Мемы

Когда топор разрубает плоть, Оливия даже не находит в себе силы закричать. Она пока чувствует лишь отголоски боли, но уже прекрасно знает, что дальше будет хуже. Широко раскрыв рот, она растерянно смотрит на Вражко и хрипит, не в силах выдавить из себя ни звука. Девушка поверить не может — драка закончилась, даже толком не начавшись. Ей и раньше приходилось раниться. Когда у Лысого жила, когда приманкой для сердобольных людей, готовых броситься на помощь бедной девочке, потерявшей сначала маму, а затем, когда подросла, брата воображаемого, она не раз отделывалась не только синяками. Да и жизнь с пьяной мамой тоже ее заметно потрепала… Мама… Оливия падает на пол и жмурится, чувствуя приближение боли и думая о Няне. Годами живя с мыслями о том, что матери давно уже нет, она не думала, что ей придется когда-нибудь по-настоящему стать свидетельницей ее смерти. Какой бы никудышной мамой она ни была, Оливия все равно в ней нуждалась, и видеть то, как одна из марионеток Вражко с силой бьет ее чем-то острым, что девушка даже рассмотреть не успела, было чертовски страшно. Она пытается отвлечь себя от боли, слишком быстро подбирающейся к ране, растекающейся по телу. Больше всего на свете Оливии хочется закричать, но она упрямо сжимает зубы и пытается подняться. Не выходит. Тело словно напополам разрубили, нижняя часть почти не слушается, девушка правда старается помочь себе, приподнимаясь на локтях, но падает обратно, глядя на Вражко снизу вверх и вкладывая в этот взгляд максимум ненависти, который мог бы в ней поместиться. Тот даже не обращает на нее внимание, видимо, списав соперницу со счетов. Он пинает Брайна, тоже пытающегося подняться, и тот стонет, валясь на пол. Оливия бросает быстрый взгляд на Ботана, торопливо пытающегося разобраться со стремительно размножающимся файлом, а затем смотрит на уже не обращающего на них с Брайном никакого внимания Вражко. От боли она, кажется, теряет ориентацию в пространстве, перед глазами плывет, она вертит головой в попытках ухватиться взглядом хоть за что-то, что вернет ее обратно в реальность. Этим чем-то оказывается отброшенный в сторону топор. На одном лишь упрямстве девушка ползет к такому необходимому сейчас оружию, сглатывая вязкий металлический привкус и видя скачущие перед глазами от боли звезды. Когда Ботан кричит, быстро что-то говорит, она не вслушивается в слова, но чувствует пожирающую последние крохи рациональности злость. Интуиция снова вопит, пытается предупредить о чем-то, и Стар искренне не понимает — а куда хуже? Из груди вырывается судорожный всхлип, когда девушка с трудом садится на колени и смотрит на широкую спину Вражко, заслонившего собой Ботана, хрипящего в жесткой хватке на горле. Только бы успеть спасти его до того, как произойдет что-то непоправимое. Девушка уже из последних сил подбирается ближе, готовясь замахнуться, но новая волна боли полностью охватывает ее сознание, и она замирает на секунду, силясь не закричать. Глаза сами по себе зажмуриваются, не позволяя снова подобравшимся слишком близко слезам покатиться по щекам. Когда Оливия снова возвращает себе контроль над собой и своим телом, она видит, как Ботан замахивается циркулем, видимо, чтобы ранить Вражко (если бы не все происходящее, девушка обязательно засмеялась бы над тем, что парень даже в этом остается ботаником), но тот быстро хватает его за руку и быстрым и отработанным движением втыкает циркуль в его тело. Стар до боли закусывает губу, не позволяя себе закричать. От собственной боли не остается и следа, она смотрит, как парень полустонет-полухрипит, и мечтает сделать хоть что-то. Сознание уплывает, девушка замахивается топором. У нее почти нет сил, но ненависть, захлестнувшая ее новой волной, позволяет ей справиться с этим невероятно сложным сейчас движением. — Ку-ку, епта! — выкрикивает она. Зачем? Зачем она тратит едва оставшиеся силы на произнесение какой-то глупой фразы? Наверно, ей просто хочется, чтобы этот чертов урод знал, от чьей руки умрет, чтобы понял, за что умер. У Оливии не хватает больше сил, чтобы вогнать топор как можно глубже, но даже этого хватает, чтобы Вражко покачнулся и отпустил Ботана. Девушка улыбается, пытается рассмотреть парня, но падает, почти теряя сознание. Больно-больно-больно. Больно уже даже не от раны — ее последний рывок все силы забрал, и Стар уже почти не чувствует нижнюю часть тела. Ноги словно чужими становится, девушка делает слабую попытку подняться, хотя бы до Ботана дотянуться, но ничего не выходит. — Оливия, — слышит она приглушенный голос парня и правда пытается ответить, но из груди вырывается лишь едва слышный хрип. Руки, кажется, принадлежащие Брайну, помогают ей принять сидячее положение, и Стар прижимается виском к какой-то трубе, чувствуя ее холодок. Он немного отрезвляет, и зрение наконец снова начинает функционировать. Или почти начинает. В паре метров от них лежит Вражко. Девушка не видит его лица, но надеется, что оно обезображено гримасой ужаса. Ей хочется, чтобы перед смертью он страдал так же, как страдала из-за него она. Мужчина появляется на экране компьютера рядом с ними, но Оливия слышит только отрывки речи. Он говорит что-то про власть и мир, такие стандартные вещи для глупых киношных злодеев. Как сквозь вату, Стар слышит последнюю фразу, и ей на секунду кажется, что ее мозг уже начал умирать от потери крови, потому что не может разобрать его смысл. Не может ровно до того момента, когда Ботан не выдыхает с усилием: — Убей… того… кто к тебе близко… — Это же… чертов геноцид, — говорит следом Брайн, и Оливия проговаривает больше для себя, чем для того, чтобы продолжить мысль парней. — Все люди поубивают друг друга. Это кажется таким нереальным и до абсурда смешным. Они, простые ребята, никогда не метившие в супергерои, теперь вынуждены из последних сил спасать мир, жертвуя своими жизнями. И самое страшное — видеть, как жертвуют жизнями те, кто им так дорог. Ботан сидит совсем рядом, стоит только руку протянуть, и девушка сможет его коснуться. Он говорит что-то, предлагает какие-то решения проблемы, и Оливия, сама не понимая, даже отвечает ему. Одной рукой она придерживает глубокую рану, другую сжимает в кулак, впивается ногтями в ладони, изо всех сил пытаясь оставаться в сознании. Не время умирать. Точно не сейчас. Черт, как же ей хочется верить, что прямо сейчас найдется решение, что придет кто-нибудь, кто сможет их спасти — кто угодно. Будь то даже глупый Чувак в Желтой Толстовке, который бесил ее все время общения. Ей хочется сорваться, закричать, позвать на помощь, потому что умереть слишком страшно. И еще страшнее, что рядом с ней умирает тот, кого она любит. Когда Брайн убегает, Оливия медленно смотрит на Ботана. Если бы только у них было больше времени… Что бы было тогда? Она бы обязательно призналась ему. Даже если бы парень не чувствовал того же, ей бы больше не пришлось носить в себе эти чувства, не пришлось бы мучиться и сомневаться. Может быть, Ботан ответил бы ей взаимностью, они стали бы настоящей парой. Может быть, они бы ходили вместе на свидания и вели бы себя, как полнейшие дураки. Влюбленные дураки. Может быть… Оливия жмурится и снова раскрывает глаза, внимательно разглядывая Ботана, освещенного красными лампами. Тот почти дрожит, ему тоже страшно. Умирать не хочет никто из них. — Вот черт! Мы не успеем, — выдыхает он и, немного подумав, достает знакомый пульт. — У нас тоже есть… план Б. Оливия широко раскрывает глаза и едва заметно, из последних сил головой мотает. Ботан не должен умереть. У него еще точно все впереди. Как же его мечты стать великим ученым, помогать людям, спасать… жизни. Девушка вдруг понимает, откуда в нем появляется это глупое стремление к самопожертвованию — он мечту свою исполнить пытается. Пока жив еще, пока сердце бьется. — Ты еще можешь уйти. Оставь мне пульт… и я разнесу тут все… к чертовой матери. Слова даются с большим трудом, девушка чувствует, что, чем больше пытается сказать, тем сильнее ослабевает. У нее правда нет никаких шансов, ноги становятся уже совсем чужими, она их не чувствует. Но Ботан еще может убежать. Девушка опускает глаза и смотрит на руку, испачканную в крови. Когда рядом раздается тихий смех, она хмурится. — Что смешного? — выдавливает из себя она. На лице Ботана улыбка такая открытая, словно ему только что подарочное издание Хокинга вручили. Он разглядывает экран и тихо посмеивается: — Я просто представил… если бы у нас получилось. Он смотрит ей в глаза, и Оливии кажется, что она видит в них ту самую любовь и нежность, какие светились там, когда она мыла голову. Ботан улыбается ей, и что-то внутри девушки вдруг ломается. Она наконец позволяет себе сказать то, от чего так долго бежала. — Я, — она запинается, во рту снова появляется привкус крови, но она проглатывает его и упрямо продолжает говорить. Ей необходимо сделать это, пока не стало слишком поздно. — Я тебя… всегда… любила. Жаль, что… мы так и не побыли вместе… Ботан смотрит на нее теперь со смесью удивления и ужаса, и девушка почти успевает пожалеть о том, что только что сказала, но замирает, когда парень вдруг начинает тихо говорить, иногда запинаясь и проглатывая звуки: — Все это время мы не замечали очевидных вещей. Вместо того, чтобы… бежать и гнаться, иногда нужно остановиться и прислушаться… к вещам, которые окружают тебя… Стар словно под ребра бьют. Во рту становится горько, и кровь здесь совсем ни при чем. Ботан опускает глаза, продолжая сжимать пульт. Он дышит тяжело, и Стар переводит взгляд на таймер. У них меньше минуты. Ботан точно не успеет убежать, но девушка все равно упрямо выплевывает: — Вали уже отсюда. Мы опоздали. — Любить… никогда не поздно. Оливия в этом совсем не уверена. Они оба бегали от своих чувств, скрывались, украдкой поглядывая на другого, и теперь уже слишком поздно что-то менять. Они и правда опоздали. Теперь, когда жить им остается несколько мгновений, они уже ничего не успеют сделать. Или успеют? Парень медленно тянется к ней, и Оливия тоже подается в его сторону, разглядывая его приближающееся лицо. Ботан действительно красивый, она вдруг совершенно отчетливо это понимает. В нем вообще, как оказалось, есть множество положительных черт — он не только умный, но еще и действительно смелый, иногда отчаянный, а иногда дерзкий и саркастичный. Действительно ли они настолько разные, как им обоим казалось? Они соприкасаются лбами, и Стар видит, как его глаза блестят от слез. У нее у самой уже щеки мокрые, но она упрямо тянется губами к его губам. Лишь бы успеть. Оливия отчетливо слышит мерное попискивание таймера, отсчитывающее время до их смерти, но все это сейчас перестает иметь какое-либо значение. Все, что значимо — это сухие губы Ботана, его теплое дыхание и чувство эйфории, никак не совместимое с близящимся концом. Одна рука парня ложится ей на щеку и осторожно, даже ласково стирает дорожку слез. В этом движении столько нежности, что Оливия почти дает волю слезам снова. Она никогда прежде такого не чувствовала. Девушка не видит его вторую руку, но знает, что он уже держит подрагивающий палец над кнопкой. Еще немного. Взрыв оглушает, Оливию обдает жаром, но боли она не чувствует даже в те короткие мгновения, когда их с Ботаном пожирает огонь. Доли секунды — и она падает в глубокую темноту. И тогда от Оливии и Ботана остается лишь воспоминание…