Тария: Желание, изменившее мир

5 лет спустя       Она остановилась, осознавая всей душой и телом, что на улице осень. Сейчас она видела лишь очертания потерявших крону деревьев, чувствовала стопами ковёр, устланный листьями до самой опушки, ощущала запах влажного леса и то, как в волосы вплелась летящая паутинка.       Почему для неё таким шоком становится даже осознание того, что уже наступила осень?       — Ри-ия! — Её потянули за рукав рубахи.       — А! Да?       — Борода! — Передразнил сестру Аврос. — Пойдём скорее!       Шестилетка в карго-шортах и сандалиях оживился после ужина, узнав, что в их лесу растут съедобные каштаны. То ли разглядев это в запылившихся справочниках с картинками растений, то ли услышав от мамы, Аврос поставил себе цель найти и попробовать на вкус этот дар леса.       Рия не очень хотела идти, но тогда бы младший надулся и пожаловался родителям, что сестра не хочет за ним смотреть. К тому же погода была на удивление приятной, как и год в целом.       Напомнило похожий случай, когда Рия натаскала с поля цветки мать-и-мачехи, откуда-то узнав, что из них можно сделать варенье. Мама тогда обманула её, подав под видом цветочного варенья обычную тёртую малину. Впрочем, что ей ещё оставалось делать? И сколько ещё таких случаев было, когда она что-нибудь таскала с улицы…       Пока они шли вдоль ручья к тем самым каштанам, на которые им указал Малилай, Рия начала понимать маму, когда та была в похожих ситуациях. Жёлуди, камыши, лягушки — Аврос приносит всё подряд с нескрываемым восторгом, причём Рие, как главной няньке.       К востоку от дома протянулась небольшая аллейка из шести американских каштанов, которые сюда посадил ещё дедушка. По крайней мере отец рассказывал, что тот какое-то время увлекался селекцией и натаскал сюда довольно много растений, обычно не живущих в этой полосе.       Рия раньше и не замечала, чтобы эти каштаны как-то отличались от своих более массивных сородичей.       И всё-таки отличались: более тонкий ствол, листья-перья, но зато плоды сразу с двойными орехами. Эти каштаны сами по себе вызывали какие-то ассоциации с тропиками, с чем-то более тёплым, даже жарким.       Оторвавшись от пинания одуванчиков палкой, Аврос указал на искомое дерево.       — Это каштан?       — Да, он самый. Хочешь, чтобы я достала?       Младший помотал головой и встал на носочки, чтобы самому поддеть палкой один из плодов.       Глядя на смешное зрелище того, как веснушчатый балбес, поправляя из раза в раз рыжую чёлку, пытался броском своего оружия сбить хотя бы один каштан, Рия слегка улыбнулась, приподнимая брата за подмышки.       — Ай!       Уже начинало темнеть. Несмотря на то, что теперь лицо Авроса разукрасили заплаканные глаза и синяк на лбу, он был доволен походом. Рия понимала это по его быстрой походке и тому, как он задорно махал палкой, сражаясь с травой. Признаться, получалось у него неплохо. Она же занималась тем, что снимала руками скорлупу с добытых каштанов.       — Не болит голова? — Переспросила Рия.       — Нет! Не болит! — Помотал головой Аврос.       — Может, сходим к Малилаю? Он полечит, а мама ругаться не будет.       — Нет, не хочу к Малилаю! Он жуткий…       Неудачная шутка лешего над новым членом семьи привела к тому, что без Рии Аврос больше в лес не ходит. Оказывается, не все маленькие дети любят, когда к ним подкрадываются сзади рогатые люди!       Заканчивая последний орех, Рия вдруг заметила, что братик уж слишком усердно сражается с растительностью, аж пыхтит.       — А что ты делаешь?       — Тренируюсь.       — М? Рвать траву?       — Нет, я хочу быть президентом!       Рия удивилась, даже нахмурилась немного.       — А зачем ты хочешь быть президентом?       — Потому что папа сильный! А он — президент!       Всё стало ясно в тот же момент. Было мило наблюдать за тем, как этот балбес подражает родителям. Аврос любил это делать, повторяя что-нибудь то за папой, то за мамой, то даже за сестрой. Так, например, он усидел целых десять минут на одном месте, всё пытаясь раскрыть для себя тайны медитации Рии. Увы, у него это не получилось.       И это — та самая вещь, которая отбрасывала тень на столь милое стремление быть сильным, как папа. Аврос унаследовал мамины веснушки, карие глаза и… рыжие волосы. Никто не признавал этого, но со временем стало понятно, что у младшего, кажется, нет никаких признаков седого гена.       Впрочем, Рия не хотела загадывать наперёд, да и было это не важно. Для неё младший братик Аврос — самый удивительный зверь в их лесу, за которым наблюдать интереснее всего на свете.       Подозвав Авроса к себе, Рия высыпала ему на руки пару каштанов. На вкус они были похожи на картошку, только куда более крепкую и сладкую. Их можно было сварить, даже пожарить, но Рия предпочитала их сырой вид, как и, кстати, сырую картошку.       Аврос же нехотя раскусывал и жевал орех: боялся порезаться его острыми кусочками. От боязни пораниться он аж зажмурился да посильнее.       — И от кого же нас будет защищать президент Аврос?       — От наймитов.       — Может, от нанитов?       — Да! Да, от наймитов.       Рия вздохнула. Неужели и она так плохо выговаривала слова?       — А разве наниты злые?       — Да! Я по телевизору видел, они хотят, чтобы мы все умерли.       — Разве?       «Кажется, я слишком долго не смотрела новости…»       — Да! Они злые и хотят съесть наши души.       Рия не была готова возразить ему сейчас, ведь кроме подражания Аврос умеет рассказывать каждому в семье то, что слышит от двух других.       — Смотри как могу!       Аврос вдруг разогнался и бросил свою палку, да так, что она пролетела пару метров и воткнулась в землю.       — Видела?!       — Здорово! — Рия учтиво похлопала в ладоши. — Даже я так не умею!       — Да! Я очень крутой!       Рию бросило в смех от бахвальства братика, но лишь слегка. Такие моменты беззаботности в последнее время перестали ощущаться чем-то нелепым. Если раньше Рия злилась на младшенького за его глупость и надоедливость, то теперь он приносил ей лишь смех и радость. Для него этот мир такой большой, такой незнакомый, интересный. С Авросом никогда не бывает скучно, хотя, по сути, он не делает ничего особенного, просто ведёт себя, как обычный ребёнок.       — Да уж, крутышка. — Рия встала, собирая в карман оставшиеся каштаны. — Пойдём домой, уже холодно.       Несмотря на бесконечную печаль в душе, Аврос послушно дал сестре руку, и вместе они пошли в сторону дома. Рия не могла видеть точно, где сейчас находится солнце, но понимала, что они вдвоём и так задержались. Раньше бы мама точно сама пошла искать Рию, если бы та заигралась до позднего вечера.       Раньше…       Всё чаще это слово становилось во главе её мыслей. Довольно глупо говорить о каком-то личном опыте, когда тебе всего тринадцать, но Рия в последнее время стала ловить себя на мысли, что сравнивает настоящее и прошлое.       Раньше, когда были только она, папа и мама, вселенная словно строилась вокруг Рии, устраивая ей ежедневные сюрпризы и приятности. Можно с уверенностью сказать, что тогда и души сияли ярче, и воздух был теплее, а еда — вкуснее. Теперь же… всё начало меняться, или уже изменилось. Мама стала реже шутить, чаще кричать и грузить работой, потому что хозяйство большую часть времени держится на них двоих, если папы нет дома. Всё чаще мама ссорится с ним, и тот уходит в сарай, занимаясь ремонтом очередной поломавшейся в доме вещицы. Иногда оттуда начинает нести сигаретами. После пары часов всё обычно возвращается на круги своя. Они мирятся, мама делает что-то особенно вкусное, и вот они снова семья, дружная и сплочённая.       Кроме обязанностей по дому добавилась и учёба. Из-за недостатка времени Рия почти перестала видеться с Малилаем, но зато папа стал уделять ей немного больше времени, чем раньше. К восемнадцатилетию она должна будет знать математику, английский, географию и биологию, чтобы у неё были хоть какие-то знания о внешнем мире. Мама же, когда не занята по дому или улице, слушает, как Рия пересказывает новую прослушанную книгу. Она не прерывала её ни разу, но уже несколько раз засыпала прямо посреди разговора, особенно если дело было к вечеру. Рие в такие моменты не было обидно, просто немного жаль. Оставалось только накрыть маму пледом и идти заканчивать работу вместо неё. Жизнь стала такой сладко-горькой, неопределённой, полной противоположностей.       На их мирный уголок опустились сумерки, когда Рия привела Авроса домой. Тот, недолго думая, стянул сандалии и, пробежав через веранду, прыгнул с порога в прихожую, да так, что все его тридцать килограмм отдались грохотом в стенах.       — Боже, кабан покатился. — Мамин голос послышался со стороны коридора в баню.       — Мы дома-а!       Аврос пробежал кухню, быстро определив, куда делась мама. Они встретились объятиями как раз на повороте, где младшенького сразу взяли за щёки и начали мотать его голову из стороны в сторону, несильно, в шутку.       — Кто так бегает по дому, что аж стены валятся?!       — Ай-яй-яй, я несильно!       — Ага, я слышала твоё «несильно». — Передразнила мама, присев на одно колено. — В следующий раз дам по заднице так, что аж позвоночник в трусы посыпается, понял?       — Угу…       — Вижу. — Мама отпустила Авроса, развернув обратно в сторону прихожей. — Иди раздевайся, руки мой и садись.       Рия наблюдала за этой приятной картиной из-за двери. Давно, когда ей впервые показали брата, такого маленького и слабого, она впервые открыла для себя со стороны, как две людские души связываются вместе, обмениваясь энергией. Они словно становятся единым целым, чем-то неразделимым даже на расстоянии. Их эфир перетекает друг в друга, делая их сильнее и… счастливее.       Что-то подобное Рия видела в детстве между ней и отцом, когда ей хотелось сильно обнять его и уткнуться в его клочковатую бороду. Тогда она не придавала этому особого значения, но, как это бывает, осознание пришло после потери. Почему-то с мамой у них никогда не было этой связи, а с папой она просто перестала появляться в какой-то момент. Рие оставалось только гадать, когда, а главное что она сделала не так.       Как ни странно, но мама почти не ругала за неосмотрительность и шишку на лбу Авроса. «Главное, что не болит» — сказала только. Хотя Рия прекрасно видела, что мама забеспокоилась.

***

      Эти дети превратят любой поход в способ обо что-нибудь убиться. Всякий раз, когда её сорванец возвращался пораненный, весь в слезах и с криком на весь дом, у Авроры сердце в пятки уходило. Она уже много лет как мать, да и кому как ни ей знать, что дети должны попадать в не смертельные неприятности, но всякий раз её эмоции боролись с разумом, чтобы не устроить истерику из-за мелочи и не отругать Авроса за то, что себя не бережёт, а Рию за то, что не следит за братом.       С другой стороны они оба принесли в её жизнь разнообразие. Эти стены дома и бесконечный лес с полями вокруг за двенадцать лет прилично осточертели. А с плаксой Авросом и чудачкой Рией всё становилось как-то краше, веселее, что ли.       Как оказалось, жить для детей Аврора умеет. Когда-то давно она и помыслить не могла, что будет домохозяйкой, причём деревенского типа, который больше всего ненавидела. Иронично, ведь именно от такого быта она сбежала в молодости.       Для неё жизнь стала явно сложнее. Для всех, пожалуй.       Они стали так часто ссориться: кто-то не поймёт подкол — начнётся перепалка, достанут на «работе» — Тарус сорвётся дома, Рия откопает в отце очередной триггер, и её снова придётся защищать ей, маме.       Впрочем, и она стала вести себя неподобающе со временем. Уже который год Аврору преследовала постоянная усталость, периодически наступала апатия, а иногда так и вовсе хотелось ударить кого-нибудь, проклиная всё на свете. Ещё и потолстеть умудрилась. Она знала, что нельзя быть такой, хоть и не знала, как привести себя в порядок.       Это вызывало чувство вины. Она будто делает недостаточно, чтобы держать эту семью на плаву.       И всё это Аврора успела обдумать в своей голове за те полчаса, что дети ели гречку с сахаром и молоком. Её разум снова затуманило бесконечным потоком нарастающих проблем, ответственности, с которой ей всё тяжелее справляться.       Однако, смотря на Рию и Авроса, её звёздочек, ангелов, родную кровь, мама всё ещё находила силы жить этот день, сделать его немного лучше не только для детей, но и для себя. Всё образуется. Даже если они проиграют эту войну с судьбой-злодейкой, то хотя бы здесь, дома, они смогут встретить конец вместе.       «Нет, нельзя так думать. Всегда должен быть выход, всегда должен быть способ всё решить…»       Так дело дошло и до ночи. Завтра очередной ранний подъём, и Аврора помогла детям улечься. Сын боится темноты, а места в комнате родителей просто нет, так что Рия, хотела она того или нет, спит теперь с ним.       И вот, она снова была предоставлена сама себе. На кухне всё ещё было душно, и если сначала Аврора хотела попить чая, то теперь ей нужно было выйти подышать.       Земля ещё не остыла от солнца, но прохлада наступившей темноты уже наполняла грудь. Ей не хотелось возвращаться в дом, в четыре стены с вечно ломающейся плитой и тесной спальней, где постоянно откуда-то набирается пыль и шкребётся Хрыч. А на улице было так спокойно, так свободно, но всё равно недостаточно. Разница между домом и улицей была такая же, как между домиком и вольером.       Чувство настоящего ветра в волосах так сильно забылось Авроре, что даже этот ночной холодок напомнил о сквозняке в старом, пропахшем чипсами и сосновым ароматизатором «транзите». Хорошее было время, почти двадцать лет назад: с утра понедельника они с Тарусом написали заявления о пропуске занятий в университете по болезни и укатили на машине друга в Россию, на концерт «Нервов», прямо в Питер. Границу переехать было несложно — только паспорт покажи, так что к полуночи они уже сидели на жилой окраине Нового Мурино. Тарус варил суп на примусе, а она выбирала, на какой части её гитары смогут расписаться парни из группы.       И почему-то сам концерт запомнился меньше всего, но это чувство глупой, возымевшей потом последствия свободы — совсем наоборот.       Мысленно возвращаясь к тем весёлым денькам, Аврора невольно подняла левую руку и опустила правую, ощущая почти что реальные прикосновения к чересчур натянутым струнам гитары.       «Херня какая-то. Я уже тут с ума сходить начинаю».       Потерев глаза пальцами, Аврора встала с крыльца и отряхнулась, вернулась в дом, проверила снова, спят ли дети, после чего сама ушла в спальню. Завтра ещё капусту собирать.

***

      Она уснула. Объятия Морфея настигли её очень быстро, причём в такой позе, в какой обычно мало кто засыпает — ровно на спине, даже руки лежали прямо. Такая поза очень удобна для того, чтобы создать свою бесплотную копию.       Рия овладела этой способностью, чтобы не рисковать, выходя из своего тела настоящей душой. К тому же так она может отдыхать и при этом гулять, учиться или страдать ерундой в любое время. Она гордилась этим, ведь пока остальные выпадают из реальности на восемь-девять часов, Рия может потратить их как пожелает.       Однако сейчас ей нужно было сделать нечто запретное. Мама и уж тем более отец не обрадуются, если узнают, что она не так давно натворила, и что собирается повторить снова. Кто не обладает должным чутьём, мог лишь увидеть, как под неведомой силой проминается трава и земля, оставляя следы ног, как шелестят кусты на опушке, расступаются ветки по велению чьих-то рук. Рия шла к своей цели больше часа, пока наконец не остановилась перед ним — барьером.       В прошлый раз она случайно просунула через него руку, словно и нет никакой стены вовсе. Мамина магия на её копию не влияла никак, и получилось то, что получилось: Рия коснулась рукой мира снаружи. Ничего не произошло. Несколько дней она была не в себе, боясь, что заразилась таким нелепым образом, ждала, когда проявятся симптомы: посерение кожи, паралич или даже остановка сердца. Но всё как было, так и осталось.       — Ну-с, попробуем.       Надавив руками на барьер с небольшим усилием, Рия чуть не упала, перевалившись сквозь него. Жидкая дымка рассеялась, и сначала Рие показалось, что луна погасла. Однако, приглядевшись, она поняла: всё было так, как ей рассказывали родители.       Все оттенки серого — вот как можно было описать лес по ту сторону барьера. Ноги втоптали немного серой травы, по ощущениям не отличавшейся ничем от обычной. Рука коснулась серой коры дерева, по ощущениям не отличавшейся ничем от обычной. И воздух вокруг отличался только тем, что был тяжелее, но вряд ли это не привиделось из-за страха. Закрыв на секунду глаза, она чуть не упала, оказавшись в кромешной тьме, где не было никаких ориентиров в виде чьей-либо души, даже самой маленькой.       — Стоило вспомнить об этом раньше.       Сделав глубокий вдох, Рия сделала ещё один шаг, как вдруг под её ногой вздыбилась серая пыль. Взвесь едва заметных в темноте частиц пыталась коснуться её, но, столкнувшись с неосязаемостью, оседала на землю. Это было похоже на странный вихрь под ногами, который, видимо, будет преследовать её повсюду.       «Поветрие притягивается ко всему живому».       Хотелось стряхнуть эту дрянь с себя, но Рия лишь рвано выдохнула. С этого момента у неё нет шансов выжить, если эта штука заразит её. Вспомнилась папина старая шутка: «Если думаешь, что капитально облажалась — не останавливайся, позорься до конца».       Она хотела идти дальше, открыть для себя этот мир ещё на чуть-чуть.       Рия выбрала направление по звёздам — север. Твёрдая земля вдруг сменялась болотами и наоборот, всё меньше и меньше вызывая отторжение. Астральное тело не уставало, и все силы можно было потратить на размышления о том, насколько глубока кроличья нора, в которую Рия полезла.       Если в начале пути всё вокруг казалось таким ненастоящим и мертвым, то вскоре это чувство пошатнулось, когда леса с болотами оживились редко пролетавшими птицами и прятавшимися зверьми.       Так было до момента, пока Рия не столкнулась с равниной, абсолютно гладкой, без единого куста или дерева, даже трава слишком ровная. Только она, асфальтовая дорога вдали, и высокий-превысокий шпиль, красные огни которого можно было увидеть, пожалуй, на расстоянии многих и многих километров.       Рия никогда не изучала географию мест вокруг их дома, так что ей оставалось только гадать, куда она набрела. С каждой секундой становилось всё интереснее, что она увидит ещё. В голову прокрадывалось нарастающее любопытство, которое двигало её вперёд с неимоверной силой.       Прямо под исполинской вышкой стояло ещё одно здание — сине-белое, с крытыми ящиками, из которых торчали шланги с рукоятками. Кажется, такие места люди называют бензоколонками.       Внутри горел свет, и Рия, крадучись, подобралась к окну.       За прилавком с кучей снеков и сладостей сидел мужчина, со скукой пялившийся в телефон. На его сером, поджаром теле из цветного была только жёлтая майка и белая подошва кроссовок. Он не выглядел, как нечто жуткое, опасное или противоестественное, а просто… другое.       Рия застыла, впервые в жизни наблюдая синтетика вживую и так близко. Любопытство и осторожность вступили в последнюю схватку, ведь в голову прокралась безумная мысль:       «А, может, постучаться? Он всё равно меня не увидит, наверное».       Этого «наверное» оказалось достаточно. Рия постучала кулаком по стеклу, и синтетик по ту сторону резко дёрнулся, чуть не откинувшись на стуле.       — Эй, кто там шляется?! — Послышалось из здания.       Но никто ему не ответил. Рия уже была на шоссе, расплёскивая ногами воду на асфальте.       Чувство безнаказанности, такое пьянящее, что хочется бежать и смеяться без остановки, окончательно ломающее все оковы. Рия поддалась ему, и, ступая только на белые разделительные полосы в центре дороги, пошла навстречу неизвестному. Лишь синий указатель со стрелкой, подписанный как «Старая Стража», был её ориентиром.

***

      Новый день, новые причины дожить до вечера. Аврора не стала будить детей, позволив им поспать дольше. Хотелось побыть одной, насладиться рассветом и собраться с мыслями, пока в сковородке греется омлет.       Долго это не продлилось. Посыпав солью еду, Аврора развернулась и чуть не толкнула в буфет оказавшуюся перед ней Рию.       — Господи, Рия! — Очень хотелось перейти на мат, но вышел только приглушённый визг. — Ты людей-то не пугай так!       Она опёрлась о край стола, чтобы отдышаться: сердце ни к чёрту за столько лет жизни.       — Прости! — Рия поспешила взять маму за руку, чтобы успокоить, но та отмахнулась. — Я думала ты меня заметила…       — Не крадись так, и, может, замечу! Фух…       Аврора отдышалась и вернулась к своим делам, быстро забыв о случившемся.       Сначала порцию для себя, потом для детей, и так за плитой прошло минуты две, прежде чем Аврора не подняла голову, почувствовав странную вибрацию на полу и… просто ощущение, что что-то не так.       — Чего молчишь? — Вдруг спросила она у Рии.       Дочь смотрела в окно, постукивая пяткой по полу, да так, что стены шатались. Она оглянулась.       — А? Да просто, ничего в голову не идёт.       — Ну смотри мне, а то я уже подумала, что ты на меня обиделась.       Рия негромко посмеялась.       — Нет, всё хорошо.       Это сняло тревогу с сердца. Может, она сама её напугала своим испугом — вот и сидит нервничает. Аврора решила, что лучше не лезть с расспросами. Пусть она лучше покормит ребёнка и заплетёт её непослушные волосы — всё лучше, чем пустые разговоры.       Рия же едва могла делать вид, что ничего не произошло. Зубы непроизвольно сжимались, короткое дыхание старалось быть ещё короче, чтобы совсем стать бесшумным, пока ноги не слушались, отчаянно пытаясь сбросить с тела хоть немного кипящих внутри страстей.       Она не чувствовала боли, не ощущала онемения, и ей было хорошо. Хорошо от того, что её поступок никому не навредит. Однако это всё меркло на фоне одного единственного слова, заполнившего чашу мыслей до краёв. «Саша, его зовут Саша…»