Оттенки потаённых чувств

      Оглушительная музыка наполняла весь огромный необъятный зал, заставляя пары танцующих двигаться в красивом плавном ритме. Пестрые невообразимо прекрасные костюмы, за которыми прятались не менее прекрасные дамы; разнообразные маски статных кавалеров, облаченных в офицерские мундиры.       Атмосфера ослепляющей радости, безудержного веселья, величественной красоты кружила Анне голову. Она старалась быстро протиснуться сквозь огромную толпу обступающих ее поклонников, когда неописуемый восторг от собственного выступления заполнял все ее мысли, а глупая широкая улыбка не желала покидать лицо. Но сейчас она стремилась разделить это счастье только с одним человеком. С человеком, без которого всего этого бы просто не было. И не могло бы быть в жизни обычной крепостной.       Иван Иванович с улыбкой встречал свою подопечную. Рядом с ним стоял пожилой статный седовласый господин, смотрящий на нее как милый Лютик на любимую сметану.       — Сергей Степанович Оболенский, директор Императорских театров.       Она счастливо улыбнулась и присела в приветственном реверансе. Дядюшка так много рассказывал об этом человеке, так надеялся на него, что Анна не могла его подвести плохими манерами.       — Восхищен. Удивляюсь, барон, как Вам удалось отыскать такой самородок? Красива и, по-моему, талантлива. Я думаю в ближайшие дни устроить Вам прослушивание в Императорском театре.       Иван Иванович так по-детски радовался этому известию; лицо сияло от счастья, что делало его моложе. Анна не могла не улыбнуться ему в ответ.       Тут князь посмотрел куда-то в сторону и улыбнулся, приветствуя подошедшего Владимира:       — О, Володя, рад тебя видеть. Какие новости на службе?       В присутствии молодого барона Анна всегда вся сжималась от холодной неизвестности, готовясь к чему-то самому страшному. И сейчас даже эйфория, что пришла вместе с ее успехом и обещанием Сергея Степановича, была готова отступить под хмурым взглядом молодого Корфа. Однако, сейчас он не обратил на нее внимания и сразу обратился к веселому Оболенскому, рассматривающему его недавнюю награду.       — Извините, Сергей Степанович, мне нужно срочно побеседовать с отцом.       Оболенский отошёл, не желая мешать разговору отца и сына, а Анна деликатно отвернулась, обратив свое внимание на танцующие пары. Но иногда до нее доносились обрывки эмоциональных фраз Владимира:       — Выслушайте меня, отец.       По мечтательному лицу своего благодетеля и поджатым губам, суровому взгляду его сына Анна поняла, что разговор сейчас снова пойдет о ней. А затем они снова поссорятся.       — Обратите внимание на меня, на родного сына.       От боли надрывном голосе Владимира Анна слегка поежилась и обняла себя руками. Ей всегда было тяжело переносить их ссоры. Ведь похоже, что только ей было известно, насколько отец и сын были дороги друг другу. Но никто из них двоих этого не замечал.       — Я буду стреляться с наследником. Может быть, это Вас заинтересует?       Анна резко развернулась, в страхе и неверии разглядывая собеседников. Дядюшка нахмурился и огляделся, словно боялся что их кто-то может услышать, Владимир неожиданно тепло посмотрел на отца, надеясь найти хоть немного понимания и поддержки в его глазах.       — Ты что-то сказал про наследника?       Надежда рухнула и маска хладнокровия снова покрыла красивое лицо Владимира.       — Нет. Ничего.       Вдруг он резко обернулся в ее сторону, словно почувствовав пристальный изучающий взгляд голубых глаз, и на мгновение растерялся, но затем взял в себя в руки, нахмурился и равнодушно последовал за отцом, который спешил вернуться к господину директору.       Неужели это правда? Она знала, что он не раз участвовал в дуэлях со своими однополчанами, и эти известия хоть и сковывали ее душу ледяным страхом, но не переворачивали все с ног на голову, как сейчас. Одна мысль о дуэли с наследником вызывала мрачную безнадёжную панику. Но разве такое возможно? Разве будущего императора не охраняют денно и нощно? И разве возможно покуситься на его жизнь вот так вот просто, словно он обычный дворянин? И что же будет с тем, кто все же осмелится на этот самоубийственный шаг?       Анна незаметно поглядывала на холодно застывшую фигуру, стараясь подавить нахлынувшую волну ужаса, унять беспорядочную дрожь пальцев, убаюкать бешеный стук напуганного сердца. Владимир не смотрел на нее, а обречено смотрел куда-то в сторону не обращая внимания на разговор двух старых друзей.       Вдруг перед ее взором предстала совсем иная картина, где уже такое хмурое, родное лицо перекошено предсмертной болью, а мятая белоснежная рубашка залита яркой несмываемой кровью.       Ей на мгновение стало дурно и казалось, что весь мир покачнулся и замигал темными бликами, но свет резко и быстро вернулся с громким женским возгласом:       — Дядя!       Появившаяся из неоткуда княжна Натали, идущая под руку с тем самым очаровательным офицером, что чуть не сбил ее прошлым днём, отвлекла ее от дурного предчувствия, что накрыло ее после столь яркого видения.       — Моя дорогая племянница. И Миша здесь. Барон, Вы знакомы?       Дядюшка радостно ответил на смущённый кивок приветствия таинственного давнего друга Владимира.       — Барон, представьте, пожалуйста, Мишелю Вашу воспитанницу, а то они не знакомы.       — С удовольствием. Моя воспитанница Анна. Странно, Вы с Володей приятели. Разве он никогда не рассказывал о ней?       — Нет. Не рассказывал, — молодой офицер не сводил с нее восхищённо взгляда, что приводило ее в смущение.       Иван Иванович посмотрел на сына с упрёком, на что Владимир закатил глаза и невесело усмехнулся.       — Но мне очень приятно представиться. С Вашего позволения…       Михаил был так мил и учтив с нею. Смотрел с таким восхищением, что ей казалось, что только от одного такого взгляда она сможет невесомо воспарить в небесах. Особенно, это чувствовалось в контрасте с теми презрительными взглядами, которыми приковывал к земле зарвавшуюся крепостную Владимир. Вдруг все тело покрылось мурашками от его недовольного, пронизывающего взгляда, отчего Анна едва заметно вздрогнула:       — Простите, но я не танцую.       — Аня, на балу принято танцевать, веселиться. Я уже стар и пару составить тебе не могу. Иди потанцуй с Мишей. А мы полюбуемся на вас.       Она не могла отказать своему благодетелю, а Михаил уже мягко сжимал её руку, и ей оставалось только слабо улыбнуться и под счастливые взгляды почти всех присутствующих выйти с ним к кружащимся в вальсе парам.       Как только Михаил уверенно закружил ее по зале, все мысли, казалось, улетучились вместе с их плавными быстрыми движениями. Она видела его счастливое лицо, радостную улыбку и улыбалась вместе с ним, заставляя тревожное чувство, что сжимало недавно ее сердце отступить.       Но тут она сбилась, почувствовала как кто-то толкнул ее в спину, и ее спутник тоже остановился, глядя вслед нарушителю их танца:       — Володя…       Она посмотрела на удаляющегося хозяина и вся та жестокая реальность, что не давала ей чувствовать себя уверенно на этом приеме, вернулась к ней.       Незавидное ее положение, внимание и поддержка старого барона, коих Анна не заслуживала, презрение и насмешки, что появились бы на лицах знакомых, того же Михаила, узнай они о ее крепостном положении. А главное — ощущение чего-то ужасного, чего-то неминуемого, что она видела в удаляющемся силуэте Владимира.       — Анна?       — Прошу меня простить. Мне нехорошо…       — Вам помочь?       Михаил был полон искреннего беспокойства за нее, отчего ей стал ещё приятнее этот молодой человек. Но сейчас она почему-то не могла счастливо улыбаться и парить в кругах танцующих вместе с ним.       — Нет-нет. Мне просто надо немного отдохнуть. Простите меня.       Уворачиваясь от неведающих ничего вокруг танцующих, она сбежала с отведенной для танцев площадки, протиснулась сквозь шумную толпу и направилась к выходу на балкон.       Прохладный воздух остудил бешеный стук сердца, который преследовал ее весь путь. И как только Анна пришла в себя, ее мысли снова вернулись к ее хмурому хозяину.       Она не могла оставаться в стороне, но и как помочь в такой ситуации тоже не знала. Мысль о его возможной смерти всегда отдавалась в ее сердце мучительной тяжестью. Будь то на Кавказе, или на глупой дуэли. Но сейчас спрятанный поглубже страх никогда его больше не увидеть, окутывал все ее мысли, оставляя отчаянно барахтаться в своей никчемной жалкой беспомощности.       Единственной разумной мыслью было сообщить обо всем Ивану Ивановичу. Ведь не зря же сам Владимир собирался рассказать ему о дуэли. Но как преподнести эту новость, не потревожив слабое сердце барона? И сможет ли бывший военный помочь в этой необычной, но очень опасной ситуации?       Стараясь привести свои непредсказуемые чувства в порядок, Анна вернулась к дядюшке, который спокойно беседовал с господином Оболенским. Видимо, он не заметил ее отсутствия или Миша не сообщил о неожиданно прерванном танце.       — Как впечатления от первого танца?       — Я немного устала, дядюшка. Может быть, мы уже можем пойти домой?       — Да, конечно. Мне уже тоже пора окунуться в царство Морфея. Вот только сначала найдем моего блудного сына. Вдруг он захочет поехать с нами. Всего доброго, князь.       — Надеюсь, что очень скоро увижу Вас на сцене Императорского театра. — добродушно промолвил Сергей Степанович, целуя девушке руку.       Иван Иванович и его воспитанница нашли Владимира у главного входа. Михаил резко и эмоционально что-то говорил ему на ухо, на что барон лишь нервно усмехался и потягивал шампанское из дорогого фужера. Анна даже позавидовала новому знакомому — если бы и она могла так открыто выразить то, что сжигало сейчас ее душу.       При виде старого Ивана Ивановича они оба, словно нашкодившие ученики, встали по стойке смирно.       — Господа, мы пришли прощаться. Мне, старику, давно спать пора, да и Анна устала. Володя, ты идешь?       — Нет.       — Ну тогда спокойной ночи, хотя уже утро.       — Прощайте.       Анна вежливо протянула взволнованному Михаилу руку, надеясь, что он не очень злится на нее за прерванный танец.       — Я очень надеюсь — до свидания.       Михаил снова заворожено смотрел на нее, словно хотел передать всю гамму, обуревавших его чувств одним этим взглядом. Анна смутилась ещё больше и, стараясь не покраснеть, улыбнулась ему.       — Извините, я могу забрать у Вас Анну. На минутку.       Властный голос заставил ее вздрогнуть от неожиданности, когда приятный флер, что окутывал ее рядом с милым поручиком в миг развеялся.       Вежливая улыбка не смогла скрыть сдерживаемую ярость, что Анна могла увидеть в глазах молодого барона. Но ее это больше не пугало. Мысль, что она может лишиться даже его вечной ненависти и неприязни, пугала намного больше, чем любые издевательства, что мог приготовить для нее Владимир.       Он сильно сжал ее руку и отвёл в сторону. На мгновение она замерла, почувствовав, что разрушительная, адская буря ее переживаний за него стихла. Крепкие уверенные руки, прерывистое дыхание, вкрадчивый бархатистый голос будто заслоняли Анну от всех горестей мира.       — Запомни, Миша мой самый близкий друг. У тебя не может быть с ним никаких отношений. Держись от него подальше, — ладонь ломило от грубой крепкой хватки барона, но обида от несправедливости не затопила ее душу, а злость, что иногда пробуждалась в ней за его выходки, спала сейчас беспробудным сном. — И ещё о том, что я сказал тогда отцу… Не смей никому об этом говорить. Это понятно?       На это она промолчать не смогла, ведь это был ее единственный план, от которого она не могла так легко и быстро отступиться:       — Но, может быть, Ваш отец сможет Вам помочь?       На секунду в его глазах снова промелькнула растерянность, будто его удивляло, что Анну больше интересует возможность помочь ему, чем возможность выразить негодование по поводу запрета на отношения с Михаилом.       Но он быстро взял себя в руки и с вежливой светской улыбкой, скрывающей физически ощутимое ею презрение, продолжил:       — Ему намного интереснее слушать Ваше пение. Кто я такой, чтобы портить его настроение такими мелочами?       Он натянуто фальшиво улыбнулся ей, кивая в сторону обеспокоено следящих за ними старого барона и Михаила. Анна постаралась улыбнуться в ответ, но от мысли, что единственный ее план теперь не может быть реализован, у нее ничего не вышло.       Вернув Анну отцу и пожелав спокойной ночи, он скрылся среди толпы веселящихся. Она перевела взгляд на Михаила, который сочувственно проводил друга взглядом.       — Миша, прости за то, что так прямолинейно, но с Володей все в порядке? Какой-то он сегодня нервный…       Вопрос Ивана Ивановича вырвал Анну из тяжких мыслей, что снова заполонили ее голову.       — Нервный? — Миша сразу же взволновано начал водить глазами по зале, словно ища достойный повод, чтобы удалиться. — Так сегодня нынче у него прямо из-под носа увели девушку его мечты. Вот и переживает…       Это замечание добавило в ворох ее эмоций какую-то едкую горечь. Она была совсем ничтожной, но добавляла царившей глубокой растерянности и сильному беспокойству какой-то непонятный саднящий оттенок.       — Надеюсь, это не стало поводом для дуэли, — со смехом поинтересовался барон, не замечая, как одинаково побледнели его собеседники. — Зная своего сына, могу сказать, что он совершенно не умеет держать себя в руках.       — Ну что Вы, Иван Иванович, — Миша нервно сглотнул. — Часок-другой походит хмурым и недовольным, а потом снова в бой. Так сказать, за сердцем очередной красотки.       — Пора бы уже ему и о чем-нибудь другом задуматься…       — И не говорите…       Миша вежливо откланялся и поспешно ушел, оставив после себя странный болезненный след в душе девушки. И только в карете, размеренно идущей по мостовой, Анна поняла, что так сильно затронуло ее в молодом прекрасном поручике.       Чувство, что так сильно старался он спрятать за показным весельем в разговоре с Иваном Ивановичем. Это была безнадежность.       Вернувшись домой, Иван Иванович быстро ушел в свою спальню, а вот Анна никак не могла последовать его примеру. Переодевшись в ночное платье и накинув старенький шерстяной плед на плечи, она неслышно бродила по спящему дому.       Она думала, что в родных стенах ей станет легче, покойнее. Что свинцовая тяжесть, поселившаяся в груди, будет снята вместе с прекрасным бальным платьем. Что душащий мерзкий страх уйдет, едва голова коснется подушки. Но Анна ошибалась. Ко всему прочему, она ещё и волновалась из-за длительного отсутствия молодого барона.       Владимир уже давно жил своей жизнью, деля дом в Петербурге с отцом только во время немногочисленных приездов последнего. Но сейчас она остро ощущала его отсутствие в доме, боясь, того, что может натворить этот взбалмошный мальчишка именно сейчас.       Анна надеялась найти покой рядом с фортепиано. В том месте, где она всегда чувствовала себя увереннее, спокойнее. Где она могла погрузиться в атмосферу очередного романса настолько, что реальный мир с вечными страхами и упреками уходил куда-то далеко.       Кромешная ночная темнота, что царила в гостиной, успокаивала, умиротворяла, заставляла забыться в ее теплых объятьях. Она слышала каждый звук, завывания ветра за окном, каждый скрип, несмазанных петель, каждый шорох вышедших на охоту мышей.       Она долго сидела за фортепиано, убаюканная своеобразной колыбельной, когда услышала шум в парадной. Анна спряталась за дверью, что вела в столовую, когда двери в другой стороне неаккуратно отворились и впустили Владимира.       Он был помятым. Мундира на нем не было, только полурастегнутая рубашка укрывала его от ночной осенней прохлады. С бутылкой чего-то крепкого он завалился на диван и, отпив из горла, тихо невесело рассмеялся. Затем резко затих, а через несколько минут его голова безвольно упала на неудобную ручку дивана.       Анна подошла чуть поближе, рассматривая в тусклом свете лицо молодого хозяина. Даже во сне он хмурился и, кажется, был чем-то недоволен. Она сама испугалась своего порыва, но ничего не могла с собой поделать. Ее рука едва заметно коснулась его волос, провела по растрёпанной, скошенной набок челке. Владимир зашевелился во сне, и она немедленно отдернула руку, боясь той бури, что начнется, если он проснется и застанет ее здесь. Но он не проснулся. Лишь повернул голову в ее сторону, будто навстречу ее ласке, и Анна снова положила руку ему на лоб.       Она вдруг вспомнила те счастливые времена, когда Владимир ещё не ненавидел ее, и на его лице не было этой непроницаемой холодной маски недовольства, которую он не оставлял даже во сне.       Владимир не обижал ее, защищал, доверял самые страшные тайны, и даже если и устраивал ей какие-то неприятности, то Анна, наученная неугомонной Лизой Долгорукой, отвечала ему сполна за все его детские шутки.       Она улыбнулась, чувствуя, что вся боль, приносимая несносным барчуком, страх, что одолевал ее в его присутствии, больше не имели смысла, утратили любое значение. Уступая место чему-то лёгкому, мягкому, чему она и названия не могла дать.       Анна не знала, сколько так просидела, но постепенно складки на лбу Корфа разгладились, и его сон стал спокойным и размеренным. Она осторожно накрыла его своим пледом и, стараясь не шуметь дверями, вышла из комнаты.