Ангелом

В свои тридцать шесть Тина принимает эту влюбленность за абсурд, потому что слишком давно не касалась этого чувства. И скорее всего это — ее материнский инстинкт, синдром спасателя или фантомность от тоски по любви. Она называет ее разными именами, но суть не меняется. Она варит очередную порцию кофе, чтобы заполнить свое одиночество работой. Из колонок льется песня о чужой любви. Она танцует на кухне, и кафель под босыми ногами — холодный. *** — Тебе не кажется, что выглядеть такой бодрой в восемь утра — это полное неуважение к окружающим? — Тина появляется без приветствий. Она не замечает расслабленного выдоха Юли и напряжения Вала. Просто скидывает угги и ложится на диван, укладывая голову на колени Саниной. — И тебе доброе утро, — для Юли это уже в порядке вещей, в отличие от злого Вала, который бы с удовольствием скинул Тину с дивана и занял ее место. — Утро добрым не бывает, — губы театрально выдвигаются вперед в недовольстве. Тина вертит головой, пытаясь выхватить краем глаза лицо Юли. Та выглядит менее выспавшейся, чем обычно, но Тина не считает, что этому стоит придавать значение. В конце концов, она никогда не умела дружить. Поэтому и не спрашивает. Только болтает о вечной ерунде, озвучивает чьи-то мысли о глобальном потеплении и — совсем нелепой для нее — связи экологии и феминизма. Юля думает о том, что Тина — совсем ребенок. Тина думает о том, как это хорошо — лежать на коленях Юли и притворяться ребенком. Когда через час глаза Саниной обрамляются темным, а скулы заостряются скульптором, их тандем действительно похож на противостояние миров. Светлые волны волос Тины горят вокруг шеи, когда солнце добирается до них. И в своем белом махровом халате она похожа на ангела. Но Кароль поворачивается к лицу напротив и видит, как среди черных теней сияют чистотой и преданностью глаза Юли. И становится совершенно очевидно, как судьба распределила роли. «Ангел мой» Тина не озвучивает это вслух. Только зачарованно смотрит сквозь прорисованные острые линии и видит плавные черты лица. Юля улыбается и смеется. Вокруг ходят злые и опасные люди, а она смеется, будто это ее не касается. Тина думает, что напротив нее сидит сумасшедшая. Но Юля просто так счастлива, что Вал где-то далеко, а напротив нее — божество. И она никогда не устанет восхищаться. — Ты такая красивая! — она совершенно искренна и наивна в каждом своем слове и действии. Здесь она под защитой. И если Тина скажет ей, что умеет строить такие непроходимые леса, как Злая Королева для Спящей красавицы, Юля несомненно поверит. И попросит наколдовать их тут же, чтобы остаться здесь навсегда. — Ты тоже, — Тина мягко улыбается, — тебе очень идет красная помада. — Да ну тебя! — салфетка летит в раскрашенное лицо Кароль. Юля в смущении смеется и хватает все, что попадается под руку, чтобы спрятаться. — Мне с тобой все равно не сравниться. — Ты еще сама не знаешь, насколько прекрасна, — ласково произносит Тина, поправляя выпавшие от сотрясающего тело хохота пряди. Юля замолкает, а момент растягивается, будто в замедленной съемке. Пальцы Тины касаются чужой щеки, чуть царапая ногтями. Юля смотрит на нее с изумлением и паникой, потому что знает: Тина Кароль с коллегами не бывает нежной. Когда лицо Тины приближается, а ее дыхание касается щек, Юля замирает. Время больше не тянется. Оно застывает для них одних. В эту роковую секунду все переворачивается. И этот момент становится первой точкой отсчета. С этого самого застывшего кадра начинается их история. Обе с опозданием осознают, что губы их слишком близко. Юля регистрирует все: и запах корицы, и трещинки на чужих губах, и теплую ладонь на своей шее. Они просто дышат друг другу в губы, наконец сталкиваясь взглядами. Юля больше не паникует. Смотрит с интересом и ожиданием. Но ничего не происходит ровно до того момента, пока дверь не распахивается. Дыхание напротив губ резко исчезает, а кресло откатывается назад, ударяясь о стол. На нем падает та самая красная помада, а Тина вылетает из комнаты, даже не взглянув на вошедшего, бормоча «Извините». У Юли нет никаких доказательств того, что ее чуть не поцеловала сама Кароль, и тот факт, что она больше не видит ее до концерта, совсем ей не помогает. *** Это терпимо лишь до того момента, пока одиночество не встречает ее. Тина ждет, что чувство собственной никчемности отступит. Но оно, как и судьба, — сука. Тине кажется, она чувствует, как гниль заполняет ее все больше. Необратимость процесса ломает. Тина думает, что она слабая. И испорченная. И она практически уверена, что видит обожание в глазах Юли. «Как жаль, что мой ангел так ошибается» Это та ее часть, которую Кароль так отчаянно мечтает похоронить. Спрятать от нежных рук сына, родителей, юных девочек и мальчиков. Но если хочешь спрятать что-то, то положи на видное место. И Тина выставляет себя напоказ вместе с кричащими платьями, глупыми фразами и сексуальными позами. Пусть думают, что так и должно быть. Что все это — образ, сделанный с определенной целью, а не неотделимая часть ее тьмы. Как будто она это контролирует. Притворяться проще, чем признаваться. И если Тине надо говорить честно, то она говорит только о музыке. Зависимость, близость и любовь — обманчиво похожие реакции на извращенные ситуации. Тина применяет их все каждый раз, когда боль захватывает ее. И если люди смотрят на нее так, будто она — что-то хорошее и красивое, то Тина мысленно калечит себя за этот обман. «Ты этого недостойна» На нее всегда смотрели с восхищением. И всегда ее популярность заставляла быть в центре внимания. Женщины и мужчины кружили вокруг нее, одаривая своей лаской, но еще ни разу Тина не позволила зайти этому далеко. В какой момент все пошло не так? Где она допустила ошибку? Ее мир, блестящий глянцем, рушился, являя миру тьму, пожирающую ее изнутри. Она гнила. Об этом ей каждый день напоминал грязный шепот в ее голове. И жертвой этого шепота падет не только Тина, но и нежная Юлечка. «Я не могу с ней так поступить. Разрушить семью, подставить под удар, оставить на растерзание сплетникам. Хотеть ее и держаться подальше — есть ли что-то более невыносимое в этом мире?» Тина прячется от нее до самого выхода на сцену. Не сталкиваться с ней больше никогда было бы очень неплохо. А еще лучше самой исчезнуть до того, пока ее чувства не заставили сказать хоть что-то лишнее. «Да, сдохнуть было бы в самый раз» Но она появляется в свете софитов великолепная и сияющая, как и сотню раз до этого. Неподражаемая Тина Кароль. Рукава ее платья бликуют, когда она взмахивает руками в приветственном жесте. «Никто не заметит подмены», — думает она. Никто не знает, кто она. И каковы ее чувства были за минуты до выхода. Эта толпа любит смотреть на то, как она занимается с ними любовью прямо со сцены. И Тина бросает этот вызов себе вновь и вновь. Обнажает ноги, чуть раздвигает их, наклоняясь вперед, подчеркивает каждый изгиб. «Гнилая. Гнилая. Гнилая» *** Юля не носит маечки на тонких бретелях, не целует подруг в губы (у нее и подруг-то нет), не рискует. Эта девочка — правильная. От таких Тину в детстве тошнило. Юлю в детстве такой воспитали и показали миру. Миру, который хлещет ее по щекам. И если вокруг нее люди, а в душе пускает корни печаль, она все равно идет вперед, потому что единственное, что она умеет делать безупречно — это притворяться хрупкой и счастливой. Но дома она неподвижна. Потому что движения привлекают хищников, а она уже устала бегать. И даже когда муж вторгается в ее тело собственническими толчками бедер, она едва раздвигает ноги, потому что все остальное не имеет смысла. Он давно не обращает внимание на ее пассивность. Дом трясется, и, кажется, потолок вот-вот рухнет. Юля задыхается и кашляет от пыли, почти теряя сознание. Ее сознание обжигает реальность этой фантомности. Только вот трясется не только недавно отстроенный дом, а сама Юлечка. И пыли никакой нет, кроме той, что на книжных полках. Есть только страх, обличенный в тело ее мужа. И Вал ушел спать полчаса назад, а Юля все еще сидит на полу, не помня, в какой момент их семья перестала быть нормальной. Просто где-то по пути его руки из страховочной сетки превратились в ржавые прутья. Его поцелуи — война, а душащее «я тебя люблю» — тюремный приговор. Возможно, он был таким всегда, а она просто так сильно нуждалась в любви, что не замечала этого. Наверное, каждой хорошей девочке достается плохой парень. Юля видела это в фильмах, когда была подростком. Только там черная кожа курток скрывала заботливых мальчиков. Свитера ее мужа скрывают тюремщика. И она умрет сто раз, прежде чем уйдет от него. У нее болят бедра и предплечья. Юля не смотрит на них, когда стоит перед зеркалом. Она вообще больше не смотрит в зеркала. Неделю назад она подняла взгляд к своему лицу. Бледное, с тенью под глазами и острыми линиями. Ее классическая красота исчезла под классической бытовухой. «Заслужила» Пальцы жмут на край раковины. «Радуйся, что не бьет» Отражение плывет, когда в глазах скапливается влага. «Пока что» Юля отворачивается от зеркала, потому что больше не видит в нем себя. И сгорбившись на крышке унитаза, она думает о том, как резко все изменилось. О том, что ее жизнь сейчас — одно сплошное самоповреждение, которое никак не заживает. Она никогда не чувствовала себя более похожей на фарфор. Или хрусталь. Никогда более хрупкой и беззащитной. Она звонит Тине, когда они еще даже не подруги, чтобы говорить о чем-то в час ночи. И это тоже разбивает ей сердце, но сейчас этот разговор кажется ей самым безопасным, что существует в мире. — Привет, — голос Тины мягкий. И когда Юле хочется верить, что эта особенная мягкость — для нее, она вспоминает, что в это время Кароль просто уставшая. — Что-то случилось? Фраза, на которую Юля ответа не придумала. Она вообще не думала, о чем говорить, когда брала в руки телефон. Только о том, что ее муж и сын уже спят, поэтому она может говорить. Может говорить с Тиной — может жить. — Нет. Я просто подумала, что хочу поговорить. С тобой. — Ангел мой, — Юле непривычно слышать это в свои тридцать. «Как жаль, что она так ошибается. Никакой я не ангел». — В это время звонят либо для исповеди, либо в поиске спасения. Так чего хочешь ты? «Я знаю, почему поет птица в клетке. Но если я спою, он меня убьет» — Кажется, я забыла, как петь. — Так же, как и любить, ангел. От души. «Кажется, как любить я тоже забыла» Ее звонок был криком о помощи. И Тина, которая никогда не умела дружить, его слышала. У ее ангела что-то случилось. Этот разговор забавлял ее ровно настолько же, насколько и тревожил. Но притворяться ведь так легко. «Просто сделай вид, что ничего не подозреваешь. Успокой ее» — А если душа молчит? — она говорит глупости, (как и всегда в присутствии Тины), но ей нужно слышать ее голос еще хоть минуту. — Ооо, поверь, ангел мой, она не молчит. Просто ты ее не слышишь. Я расскажу тебе, о чем поют души. И Тина рассказывает ей небылицы о любви, птицах и свободе. Она ассоциируется у Юли с теплом и заботой. *** Вечеринка встречает шумной музыкой. Все было настолько предсказуемо и идентично предыдущим, что Тина могла посчитать, сколько минут осталось до первой речи Вовы. Тот стоит в одной из своих однотипных рубашек и разговаривает с крупными «костюмами». Потенциальные инвесторы выглядят смешно в этом ярком балагане, одетые в выразительные смокинги. — Кажется, их никто не предупредил о дресс-коде, — болтая шампанское в бокале, говорит Тина, когда Вова наконец освобождается и они оба оказываются без собеседников. — Главное, что предупредили о тебе. Здесь еще ни один «кошелек» не забыл спросить о несравненной Тине Кароль. Не говори остальным, но весь этот балаган, кажется, ради тебя одной. — Да ладно тебе, — Кароль усмехнулась, моментально находя их новый объект внимания, — вон, вокруг Поляковой парочка вьется. — Потому что Полякова выглядит, как легкодоступная модель. Для них это временное развлечение в ожидании тебя. Так что лучше сделай лицо попроще и не отгоняй наших спонсоров одним взглядом. Твой интерес в этом тоже есть. — Мои интересы уже давно за пределами канала. И это была чистая правда, которую понимал каждый. Ее хотят все и везде. Даже если «плюсы» разорвут с ней контракт — найдется еще с десяток не хуже. И это непреложная истина. Тина Кароль слишком великолепна, чтобы остаться без работы. — Тина, я прошу, как друг. — Подержи мой бокал, друг. Рука ее освобождается только для того, чтобы оказаться в плену царапающих кожу губ и шершавых пальцев. К ней подходят часто, каждый раз отпуская пошлые шутки и комплименты. А она ищет глазами своего ангела, теряясь взглядом среди людей. И Юли среди них определенно нет. *** Она смотрит, но ее глаза не сосредотачиваются ни на чем конкретном. Кароль не знает, сколько времени стоит там, когда слышит знакомое откашливание позади нее. Обернуться с натянутой улыбкой не получается, искренность лезет впереди нее. Юля стоит одна, что удивительно — Вал не отходит от нее ни на одном мероприятии. Тина заметила это уже давно. На каждой съемке он сидит за кадром, а во время перерывов не отлипает, даже если прекрасно осознает, что мешает гримерам. До этого Тина была наедине с Юлей лишь в той гримерке — всего несколько минут, что им были оставлены. Видеть ее теперь без мужа приятно. — Привет, ангел, — выдыхает Тина, наблюдая, как лицо Юли розовеет от смущения. Сегодня она похожа на него еще больше. В недлинном белом сарафане и босоножках, накрашенная самостоятельно, а не при помощи профессионала, она выделялась на фоне остальных. — Мне нравится, когда ты меня так называешь. — Мне тоже. — Они молчат недолго. Вал уже подходит к ним, когда Тина вспоминает их последний разговор. — Вспомнила, как петь? Это сопровождается лишь тихой усмешкой Кароль, но не ответом. — Добрый вечер, — Вал более официален в своем приветствии. Он смеется на их неловкое молчание. — Обо мне говорили? Вал негромко гогочет, а Тина вдруг понимает, что ответ Юли станет пением в кованой клетке. — Увидимся еще, — она кивает обоим, сдерживаясь, чтобы не добавить «ангел». В голове рисуется образ Юли в ту ночь. Паззл начинает складываться.