***
Утро она снова провела в раздумьях о репетициях, проходящих у них уже третий день, в полупустой кровати Виктории. Самой девушки не было рядом уже достаточно давно — простыня нежного лавандового оттенка успела остыть, но соседняя подушка, облаченная в белоснежную хрустящую наволочку, до сих пор хранила цветочный аромат её шампуня для волос и шелкового геля для душа с нотками душистой розы после вчерашних контрастных водных процедур. В комнате пахло только Вик и ничем больше: её волосами, её кожей, её парфюмом, который она брызгает на себя совсем чуть-чуть, когда просыпается, встает и приводит себя в порядок, но который сохраняется тонким ароматом до самого вечера, пока девушка не выйдет из душа, обернутая в одно полотенце. Казалось, запястья Карины, её шея, плечи тоже пахли ею. Впитали этот до одури приятный аромат в себя, и теперь вокалистка носит частичку басистки Maneskin на себе. И это не могло не заставить улыбнуться. Чуть-чуть, едва заметно приподнять уголки губ и накрыться с головой одеялом, вынырнув из-под него, как из-под накрывшей внезапно сильной морской волны, уже буквально пару секунд спустя. Желание вставать и идти в душ, а позже спускаться вниз, к остальным вставшим ребятам, отсутствовало напрочь, как и что-либо делать в этот прекрасный, солнечный денек. Хотелось валяться в кровати до последнего, листать социальные сети на ноутбуке, смотреть какие-нибудь глупые (или не очень) видеоролики, а может даже и полноценный фильм из того длиннющего списка фильмов, которые давно были отложены в долгий ящик и до которых все не доходили руки, и не делать больше ничего. Но, увы, сбыться этому именно сегодня не было суждено, да и решать то, когда будет отдых от ежедневного пения и мозговых штурмов, уж точно не ей одной, — необходимо было доработать песню целиком, с которой все терзался в ожесточенном бою Дамиано Давид и к которому позже подоспела Карина со своей проблемой. Песни на итальянском она никогда не писала, намного проще было использовать английский или русский. На большое удивление, Дами и Карина сработались достаточно быстро, и, поэтому, двух проведенных вместе вечеров при приглушенном свете с сигаретой в зубах хватило с лихвой, чтобы закончить её текст от начала до конца. Осталось показать это ребятам, чтобы закончить инструментал с Томасом, Франкой, Эмилио, Викторией и Итаном. А потом со спокойной душой можно будет ехать на студию всей гурьбой, чтобы попробовать записать получившееся. Один за другим, проносящиеся мимо дни сменяли друг друга на экране телефонов ребят в иконке приложения «Календарь», насыщенные репетициями и написанием песен. Стойка с микрофоном, единственная в этом доме, которую Карина и Дамиано делили на двоих, ждала на первом этаже в одной из заготовленных по плану гостевых спален каждое утро в комплекте с музыкантами, которую ребята переделали под свои нужды. Её любимая гитара красного цвета с просьбы Виктории передалась барабанщику Эмилио, пусть даже это и не совсем его инструмент — принцип работы знает и даже кое-что умеет, не без косяков, естественно, которые любезно скрывает Томас своими гитарными соло и из-за чего, не таких бросающихся на слух. Остальные же комфортно играют на своих музыкальных инструментах. Только вот Карина еще не совсем понимает, куда девать руки. Девушка прочищает горло, будто что-то встало поперек него, перекрывая доступ к воздуху, едва только стоит вспомнить о пении. Завтракать не хотелось тоже. Ребята, видимо, все вышли на улицу и сейчас сидят у бассейна, потягивая прохладный лимонад со льдом, сделанный Вик и Эмилио по рецепту матери Франки еще вчера вечером — дома подозрительно тихо. Она поднимается на ноги и делает это слишком резко, за что сразу же расплачивается черной туманностью в голове и назойливыми мошками. Идет к висящему на дверце еще влажному полотенцу практически на ощупь, пока помутнение медленно отходит, аккуратно стягивает его и успешно вешает себе на предплечье. В последнее время после фестиваля Лульо суона бене она начала слишком часто принимать душ, но ходить туда еще страшновато. Заходишь туда, и кажется, что в этом небольшом помещении стоит только повернуться спиной к свободному пространству и эти большие, мужские шершавые ладони вновь прикоснуться к её нежной бледной коже талии, вновь начнут гулять по её телу так вальяжно, будто он её хозяин. Я твой хозяин. Ты обязана мне. Противный голос призрачным шепотом проносится вместе с шелестом воды, когда она соскальзывающими пальцами крутанула вентиль с горячей водой, разбавив слегка холодной. Карина обернулась — никого. Вышла из ванной комнаты и прислушалась, полностью концентрируясь на звуках за пределами обители Виктории — абсолютно идентичная тишина. Оставалось только запереть двери в душевую, сбросить с себя спальную одежду, встав под прогоняющие лень и сонливость, больно бьющие сильным напором, приятно теплые капли воды, и шепотом повторять только одно — мне все это кажется. Покинув душ и облачившись в обыкновенные джинсовые шорты и белую футболку, Карина решила, что стоит выйти из комнаты и сразу направится на задний дворик. Мягкое утреннее солнце грело оголенные предплечья и ноги, заставляя еще оставшиеся водные капли высохнуть практически моментально. Спину обдавало приятной прохладой — с коротких блондинистых волос еще стекала вода, капая и впитываясь в ткань футболки, заставляя ту легонько липнуть к коже. Легкие босоножки издавали тихий стук о каменную кладку, которой была выложена дорожка от черного хода до бассейна и зоны барбекю, и чем ближе Карина становилась к первому, тем сильнее этот тихий стук тонул в всплесках, смехе и гулких разговорах ребят. Наконец, обогнув красиво и ровно подстриженные зеленые кусты, она вышла к месту, сжав в одном кулачке край своей футболки. Франка, разбежавшись, прыгнула с трапа прямо в воду, заставив Карину зажмурится и инстинктивно прикрыться руками от маленьких капелек хлорированной воды. Эмилио сидел абсолютно в противоположном углу бассейна от неё, поэтому капли на него не попали. Зато попали на Итана, решившего пока просто поболтать ногами в прохладненькой приятной водичке. Взгляд задержался на нем: на его волосах, убранных назад в небрежный пучок, на его оголенном, смуглом поджаром теле, рельефе его рук и торса, на его полуулыбке, от которой также хочется улыбаться. Его выражение лица, когда он сморщил нос и отвернулся, посмеявшись, показалось Карине милым. Настолько милым, что внутри все с ног на голову перевернулось. Она сразу же отвернулась, едва почувствовав, как к щекам опять прилила кровь. Черт бы побрал такую реакцию организма на него. А ведь Итан даже не смотрел на неё. Дами, полулежащий на пластиковом лежаке в одних купальных шортах белого цвета, казался её спасательным кругом в бушующем океане. Её лодкой, дрейфующей на беснующихся волнах. Со своим излюбленным блокнотом и ручкой черного цвета, колпачок от которой был плотно зажат между рядов ровных белых зубов за место сигаретного фильтра. Парень что-то писал, перечеркивал и переписывал снова. Девушка направилась к нему. — Марлена снова покинула твой дом? — поинтересовалась Карина, присаживаясь на край лежака, около его ног, словно какая-то дворняга. В её серо-зеленых глазах блеснуло сочувствие, ведь, кому, как не ей, так хорошо знать, каково это — когда уходит твоя муза и вдохновение. После этого она совершенно не в силах выдавить из себя и строчки. — Я надеюсь, она скоро вернется ко мне, — поджал губы Дамиано, перехватив подушечками пальцев колпачок от ручки. — У тебя с собой сигарет нет? Она отрицательно помотала головой, переведя взгляд на плескающихся ребят. Появилась Виктория в купальнике, которую Эмилио так бесцеремонно выбросил в воду к Франке. Не было только Томаса, наверно, до сих пор нежащегося в своей кроватке под кондиционером и досматривающего десятый сладкий сон. — Блять, — выругался Давид. Повисла пауза. Совсем не давящая, как это обычно бывает при разговорах. Солист, скорее, думал, показать ли набросок новой песни, этот маленький кусок, родившийся вчера ночью на балконе под лунным светом. Стоит ли его вообще кому-либо показывать? Или можно сразу вырвать этот клетчатый лист и закинуть его в мусорное ведро к остальным таким же несостоявшимся стихам. Карие глаза парня скользнули по силуэту девушки, оглядывающей играющих в воде ребят. При первой встрече он и подумать не мог, что она такая. Такая вдохновляющая, какая выстроилась в его голове за прошедшие два поздних вечера, когда они вдвоем сидели в домашней студии: она — на черном кожаном диване, держащая между тонких пальцев белый фильтр мальборо с двумя кнопками, он — рядом, у её ног на полу, прикусывающий кончик ручки в размышлениях. Бросала различные фразы, откинув голову назад и выпуская табачный дым из своих легких, а Дамиано так ловко их подхватывал, строя стих из них, как дом, по кирпичику. И получалось так красиво, отрывки, приправленные ароматом табака и холодного воздуха, задуваемого из отрытого нараспашку окна. Если кто-то и сможет спасти эту песню, то только она. — Может, глянешь? — парень протянул прикрытый блокнот девушке, вложив на нужном развороте черную ручку. — Все слишком плохо? — спрашивает Карина, перенимая из его рук увесистый блокнотик. Половина листов в нем уже пошла волнами от количества надписей, исправлений, четверостиший. А руки Давида, с такой осторожностью передающий свое сокровенное, оказались настолько приятные и теплые, что Карину будто током шибануло. Она слегка отдернула руку и переняла блокнот, раскрыв на нужном месте. — У меня уже родился рифф на этот отрывок. — Ну, как тебе? — поинтересовался Дамиано. Стало настолько интересно, что он свесил ноги с края лежака, усевшись к ней плечо к плечу, пока девушка внимательно вчитывалась в черные строчки, с особой аккуратностью выведенные на белоснежном листке в клетку. — Это нужно продолжать, — уверенно произнесла Карина. — Я думаю, сегодня текст уже будет готов. Дамиано поджал губы, опустив взгляд себе в ноги. Карина сделала то же самое, в последний раз бросив на Итана беглый взгляд. Он, промокший до нитки, вероятно, не без участия Эми, который поставил себе цель намочить в этом бассейне каждого сегодня, перебрался на соседний лежак, накинув на голову полотенце нежно-желтого оттенка. В руках у него показался черный телефон, на который время от времени снимались истории в инстаграм. — Сегодня не получится снова посидеть в студии, — произнес Дами. Над ними выросла высокая тень. Силуэт стройной девушки угрожающе упал на Карину, заставив ту обратив внимание на подошедшего. Перед ней совершенно внезапно выросла темноволосая девушка, удерживающая в обоих руках два стакана с лимонадом. Лицо её было спокойным, карие глаза прищуренными, губы — ярко красными, улыбка, в которую они растянулись, казалась настолько холодной по отношению к ней, что хотелось просто пропасть, провалиться под землю, лишь бы больше не попадаться ей на глаза. Девушка поставила стаканы со спасительным прохладным напитком на маленький кофейный столик, вытерла руки о свободное вафельное полотенце, лежащее там, и протянула раскрытую ладонь для приветствия. — Привет, — она улыбнулась еще шире и вся её холодность в один момент пропала. — Я — Джорджия. — Джо моя девушка, — пояснил Дами, прочистив горло и захлопывая блокнот. — Приятно познакомиться, — Карина улыбнулась одними уголками губ, поднимаясь на ноги, чтобы больше не смущать вновь удобно расположившегося на лежаке со стаканом лимонада в руках Дамиано. Её ладонь легла в ладонь Джорджии и они пожали друг другу руки. — Карина. Джорджия склонила голову на бок и будто оценивающе прошлась взглядом по блондинке. С головы до ног. Стало вновь некомфортно. — Красивое имя. Я могу звать тебя Кара? Вокалистка кивнула. Джорджия хихикнула что-то вроде «прекрасно». — Я поняла, — кивнула головой девушка, снова посмотрев и обратившись к Дами, потягивающего с трубочки жидкость. — Может, я пришлю тебе сегодня в мессенджере, что смогу набросать. — С удовольствием почитаю, — протянул Дами. Краем глаза уловила, как Джорджия склонилась над солистом и оставила на его губах мимолетный легкий поцелуй с ярким алым следом от помады, рассмеялась и вытерла следы преступления, присаживаясь рядом на свободное место. Так же, как до этого сидела Карина, только более открыто, более живо, более ярко. От такого скула вокалистки нервно дернулась — пора было заходить домой, чтобы не дай бог не напороться на такое снова. Может, выпить лимонада дома и поиграть с наверняка уже проснувшимся Томасом в приставку, пока никто еще не думает о предстоящей репетиции. Около бассейна находиться теперь не было никакого желания. Девушка вновь надела на себя те самые легкие босоножки, сделала шаг и… почувствовав сильнейший толчок в плечо, полетела в бассейн прямиком в одежде. Жадно хватая воздух, она вынырнула почти сразу, ощущая физически, как от злости вокруг неё вода начинает закипать. Джо и Дами тихонько посмеивались в стороне, между ними и Итаном, не сумевшим сдержать улыбки, едва ли стоя на ногах, согнувшийся в три погибели, во все горло хохотал Эмилио. Где-то рядом всплыли её босоножки, которые она твердо перехватила и направилась к лестнице на сушу. — А ну иди ко мне, ублюдок позорный, — на русском взревела Карина, сорвавшись с места прямо на него. Босоножки двумя меткими выстрелами попали прямиком между лопаток убегающему барабанщику под раззадорившиеся улюлюканья Франки, Виктории и Дамиано. Эмилио протяжно и громко заскулил, завернув по дорожке в зону барбекю, крикнул что-то Карине и исчез за углом дома, оставив стриженные кусты колыхаться сами по себе. Девушка остановилась на развилке, согнувшись и тяжело дыша. Когда дыхание удалось нормализовать и успокоить сердцебиение, участившееся раза в четыре, а может быть даже и в пять от такой незапланированной пробежки, солистка вернулась и заняла последний незанятый лежак, прикрывая глаза. И на кой черт она сегодня в душ ходила, перед тем, как выйти на улицу? Один хрен, придется идти и принимать водные процедуры повторно. Ступни горели. И легкие. Все полыхало синим пламенем до потемнения в глазах. — Окей, я с миром, — голос Эми вновь раздался где-то рядом. Карина приоткрыла один глаз. Парень нес в руках её обувь, теребил ремешки, и только когда он подошел прямиком к её лежаку, полностью перекрывая солнце, она заметила, что один из них на правой босоножке разорвался к чертовой матери. — У меня есть две новости плохая и очень плохая. С какой начать? — Начни с плохой, — произнесла девушка и взяла свои босоножки в руки, оценивая, насколько сильно встрял Эмилио за её любимую обувь, потому что именно он был виновником всей этой ситуации. — Ну, как видишь, твои босоножки порвались, — барабанщик поджал губы. — А очень плохая тогда какая? — разочарованно вздохнула Карина. — Перроне, похоже, тут.***
Итан заботливо накинул на её плечи свое махровое полотенце. Только услышав новость о том, что приехал Оливьеро Перроне, этот… этот ублюдок, все тело барабанщика стало тверже камня. Он заметил, как Карина помрачнела и напряглась тоже, и с какой кислой миной вернулся Эмилио с её босоножками и такой «отличной» новостью. Ему было жаль, искренне жаль, что ей снова придется видеть его, слушать его, возможно, ощущать его прикосновения. Встречать его вышла целая толпа, половина которой, поздоровавшись, исчезла в доме. И как бы Итану не хотелось вернуться обратно к бассейну, чтобы вновь нежиться в мягких утренних солнечных лучах и листать ленту инстаграма, периодически заглядывая в пустующий с недавних пор профиль Карины и пересматривая её фотоснимки уже на уровне взявшейся с ниоткуда привычки, он не мог на моральном уровне. Карине страшно, и он буквально ощущает его, этот страх, сковывающий его легкие и не дающий нормально вдохнуть. Она жмется к нему, не осознавая этого, с каждым шагом приближаясь к уже знакомому большому черному джипу с тонированными окнами. Заводит руки за спину, ищет его ладонь и когда находит — сжимает. А Итан руку не убирает, наоборот, обхватывает её маленькую ладонь в ответ своей теплой и большой, затем переплетает пальцы. Чувствует, как сильно колотится сердце ни сколько оттого, что он сейчас посмотрит в глаза преступнику и просто моральному уроду, сколько от этого контакта с ней. Сумасшедшего и такого дико приятного. Водитель открывает дверь с пассажирской стороны, выпуская маленькую девочку лет пяти. Этот бешенный ураган пронесся мимо него к Франке и Эмилио, весело заливаясь звенящим смехом, и только потом, завидев полностью мокрую Карину рядом с ним, с визгами и криками помчалась прямо на них. Он понял сразу — это дочь Оливьеро, Вероника. Девчонка, имеющая уже в таком юном возрасте цель стать таким же продюсером, как отец. Единственное расстраивало, она и малейшего понятия не имела, каков её отец на самом деле. — Простите, что без предупреждения, — низкий голос продюсера раздался прямо перед ним. У парня аж кулаки зачесались дать ему в рожу. Но он лишь только сдержанно улыбнулся, незаметно придвинув Карину ближе к себе. Нужно будет — он и руку ей на талию положит. Сделает все, что потребуется, лишь бы он больше никогда не смотрел, не говорил, не дышал в её сторону. — Дочка слишком сильно хотела увидеть вас, — мужчина склонился, чтобы оставить на щеке вокалистки поцелуй, но остановился. — Ну как можно отказать такому ангелу? Итан прочистил горло, а бровь его слегка приподнялась. Во взгляде читался отчетливый вопрос. Сегодня они устроят театр трех актеров. Карина, Итан и Оливьеро. Казалось, Карина уже раскусила замысел барабанщика и с удовольствием подыгрывала ему, ластясь к парню, насколько только это можно. Пересиливая себя, переступая через свои надуманные препятствия, ломая воздвигнутую между ними ледяную стену, построенную незадолго «до». Оливьеро оставался в дураках, презренно оглядывал музыканта, держащегося слишком стойко для такого человека, цеплялся взглядом на скользящую ладонь с длинными пальцами на её талию, пока никто не видит, кусал губы. — Вероника, взрослым нужно поговорить, — улыбнулся продюсер. Девчонка сразу же исчезла среди недалеко стоящей толпы, взбираясь на Эмилио, словно скалолаз по скалистому крутому склону какого-нибудь Эвереста. — Смышленая. — Вы что-то хотели? — поинтересовался Итан. — Да, хотел, — почесал подбородок мужчина. — Хотел поговорить с Кариной. Наедине. Наедине. Это слово эхом отразилось в голове вокалистки. История, произошедшая в гримерке, повторяется? Карина шумно сглотнула, нервно дернув уголком губ, и перевела взгляд с Перроне на Итана. Кричащий о том, чтобы он никуда не уходил и всегда держал их в поле зрения. Умоляющий не оставлять её с этим человеком. С кем угодно, но только не с ним. — Солнце? — будто бы спрашивая разрешения, барабанщик склонил голову на бок. Внутри девушки взорвался самый настоящий фейерверк. Солнце. Солнце, черт возьми, Итан назвал её солнцем. Именно сейчас, в этот самый момент, её всяческие сомнения по поводу этого чертовски обаятельного музыканта развеялись. Он ей нравился. И это абсолютно точно не нравилось ей. — Мы… мы до машины и обратно, — нервно улыбнулась Карина. — Побудь, пожалуйста, тут. На удивление, Оливьеро не позволял себе прикасаться к ней даже случайно на протяжении всей дороги до его черного джипа. Продюсер выглядел крайне загадочно: молча оставил её на виду Итана, потому что знал, что он пристально наблюдает за ними, обогнул автомобиль спереди, зачем-то залез в салон и появился буквально через минуту с огромным букетом роз и белой, перевязанной красной бархатной ленточкой с позолоченными краями. — Думал подарить тебе его в более, — мужчина бросил взгляд на залезшего в телефон музыканта неподалеку. — интимной обстановке. Но… — Мне стоило рассказать о нем раньше, наверно, — девушка виновато опустила взгляд в ноги. — Карина, — голос Оливьеро, показалось, дрогнул. — Во-первых, ты нарушила один пункт из условий нашего договора. И, во-вторых, я не хочу видеть тебя с ним. Делай выводы, малышка. Мужские руки легли на её плечи, но девушка отшатнулась, сбрасывая тяжелые ладони продюсера. — Прости, если напугал. Оливьеро — её личный дьявол, всегда им был, есть и будет. Вселяющий неподдельный страх своим видом, мимикой, движениями, тембром голоса. Его «прости» в её голове звучит как усмешка, она сжимает грудную клетку, не дает дышать. Заставляет оборачиваться на Итана, намеренно колоть пальцы о шипы роз, переминаться с ноги на ногу. Этот человек вылез из самой преисподней, из очага мук и вечных страданий, чтобы забрать Карину с собой. Она молча виновато улыбалась. Напрягалась еще сильнее, пытаясь унять дрожь в руках и теле. — Франка рассказала, что ты потеряла телефон, — его взгляд упал на коробочку. — И я решил подарить тебе новый. — Спасибо, — кивнула вокалистка, улыбнувшись шире и сильнее сжав подарки подушечками пальцев. Повисла небольшая, но до жути давящая и неловкая пауза. — К сожалению, вам пора. Сейчас будет репетиция и мне нельзя её задерживать.