Рождённый под куполом

Когда Сенку в первый раз встретился с труппой, поведение Хрома ввело его в ступор: парень свисал со своей койки вниз головой, корчил Кохаку, столь хмуро настроенной и держащей траур после трагической потери великого хозяина цирка, невозможные рожицы, и сопровождал он это встревоженной, полной гиперактивности интонацией. Сенку тогда показалось, что, не будь его на месте, Кохаку бы обязательно высказала тому пару ласковых, а то бы и стукнула хорошенечко по голове. Тем не менее, она терпеливо его выслушивала, игнорировала его раздражающие повадки. Все поступали точно так же. Хром стоит на одном конце каната с беспросветной чёрной повязкой на глазах. Его торс оголён, открывая взор на обильно покрытое коричневатым мехом ниже шеи туловище. Длинный металлический шест в его руках беспокойно колеблется, раскачивая своего хозяина из стороны в сторону. Первый шаг в неизвестность. Профессионализм Хрома позволяет ему не сбиться с собственной выстроенной в голове дорожки, даже если земля буквально ушла из-под ног. Одно неверное движение влево или вправо равнозначно смерти, и он это прекрасно понимает, нахально улыбнувшись аудитории перед тем, как собственный канат от всей души раскачать. Пальцы ног парня омертвело впились в текстуру колеблющейся верёвки. Та идёт волнами, и Хром от неё не отстаёт, то и дело беспокойно подпрыгивая и снова приземляясь на то же самое место каната, при этом слегка подкидывая балансир в своих руках. Зрительный зал охает от выходок канатоходца, но тот действительно чувствует себя как рыба в воде, стоя в 8 метрах высоты от пола. Парень проходит четверть туго натянутого каната относительно спокойно. Номер вызывает чувство тревоги у всех смотрящих хотя бы потому, что Хром — один из немногих, кто выступает в почти что гробовой тишине, без какого-либо музыкального сопровождения. Едва уловимый скрип каната, собственное учащённое дыхание и в сумасшедшем темпе бьющееся в груди горячее сердце — всё, что мог слышать сам канатоходец, стоя на смертельной высоте от земли, дыша темечком в туго натянутый полосатый купол над головой. Изредка, стоит парню выкинуть что-то эдакое, барабаны ему аккомпанировали, и без того нагоняя напряжения. Сенку начинает смотреть на артиста сквозь пальцы. Настало время артисту в очередной раз «выкинуть что-то эдакое». Хром нахрен выкидывает свой шест. Тот со свистом летит, разрезая воздух, а позже с металлическим звоном падает наземь. Звук от железа раздаётся повторяющимся эхом под красно-белым шатром цирка. Словно упавшая монета, балансир какое-то время по инерции колеблется концами, и Хром, присев на корточки и подперев ладонями щёки, «наблюдает» за чудесами гравитации сквозь плотную повязку. Он медленно привстаёт. Мужская рука по-мальчишески небрежно утирает накрашенный чёрным углём нос, оставляет тёмные разводы на гладко загримированном белом лице. Вертикально нарисованная полоска над ртом парня забавно ползёт вверх от приподнявшихся в хулиганской улыбке губ, когда он выставляет руки в стороны и идёт вперёд совершенно расслабленной походкой. Густые волосы; бакенбарды; мех на теле, что становится реже на руках и совершенно отсутствует на ладонях; неадекватные выходки; забавные рожицы и неестественно длинные конечности. Химера. Или совмещение человека с обезьяной. Если подумать, то, так или иначе, все актёры труппы — это некое совмещение человека с кем-либо или с чем-либо. С такой мутацией человечеству встречаться ещё рано. Фокусник. Ген — это, простыми словами, человек-часы. Механическое устройство вместо сердца позволяет ему хоть как-то существовать. В его образе жизни есть куча недостатков в виде заведения своих часов за завтраком, приевшегося ему самому тиканья и просто невозможности заниматься тем же, что и остальные: он не может ни нормально мыться, ни заниматься грязной работой, ни непосильным физическим трудом. Хотя, скорее всего, последнее — это очередная отмазка. Из плюсов: всегда знает, который час. Укио, в первый день выполнявший роль проводника, — человек-амфибия. Умеет длительное время находиться под водой. В последнее время от него часто можно услышать, что он чувствует дискомфорт, будучи на суше. Юдзуриха и Тайджу — люди-марионетки. Чрезмерно гибкие, с шарнирами в суставах и стеклянными кукольными протезами в глазных впадинах, что смотрятся донельзя ужасающе при сильном свете. Дуэт всегда гримируется, эти свои особенности подчёркивая: рисует тёмные полосы на локтевых и коленных сгибах, плотно прокрашивает ресницы, делая их похожими на паучьи лапки, румянит щёки до ярко-красных кругов над линиями скул. Кожа этих двух так же отличается по текстуре, но думать об этом Сенку уже не хочет. Почти на самый потолок — деревянную досочную конструкцию над полом — перед выступлением воздушных гимнастов крепится огромная вага*. От неё идут полупрозрачные нити, что присоединяются к шарнирам Юдзурихи с Тайджу. Слишком длинные, чтобы хоть как-то застраховать двух влюблённых от падения. Тем не менее, была у Тайджу одна фальшивая, не имеющая отношения к его конечностям, которую он вовремя и порвал по сценарию, заставив своим действием аудиторию лишний раз вздрогнуть. «Не хватает лишь человека, который этим деревянным крестом с марионетками управлял», — напрашивается у Сенку садистская мысль. Кинро и Гинро. Братья-дрессировщики, что не являются ни сиамскими близнецами, ни близнецами в принципе, но, тем не менее, они — одно целое. Единый организм. Два брата, что срослись вместе в плече и локте. Мыслят и видят мир они совершенно по-разному, однако, это удивительно, насколько душа в душу они уживаются, буквально чувствуют боль и переживания друг друга. Правая нога Кинро короче, чем вторая и имеет другой оттенок кожи, что наталкивает на думки о том, что это должна была быть нога его брата. Части тел двух парней перепутаны. «Некоторые наши органы тоже!» — один раз на эмоциях выдал Гинро, но его на этом моменте злобно заткнули. Кинро не любит, когда на него или его брата говорят «они», имея в виду только одного из них. Он всегда утверждает, что, хоть он и Гинро и всегда вместе, они по-прежнему являются отдельными личностями. Строгого парня в очках всегда разочаровывало, если их неизменно называли «Кинро и Гинро», приписывали автоматом одного к другому. По этой причине Сенку и был вынужден выслушивать многочасовые лекции Кинро о том, что если он надумает клепать сценарий к выступлению самостоятельно, то роли пусть распределяет как и всем: никаких «Кинро и Гинро», если работать (используя моторику рук или мозговую деятельность) нужно именно кому-то одному из дуэта и в виду имеется только кто-то конкретный из них, иначе произойдёт конфуз, и чтобы никаких «жалко». Его можно понять. Это, должно быть, до невозможного обидно, когда твоё «Я» с твоими вагонами из достижений и ценных личных качеств разбивается о реальность вечного симбиоза с твоим братом, с которым вы скреплены биологическими узами навсегда. «Они оба хороши что по отдельности, что вместе», — вот о чём всегда твердит Сенку. Стэнли и Ксено — пирокинетики. Воочию не видел и пока не хочется, если честно. Тягач. Цукаса — гибрид человека со львом. Имеет грубую силу, что не присуща ни одному человеку на Земле. Особенности Цукасы выдают: как и у Хрома, мех на теле, но, в отличие от канатоходца, волосяной покров у него распространился аж на самое лицо; длинная густая «грива», что действительно торчит в разные стороны словно львиная; глаза с вертикальным зрачком, присущие семейству кошачьих. Они выглядят довольно устрашающе, особенно когда он их подводит чёрным карандашом, становясь похожим на настоящего короля зверей. Острые зубы, острое обоняние, острый ум. Скорость, сила и животное стремление умерить свой голод. Клоун. С Кохаку дела обстоят непонятно. Сенку считает, что ей тоже подошла бы роль львицы, но ничего визуально ошеломляющего не считая ОГРОМНОЙ силы, ловкости и зрения она показать не может. Молодой владелец цирка в день знакомства так и подумал, что она, скорее, оказалась тут из-за своих поразительных физических способностей. Но это ведь не уродство ни в одном его проявлении. Будем считать это ляпом Бьякуи. Хром прошёл примерно половину каната. Внезапно сделав остановку, он в очередной раз подпрыгивает. Канат вновь идёт волнами, уходит из-под сильных ног своего хозяина, норовя его убить. В один миг он не чувствует верёвку под ногами. Секунда и человек летит вниз. Сенку, придуряясь, складывает пальцы пистолетиком и «стреляет» им в канатаходца. Бэнг! Хром висит вниз головой, держась одними ногами за канат, словно обезьяна за ветку. В этот момент, постепенно увеличиваясь в звуке, начинает играть известная всем громкая цирковая музыка, гремят барабаны, наводящие на мысль о том, что шоу от канатоходца только начинается. Аплодисменты щедро идут со всех сторон, и тот их с гордостью принимает, пафосно разведя руки в разные стороны и принимая ещё больше «обезьянью» позу — теперь он ещё и помогает себе одной рукой, выгнувшись в теле и вцепившись своей огромной пятернёй в дрожащий канат. Хром, постепенно переворачиваясь, медленно убирает с него ноги и берётся за верёвку уже двумя ладонями. Зал гудит. Зрители поднимают руки вверх, бьют себя по груди, кричат: «У! У! У!», подражая обезьянам. Таким образом они выражают свои поддержку и любовь выступающему. Хром ловко перебирает руками, отцепляя пальцы от каната и хватаясь за него десятками сантиметров дальше снова, тем самым преодолевая расстояние. Таким макаром парень пробирается практически до самого конца. Кохаку выбегает на манеж внезапно, выкрикивая раззадоривающие фразы о том, что номер у коллеги слабоватый и что можно было постараться и больше. Хром на эти слова показательно дуется, взбирается обратно на канат и топает по нему ногой, горделиво положив руки на пояс. Зрительный зал одобрительно свистит, даже добавляет масла в огонь громкими криками «Даже моя бабушка бы смогла так же!» и «Ты не сможешь сложнее!». — А вот и смогу! — голосует канатоходец сверху, так и не добравшись до конца намеченного пути. — Это же вызов?! — восклицает Кохаку, властно подняв руки к куполу и привлекательно сверкая хитрыми зелёными глазками. Её накрашенные яркой красной помадой губы расплываются в широченной улыбке, а острые уголки губ, продолжающиеся тонкими алыми линиями по веснушчатым щекам, зловеще ползут вверх. — Я умею делать арабское сальто! А ты что можешь показать, стоя на такой высоте?! И Кохаку действительно его делает. Хром продолжает «баловаться», бегая туда-сюда над девушкой и дразня её недовольными гримасами, чем очень сильно смешит зрителей. В конце концов Кохаку не выдерживает мельтешащих движений откуда-то сверху и просто кидает по-прежнему буйному товарищу его тяжеленный балансир обратно с космической скоростью. — Спасибо! — орёт Хром в попытках поймать шест, но умудряется словить его себе по груди. — За что?! — от инерции некогда летящего предмета он «прокручивается» вокруг оси каната несколько раз. Зал хохочет, довольно выкрикивает слова подбадривания артисту. Чувствуется дружелюбная непринуждённая атмосфера. И вот Хром вновь стоит с балансиром в руках. Он благополучно добирается до конца каната, кладёт шест на поверхность вышки и идёт обратно к верёвке, к этому дурманящему голову ощущению высоты. Хром демонстрирует публике свои способности, выделывая сальто и флипы на канате. Чувство равновесия этого артиста поражает до глубины души, как и его умение выполнять опаснейшие трюки с неизменной широченной улыбкой на лице. Кохаку лезет на противоположный от парня конец каната, демонстративно приложив палец к губам и сердито шикая на публику, чтобы не сдавали. Словно вор, она на цыпочках начинает идти навстречу к Хрому. Тот, в свою очередь, даже будучи в повязке, чует вторжение на свою территорию и забавно встаёт в боевую стойку, как бы намекая, что мимо него никакой клоун не пройдёт. — Лови! — девушка поочерёдно кидает ему 5 разноцветных мячиков. Канатоходец умело схватывает цепкими пальцами первый стремительно летящий мяч, подкидывает, ловит второй и, помогая себе носом, начинает жонглировать. Шаг его, при этом, не замедляется ни на секунду. Музыка совсем бьёт по ушам Сенку. Голова буквально раскалывается на части, потому что звуки мешают ему сосредоточиться на двух важных вещах: обнаружение Стэнли с Ксено в зале, а по возможности, и Рюсуя; и контроль номера, который требует немалого уровня концентрации. Зал этого, естественно, не видит, но Сенку действительно на протяжение всего номера не переставая подавал Кохаку знаки. «Нужно сделать так, чтобы Хром закончил быстрее, и наступил антракт», — размышляет владелец цирка, — «преступники всеми силами вселяли путаницу в тот раз. Не исключено, что и сегодня будут работать по старой тактике. Но я собью их с толку первее». Антракт наступит раньше времени. Кинро и Гинро выйдут сразу после него. После них идут Ген с коротким фокусом, Укио и Цукаса. И я закрываю шоу. На Бьякую упало что-то сверху практически в конце представления, и что-то мне подсказывает, что последнее выступление было за Юдзурихой и Тайджу. Все отработали свои номера, но вага, висевшая на деревянной конструкции ещё за несколько дней до выступления, свалилась именно на моего отца. Если это, конечно, была она. Номер Укио на этот раз не потребует большого времени подготовки — новый аквариум с готовыми в нём мишенями ввезут на глазах у зрителей. Ген зачем-то принял это решение чуть ли не в последний момент утверждения сценария. Насчёт Гена. Он говорил, что они с труппой проводили расследование, но что именно было не так с реквизитом, что свалился на моего отца, он не сказал. Может ли быть такое, что жертвой должен был стать не Бьякуя? Не исключаю, что это и вправду был не несчастный случай, но что если всё сложилось таким образом именно потому, что под руку так некстати попался хозяин цирка? Бьякуя бежал на манеж со всех ног, чтобы принести извинения за сумбурное представление. Вполне может быть, что, учитывая обстоятельства смерти, он не должен был умереть. Как вообще можно было всё подстроить так, чтобы в определённый момент в определённом месте на человека что-то упало? Что-то не сходится. Не исключено, что у меня на руках не самые правдивые сведения. Хах. Асагири, чёртов ты патологический лгун. В любом случае. Ладно. Возвращаемся к старым баранам. Преступный дуэт в эту ночь пригрозил мне смертью. Значит, я мешаюсь им либо своим вмешательством в грязные дела, либо кровным родством. Сенку вымученно закрывает глаза под звуки финальных аплодисментов Хрому. Кинро. Мне нужен Кинро.

***

13:30. Антракт. — Автограф! Автограф, пожалуйста! — кричат девушки с задних рядов, подбегая ближе к манежу. Группа помощников, облачённых в чёрную униформу и кепки, подготавливает площадку для будущих номеров, пока некоторые уже свободные цирковые выходят в свет, чтобы поприветствовать своих фанатов. Сенку вообще не особо одобряет лишний контакт артистов со зрителями, но, так как «Под звёздным небом» с Геном в главном лице всегда был на слуху, Бьякуя решил возможностью раскрутить свой проект ещё больше воспользоваться, а Ишигами младший не смеет такому ходу перечить. Погибший владелец цирка дал волю своим работникам оставлять автографы. Ген, обворожительно улыбаясь, подзывает к себе зрительниц лёгкими взмахами руки и осторожно наклоняется для дальнейшего взаимодействия с ними. Девушки хихикают, протягивают любимому артисту афиши с его огромным изображением, а Асагири им охотно подыгрывает, принимая их и медленно вставая в свою фирменную эффектную позу с этих же афиш, словно он только что собственной персоной сошёл с рекламной картинки. Это вызывает у зрителей оглушительный визг. Завидев спустившегося иллюзиониста, остальные люди тоже начинают суматошно подниматься со своих мест, прижимая копии афиш к груди для автографа. Ген оставляет заковыристые росписи на бумагах, неприкрыто флиртует с привалившей к нему толпой, но обнимать или даже прикасаться к себе не позволяет. По понятным причинам. Юдзуриха и Тайджу тоже являются интересными фигурами в цирке, поэтому без внимания пара не остаётся никогда. Их пугающее до мурашек амплуа заставляет людей завороженно, словно зомби, идти к ним медлительными неуверенными потоками за подписями. Их фанаты без устали таращатся на их неестественно поблескивающие от едва пробивающихся лучей солнца глаза, на их чрезмерно гладкую кожу, сквозь которую проглядывают шарниры со свисающими из отверстий нитями, на их так тщательно проработанный образ. Юдзуриха, с частыми рваными паузами передвигая конечностями, словно она заводная кукла из музыкальной шкатулки, встаёт наравне с девушкой, с горящими глазами держащей ручку для автографа. Воздушные гимнасты молча подписывают афиши с их изображением, время от времени с немым вопросом, читающимся как «Всё верно?» поглядывая на по-прежнему кокетничающего со зрителями Гена. Цукаса хмуро выполняет то, о чём его просит аудитория и уходит разогреваться. Кохаку дружелюбно приобнимает самых молодых зрителей, звонко хохоча. Укио смущённо ставит подписи в уголочке, когда к нему протягивают бумаги, на которых он предстаёт во всей красе с арбалетом в руках, и ещё более стеснительно, в лихорадочной спешке, уходит готовиться к будущему номеру, потому что ловит на себе строгий взгляд Асагири. Всё в этом цирке держится на Гене. Вау. Кинро и Гинро не особо идут на контакт со зрителями. В особенности, Кинро. Он, плотно сжав губы, тянет брата за собой, потому что время идёт, а львы сами себя прыгать через обруч не заставят. Гинро беззлобно наотмашь, совсем легонько бьёт старшего по лицу, потому что ему в самом деле весело получать лучи славы от восторженных фанатов, но вскоре его с силой утаскивают подальше от застывших с афишами в руках людей. Сенку сидит на бортике манежа, свесив ноги и своим грозным видом не подпуская к себе никого. Ему доставляет удовольствие наблюдать, а не участвовать. Кинро в это время недовольно волочет непутёвого младшего брата за собой, но с такой уверенностью проложенный маршрут ему преграждает выставленная в сторону мужская рука в белоснежной перчатке. — Нужно поговорить, — не без натянутой улыбки говорит Сенку. — Я знал, что ты захочешь, — со всей серьёзностью кивает Кинро. Его несколько обеспокоенный взгляд ложится на не особо улавливающего суть Гинро. — К сожалению, наедине не получится. Ишигами понятливо спрыгивает с манежа. С хлопком приземлившись на собственные лакированные туфли, он жестом призывает братьев идти за собой в пока ещё пустующую гримёрную. — Нас будут допрашивать?.. — со страхом шепчет светловолосый дрессировщик, тупым взглядом упёршись в обтянутую тёмным фраком спину впереди, — почему сейчас?.. — Это не имеет значения. Всё под контролем, — Кинро не может унять дрожь в ногах.

***

— Чтобы между нами не возникало чувства недоверия или сомнения друг в друге, спешу сказать, что я вас подозреваю меньше всех. — Почему? — тёмные брови Кинро медленно сводятся к переносице, — я благодарен за то, что мы вне опасной зоны, но на каком основании? Сенку прочищает горло от уже отзвучавших сегодня громких реплик, некогда вылетавших из глотки с непривычной для него интонацией. Прокашлявшись, он принимает максимально расслабленную позу. — Этой ночью на меня напали двое. По отдельности, — слова звучат довольно комично, учитывая ситуацию «скленных» братьев, но при знании контекста парню становится неподдельно страшно. — Понятно… — Кинро нечего сказать. — Не заметить твои, Кинро, отношение к работе и организованность было невозможно. Я позвал вас обоих не чтобы допросить как убийц, — он с внезапным подозрением сощуривает свои рубиновые глаза до узких горящих щёлочек, и Гинро рядом испуганно подпрыгивает на месте, — вы будете мне помогать с расследованием. — Что ты хочешь знать? — При каких условиях погиб мой отец. Кинро приподнимает правую бровь так, что сразу становится понятно, насколько его смущает вопрос. — А ты не знал? — Я спрашивал у всех. Ответ один: «Что-то упало сверху». Не находишь это странным? — В цирке всякое происходит, — напряжённо выдаёт старший дрессировщик, — я был уверен, что это несчастный случай до тех пор, пока мы не провели маленькое расследование. Точнее… — он судорожно вздыхает, — я вспомнил кое-что. Ишигами, зловеще улыбаясь, сокращает дистанцию перед братьями. — И что же ты вспомнил? — с энтузиазмом громко вопрошает он, — и «мы» — это кто? — «Мы» — это я и Ген, — с осторожностью начинает Кинро, — а вспомнил я то, что в нашем цирке неоднократно происходили паранормальные вещи. К примеру, крестообразная вага Тайджу и Юдзурихи… Она… — Так это все же была она… — зачарованно шепчет Сенку. От чувства того, что он хоть где-то оказался прав, у него сперло дыхание в лёгких. В сердце болезненно закололо. — Я спрашивал у некоторых цирковых о произошедшем в самом начале. Всё в итоге свелось к тому, что большинство не поняло, что произошло, потому что суматоха, а другая часть людей ответила «Что-то упало». Я честно в шоке с них. — «Что-то упало», — с сарказмом повторяет Кинро, поправляя сползающие с носа очки, — они просто не знают, как эта штука называется, — он внезапно пускает легкий смешок, — кто бы мог подумать, что незнание этой вещи может так сильно сбить с толку или до чёртиков напугать. Я уверен, многие мои коллеги даже не подозревали о существовании такого предмета. Должно быть, страшно, когда вещь непонятного происхождения, о которой ты знать не знал, внезапно падает и убивает. — Ты даже представить не можешь, как меня это раздражало! Кохаку дала мне информацию, цитирую: «Я ушла, пришла, чё-то упало. Огромная красная лужа. Гена чуть не убило вместе с хозяином. Думала, он язык со страху проглотил, ну я и вытащила его с затопленного кровью манежа, чтобы проплакался или проблевался». — И как? Помогло чем-то? — Понять, что Ген тоже мог погибнуть, но ему крупно повезло. — Если тебе интересно, то я не думаю, что Асагири хоть как-то причастен к убийству, — Кинро немного расслабляется. Сенку удалось навязать ему чувство некого спокойствия неумелой шуткой. — Мне кажется, Ген слишком сильно себя любит, чтобы рискнуть жизнью и встать рядом с эпицентром опасности. — Мне тоже так кажется, — с облегчением выдаёт хозяин цирка. — Кстати говоря, мне не даёт спокойствия кое-что: как Тайджу и Юдзуриха не пострадали, если проблема была буквально в их снаряжении? Убийцы успели навредить ему после их выступления? Как они предугадали момент выхода Бьякуи на манеж так, чтобы больше никто не умер? И как вы поняли, что это было именно убийство? — Погоди, погоди. Не так быстро. Как, должно быть, ты и слышал ранее, была большая путаница. Никто не сидел на месте… Но это было нечто из ряда вон. — Ты заметил что-то? — Да, и я не понял, — Кинро делает паузу, но, обдумав, продолжает, — весь тот день я замечал странные вещи. Но пазл сложился практически полностью, когда Ген предложил мне с братом пойти с ним осмотреть место смерти. — Что ты заметил? — уже громче спрашивает Сенку. — Мы с Геном обнаружили следы от выстрелов в скреплениях снаряжений. Мне кажется… Нет, я уверен в том, что это произошло за одно мгновение. Бьякуя вышел на сцену, крепления над ним сразу же беззвучно выбили. Беззвучно. Как лампы в ту ночь. Мощный глушитель? — Я услышал странный скрип сверху. Что-то заставило меня впиться взглядом в тот огромный крест над головой господина, — Кинро шумно сглатывает. Его грудь беспокойно вздымается, когда он в приступе тревоги вбирает воздух. — Оттуда шёл непонятный треск, и я…. Я не услышал ничего, но увидел, будто бы что-то с большой скоростью… выстрелило. И потом грохот, крики. Я удивлён, как мне удалось застать это. Все были в панике в тот день. — С какой стороны был воспроизведен выстрел?! — подрывается Сенку, — пули летели из зала?! — Да. Точнее… — не может подобрать точных слов он, — точнее, я перевёл взгляд туда, откуда шли выстрелы. Это были совершенно пустые места в зале. — Какой сектор? — твёрдо спрашивает Сенку, напирая, — были свободные места? А привычный нашему цирку аншлаг? — Все билеты были распроданы, но, насколько я знаю, хозяева этих мест не явились. Ксено обычно прибирает к своим рукам зоны, на которые указывает наш фокусник, приводит туда каких-то людей, но в тот день он не бронировал ничего. Так как места зрителей расположены по кругу, было тяжело определить, откуда стреляли. Но я уверен, что в той зоне ни зрителей, ни артистов не было. Гинро в подтверждение робко кивает и прижимается теснее к брату. — Я почти уверен, что это место проклято. Наш цирк проклят, — уверенным тоном уточняет он, — иначе я понятия не имею, кто из нашей труппы мог решиться на убийство. Лицом Ишигами овладевает гримаса неподдельного гнева. Ген мне втирает одно, Кинро втирает другое. Один бредит о докторе и о том, что память отшибло, второй заливает про сверхъестественное. — Да что это за херня?! — яростно выплёвывает хозяин цирка, чуть ли не носом тыча в искаженное испугом лицо Кинро, — почему ты не сказал раньше?! А с Геном что?! Почему вы молчите, как придурки?! Почему?! — У нас нет выбора! Пути… — выпаливает Гинро, но тут же закрывает ладонью себе рот. — Что ты сказал? — Сенку медленно переключается со старшего дрессировщика на младшего, вставая к обоим совсем вплотную, — поясняй. — Он имел в виду, что мы сами не понимаем происходящего! — он изо всех сил защищает брата, — ты не видишь, как мы всеми силами не хотим злить то, с чем не сталкивались никогда?! Это осиное гнездо того, что не стоит ворошить ни при каких условиях. И тот случай — тому подтверждение! Знаешь, мы бы ни в коем случае не пошли с Асагири в тот вечер осматривать место, на котором погиб твой отец, потому что мы всегда Асагири боялись! — кричит Кинро, нависая грозной фигурой над владельцем цирка, — но я!.. Я видел Гена, по шею забрызганного в крови! Я видел, как эта огромная крестообразная хрень приземлилась в нескольких сантиметрах от него, и как он в ужасе отшатнулся, так и стоя с протянутой к господину Ишигами рукой! Общий страх нас сплотил! Сенку до боли зажмуривает глаза. Он понял, как это тяжело — оставаться адекватным. Первый случай в поезде до сих пор не может выйти у него из головы. В тот вечер он видел множество странных людей, что держали путь вместе с ними, из-за чего он так долго и блуждал в поисках своей труппы. «Этих людей там не было и в помине», — держит в извилинах эти слова Гена он, чувствуя, как сильнейшая мигрень пробивает виски насквозь. Я не в себе? — Ген всегда был властной придурью, до тошноты преданной своему хозяину! — не унимается Кинро, — но в тот день, когда его, замызганного в багровых пятнах, с манежа спустила Кохаку, он сам понял, что то, с чем мы имеем дело — нечто не отсюда. Ты посмотри на нас, Ишигами! Мы похожи на тех, кто был рождён в этом мире? Просто признай, что тебя затягивает в паранормальщину вместе с нами! — Никогда, — Сенку смотрит на говорящего самыми обречёнными глазами. Глубокие тени легли под его опухшими нижними веками, а кожа обрела тон холодного серого мрамора. Он уже давно ощущает себя главным психом, сидя на пороховой бочке как на троне. Балансируя на канате собственного здравомыслия, Сенку понимает, что где-то ещё в начале пути выронил свой жизненно необходимый для пути шест. Он не относится к тому типу людей, которые легко принимают навязанные факты и идут вперёд, не оглядываясь. В последнее время мой ход мыслей часто сбивается. Он отнюдь не Хром, который способен бежать по канату чуть ли не вприпрыжку. Сенку — человек, который топчется на месте, потому что потерял балансир. Нужно сойти с каната. — Покинь цирк, пока не стало хуже, — настоятельно рекомендует Кинро, приобнимая молодого хозяина за подрагивающие плечи. — Бьякуя тоже замечал странные вещи, что мешали ему жить так, как живут все остальные, но не говорил об этом никому. Ген выдвинул теорию о том, что он таким образом расплачивается за то, что влез в мир, где ему не было места. — Что ты имеешь в виду? — Он буквально коллекционер мутантов, — язвенно твердит очкастый парень, — он мог разозлить таким отношением потусторо… — Это бред. Это антинаучно, — Сенку словно ребёнок закрывает уши ладонями. — Нет. Выслушай. Хозяин цирка в неверии отшатывается назад на несколько шагов. Он думал, Кинро скажет ему что-то наводящее. Он думал, он сможет хотя бы немного приблизиться к разгадке перед своей возможной смертью. Он не думал, что только запутается ещё сильнее. — ЧТ!.. — слышится звонкий женский голос из дверей, — АЛЛО, ГАРАЖ! Вы в заднице! Вы в курсе?! Лица Кинро, Гинро и Сенку синхронно оборачиваются на злобные крики. На механике одёрнув белоснежный манжет, Ишигами бросает ошарашенный взгляд на наручные часы и хлёстко шлёпает себя по лбу. — Ген в ярости! — эмоционально размахивает руками Кохаку, готовая буквально порвать всех троих на британский флаг. — Чёрт! Мы просрали конец антракта! — Да ну-у, нафиг! — девушка тащит хозяина цирка на выход чуть ли не за шкирку. — Ген уже давно на манеже! Он тебя убьёт, если вернётся! — «Если»? — переспрашивает Сенку. Его выражение лица в момент вновь меняется с недоумевающего на грозное. — Стоп. Он что, поменял местами свой с дрессировщиками номера? — Прости, Кохаку, мы заговорились, — виновато проговаривает братский дуэт, плетущийся сзади, но артистка лишь ускоряет и без того быстрый шаг. — О-о-о, мои золотые, вам стоит увидеть ЭТО своими глазами!

***

— Слышь, фокусник, не кипишуй!.. Сейчас к тебе опустят центральную трапецию, — свисая с каната вверх ногами, в своей манере успокаивает Хром, — ты на неё забирайся, и там фиг знает… Может, посидишь часок-другой, пока представление не кончится! — Что-то тебя с каната плохо слышно. Спускайся ко мне, дружок Хром! — как бы огрызается вполголоса Ген, при этом сладко протягивая гласные в угрозах. Подобный тон Хрому знаком, поэтому он без лишних движений принимает сидячее положение на канате, пока его тупо не уничтожили молниями, что так злостно метались из-под тёмных ресниц. Асагири ползёт по линии дуги манежа на позорных четвереньках, еле-еле передвигая ногами и в страхе косясь на надвигающегося в его сторону льва. — Я никогда не полезу на трапецию. Я боюсь высоты, — почти беззвучно сознаётся он. Сенку прибегает к манежу на всех парах. Его и без того торчащие волосы встают дыбом при виде этой картины маслом: самый настоящий огромный лев живёт своей жизнью на сцене без дрессировщика, в то время как иллюзионист, задержав дыхание и сделавшись гусеничкой, держит курс куда-то влево, влево, влево… Хищник не оставляет Гена без внимания и напирает на него всё больше, потому что чувствует страх. Но пока не нападает. Длинный шершавый язык смачно проходится по тёмному носу, а лапы элегантно переставляются одна за другой. Аудитория, к сожалению или к счастью, привыкшая к выходкам актёров, принимает все происходящее за комическую часть номера и просто заливается смехом. Людской хохот разносится со всех сторон цирка, замыкается в круге манежа, с которого пытается дать дёру Ген, и, судя по всему, нервирует преследующего его льва. — Чёрт возьми, — шипит Сенку, готовясь залезть на манеж, но его первую перекинувшуюся через бортик ногу в ту же секунду отправляют обратно. Кохаку снимает хозяина цирка с высоты словно котёнка с дерева, со спины притягивая обратно на землю. — Я пойду! — выпаливает в ответ на обиженный вопросительный взгляд девушка, стоит Ишигами по инерции плюхнуться на задницу. Одним ловким прыжком она перемахивает через борт на сцену, однако и её одёргивают встать на пол. Сенку тащит артистку с манежа, навалившись всем весом на её ещё не перекочевавшую половину туши, и они вдвоём падают в объятиях с хлестким хлопком наземь. — Дура! А если ты его спровоцируешь, и он сойдёт с манежа и начнёт нападать? — ворчит хозяин цирка, то и дело озираясь по сторонам, — пока лев спокоен, надо его увести! — Какая разница я его выведу на агрессию или ты? Надо Гена спасать! — она вновь рвётся на площадку. Схватившись за голову, Сенку уговаривает её не лезть, но та лишь небрежно отмахивается ладонью. Ишигами как можно беззвучнее подбирается ближе к Гену на корточках, что совсем прилип спиной к бортику. Лев чуть ли не тычет носом в бледное лицо парню и издаёт грозный полурык, от которого Гену начинает казаться, что он свалится в обморок. — Где Кинро?! Почему лев не вольере?! — в истерике спрашивает иллюзионист при виде близкого ему парня. Человеческая психология Асагири знакома и он никогда бы не позволил своим эмоциям выйти наружу, обнажив природные трусость и слабость, если бы перед ним стоял человек. Но другое дело — животное, которое дышит тебе в лицо. Он бьётся о пол и стенки манежа всем своим телом словно мотылёк, пойманный в сачок, и бросает пугливые взгляды медленно тянущему к нему руки Сенку. Кохаку что-то очень громко кричит. Лев резко оборачивается, ударив при этом своим хвостом Асагири по лицу. Владелец цирка пользуется моментом — он вытаскивает Гена с манежа, осторожно придерживая за талию, но по стекляннным глазам парня становится понятно, что тащить оттуда его придётся полностью. — Подожди меня тут, — объявляет Ишигами, когда убеждается, что Ген относительно в безопасности. — А ты куда? — ещё в растерянности спрашивает фокусник. Костлявые пальцы намертво впиваются в тёмный рукав фрака парня. — На манеж не надо! Не надо, Сенку! — Если не пойду, Кохаку может пострадать. Ген, обеспокоенно глядя, отпускает рукав. Сенку прибывает на сцену как никогда вовремя. Кохаку уже начала показывать свой страх, а хищник — доминирование. Он врывается в центр манежа и, нагло ухмыляясь, встаёт в максимально статную позу, присущую хозяевам цирка или просто тем, кто ведёт шоу. — Похоже, наш прекрасный иллюзионист не особо сдружился с нашим львом! — звучно говорит он, поднимая оброненные Асагири карты с пола, — давайте поблагодарим наших фокусника и клоуна за широкие улыбки на наших лицах и поприветствуем… Лев делает рывок в сторону Сенку. — …Настоящих дрессировщиков! — в полукрике доканчивает он. Кинро и Гинро закрывают собой господина и ведут остальных, нужных для их номера, львов за собой. Группа работников в униформе на скоростях поднимает хозяина цирка за локти и оттаскивает на безопасное от животных расстояние. Кинро переводит всё внимание зрителей и льва на себя, с громким хлопком ударив по полу длинным хлыстом. Гинро плавно выставляет правую руку перед собой и произносит: — Убедительная просьба во время этого номера оставаться всем на своих местах. Дальше всё идёт своим чередом. Бедного первого льва, самого до смерти испугавшегося произошедшего, Кинро, качая головой, прикармливает и подаёт Шишио знак уводить его с манежа. После того, как хищник удаляется, по цирку пускается негромкая музыка оркестра. Львы, бродя кругами друг за другом, заключают дрессировщиков в центр вырисовавшейся окружности и запрыгивают на свои положенные места — на высокие цирковые тумбы. Парни хлыстом указывают животным куда прыгать, легонько ударяя им по стоящим впереди тумбам, что увеличивались в высоте подобно лестнице, и львы их беспрекословно слушаются. Они ловко преодолевают расстояние, забираясь всё выше и выше по этим самым «ступенькам», спрыгивают оттуда и идут на самую нижнюю снова. Гинро гладит их с братом питомцев и щедро вознаграждает. Время для самой опасной части номера с обручами. Сенку таращится на это всё во все глаза. То, что происходит на манеже, ощущается совсем по-другому в сравнении с тренировками. Внезапно его, так внимательно наблюдавшего за выступлением, берёт под локоть Ген и понуро уводит за собой. — Ты чего? Ещё не отошёл? Асагири молча мотает головой из стороны в сторону, так и продолжая уводить в закулисье. — Никогда не досматривал их выступления до конца, — лицо парня заметно тускнеет с каждым словом. — Может показаться странным, но я в самом деле не фанат цирка. В особенности, такого. — Какого «такого»? — пытается уточнить Ишигами, но буквально через наносекунды осознает, о чём толкует фокусник. — Я категорически против использования животных в цирке, — он, хмурясь, поджимает тонкие губы. Ген действительно очень чуткий, не без сострадания человек, что находится не на своём месте. — Пробовал поговорить об этом с Бьякуей? Или с коллегами? — Кто я такой, чтобы идти против традиций цирка? — в зубы усмехается иллюзионист, сощурив серые глазки до перевернутых полумесяцев. — Наш цирк отнюдь не классический… — волнуясь, оттягивает душащую чёрную бабочку хозяин цирка, — мы тут много чего вообще не правилам творим. Я поддерживаю твою позицию, поэтому… — Кинро и Гинро останутся без работы. — Они ребята обучаемые. Думаю, им можно присвоить другие роли. Лоб Гена покрыт холодной испариной. Он, глубоко вздыхая, снимает шляпу-цилиндр со своей макушки и проходится пятерней по мокрым от пота, совсем слипшимся волосам. Розовые от пережитого напряжения щеки горят. — Ну не знаю, Сенку… Они так долго к этому стремились, искали своё призвание… Это то же самое, если я, добившись высот как иллюзионист, возьму и уйду в канатоходцы, просто потому что так какой-то мой коллега сказал. — Кинро и Гинро уже пробовали себя в других делах прежде? — А вот тут выходит интересно, — лукаво улыбается одними глазами Асагири, — Гинро мог бы разыгрывать буффонады вместе с Кохаку. Из него вышел бы забавный озорной мим или типа того. — А Кинро… Он… — Такой же клоун, как из Хрома тягач. Они вместе начинают смеяться. — Стоп, погоди, а Кинро помимо дрессировок ещё мог бы чем-то заниматься? — ещё не переставая смеяться, еле-еле спрашивает Сенку. — Мне кажется, он бы состоялся как факир! — О-о-о! — Беда: Гинро трус. И огня боится. — О-о-о… — Алле-оп! — раздаётся громогласно с манежа, отчего некогда весёлый духом Ген всем телом вздрагивает. — Сам прыгай через свой горящий обруч, — сквозь зубы ворчит иллюзионист, натягивая на глаза собственную шляпу-цилиндр. Сенку решает не говорить ничего. Он оставляет Гену собранные с манежа карты, осторожно кладёт около его ног потерянную длинную трость. Он мог бы начать хоть как-то защищаться ею на сцене, но решил просто начать отступать.

***

Порядок номеров нарушился, но не критично. Асагири «профукал» свое манежное время, да и вообще сам себя исчерпал, поэтому Сенку и Укио дружно пришли к выводу, что после Кинро и Гинро выйдет Цукаса с не самым длинным выступлением — он будет тягать грузовик зубами. Сенку согласен с принципом сбалансированного времени в номерах в сценарии. Если они будут пускать кучу длинных номеров залпом, зрительский глаз устанет, а допускать этого не стоит ни в коем случае. Если один и тот же актер будет появляться слишком часто, он может приесться. И если заделать череду коротких номеров, то это будет… Максимально тупо. У Укио одно из самых длинных выступлений в принципе. Он считается одним из самых загадочных в труппе, о нем ходит множество слухов. «Оставим его на десерт. Ничего страшного», — успокаивает сам себя Сенку. Конец представления близок. А моё время жизни ему прямо пропорционально. Он зарывается с носом в собственный чёрный фрак. Чтоб вас всех, я просто хочу жить! Внушительных размеров грузовик вывозят на манеж после короткой паузы. Он въезжает на сцену медлительно, заставляя зрителей наблюдать за действом с открытыми ртами. Цукаса собирает волосы в аккуратную косу и садится на одно колено, сгорбившись. Суйка надевает ему на голову позолоченную корону со сверкающими камнями, показывает большой палец ему и зрителям, стремительно мельтешит к труппе. — Сильнейший из сильнейших в лице человека и король зверей в лице льва! — с гордостью объявляет Ишигами, открывая взор на грузовик, что для пущего эффекта ещё и заковывают в цепи, — встречайте — Цукаса Шишио! Зал взрывается бурными аплодисментами. Цукаса вальяжно выходит в самый центр, громко топает ногой и поднимает руки к куполу, призывая наблюдать за ним. Все начинают свистеть и всячески поддерживать артиста ещё активнее. Тягач садится на корточки, приподнимает с пола толстую бечевку и, бросив финальный взгляд на зрителей, фиксирует её в собственных зубах. Крепкие челюсти сжимают верёвку. Цукаса делает первые шаги вперёд, натягивая ту до предела, заставляя людей трепетно вслушиваться в скрип колес грузовика и треск слегка охреневшей от жизни бечевки. Грузовик сдвигается с места. — Цу-ка-са! Цу-ка-са! — буйно кричат зрители, беспокойно вставая со своих мест. Цирк наполняется звуками возбужденных голосов и хлопков наверное уже сбитых в кровь ладоней людей. Артист на все эти факторы особого внимания не обращает — он максимально сосредоточен на своем деле. — Цукаса! Вперёд! Он делает череду огромных быстрых рывков вперёд. Звук его тяжёлых шагов оглушает, а сами его стопы оставляют на полу вмятины от тяжести собственного веса. Он зажимает верёвку меж виднеющихся клыков ещё крепче. Вены вздуваются на его напрягшихся мышцах. Капли пота безостановочно струятся с рельефного тела, оставляя мокрые дорожки. Грузовик едет вперёд. Цукаса справился. Всё ему щедро выражают свои зрительские симпатии, аплодируют, свистят, умоляюще просят: «На-бис!». Он удовлетворенно покидает манеж.

***

— Последний номер на сегодня, — воодушевлённо комментирует Кохаку, провожая Укио дружеским взглядом и поднятым вверх кулаком в жесте подбадривания. Её голова умиротворенно ложится на плечо развалившегося на стуле Гена. — Ты меня слышишь? Эй, ты закемарил, что ли? — Я не сплю, — он приподнимает свою шляпу с очевидно сонных глаз. — Ну-ну, — усмехается девушка и наваливается на иллюзиониста самым наглым способом. — Что-то предчувствие у меня не очень. — У меня тоже. Но пока всё идёт по моему плану. Не считая львов. А хотя… Пусть Сенку-чан ещё немного за меня потрясётся, — задумчиво проговаривает Асагири, но на секунду замирает. Укио суматошно прибегает обратно к друзьям, сметая всё на своём пути. Кохаку вскакивает с места. — Ты чего с манежа свалил?! Сайонджи, всё нормально? — Да, просто подстрахуйте меня! — сокрушается Укио, валясь на колени, — стойте рядом, ладно?! — Ты себя плохо чувствуешь? — Ген легонько касается лба коллеги кистью руки. — Нет, всё хорошо, — перехватывает чужую заботливую руку он, опустив макушку, — просто… Не покидайте меня. Двое неуверенно кивают. Сенку стоит на манеже в одиночестве, выпрямившись как по линеечке. Под кожей неприятно блуждают ряды омерзительных мурашек. Невероятно хочется смыть свой страх под ледяным душем. За мужской спиной находится огромного размера передвижной аквариум, надёжно зафиксированный на сцене, чтобы никуда не двигался. В этом номере необходима точность. И никакой паники. Каждая секунда на счету. Красными чернилами с пугающими темнеющими подтеками на прозрачном стекле нанесена кривая подпись: «Это твой последний шанс». Ишигами старательно закрывает её от чужих глаз как может и понятия не имеет, адресованы эти слова ему или Укио, что несколько минут назад покинул манеж. Последний шанс. Последний шанс для кого? И для чего? Укио всё же появляется перед публикой. Он уверенным шагом поднимается по лестнице к верху аквариума. Его с одной стороны ведёт под руку Кохаку, а с другой — Ген. Такого в сценарии не было. Сенку такого юмора не особо понимает, поэтому решает оставить всё на этих троих, просто изогнув левую бровь в кричащем вопросе. Шустрая Суйка замечает злополучную надпись и спешит на манеж, чтобы её стереть. Хозяин цирка, всё так же фальшиво улыбаясь, закрывает собой этот написанный кем-то позор. Стекло оттерто. — Леди и джентльмены, представляем вашему вниманию экстремальный номер, который вы можете увидеть только в нашем цирке! Укио Сайонджи! Единственный во всём мире человек-амфибия! — он пережидает первую волну аплодисментов. — Сегодня наш цирковой друг продемонстрирует высокий уровень подводной стрельбы и, используя лишь смекалку и моторику рук, освободит себя из оков стеклянного мира без единой возможности вдохнуть! Зал кричит парню свои слова поддержки. Укио осторожно погружает в воду нижнюю половину тела. Он делает глубокие вдохи-выдохи, дыша полной грудью и насыщая лёгкие как можно большим количеством воздуха. Артист делает мощный финальный вдох, подаёт Кохаку знак и с головой уходит под воду с заряженным арбалетом. Аквариум захлопывают. Укио плавно извивается всем своим телом и перебирает стройными ногами подобно русалу из сказок. Его виднеющаяся на коже лица, шеи и некоторых участках тела чешуя поблескивает под искусственными бликами прожекторов. Выстрел. Первая стрела попадает прямо в «яблочко» первой мишени. Люди встревоженно хлопают, но не слишком громко, оставаясь погруженными в нагнетающую атмосферу. Слышится механический треск со стороны затвора ёмкости. Это служит сигналом о том, что результат стрельбы засчитан. Укио заряжает арбалет во второй раз. Сильные руки продвигают гарпун к хвостовику до ощутимого щелчка. Он принимает положение опытного подводного охотника, плотно приложив рукоять к груди. Собравшись с мыслями, парень максимально концентрируется. «Сайонджи Укио. Единственный выживший после таинственного инцидента на подводной лодке. Официально считается пропавшим без вести». Так написано в его деле. Самостоятельно не проверял. Вторая стрела попадает чуть левее нужного. Стрелок прижимает арбалет сильнее и готовится к повторной попытке. Аквариум стоит в полной тишине. Второй выстрел даже при такой блестящей демонстрации профессионализма оказался недостаточно точным, чтобы необходимый замочек щёлкнул. Укио выпускает малое количество воздуха изо рта. Мелкие пузырьки стремятся к поверхности. Он вновь упирает рукоять в грудь и размещает тяги в пазы. Долгожданный щелчок. На этот раз выстрел оказался успешен. Остаётся ещё третья мишень. Однако, даже после третьего попадания на этом миссия человека-амфибии не закончится. Ему ещё предстоит проявить немалую ловкость рук, чтобы отпереть замки у самого верха аквариума. Около ёмкости стоит огромный таймер с отсчитывающимися 15-ю минутами на нём. У Укио осталось 10 минут. Третья стрела попадает аккурат в середину мишени. Он облегченно выпускает оружие из рук, и оно, медленно опускаясь, стремится к песчаному дну. Парень вплотную прилипает к расположенной в самом верху металлической крышке собственного аквариума. Он просовывает обе руки через специальные дырки. Касается дрожащими, сморщенными от воды пальцами цепей. Нащупывает первый замок и ключ рядом с ним. Сенку готов поклясться, что ещё никогда в своей жизни не видел столь слаженной работы. Такого уровня концентрации, что ему с таким хладнокровием предъявил Укио, как будто бы это полное ничего. Укио успешно открывает первый замок и тянет за множественные цепи, обнажая одну часть крышки аквариума. — Дамы и господа, давайте же подбодрим нашего артиста! — раскачивает зрителей Сенку, — ему осталось всего два замка! Укио столь сердечных слов поддержки от зала не слышит, находясь под водой, но он определенно ощущает их заботу. Второй замок парню поддаваться не хочет ни в какую. Ключ внезапно выскальзывает из рук парня и булькает под воду. Он монотонно тонет у всех на глазах. Сенку понимает, что это уже не Ген с его приколами в фокусах. Осталось 5 минут. Укио скользит ладонями по дну аквариума, зачерпывает ими песок в поисках потерявшейся вещи. Проходит ещё минута. Он находит ключ. Давай, Укио, молодец, ты справишься! Сайонджи плывёт к верху, вновь просовывает руки и почти сразу раскрывает второй замок. Остаётся последний. Последний! Он подбирается к финальному. Осталось полторы минуты. — Ну же, Укио! Взгляд Кохаку, по просьбе товарища не отходящей от ёмкости, впивается в слабеющие на глазах руки артиста. Пальцы того судорожно дрожат, в панике обыскивая крышку на наличие ключа. Что? Укио со всей силы вцепляется в так и не сорванные им цепи и принимается их рвано дёргать. Звенящие хаотичные звуки распространяются под шатром. Минута. — У тебя есть ещё целая минута… — шепчет Сенку, еле шевеля губами. Укио в конвульсиях бьётся о крышку и стенки аквариума как рыба о лёд. Он подставляет своё лицо поверхности воды, чтобы поймать ртом хоть немного воздуха, но лишь захлебывается ещё больше. Он выдыхает слишком много, выпускает огромное количество пузырьков изо рта, что совсем закрывают его лицо. Зрители непонимающе встают со своих мест и медленно движутся к манежу, чтобы понять, что происходит. Сенку кричит во всё горло своим людям, чтобы снесли крышку к чёртовой бабушке. Кохаку бесполезно долбит по ней кулаками, тянет за цепь и за злополучный замок. Помощники в спешке несут инструменты. — Почему он не открывается?! Остался же всего один замок! Сенку в осознании поворачивает голову к аквариуму и застывает. После третьего выстрела по мишени щелчка не произошло. Механизм дал сбой? Но что волнует ещё больше — Укио стал терять воздух? Он же может чуть ли не жить под водой! — Разойдитесь! Ген выбегает на манеж в темной кепке и в униформе, вытаскивает из рукава молоток, что был при нем на случай, если бы его засыпало песком, и со всей дури долбит им по стеклу аквариума. Он колошматит один раз, второй, третий. Паутина полупрозрачных трещин ползёт по ёмкости, поддаваясь. Сенку бежит к залу и уверяет всех отойти как можно дальше. Раздаётся оглушительный треск. Мощнейшие потоки воды вырываются из аквариума, смывая всё на своём пути. Крупные осколки летят в разные стороны, а мелкие крошатся блестящими струйками. Стекло неприятно хрустит под ботинками. Пол затопило водой с краснеющими разводами. — Укио! — срывающимися голосами кричат Кохаку и Ген. Они шустро хватают содрогающегося артиста и помогают ему откашляться. Укио тошнит водой, накопившейся внутри, а с уголков глаз ручьями текут обжигающие слезы. Он заходится ужасными хрипами. Ген с красными порезами на лице и руках прижимает к себе настрадавшегося коллегу. Кохаку, напоследок кивнув господину, уводит всех манежа. Сенку не верит, что это всё это происходит на его глазах. Укио дрожит всем своим телом, пытается извиниться, но примчавшаяся труппа просто накрывает его полотенцем и, придерживая, ведёт в гримерную. — Спасибо всем, что пришли на наше выступление! — кривя подбородок от нахлынувших непонятных эмоций, произносит Сенку, — нам очень жаль, что вам пришлось видеть это. Дверь в гримерную отворяется. Ген спихивает Укио в объятия Кохаку и, уставившись пустым взглядом, делает два шага назад. Труппа смотрит на него с предупреждением. — Ты чего? Что ты собрался делать? Ишигами, до нитки промокший, продолжает извиняться на манеже перед сотнями людей даже невзирая на то, что те уже начали потихоньку покидать стены цирка, оставляя хозяина наедине со своим прощанием. Громкая музыка совсем не к моменту начинает играть. Они должны были включить её, если бы все закончилось не таким плачевным исходом. Его спина сгибается в слёзном извинении под углом 90°.

Skinhead, deadhead

Everybody's gone bad

Situation, segregation

Everybody, allegation…

— Для вас сегодня выступали, — продолжает осипшим голосом он для оставшихся преданных зрителей, — человек-амфибия — Укио Сайонджи! Тягач — Цукаса Шишио!

In the suite on the news

Everybody dog food (Woo-ho)

Kick me, kike me

Don't you wrong or right me…

Под такую громкую композицию его даже толком не слышно. Он прекрасно знает, что его голос уже давно потерялся в смысле песни, но всё равно упёрто продолжает гнуть свою линию, опустив лицо к полу в виноватом поклоне. — Канатоходец — Хром! Дрессировщики — Кинро и Гинро! Клоун — Кохаку!

All I wanna say is that they don't really care about us

All I wanna say is that they don't really care about us

All I wanna say is that they don't really care about us

All I wanna say is that they don't really care about us

All I wanna say is that they don't really care about us

All I wanna say is that they don't really care about us

— Я — Сенку Ишигами! И иллюзионист — Ген… Ген, зажмурив глаза, с громким топотом бежит на манеж с невероятной скоростью. — Асагири?! Он врезается в Сенку и сбивает его с ног, заставив их обоих вылететь со сцены. Сверху с огромным грохотом падает крестообразный реквизит. Весь манеж оказывается под его тяжелым весом. В воде, в осколках, в щепках. Накрытый вагой. Сенку смотрит на красное лицо Гена испуганными глазами. — Т-так и знал, что что-то случится!.. — объясняется иллюзионист, заикаясь. Он ложится целиком на Сенку и сжимает чужую ткань одежды в собственных изрезанных кулаках. — Что за… — он поворачивает голову к полуразрушенному манежу и уже пустому залу. Ген, часто моргая, пытается сохранить лицо, но ничего не понимающий вид Сенку заставляет его высоко задрать голову к куполу. Он закрывает глаза с темнеющими в их уголках разводами своими трясущимися ладонями. Асагири плачет навзрыд. Сенку при виде заинтересованной труппы, выглядывающей из-за угла, подаёт им знак идти обратно, откуда пришли. Они ещё долго сидят в совершенно пустом цирке только вдвоём.