поезда гулко отскакивает эхом от стен длинного коридора, всё кругом поддается хаотичной тряске. Стоит запах неприятной сырости. Внезапно, молодой проводник останавливается, и Сенку по инерции въезжает носом в худощавую мужскую спину. Слышится громкий звук удара. — Что-то случилось? — Ишигами трёт нос, возвращает чемодан в привычное положение и пытается нащупать Укио. — Эээй! Вместе же шли! — Да… Сейчас дальше пойдем, — произносит откуда-то снизу собеседник, и Сенку понимает, что его проводник упал. — Черт. Вы в порядке? — парень протягивает руку упавшему. Укио приподнимается с невероятной тяжестью сначала на колени. Сотрясаясь всем своим худым телом, он наваливается на чужую руку как на точку опоры, но чертыхается и грозится свалиться снова, так что Сенку дёргает его с силой на себя. — Поранился? — Нет. Совсем нет, — тихо отвечает парень. Сенку только заметил, что с чёлки того струятся капли воды. — Вроде не грузный парень, а такой… — с ноткой сарказма произносит новый владелец цирка и тут же замолкает. Цирка уродов. С непонятным чувством подкожного волнения Сенку косит глаза на еле поднявшегося, как оказалось, хромого парня. Вода, ненавязчиво стекающая с чужих волос, одежды, сначала не была видна невооруженному глазу. Под молодыми людьми уже, порядком, натекла неплохая лужа. — Спасибо, — судорожно бурчит под нос Укио, и Сенку ему кивает. Жгучее любопытство берёт верх, но воспитание не позволяет ему задавать глупых вопросов. У него нет ноги? Протез? Мокрая одежда? С ним что-то не так? «Укио ходит так, словно делает это впервые», — стучит мысль в движущихся извилинах. Будь у него костыль, Сенку бы сразу заметил. Хромай он с самого начала, Сенку бы сразу помог. Вспомни Сенку с самого начала, где он находится, он бы не был так до чертиков напуган. Или проблема молодого человека, всё же, кроется в чем-то немного ином? «Загадочная же труппа мне попалась», — успевает подумать уже новый хозяин.***
Бледные руки распахивают железные двери в последний вагон. Сенку стоило идти до упора практически в самый конец поезда. Льющийся из импровизированной комнаты для цирковых свет бьёт парня по глазам. Он, зажмурившись, закрывает глаза локтем и тащится с треклятым чемоданом вперёд. — Наш новый начальник прибыл! — с нескрываемым восторгом кричит «крепыш» и поднимает полный пенистого пива стакан высоко над головой, — даёшь Ишигами! Даёшь! — Заткнись наконец, Тайджу. Хотя бы сегодня, — хмуро приговаривает девушка позади него, завязывая непослушные светлые волосы в тугой хвост. Спустя несколько секунд они всё равно смотрели в разные стороны, что не могло не смешить. Сенку делает пару неуверенных шагов внутрь и окидывает взглядом свою первую в жизни команду. Пока ничего необычного. Воспользовавшись ситуацией, он резко поворачивает голову к Укио, но обнаруживает, что парень в абсолютном порядке. (Разве что такой же взмокший). Что здесь происходит? — Если все на месте, с Вашего позволения, предлагаю познакомиться. Я Кохаку, — девушка с распушившимся хвостиком подаёт новому главарю руку, и тот уже успевает поразиться её неземной силе. Возможно, из-за своих физических возможностей она тут и оказалась. — Приятно познакомиться. Ишигами Сенку, — протягивая руку, произносит он, но, пожав её, пресекает рукопожатия со стороны остальных тянущихся участников труппы. — Погодите. Здесь же не все. Поворачивая без остановки друг к другу свои головы, цирковые загалдели и зашумели, задавая одни и те же вопросы и передавая их по цепочке. Комната наполнилась звуком живых голосов. После церемонии похорон и 40 минут молчаливых, столь давящих на мозги хождений Сенку умиротворённо выдыхает. — Хотя, может, мне и показалось… Я видел скользящий мужской силуэт в просторной одежде. — Он, наверное, про Гена! — девочка с повязкой на глазах пищит снизу на высоких нотах и прыгает, призывая обратить на себя внимание. — Ген? — переспрашивает Ишигами. Громила в углу комнаты неодобрительно качает головой, предварительно скрестив на груди свои огромные руки. — Болтун всегда слоняется без дела по вагонам. Проводить собрания без его участия — привычное для нас дело. — О, Шишио. А я на пару мгновений и забыла, что вы оба существуете, — Кохаку задумчиво чешет затылок. — Бррр. Странный тип. И что наш погибший господин в нём нашел? Любимчик, называется. — Ген умеет красиво лапшу на уши вешать, потому что опытный психолог, вот он ему и нравился, — показывает язык зеленоглазой девушке парень, свисающий с верхней койки, — а ты ему завидуешь. Горилла! Артистка, раскрасневшись как помидор, грозно показывает негодяю кулак и отворачивается в сторону. «Не будь меня здесь, она бы точно его отдубасила», — проносится мысль в голове Сенку. И он был бы прав. — Ну, так, что? Начнём без Гена? — Ишигами звонко хлопает в ладони и терпеливо ожидает полную тишину со стороны уже потихоньку затихающих работников. — То-то же. Слышится едва уловимый звук отворяющейся двери. Головы сидящих людей синхронно поворачиваются в сторону входящего. — Не могу поверить… Я снова всё пропустил? — парень, одетый несмотря на траур в просторное шёлковое кимоно нежно-розового цвета, жалобно тянет свою, судя по всему, привычную песню. Затем лицо его вытягивается в изумлении. — Боже правый! Это что, младший Ишигами? — А ты — Ген, полагаю, — ухмыляется на нахала Сенку. — Да как тебе не стыдно, Асагири! У человека горе, а ты пестрее попугая! — строгий парень в очках спешно направляется в сторону опоздавшего. Ген в жесте виноватого прикрывает глаза своими прокрашенными чёрными ресничками и делает лёгкий поклон. — Не хотел. Больше не повторится, — он поднимает длинные тощие руки над головой и, опустив чёрно-белую макушку, занимает своё место в уголке. Сенку наблюдает за этим действием минуты полторы, но, завидев усталость и негодование на лицах своей команды, решает завершить всё по-быстрому. — Начнём заново. Я — Ишигами Сенку. Ныне ваш работодатель и владелец всемирно известного цирка «Под звёздным небом». Раздаются бурные аплодисменты, идущие буквально со всех щелей комнаты. Парень понимает, что людей, находящихся с ним сейчас, намного больше, чем казалось с первого взгляда. — Ну, я Кохаку. А тупоголовый кретин, который уже валяется впьянь-вдурь — это Тайджу. — Дура! — еле подняв опухшую рожу с пола, икает качок, — ему нужен твой род деятельности! Имя-то ты уже сказала! Кохаку нервно цокает языком. — Метатель гирь. Спустя минуту непрерывного молчания девушка не выдерживает и продолжает: — Да клоун я, клоун! Но вы не подумайте — у меня есть куча нюансов в виде вставок из тяжёлой атлетики в номерах, так что!.. Сенку с максимально серьёзным видом кивает и передаёт слово другому. — Тайджу. Мы с Юдзурихой — воздушные гимнасты. На данный момент практикуем двойную трапецию. Бывали номера и с кольцами, и с верёвками. Но программа сейчас стоит такая. — Юдзуриха, по совместительству, ещё и наш костюмер. У нее руки золотые и вкус отменный, — добавляет первая говорящая, — сейчас она сидит в другом вагоне — шьёт. Я поначалу думала, ты про нее говоришь. — Приму к сведению. Дальше, — Сенку старается держаться хладнокровно. Напирающая аура артистов его, конечно, пугает, но вида показывать ни в коем случае нельзя. — Шишио Цукаса. Я… — Он тягает зубами грузовик, прикинь! Это его неизменная короночка. Наш великан, — гордо выдает лохматый юноша, всё так же свисающий с верхней койки. — Я Хром, фамилии нет. Первое воспоминание — я в цирке. Канатоходец. Дальше дело прошло немного быстрее, что не могло не радовать. — Так, значит… — Сенку обводит монотонным взглядом помещение в поисках оставшихся, — все? Кохаку, Тайджу, Хром, Юдзуриха, Цукаса, Кинро, Гинро, Суйка, Укио… — Ген! — он хлопает себя по лбу. Парень с наполовину окрашенными волосами устало кидает мяч в стену из раза в раз, так и не обратив внимание на кипиш. Его смазанные тени на веках придают и без того мертвенно бледному лицу вид смертельной усталости, но щадить того никто не собирается. — Ген, — чуть строже повторяет Сенку, перехватывая в очередной раз гулко отскочивший мяч, — один ты остался. Познакомимся и разойдёмся по койкам. — Ну, кто по койкам, а кто будет опять спать на полу, — тянет недоброжелательную лыбу парень и, отряхнув полы многослойной одежды, пошатываясь, практически выравнивается с владельцем цирка в росте. — Асагири Ген, — его голос тягуч и сладок словно патока, но Сенку хочется эту приторность сплюнуть, — иллюзионист. Знакомство прошло, хоть и не так гладко, как хотелось бы, но и не так ужасно, как представлял это себе Ишигами. Эксцентричные артисты, люди, рискующие своими жизнями во имя удовлетворения минутного людского желания узреть шоу, и просто те, кто застрял под полосатым шатром без возможности выбраться — вот какими ожидал увидеть их Сенку. И действительно то, что перед ним предстало. Но они оказались довольно приятными. Прикрыв светлыми ресницами уставшие глаза, Сенку закрывается от мира под тонким одеялом. В голове куча мыслей, а в горле пустыня от пережитого волнения. Он действительно умён не по годам и мог бы прожить лучшую жизнь, если бы учился в престижной школе, а не менял бы их как перчатки и не тух бы в вагонах вместе с остальным. Жить на колёсах с детства и лицезреть способности людей, которых каким-то хреном нарекли уродами — такова его судьба. Сенку ни разу не приходил на выступления своего отца после смерти своей матери. Она болела и знала, что её конец близок, но тормошить вечно занятого супруга не спешила. Не хотела отвлекать. И нет — он не в обиде на отца. Это было бы глупо, учитывая, что жену тот любил и готов был остановить выступления, если ей становилось хуже. Просто интерес Сенку приутих. Как такового, его никогда и не было. С утра до вечера мальчик возился в школе того города, в котором их цирк совершал остановку. От него вечно за милю разило колой, горелой кукурузой и запахом вечных переездов, так что отношение учеников в его сторону можно понять с лёгкостью. Если бы не мой острый ум, я бы точно пропал. И Сенку рад одному — цирк к нему на голову не с луны свалился — его усердно готовили к подобному наследству. Но чтобы так рано… Тысяча мыслей крутилась у него в голове почти до самого рассвета: мысли о «хромом» Укио, о не по-человечески сильной Кохаку, о самом названии — «цирке уродов», о загадочном Гене. 07:00. Пора вставать.