***
Тарус закатил глаза, не зная, как ещё реагировать на очередной порыв нежности. Это было так волшебно, почти сказочно — чувствовать столь чистую любовь от не менее чистого создания. И это, наверное, был бы один из лучших дней в его жизни, если бы не цена, которую пришлось заплатить за счастье дочери. С тех пор, как Тарус выдал своё существование, общественность не утихала. Мир стал похож на встревоженный улей, который вдруг решил, что Тарус Макаренко — проблема первоочередной важности. И если первые месяцы возмущались только синтетики, коих бы стоило спалить дотла, то теперь и выжившие люди начали задавать слишком много вопросов своему правительству. Он должен был молчать, не показываться на глаза, но теперь планы изменились, и сегодня, возможно, будет самый тяжёлый день в его жизни — день, когда Тарус должен будет ответить лично всему миру на интересующие его вопросы. В обмен он попросил лишь одно — отвезти их в зоопарк, чтобы Рия порадовалась. Четверо охранников сопровождали их на пароме, ещё пятнадцать разбрелись по всему зоопарку, ещё двое стоят в двадцати метрах, если понадобится помощь здесь и сейчас. Кроме них с Рией других посетителей в Таронгу просто не пустили сегодня. Только персонал зоопарка оставили. — Ну ладно, хорош тискаться, пойдём. — Тарус подхватил Рию на руки. — Ой, пойдём-пойдём! У нас ведь мало времени, да? — Не очень много, но мы тут можем погулять до вечера. Даже для такого сухаря, как Тарус, Таронга оказалась интересным местом. Впрочем, на фоне рушащегося мира ухоженный зоопарк с более чем сотней видов разных животных казался чем-то вроде Ноевого Ковчега. Если подумать, то многих из этих земных тварей уже и нет в природе, только здесь, за оградами, деревянными коробами и стеклянными боксами. И почему это так напомнило ему о доме? Ясный полдень перетёк в благодатный вечер, точно песок сквозь пальцы. Их накормили мороженным, дали подержать в руках просто гигантского попугая, а ещё получилось сфотографировать для Авроры капибар и вомбатов. Рия никогда не выглядела такой счастливой, как сейчас. Она узнала о мире снаружи за один день больше, чем, за все последние годы. Вряд ли ещё когда-нибудь наступит такой же день, и Тарус это понимал. Его слегка опухшие от бессонницы серые глаза ловили каждый момент, каждую улыбку дочери, каждое её объятие, чтобы помнить: она счастлива, у неё есть детство, хотя бы сейчас. Однако это не могло длиться вечно, и вскоре им пришлось уходить. Рия держалась пристойно, не истерила, не плакала, но её полное молчание и тяжёлое сопение в дороге выдало расстроенные чувства. Тарус не знал, что сказать, и просто взял дочь за руку. Их отвезли обратно в отель. Народу у него собралось ещё больше, чем утром, и это раздражало. Беженцы, уставшие местные, просто какая-то молодёжь — все эти люди вызывали у Таруса одновременно и сочувствие, и раздражение. Рия же не обращала на них внимания, не понимая, что эти люди пришли к ним, словно на вымирающий вид животных посмотреть — седовласых. Самое худшее в хорошем то, что оно рано или поздно заканчивается, и пусть Рия по-своему, но понимала это, ей было бесконечно грустно от того, что пришлось уйти из зоопарка. Если бы папа разрешил, она бы там побыла ещё день, а может даже неделю, пока всё-всё не посмотрит! Зато хоть сувениров набрали. Рие досталась плюшевая коала с ожерельем из шерстяных листьев эвкалипта, которая мгновенно полюбилась ребёнку, скрасив расставание с Таронгой. После столь яркого дня ожидание в номере казалось чем-то бесконечно долгим и мучительным. Рия думала поиграть и побеседовать с новым плюшевым другом, но в присутствии папы смущалась это делать, потому просто сидела с ним в обнимку, иногда поглядывая на отца. Он сидел на краю кровати, сложив руки в замок под подбородком. Его красно-жёлтые краски души текли медленно, тускнели, переходили на более холодные цвета — ему страшно? Это странно, но Рие за всю свою жизнь так и не удалось выучить полностью, как папа проявляет эмоции, что у него на душе. Большой, сильный, загадочный, но иногда, как сейчас, такой хмурый и даже немного, совсем чуть-чуть, но жуткий. Она слезла с кровати и молча подошла к папе. Ей вспомнился один приём против плохого настроения, который она «подслушала» из аудиокнижки. — Что такое, Снежинка? Рия молча протянула свою коалу. — И что ты от меня хочешь? — Обними его, и тебе станет легче. Папа смотрел на неё с секунд пять, после чего покачал головой и швырнул игрушку на кровать Рии. — Не помогает? Отец покачал головой, после чего, подумав, хлопнул себя по коленке. — Садись, кое-что спросить у тебя хочу. Девочка послушно уселась и даже прилегла отцу на плечо. Он начал гладить её по голове и волосам. С каждой секундой цвета его души теплели и, кажется, даже их ток ускорился. — Я тут прикинул… а ты не хочешь со мной кое-куда ещё сходить? — Хочу! — Рия сразу оживилась. — А куда? — Туда, где много людей. Мы просто посидим на стульях час-другой, а потом попьём газировки, если там автомат будет рядом. — Правда?! Хочу! Только чтобы газиков было немного, а то пить больно… — Я с этим разберусь.***
Дома, тем временем, всё шло спокойно и даже скучно. Аврора, только закончившая переодевать своего любимого спиногрыза, села в комнате Рии плести из хвойных ветвей, ниток и вороньих перьев ловец снов. Аврос в последнее время спал совсем неспокойно, и она решила подстраховаться, надеясь, что его просто мучают колики, а не кошмары. Младенец лежал на животе и очень тужился, поднимая свою тяжёлую голову. Прямо напротив Авроса лежал Хрыч, уставившись в карие глаза маленького человека. — А по-моему он недоразвитый. — С чего вдруг?! — Я не разумею в детях слишком много, но он прям совсем маленький, и вообще вылупок. Я вот если толкну его в бок, то он и перевернётся, вот так. Для демонстрации Хрыч перевернулся на спину и вытянул руки вверх, изображая упавшую на спину черепаху. — Рия была и больше, и говорить уже умела, а этот прям… рохля какой-то. Словно в подтверждение этому, кареглазый малыш ухнул и упал лицом в одеяло, не в силах больше напрягать шею. — Ну вот, видишь! — Это потому, что ты дурень старый, вот и всё. — буркнула Аврора. — А ну! А ну! Это почему ещё?! Я старше тебя, женщина! — Вот потому у тебя и башка, как свекла жухлая, потому что старый. Рие год был уже, когда ты её увидел впервые, а Авросу только три месяца! Ты лучше смотри, чтобы он с кровати не упал, а не рассуждай, педиатр диванный. Хрыч незаметно от хозяйки показал ей язык, что-то сказав про «слабых человеческих детёнышей», но никуда не ушёл, так и кривляясь перед ещё ничего не понимающим Авросом. — Слушай, я всё давно спросить хотел, а почему Аврос-то? — Почему так назвали? — Угу. — А ты до сих пор не сообразил? Это же фьюз имён Аврора и Тарус. — Чего-чего? Какой ещё фьюз? А можно по-русски? Аврора закатила глаза. — Ну соединение, слияние имён. Просто мы подумали с Тарусом, что такое имя будет красивым и уникальным. Домовой посмотрел на хозяйку с прищуром, после чего почесал свой горбатый нос. — Так это ж традиция имянаречения для первенцев! Аврос — не первенец. Аврора даже отвлеклась от своего занятия, нахмурившись ещё больше. Что-то в её взгляде выдавало скрытую неприязнь к теме. — Ну и что? Традиция — всего лишь традиция, её и нарушить можно. И вообще… Чтобы как-то соскочить с темы, Аврора посмотрела на настенные часы и охнула. — Ё-моё, уже два часа. Она встала, взяв на руки Авроса, и пошла в соседнюю комнату. Буквально месяц назад Тарусу удалось добыть телевизор, проводку к нему, а заодно наладить портал так, чтобы он работал постоянно и не обрезал провод. Теперь хотя бы была какая-то связь с внешним миром, которая оказалась очень кстати. Совсем скоро запустится прямая трансляция Сиднейской пресс-конференции, и покажут Таруса, на весь мир! Такое ни в коем случае нельзя пропустить. Аврора себя не простит, если не сможет хотя бы мысленно поддержать Таруса в такой важный момент. Она не знала всех подробностей, но понимала, что мужу сейчас как никогда нужна опора. Кабельное передавало два новостных канала, которые пообещали транслировать конференцию — CNN и BBC. Аврора выбрала первый, поскольку американский английский понимала куда лучше. Сначала там крутили какие-то обычные, даже насущные в нынешнее время новости про митинги в крупных городах Австралии, но уже спустя пять минут новости кончились, и ведущие в студии снова попали в крупный план камеры.«Сегодняшний эфир нашей программы будет куда длиннее, чем обычно, ведь прямо сейчас один из наших корреспондентов находится в Сиднейском конференц-центре, где в ближайшие минуты состоится первое открытое выступление Таруса Макаренко, окрещённого в массах как «Напалмовый ангел». Далее, с места событий — Кирстен Кормик».
Тесная студия сменилась просторным полукруглым залом, где уже собралось огромное количество людей с камерами, микрофонами и записными книжками — всё как заведено. За спиной блондинки в строгом деловом наряде была видна сцена со столом, который ещё никто не занял.«Для одних он — разжигатель войны между синтетиками и людьми, для других — супергерой и защитник всего человечества. Вокруг его личности и его деятельности за последний год набралось немало слухов. Многие из них были развеяны непосредственно правительством, некоторые нам удалось разобрать самостоятельно, однако до сих пор вопросов больше, чем ответов, и сегодня, возможно, мы узнаем, что происходило последние шесть лет и является ли Тарус Макаренко «Напалмовым ангелом» на самом деле».
Аврос, качая головой точно пупс, вдруг заинтересовался яркой картинкой экрана и потянул ручку к ней. — Да, там твоего папу показывать будут. — Ва-ва-а-а! — Нет, я его пока не вижу отсюда. — Гуа. — Подождём, шкет, подождём. Между ведущими в студии и Кирстен ещё шли какое-то время разговоры, пока в один момент журналистка не прервалась на полуслове, обернувшись на шум в зале. Вскоре стало ясно, что главный гость наконец-то соизволил появиться. Тарус, одетый в джинсы и красно-синюю клетчатую рубашку, которую они носили по очереди с Авророй ещё в голодные студенческие годы, шёл в сопровождении переводчика и… Рии. Он вёл её за руку и даже тормозил, если ей надо было помочь спуститься со ступенек, что не забыли прокомментировать и журналисты.«Большая часть личной информации о мистере Макаренко была засекречена ещё в довоенные годы, когда тот вошёл в состав группы «Зодиак», так что нам доподлинно неизвестно, были ли у него дети или младшие братья и сёстры».
«Ну а каково ваше мнение на это счёт, Кирстен?»
«Я на девяноста девять процентов уверена, что это — его дочь».
— Действительно! — Воскликнула Аврора. — Какая умная курица, нагадала по волосам. Тарус спустился с Рией вниз, и в качестве приветствия сидевшие в зале встали, начались аплодисменты. Правда, судя по тому, как папа усаживал малую себе на колени, попутно что-то обсуждая, их не слишком волновали люди в зале. Аврора испытывала смешанные чувства. С одной стороны Тарус не предупреждал, что потащит Рию прямо на конференцию, причём так, будто они на прогулку вышли, с другой же… опять это лицо: взгляд из-под сморщенного лба, сжатая челюсть, замирание в одной позе. Таким она видела его уже не раз. Ему тревожно, тяжело, а может и даже страшно, уж она-то знает. Не вставая, Тарус подтянул к себе настольный микрофон, придерживая Рию за живот. Она, похоже, понимала, что находится в серьёзном месте, и не пыталась куда-то уйти или что-то сказать.«Я приветствую всех, кто собрался в этом зале». — Он обвёл взглядом людей, почти не двигая головой. — «Перед тем, как начать, я бы хотел сказать пару вещей. Для начала будьте готовы, что я воспользуюсь помощью переводчика, если не смогу ответить на вопрос самостоятельно, прошу отнестись с пониманием — это первое. Второе: как видите, я пришёл сюда не один. Во упреждение глупых вопросов скажу: да, это моя дочь, и нет, я не стану говорить даже её имени, и все прочие вопросы о ней будут тут же отклонены. Все меня услышали?»
Отдельные «да» из зала дали чётко понять, что связь журналистов с отвечающим всё-таки наладилась.«В таком случае предлагаю начать».
Тарус выровнял спину и положил руки на стол, сложив их в замок. То же самое сделала Рия, видимо, подражая его поведению, чтобы казаться такой же серьёзной. Внимание на это никто не обратил.«Меня зовут Макаренко Тарус Константинович, мне тридцать пять лет. В прошлом я был боевым магом подразделения «Зодиак» при ООН, участвовал в антитеррористических операциях во Франции, России, Сьерра-Леоне и Арабских Эмиратах, а также в ликвидации ячеек группировки «Глаз Аллаха». В данный же момент… в данный же момент я занимаюсь диверсионной деятельностью в составе Объединённой армии Австралии и Океании. Как вы уже слышали, меня подозревают в нападениях на объекты военной инфраструктуры нескольких стран, пораженных «Тесеем».
Сделав паузу, Тарус на секунду закрыл глаза, собираясь с мыслями.«Это правда. На протяжении последних семи лет я совершал неоднократные вылазки на заражённые территории с целью уничтожения ядерных ракетных шахт, принадлежавших синтетикам. По большей части информация, попавшая уже в СМИ об этом — чистейшая правда».
Ещё после первого предложения зал всколыхнуло удивлёнными вздохами. Да, люди ожидали этого, но оттого меньше сюрпризом сказанное не становилось. Тут же несколько журналистов подняли руки, и Тарус скупым кивком дал слово какому-то узкоплечему мужчине в лёгком коричневом свитере и джинсах. Он представился ведущим радио Тайвань и задал очевидный вопрос про цель этих атак. Вслед за ним получила ответ на свой вопрос журналистка из Sydney Bulletin, а за ней ещё, и ещё. Все спрашивали, пожалуй, очевидное, и Аврора даже через экран заметила, как Тарус слегка расслабился, начав дышать чуть глубже и не хмурясь так сильно. Рия всё ещё сидела спокойно, пусть и ёрзала немного от неудобства.«Как вы относитесь к синтетикам в целом?» «Никак, для меня это просто неживые копии когда-то живых людей. Отношусь немногим лучше, чем к… манекенам в магазине». «В таком случае что вы думаете о тех, кто старается защищать права синтетиков и отстаивает позицию мира между нами и заражёнными?» «Такие люди и права зомби будут отстаивать, если взбредёт в голову. Пусть живут в своём мирке, где быть добрым — значит ничего не делать и трусить». «Что ж… спасибо за ответ!» «Пожалуйста. Следующий вопрос».
Из зала подняла руку та самая женщина из CNN, которая до этого вела трансляцию.«Кирстен Кормик, CNN. Спасибо за подробные ответы касательно нынешних событий, но я бы хотела спросить насчёт вашего прошлого, вы не против?» «Зависит от вопроса». «Отлично, тогда я бы хотела спросить, что произошло семь лет назад в вашем родном городе? С тех пор, как Заслонье было разрушено, вы считались пропавшим без вести. Может, вы знаете, что там произошло?»
Тарус замер. Его взгляд обратился куда-то в пустоту, а челюсть сжалась сильнее прежнего. Первые пару секунд никто не обращал внимания на то, как он «залип». Аврора проклинала журналистку за то, что она вообще на свет родилась. Прижав к себе Авроса покрепче, она уставилась на экран в ожидании. — Ну же, говори… Словно по её желанию, взгляд Таруса вновь стал осмысленным.«Я не знаю, что произошло. Для меня это такая же загадка, как и для прочих». «Поясните». «Здесь пояснять нечего, в момент инцидента я не то потерял сознание, не то память. Я знаю о Заслонском взрыве только со слов своей жены Авроры, и знает она, полагаю, не больше вашего».
Аврора облегчённо выдохнула. Ему удалось солгать, и это было замечательно.«Вот как… хорошо, тогда позвольте спросить ещё кое-что…» «Не позволю, есть другие, кому нужно задать свои вопросы» — Тарус выбрал из зала ещё одного человека. — «Говорите».
Из зала поднялась ещё одна женщина в похожем наряде. Аврора давно перестала различать всех этих журналюг, не говоря уже о Тарусе.«Эмилия Дюран, газета «Уэст-франс», здравствуйте. Не могли бы вы пояснить причину столь негативного отношения к синтетикам? Складывается такое ощущение, что у вас есть личная мотивация».
«Да!» — Вдруг из зала ответил ещё один журналист. — «Ваши высказывания выглядят довольно враждебными». «Точно!» «Они же просто жертвы болезни, не более! Неужели вы им не сострадаете?»
Отдельные фразы переросли в бурный поток вопросов, и Авроре только оставалось наблюдать, как её муж впал в прострацию снова, но в этот раз его взгляд был полон злобы и боли. Эти люди даже понятия не имеют, что ещё немного, и от них останется только обувь, набитая пеплом. — Тарус, не глупи. Дыши, как я тебя учила. И тут кадр снова перешёл на сцену, но внимание на сей раз привлекала Рия, которая потянула отца за рубашку и что-то спросила у него негромко. Это будто выдернуло Таруса из очередного ступора, его лоб разгладился и разжалась челюсть, даже взгляд стал яснее.«Подожди, Рия, я кое-что скажу этим людям, и мы пойдём».
Вдруг он перешёл на русский, и это было слышно на весь зал: микрофон на удивление был чувствительным. Зал затих, и Тарус, сделав глубокий вдох, опять сложил руки на столе.«Да, у меня есть личные причины ненавидеть синтетиков настолько, чтобы лично вести с ними войну».
Он взглянул на Рию, и она посмотрела в ответ, ожидая какого-то вопроса или обращения, но вместо этого её просто погладили по голове.«Пожалуй, я нарушу своё обещание и расскажу вам немного о Рие. Ей исполнилось восемь в сентябре прошлого года». — Тарус говорил медленно, будто неуверенно. — «Как видите, у неё полная слепота на оба глаза, однако с рождения у неё развита экстрасенсорика, так что она прекрасно видит вас, пусть и по-своему. Мне же тридцать пять, и, полагаю, ещё как минимум столько же лет я смогу прожить потом».
Недолгая пауза показалась журналистам подходящим моментом для того, чтобы вставить своё слово, и все, кто попытался что-то сказать, были прерваны поднятой Тарусом правой рукой.«А теперь давайте считать: за следующие лет пять мы потеряем полностью Азию и большую часть Индонезии, примем ещё большее количество беженцев, которых можем и не прокормить, не говоря уже об остальном. Через десять лет, когда Рие будет восемнадцать, наниты могут попасть уже к нам, в Австралию. И по итогу, когда я умру, моей дочке будет негде меня хоронить, потому что везде будет эта зараза. За все эти семь лет мы не продвинулись в борьбе с Тесеем ни на шаг, но зато преуспели в том, чтобы умолять псевдолюдей не нападать на нас и дать нам умереть не за пару месяцев, а за несколько лет, пока наниты не проползут по океанскому дну или через рыб на наши берега. Задумайтесь вот о чём: если синтетики бездушны, а так и есть, то их смерть не изменит их жизнь никак. Они не попадут в рай, не попадут в ад, либо их души уже там, просто трупам надо напомнить, что они ходить не могут. Так почему же ни один из синтетиков не готов отдать своё бренное тело и свои силы на то, чтобы помочь нам, людям? Если в них осталось что-то от людей, то они должны знать, что такое альтруизм, но этого нет. Нет никаких исследований о том, как остановить репликацию нанитов, нет никаких исследований с их стороны, как защитить организм от их воздействия, ничего нет. Зато они очень восхищаются тем, что смогли спрограммировать нанороботов на составление какого-то там интерфейса. Очнитесь, народ, им насрать на нас. Они просто ждут, когда мы станем такими же, как они, только и всего».
С каждым предложением Тарус говорил всё чётче и громче, пока вовсе не перешёл на повышенный тон. Ему снова нужна была пауза, которую у него нагло попытались отобрать.«Но… господин Макаренко!» «Тишина! Я ещё не закончил. Сука, доконают меня».
Последняя фраза прозвучала по-русски, и Рия тут же отреагировала на неё своим: «Папа, это плохое слово!»«Рия, тоже молчи. Так вот, к теме. Мне ровным счётом плевать на тех, кто сейчас смотрит эту конференцию, мне всё равно на вас всех, ибо вы не представляете для меня никакой ценности. Я убиваю синтетиков не потому, что хочу быть супергероем или напалмовым ангелом, как вы меня обозвать успели, а потому, что дома меня ждёт моя жена Аврора и мой трёхмесячный сын Аврос, потому что я хочу, чтобы моя дочка смогла отучиться, как все дети, и пойти получать образование. Она очень любит жуков, и если в будущем она станет энтомологом, я не буду против, потому что это будет её выбор. Моё дело — сделать так, чтобы этот выбор был у всей моей семьи, а не как сейчас: иметь только одну альтернативу — сидеть взаперти на ферме, откуда выйти можем только мы с Рией».
«Папа, я уже не могу сидеть…» — Рия начала жаловаться, уже не смущаясь зрителей.«Потерпи ещё немного, я сейчас закончу». — На эмоциях Тарус обнял её и подтянул к себе, чтобы положить голову на её макушку. — «И теперь я призываю вас к такому же мышлению. У большинства из вас есть те, ради кого вы всё ещё живёте и работаете. Подумайте о том, что с ними произойдёт через десять лет, если нынешний расклад событий не поменяется, а он не поменяется, я в этом уверен. Сколько из них или из вас готовы лишиться души и существовать в этом мире просто как робот? Лично я этого не хочу, а остальное для меня не имеет значения».
Внезапно он встал, поставив Рию на ноги, и повёл её вниз со сцены.«Конференция окончена, нам нужно домой».
Зал встал на уши. До журналистов только начало доходить, что сейчас, возможно, они упустили свой шанс, и каждый пытался исправить это. Очень быстро лестницу на выход из зала наполнили люди со включенными диктофонами и камерами, но Тарус остановил их одним жестом: взмах его руки вызвал огненную полосу на весь коридор между ним с Рией и толпой. Ещё немного, и трансляция прекратилась, снова возвращая зрителя в новостную студию с в меру удивлёнными ведущими. Дальше Авроре смотреть было нечего, и она выключила телевизор. Ей нужно было присесть: руки устали держать Авроса, не говоря уже о том, что произошедшее на экране не иначе как тревогой в душе Авроры не отзывалось. В ту ночь она не смогла уснуть, и не только из-за беспокойного сына.***
Шесть дней спустя. На Аделаиду опустилась ночь. Рокот моторов военных грузовиков под окнами давно стих, но Асами всё равно не засыпала. Сначала близнецы поочерёдно не давали покоя, а после того, как они наконец улеглись, захотелось в кои-то веки посмотреть новости. Интернет своим сонмом сплетен гудел о выступлении Таруса и о том, как он в прямом эфире чуть ли не призывал к открытой войне с синтетиками. Из его слов о защите родных и близких народ каким-то образом составил посыл, что жертвы Тесея — главное мировое зло и не заслуживают существовать. Не то чтобы Тарус считал как-то иначе, но его слова явно интерпретировали по-своему. Кто-то даже выдвинул в массы лозунг «Таруса в президенты», тем самым вызывая отклик в сердцах уставших от эпидемии людей. От такого обилия политики интерес к чтению постов завял за несколько минут. — Хватит интернета на сегодня… После такой умственной разрядки Асами могла приступить к работе. Встав с дивана, она ещё раз проверила, спят ли Мичико и Иоширо. Если бы не общая усталость и апатия, она бы даже умилилась тому, как они взялись за ручки во сне. Но всё же надо было работать. Оставив дверь в комнату с детьми открытой, Асами вошла в прихожую и открыла кладовую. Там, в клетке, наполовину накрытой чёрной тканью, сидела девятихвостая чёрная лисица. В полутьме её глаза блестели красным, и целительница тяжело вздохнула. «Опять придётся по новой». Она присела на корточки и протянула руку к клетке, получив в ответ лишь удар по прутьям и злобное рычание. — Тише, девочка, это я, Наставница. Это происходило уже не в первый раз. С тех пор, как Янохана откусила плоти бескожих тварей и сошла с ума, прошёл почти год. Кицуне бросалась на Асами и остальных, кого видела, а когда возвращалась в человеческую форму, несла параноидальный бред про то, что вокруг неё одни лишь охотники. Симптомы были похожи на бешенство, но ни анализ крови, ни даже биопсия мозга не дали никаких результатов. Тогда целительница поняла, что дело совершенно не в физической, а в духовной составляющей. Какое-то загадочное проклятие вместе с этим мясом поразило Янохану, и когда Асами смогла его обнаружить, вместе с тем она поняла, что давно заразилась сама. Однако вместо безумия её настигла депрессия. Асами быстро поняла это по тяжёлым головным болям и полному отсутствию мотивации даже к выполнению дел по дому и уходу за детьми. Таблетки помогали ей, но большую часть времени Асами просто пересиливала себя, понимая, что она болеет, а не потеряла волю к жизни на самом деле. Эта борьба принесла свои плоды: за время поисков способа лечения, Янохана начала вспоминать, кто она такая и кто такая Асами, начала отвечать на вопросы и поддерживать диалог, пусть и не всегда. Тогда-то и появилась надежда, что это можно вылечить. Сегодня она должна была попробовать один метод, который в парапсихологии бы засмеяли, но кроме него иных способов просто не осталось. — Вспомни, Янохана, кто моя лисица-сестрица? Агрессивное прогрызание прутьев остановилось, и рычащая кицуне начала пятиться назад. Её взгляд на мгновение прояснился, а оскал пропал, когда та почуяла знакомый запах. Протянув лапу, она всё ещё порыкивала, будто борясь с собой, и Асами не стала медлить, тут же парализовав бедолагу касанием. — Скоро всё закончится, доверься мне. Особое магическое восприятие, выработанное за годы работы, показывало целительнице, как глубоко чёрно-красная дымка засела в теле кицуне. Это было похоже на раковую опухоль, центр которой рос где-то из живота, распространяя корни своей скверны по телу точно вены свою кровь с отходами. Каким-то образом это проклятие вызывало комплекс проблем, которые во врачебной среде называют утечкой души — страх, боль, помешательство, и прочие факторы психических отклонений, вызывающие сильный выброс эфира в окружающую среду. Однако, если те же маги облекают эфир во что-то конкретное, осязаемое, то те, кто боится, страдает, выбрасывают эфир просто в пустоту, истощают себя. Так же происходило и здесь, но куда стремительнее, куда опаснее, словно ради этого духовного обескровливания проклятие и было создано. Устроившись поудобнее на полу с шершавым старым ковром, Асами погрузилась в медитацию. Летние ночи были короткими, и совсем скоро пришёл рассвет. Впрочем, для близнецов это пробуждение наступило куда раньше. Ведомые голодом, они открыли глаза ещё ночью, но кроме тьмы и ощущения, что их никто не берёт на руки, не было ничего. Не было рядом мамы, только темнота и безутешные попытки позвать мать покормить их. На удивление даже спустя полчаса истошных криков никто не постучался в их квартиру, и только тогда, когда свет утра начал проникать в окно, послышался шум. Грохот вперемешку с чьим-то рыком не был знаком детям, и они не обратили на него внимание. Они на секунду успокоились лишь тогда, когда скалившая зубы мама посмотрела на них. Не будь им всего три месяца, они бы бежали от неё в ужасе, ведь Асами обезумела. Она истошно билась о стены, рычала, сдавила зубы так, что один из них откололся и порезал десну. Однако контроль над собой она ещё не потеряла. «Нельзя… нельзя трогать… детей». Целительница упала на четвереньки в дальний угол комнаты, прямо перед горшком с фикусом, издавая звуки, похожие на срыгивание кошачьей шерсти. Изнутри её жгло пламенем, которое будто отрастило когти и пыталось вспороть ей грудь. Оно хотело вырваться наружу, либо убить Асами, и та помогла злобному нечто, сплюнув его неосязаемое тело на ковёр. На полу оказался красно-чёрный дымящийся сгусток, который тут же прожёг ткань ковра и ламинат, прилипнув к бетону. Чем бы оно ни было, Асами не могла допустить, чтобы оно сбежало. — Сволочь, я тебя не выпущу! Тут же прижав сгусток ладонью, целительница обожгла руку, но смогла наложить барьер. Теперь, оставаясь в подвешенном состоянии, оно не касалось никакой поверхности. Сработало, это наконец сработало. Убедившись, что сгусток никуда не денется, Асами поднялась на ноги и тут же подбежала к кроватке. Она принялась успокаивать изрядно наплакавшихся детей, и только тогда заметила, что у неё изо рта течёт кровь от пореза. Ноющая и одновременно режущая боль не давала говорить, только успокаивающе мычать. Весь этот сумбур мешал Асами сообразить, что она может залечить эту рану одним щелчком пальца, и потому следующие пару минут она просто страдала, пытаясь успокоить себя и детей. Но в конце концов всё пришло в норму. Совсем скоро Асами уже сидела на диване, с исцелёнными руками и десной, с успокоившимися детьми в самый разгар кормления. Пожалуй, эта ночь была проклята, но она всё равно пережила её… Целительница знала: Янохана сейчас спит и, скорее всего, проснётся здоровой. У неё наконец-то получилось удалить из неё эту эфирную опухоль, которая оказалась чем-то большим, чем просто проклятием. «Нужно отправить эту дрянь в лабораторию… и удалить её из себя». Асами старалась не думать о том, что проклятие передаётся через касание. Это подтверждали остатки чёрно-красной дымки на всех поверхностях её квартиры, на детях, на Янохане и самой Асами. Учитывая, что с момента заражения кицуне и первого её касания прошёл почти год, можно было смело утверждать о заражении сотен тысяч людей за это время. Смущало только одно: никто до сих пор не поднял тревогу, по улицам не ходят обезумевшие, словно это проклятие истощает только единицы, конкретных людей и существ. Неважно, она со всем справится, просто надо передохнуть немного… «Нужно отправить эту дрянь в лабораторию… и сообщить Локи».