Ангелом

Она уезжает из дома без куртки и даже без телефона. Она буквально сбегает, потому что не может больше тянуть. Ей нужно было покончить с этим. Руки ее дрожат и крепко держат руль. И, вероятно, она превышает скорость, потому что доезжает до дома Тины быстрее, чем позволяют ПДД за такое время. Она надеется, что Кароль будет дома и откроет ей. В противном случае она уже готова к тому, что придется остаться у ее ворот до приезда. Даже если это будет означать, что ей придется ночевать здесь. Потом это будет неважно. Она приезжает без предупреждения, с глазами, в которых соли больше, чем в море. Мили извилистого расстояния, разделяющего их, одновременно болезненно очевидны, поскольку они стоят в метре друг от друга и снова похожи на чужих, а все дороги, по которым они прошли вместе, кажутся исчезнувшими и бессмысленными. Юля хочет сбежать и хочет остаться навсегда. Она — определение конфликта. В ней никогда не было столько смелости, чтобы разрушить что-то до основания и уйти в неизвестность (особенно, если разрушить придется свою жизнь). Из двух зол принято выбирать меньшее. Юля выбирает большее. И это не смелость. Она могла бы прожить годы с закрытыми глазами, но возвращение в реальность предполагает другое. Юля смотрит. В глазах Тины нет ни ожидания, ни вопроса. Она знает, что происходит. Ей не нужно уточнять. Мысли Юли до ужаса ясны. Тина укладывает их на диван, потому что видит, что дыхание у Юли прерывистое, а ноги теряют силы. Она скользит вдоль тела Тины между ее разведенных коленей и плачет обо всем, что она успела почувствовать за последние полгода. Она плачет, пока все, что остается, — это налитые кровью глаза, покрасневшая кожа и дыра, которую может заполнить только Тина. Но она рвет края, и эта дыра больше никогда не заполнится. Боль вырывается из ее горла в виде беззвучного крика. Рыдания прорываются сквозь ее мышцы, кости, кишки; все сразу выливается. — Поцелуй меня, пожалуйста, — умоляет Юля, — поцелуй. Она тянется первая, как маленький ребенок, требующий тепла и ласки, цепляется руками за плечи, шею, зарывается пальцами в волосы. Это было ее безопасным местом, а теперь она должна покинуть его. — Помни, что я люблю тебя, Тина. Никого, как тебя. Эти слова похожи на песню, которую не хочется выключать. На самую грустную песню о любви. Будет ли так же больно всегда? — Ты все еще любишь меня? — Тебе не станет легче от моего ответа, ангел мой. Ангел мой. — Скажи. Скажи, что ты все еще любишь меня. Тина молчит, потому что она не так жестока. — Тина! Пожалуйста. Ты же любишь… Скажи, Тина! Имя болезненно скатывается по губам, исчезая в рыдании. Она не говорит, что любит ее, потому что Юля все равно покинет ее, а слова останутся. Было бы легче, если бы они расстались по-другому. Если бы они могли возненавидеть друг друга. Но они не могут. — Тебе пора, милая. — Не называй меня так больше. Я не смогу уйти. — Сможешь. Встретимся с тобой в следующей жизни, да? Это не то время, чтобы плакать, для Тины. Но слезы уже бегут по ее щекам, а она смеется, потому что никто больше не расстается вот так. — Или на сцене. Ты еще позволишь мне когда-нибудь выйти с тобой на сцену? — Даже если для этого мне нужно будет написать песню. — Напиши. Прощание затягивается на пару часов, которые они проводят, сплетясь телами. Тина вообще не привыкла прощаться. Обычно, когда люди уходят, они просто уходят, и она остается собирать осколки. Однако на этот раз прощание, похоже, никогда не закончится. Но это неправда. Это закончится. Это закончится, и Юля уйдет, и все изменится. Никто из них не знает, что сказать. Ни одна из них не готова сказать то, что нужно, или хотя бы распутать их объятия. Тина так много раз готовила себя к этому, потому что знала — ее ангел однажды станет ее погибелью, но теперь, когда они в этой точке, она не готова отпустить ее. Юля думает об этом же, но сил уйти не хватает. Она хочет лежать рядом вечно, прибитая к телу Тины любовью и нежностью. Когда она остается одна, Тина сворачивается калачиком на диване и закрывает глаза руками, прижимая ладони к векам, чтобы сдержать слезы. Два глубоких вдоха, все проходит, и она снова открывает глаза. Комната все еще полна ею — и совершенно пуста. *** Когда Тина была ребенком, музыка была подходящей серенадой к счастливой жизни. Она танцевала в доме родителей (вообще-то, танцевал ее отец, пока держал ее на руках, а мама напевала и смеялась каждый раз, когда они спотыкались). По ночам старший брат тихонько напевал ей на своем языке первоклассника, еще не очень четком, если она была напугана, если гром был слишком близко, или молния была слишком яркой, или она слышала слишком много взрослых разговоров. Когда Тина взрослеет, музыка входит в ее жизнь заново, в новом свете. Она изучает звуки, создает свои мелодии, с переменным успехом сдает экзамены в музыкальной школе. Теперь Тина ищет мелодию, которую поет ее душа каждый раз, когда знакомое ангельское лицо встречает ее во снах (очень редко в съемочных павильонах и концертных залах). Когда ведущая разрывается криком имени победителей, зал утопает в неравномерном шуме. В идеальном мире в этот момент Тина бы целовала свою девушку, а потом доказывала бы, как она достойна этой награды весь оставшийся вечер (и, разумеется, ночь). В идеальном мире они выступили бы еще с одним дуэтом. Еще с двумя. Но их мир никогда не был идеальным. Это несправедливо. То, что они должны чувствовать это. Было бы намного проще, если бы они не влюблялись. Или влюблялись в правильных людей. Они обе этого заслуживают. Но ни одна из них никогда не знала многого из того, что они заслуживают. Юля взлетает по ступеням на сцену. За руку ее держит муж, и их кольца перманентно сидят на безымянных. Она все такая же легкая, в прозрачном белом платье. Ее маленький ангел. Тина задерживает дыхание. Она думает о своей любви к этой девушке и чуть не падает в обморок от приятной боли, наполняющей ее сердце. Юля улыбается, принимает награду, говорит что-то о поддержке команды и семьи. Она почти плачет. У нее статус и место на этой сцене рядом с мужем. У нее есть маленький сын, который нуждается в семье. У нее есть вся эта любовь зрителей. И есть большое теплое чувство внутри, которое она не расплескивает. Не делится им. Когда их группа выходит на сцену и начинает свою победную, Тина следит глазами за тем, как лицо Юли искажается под звук инструментов, как пальцы перебирают струны — ее гитарный дебют. Это ей к лицу. Тина открывает свое сердце и уши для мелодии, наполнявшей воздух, и, когда нежные тона подходят к концу, она думает лишь о том, как скучает. Но жизнь продолжается, как и всегда. Когда у них берут интервью (правда, теперь исключительно по отдельности), они все еще поддерживают друг друга через объектив камеры и динамики микрофонов. Если это и ложь, то она весьма милосердна. Юля мелькает где-то в другом конце зала. Маленькая и быстрая. Она исчезает из поля зрения, а потом оказывается уже далеко. Она на пике. Она улыбается, общается почти со всеми, придумывает на ходу истории и поводы для разговора, только бы не думать, не смотреть в сторону Тины. Не смотреть в глаза, которые опять не улыбаются. А Тина смотрит. И это для нее необходимее жизни. Ни одна из них не может остановить нарастающую со временем боль. Тина знает — ее ангел к ней больше не вернется.