Зависимость

Я буду ждать тебе, потому что, если честно, я не хочу никого другого.

Дни тянулись чертовски медленно. Ночь сменяла утро, зима лето, но ничего не менялось. Микаса все так же вставала по утрам, шла на работу, а по вечерам приходила под величественное дерево, под которым похоронена ее любовь. Эрен Йегер остался в ее памяти ребенком, юношей, мужчиной. И никогда не будет в ней стариком. Потому что образ его теперь вечен, но лишь в обрывках воспоминаний и снах, которые не приносят покой. Эрен Йегер остался для всего мира не освободителем. Не борцом и не великим. Он остался в памяти людей убийцей, который разрушил многие семьи и унес жизни тысячи людей. И лишь она помнила его, его мечты и цели. И лишь она смогла его убить в итоге. День сменял ночь, а весна зиму. Легче не становилось. Микаса так же носила красный шарф, просыпалась в слезах и шептала его имя в полубреду по ночам. Окружающие радовались мирным дням без титанов, войны и крови. И ненавидели того, кто подарил им этот мир. Микаса села рядом с могилой и прислонилась головой к широкому стволу, зажмурившись. Холодный ветер неприятно обжилась кожу, а красный шарф, что всегда грел, больше не приносил тепла. — Ты ушел, а я прожила без тебя уже два года. Ты ушел, а я осталась здесь. Она замолчала, собираясь с мыслями, и поморщилась. На всегда безразличном лице проступали эмоции, которые она не решалась никому показать. Даже близкий друг, Армин, не видел ее терзаний. Он знал о них, понимал, но она не позволяла ему быть в такие моменты с ней. Потому что эти вечера только для нее и его. — Ты как-то обмолвился о том, что по ту сторону мы с тобой встретимся. Тогда я не поняла, что это значит, но сейчас, к сожалению, понимаю, что ты имел в виду. Помнишь, я обещала тебе прожить долгую жизнь, но… я не говорила, что она будет счастливой, верно? Микаса грустно улыбнулась и провела кончиками пальцев по камню. Эта могила была ухоженной, на ней никогда не оседала пыль и не скапливались грязь. Иногда, думая, что мертвым тоже может быть холодно, она накрывала камень своим шарфом, но никогда не оставляла его там, перед уходом всегда надевая на себя и заматываясь в него, словно в мамины объятья. — Армин недавно вспоминал нашу юность. Помнишь, как мы бегали между домами, играясь? Мы были так счастливы. Нам, в принципе, малого нужно было для радости. Микаса приподняла уголки губ своим мыслям и посмотрела на заходящее солнце. Здесь редко кто был. Пустынное место могло бы кого-то испугать, но Микасе оно казалось роднее собственного дома. — Я никогда не говорила тебе, что люблю, но, думаю, ты и так всегда знал это. Холодный ветер снова подул, вороша опавшие листья, и Аккерман поморщилась. Сегодня был долгий день. Обычный, долгий день, какие они были уже давно. Она сидела в тишине, привалившись к дереву спиной, и поглядывала перед собой, словно видела что-то иное. Что-то нереальное и несбыточное. Солнце зашло, оставляя девушку в полусумраках, словно намекало, что пора. Посидев еще пару минут, Микаса встала. — Надеюсь, мы встретимся на той стороне, как ты обещал, Эрен. Она поцеловала надгробие и, завернувшись в шарф, побрела домой. А дни все также сменяли ночи, зимы вёсны, и ничего не менялось.