La Familia

— Разошлись, иначе моргалы выколю! — оглушает округу вопль Ким Тэхена, который, выйдя из переливающегося под солнцем серебристого мерседеса, подбоченившись, буравит взглядом окна соседних домов. Несколько занавесок опускается сразу, и даже пьющий на балконе кофе престарелый сосед альфа предусмотрительно возвращается в дом. Никто не хочет связываться с красноволосой бестией, которая слов на ветер не бросает. На лужайке перед их домом, отреставрированном с любовью, машет топором муж, напугавшего весь квартал угрозами омеги, — Чон Хосок. Несмотря на октябрьскую прохладу, Хосок без рубашки, капельки пота катятся вниз по загорелому телу, а при каждом взмахе топором, вены на его руках вздуваются. Тэхен засматривается на перекатывающиеся под кожей мышцы, на черные волосы, прилипшие ко лбу, и чувствует, как ревность сменяется диким желанием. — Моя бестия, — Хосок, заметив мужа, отбрасывает топор в сторону и раскрывает руки. — Объясни мне, пожалуйста, — идет быстрыми шагами к нему омега. — Почему ты изображаешь дровосека? Почему, учитывая, что мы живем в шикарном доме со всеми условиями, ты рубишь дрова! И делаешь это голым, выставив перед этими пираньями мое любимое тело! — Это не дрова, — Хосок пятится назад, испугавшийся напора мужа, чей взгляд мечет молнии. — Я буду делать полку в гараже для инструментов Аку. — Серьезно? Аку еще и в школу не ходит, что он будет ремонтировать? — наступает Тэхен. — Свою машинку, — спокойно отвечает Хосок и скрещивает руки на груди. — У него гараж уже побольше нашего, а я хочу привить ему любовь к труду. — Оденься, ради бога, — швыряет в него поднятую с лужайки рубашку Тэхен. — Не могу с тобой разговаривать, когда на меня смотрит твой пресс. — Я же специально подкачался, чтобы ты на меня вот так вот смотрел, — играет бровями Хосок, довольный реакцией мужа. — Я и так на тебя всегда смотрю, а подкачался ты, чтобы рядом с двумя другими шкафами себя показать, — фыркает омега. — Ну, смотрели на меня соседи, подумаешь. Ты ревнуешь, что ли? — становится вплотную уже натянувший на себя рубашку альфа. — Нет, — твердо отвечает омега, — знаю же, что время для представления ты точно рассчитал, и оно только для меня. — Вот и верно, нечего обижаться, — щелкает его по носу Хосок. — Не буду обижаться, если пойдешь со мной на тусовку, — царапает ноготками его горло омега. — Не начинай, умоляю, — ноет Хосок. — Но, Хо, пожалуйста, почему бы нам не тряхнуть стариной? У нас трое детей и мы все время в бегах, а так пойдем на вечеринку, сойдем с ума как в школе, — просит Тэхен. — Ты забыл, что мы творили в старших классах? Мы же с тобой два короля! — Мы можем сойти с ума в любом другом месте, а не наряжаться как клоуны, — бурчит альфа. — Необязательно же быть клоуном на вечеринке, ты можешь быть и дровосеком, — подмигивает ему Тэхен. — Пойдем со мной. — Любимый, — внимательно смотрит на него альфа. — Иди со своими, развлекайся, отдыхай, умоляю, не заставляй меня делать то, чего я не хочу. Я взрослый мужчина, не пристало мне ездить на эти сатанинские вечеринки и изображать Бетмена. — Как же вы все трое бесите! — топает ногой Тэхен. — Вам будто не четвертый десяток, а по семьдесят каждому! Я хочу быть Микасой на одну ночь и хотел быть ей с тобой, ты бы был моим Эреном, но раз уже ты так уперся, то черт с тобой, — выпаливает омега и быстрыми шагами идет в дом. Тэхен наказывает Эрену и Леви сделать уроки до его возвращения и, подхватив кружащегося под песенку из мультика Аку, идет его одевать. Эрен, конечно же, возвращается к мобильному, а Леви продолжает печь имбирные печеньки, коробочку которых подарит альфе в их классе, который ему нравится. Слово папы в доме Чонов закон, и все, что он говорит, обязательно выполняется, но не сразу. Если Тэхен вернется до того, как дети успеют выполнить его поручения, то они без зазрения совести выставят вперед отца и все «шишки» достанутся ему. Закончив собирать Аку, Тэхен усаживает его в детское кресло и, проигнорировав воздушные поцелуи, посылаемые ему мужем, собирающим в гараж инструменты, давит на газ. — Папочка зол на отца? — осторожно спрашивает играющий с забытой Сукуной на заднем сидении игрушкой Акутагава. — Папочка всегда зол, — бурчит Тэхен, перестраиваясь в левый ряд. — И на Аку тоже? — На моего щекастика никогда, — омега дарит сыну через зеркало самую теплую улыбку из всех. Мерседес паркуется перед известной в городе вкусной выпечкой кофейней, и Тэхен, подхватив Аку на руки, идет внутрь, где его уже ждут Юнги с Кёкой и Чимин с Майки и годовалым альфой Юджи. По традиции, сложившейся за последний год, в неделю три раза омеги встречаются на кофепитие. Сегодня один из этих дней. Иногда, когда детей не с кем оставить или этого делать не хочется, они берут самых младшеньких с собой. Тэхен оставляет Аку в детской комнате, где тот сразу же бежит к Кёке, а сам возвращается в зал. В любимой кофейне парней тишина. Посетителей в это время дня немного, маленький Юджи мирно посапывает в коляске рядом с папой под спокойную музыку, льющуюся из колонок. — Ну, как успехи? — Юнги собирает в розовую резинку дочери отросшие волосы и смотрит на парней. — Ты стричься вообще будешь? — заказывает себе колд брю Тэхен. — Не-а, мне нравится длина, да и мой с ума сходит по моим волосам, — хихикает Юнги, возвращаясь мысленно к сегодняшнему утру, когда Чонгук нежно гладил его волосы и восхвалял его красоту. — Так обрадуйте меня, скажите, ваши согласны? Если хоть один согласится, то я и своего уломаю. — Мой уперся, как баран, — постукивает наманикюренными ногтями по столу Тэхен. — Я его, конечно, люблю, но, ей богу, так бы и вмазал! — Алло, ты о нашем брате говоришь, — якобы злится Юнги. — Намджун не согласен ни в какую, — вздыхает Чимин. — Говорит, я не буду посмешищем. А я ведь знал, с кем связался! Он мне лекцию зачитал, мол я бизнесмен, меня все знают, какие костюмы, какой Хэллоуин. Говорит, дом украшаем и то хватит. — Я хотел быть Микасой, но уже похуй, буду стриптизером! — подскакивает на ноги Тэхен. — Если эти альфы не хотят провести с нами этот вечер, мы их заставим. Пойду на вечеринку голым, мой как миленький прискачет! — Ты же этого не сделаешь, — поправляет одеяльце Юджи Чимин. — Не сделаю, — вздыхает Тэхен и опускается обратно в кресло. — Так хотелось бы сойти с ума на одну ночь, забыть, что мы глубоко женаты, дети, заботы, а просто оторваться, — с грустью говорит Юнги. — Так давайте сами пойдем, — внезапно предлагает Чимин. — Плевать на все, пойдем и оторвемся, а эти пусть сидят и за детьми смотрят. — Почему бы и нет? — вдохновляется Тэхен. — Давно я не тряс попкой на танцполе. — Я за! — поднимает руку Юнги. — Покажем молодежи, как развлекаются омеги Чон! — Нужно срочно решать вопрос с костюмами, — достает телефон Чимин. — Ты кем будешь? — смотрит на Юнги. — Восточной принцессой, потому что Кёка так решила, — смеется Юнги. — Если моя дочь хочет, чтобы ее папа стал принцессой, я стану. Для нее кем угодно. — Даже если бы она захотела, чтобы ты стал лизуном? Мой мелкий лично фанат этого привидения, — усмехается Чимин. — Я хотел стать принцем, но Кёка хочет принцессу, и я буду ей, — гордо заявляет Юнги. — А ты кем будешь? — Я буду святой смертью Ким Намджуна! — по новой заводится Чимин. — Его высокомерие меня вымораживает. — Я тогда буду Харли Куин, — заявляет Тэхен. — Найду самые блядские шортики! — Вот и замечательно! — поднимается на ноги Юнги. — Кёку заберу от вас, — смотрит на Тэхена, — а я в школу, сегодня моя очередь наших хулиганов собирать. Юнги заходит в детскую комнату предупредить дочь о своем отъезде и видит, как Кёка, в отличие от остальных детей, играющих с друг другом, сидит в углу одна. — Почему ты не играешь? — присаживается напротив надувшей губы дочери омега. — Они не уважают принцесс, — бурчит Кёка. — Как это? — пытается сохранять серьезность Юнги. — Они смеются над моим платьем, — вздыхает девочка. Кёку утром одевал Чонгук, и именно поэтому она сидит сейчас в пышном розовом платьишке, крупных бусах и прижимает к груди крохотную сумочку из выкрашенного в розовый искусственного меха. Юнги и сам никогда не запрещает дочке выбирать одежду, но когда ей занимается Чонгук, то Кёка всегда принцесса, пусть и безвкусная. — Я сказал тебе, что в моем бутике тебе подберут красивый образ, — останавливается рядом Майки, который, как и всегда, словно сошел с обложек журналов моды для детей. Майки в ботинках на толстой подошве, легинсах и оверсайз свитере, доходящим ему почти до колен. Это, по словам самого ребенка, его наряд для игр. — У нее и так красивый образ, — улыбается младшему Киму Юнги и ерошит его отросшие до плеч волосы. — Я не спорю, — закатывает глаза Майки. — Но давайте признаем, что Кёка абсолютно не умеет подбирать аксессуары. Только не обижайтесь, но мой папа тоже. Вот отец одевается потрясающе, а когда я вырасту, буду одевать и папу. — А ты, я смотрю, любишь жить рискованно, — хохочет Юнги. — Чимин хоть знает, что ты недоволен его образом? — Пока нет, — улыбается Майки. — Я маленький, но я не глупый, — убегает вновь к детям омежка. — Если хочешь, мы тебя переоденем? — предлагает дочери Юнги. — Если, конечно, ты сама этого хочешь. — Я не хочу, — задирает голову Кёка. — Я лучше не буду играть с теми, кто не понимает, что я принцесса, чем переоденусь. Не важно, кто и что думает обо мне, я все равно принцесса, потому что мой отец — король, а ты принц. — Это твой отец так сказал? — усмехается Юнги, и ребенок кивает. — Совершенно верно, — целует ее в лоб омега. — Не важно, кто и что говорит про тебя, всегда держи голову высоко и стой за свое. Раз уж здешние детки не знают как вести себя с монаршими особами, прошу вас, ваше высочество, составить мне компанию и на железном коне отправиться за вашими братьями, — протягивает руку Юнги, и Кёка вкладывает в нее свою ладонь.

***

Два дорогих и явно не вписывающихся в местный пейзаж автомобиля паркуются перед маленьким пабом в пригороде столицы. Из матово серого гелендевагена выходит красивый черноволосый альфа в белой рубашке и черных, плотно обтягивающих его бедра брюках. Альфа вскидывает руку и, глянув на часы на запястье, ждет, когда из роллса рядом выйдет его хозяин. Курящие через дорогу официанты соседней бургерной, разинув рты, смотрят на красивого мужчину, нетерпеливо шагающего по тротуару, и, увидев блеснувшее кольцо на покрытом татуировками пальце, разочарованно вздыхают. Вздох разочарования повторяется, когда кольцо оказывается и на пальце вышедшего из роллса высокого красивого блондина. Альфы здороваются и скрываются от глаз за только недавно выкрашенной дверью. У Намджуна, Чонгука и Хосока традиция — каждую пятницу пропускать по стаканчику в пабе на окраине, который недавно купил последний. Хосок категорически отказывается приезжать на встречи в закрытый сигарный клуб в городе, где часть акций принадлежит Намджуну, и альфы, которые немного побаиваются брата своих омег из-за его влияния на них, вынуждены потакать его желаниям. Никто не хочет попасть в «черный список» Хосока, тем более учитывая, что Намджун только из него выбрался. Хосок недавно купил этот паб, который сам отремонтировал, и, по его словам, собирается создать целую сеть. Сумасбродство старшего Чона поддерживает Сокджин, который пообещал сыграть свою свадьбу с Диланом именно здесь. По словам Сокджина, Чонгук и Намджун слишком скучные и боятся рисков, а Хосок с ним на одной волне. Сокджин с радостью вкладывается во все идеи Хосока и, как это ни странно, ни разу об этом не пожалел. Хосок сегодня вместо бармена, наливает гостям выпить и, натирая стакан, слушает рассказ Намджуна про дислокацию его офиса. — Что там с хэллоуином? Ваши тоже никак не хотят сдаваться? — спрашивает наслаждающийся и правда идеально приготовленным олд фэшном Чонгук. — Мой со мной почти не разговаривает, — вздыхает Хосок. — Ну не могу я ему объяснить, что готов хоть на все вечеринки мира с ним пойти, но без этого тупого наряда. — Мой меня вообще игнорирует, — отодвигает стакан Чонгук. — Спать ложимся, он отворачивается и дуется, и скорее всего я сдамся, потому что вы не понимаете, как тяжело отказывать Юнги, когда он дуется. Ну, побуду клоуном на одну ночь. — Не смей, — рычит Намджун, и проходящая мимо девушка вздрагивает. — Падешь ты — падем и мы. Я не буду никого изображать, я хочу в мэры идти, не пристало мне пугало изображать на вечеринке тинейджеров. Пусть тусуются сами. — Они такие дети, — соглашается Чонгук. — Совсем малыши, — улыбается Хосок, вспоминая своего разъяренного тигренка на лужайке дома. — Ненавижу себя, когда его обижаю, но в то же время где компромисс? Почему мы всегда должны уступать? — Именно! — бьет по стойке Намджун. — Я хотел на море летом, планировал тур на острова взять, а где мы были? На Эверест забирались! Я устал отдыхать так, что после приезда мне снова нужно отдохнуть. Почему вся забота о планете должна лежать на моих плечах? — Потому что на них саму планету спокойно уложить можно, — подмигивает Хосок, косясь на мощные плечи альфы. — Хватит давать им управлять нами! — продолжает Намджун. — Постоим за себя и пойдем до конца! — Они думают, их надутые губки и бупные носики что-то решают, — кривит рот Чонгук. — Он еще и тяжелую артиллерию присылает, Кёку подговаривает мне костюм выбрать. Эх, парни, как же мне тяжело с этими двумя, благо Мару на моей стороне. — Не смей подводить нас, — кладет руку на его плечо Хосок. — Ты у нас самое слабое звено, потому что мой братец из тебя веревки вьет. Ты мужик или кто? — Кто бы говорил! — громко хохочет Намджун. — Ты же у нас главный подкаблучник, ты Тэхена голос только слышишь и по стойке смирно вытягиваешься. — Думаешь, мне легко? — обижается Хосок. — Я резких движений боюсь, мой же психопат, могу сковороду поймать головой. А мне детей растить еще. — Чимин тот еще инквизитор, он меня пытает изысканно, даже угрожает, что якобы у меня где-то проблемы с техникой безопасности на стройке, мол, надо будет в органы обратиться, — массирует виски Намджун. — Собственному мужу угрожает. Отцу его детей. — Вырастили юриста на свою голову, — качает головой Хосок. — Но мы альфы или кто? — поднимается на ноги Чонгук. — Не прогнемся, — заявляет Намджун и чокается с протянутым стаканом Хосока.

***

— Самолетик будет приземляться в своей кроватке, — поднимает сонную дочь с их с Юнги кровати Чонгук и прижимает к себе. — Она мне не мешает, — бурчит Юнги и поворачивается на бок. Чонгук ничего не отвечает, несет ребенка в ее комнату и, уложив ее в кровать, накрывает. По пути в свою спальню он наведывается к Мару, из-под двери которого видна полоска света, и, поняв, что сын рубится в игру, ему не мешает. Юнги теперь лежит на животе, прижавшись щекой к подушке, и сквозь полузакрытые веки наблюдает за раздевающимся мужем. Чонгук ложится рядом как и всегда, если они спят без детей, абсолютно голым, и Юнги безумно хочется прильнуть к его телу, спать, как и все эти годы, кожа к коже, но он обижен. Чонгуку это, правда, не мешает, он обхватывает омегу за талию и, несмотря на его недовольное бурчание, вжимает его спиной в себя. — Сегодня я тебя не люблю, — фыркает Юнги и неосознанно трется затянутой в пижамные штаны задницей о его стояк. — Я подожду завтра, а сегодня буду любить только я, — выдыхает ему в шею альфа, ладони которого скользят к груди омеги. — Никакого секса, любимый, — поворачивается к нему лицом Юнги, которому очень тяжело сохранять ясность ума, когда за ним горячее тело альфы. — Я занимаюсь любовью только с Чонгуком, которого я люблю. — Твоя задница в моих руках, — как подтверждение своим словам звонко шлепает его по попе Чонгук. — А в моих — твое сердце, — шепчет ему в губы Юнги. — Целиком, — целует его Чонгук и, несмотря на напускное недовольство омеги, прижимает его к себе. — Мы завтра будем под утро, не жди меня. — Я рад, что в итоге вы все-таки идете погулять. — И еще, Чонгук, — приподнимается на локтях Юнги и смотрит на мужа. — Мир жесток и несправедлив, Кёка и правда наша принцесса, но я боюсь, что завтра из-за этого ей будет больно, — тихо говорит омега. — Я видел и другую сторону жизни и знаю, как это тяжело, когда оказывается, что никакая ты не принцесса, и лучше ходить в том, что не страшно испачкать в грязи. — У вас есть я, и я буду носить вас на руках, чтобы вы не пачкались, — целует его Чонгук. — Куплю завтра Кёке новые платья. — Ты не меняешься, — утыкается лбом в его грудь омега.

***

Чимин укладывает Юджи и идет в спальню старшего сына. Он выключает свет, накрывает уснувшего в крохотной кровати вместе с Майки Намджуна одеялом и собирается уходить, как альфа хватает его за запястье. — Можно пригласить тебя в субботу за город? — приподнимается альфа. — Я забронировал нам номер люкс в отеле, у нас будут спа-процедуры и релакс все сорок восемь часов. — У меня планы, — тихо, чтобы не разбудить сына, отвечает Чимин. — Какие планы? — хмурится Намджун. — Мы же решили, что не идем на Хэллоуин. — Ты, любимый, не идешь, а я иду, — с нежностью убирает с его лба платиновые пряди омега. — Вы все-таки пойдете, — не особо рад новости альфа. — Конечно, зачем нам отменять наши планы из-за вас, — цокает языком Чимин. — Справедливо, — соглашается Намджун. — Спокойной ночи, — нагибается к мужу за поцелуем омега, Намджун хочет поймать его губы, но Чимин целует альфу в щеку и, не испугавшись его потемневшего взгляда, с гордой походкой идет на выход.

***

— Да ради всего святого! — швыряет попкорн в плазму на стене Хосок, за которым все повторяет Аку. Эрэн и Леви сидят на диване по бокам от отца, Аку на его коленях, и все вместе смотрят игру. Тэхен в халате за столом у окна попивает розе и покрывает лаком свои ногти. Омега, который долго рассматривал варианты маникюра для своего образа, сейчас красит ногти в черный и красный. — Полночь уже, а вы орете, как торгаши на рынке, и соседей пугаете! — рявкает на детей омега. — Тут наши проигрывают, пап, — ноет Леви, который с каждым годом все больше становится похожим на Тэхена не только внешностью, но и характером. — Вы все проиграете, если я встану, — рычит Тэхен, которого с обеда не отпускает головная боль. — У других дети давно спят, а мой собрал свою банду и не дает посидеть в тишине. Потом они говорят, у нас нет дисциплины. Конечно нет! — Зачем тебе тишина? — знает, что пожалеет о сказанном Хосок, но его разрывает. — Ты все равно тусовщик, вот и репетируй, будешь с дружками скакать в клубе, задницей сверкать, меня бесить. — Буду, — хмыкает Тэхен. — Ну, Тэтэ, ты же мое доброе солнышко, — снимает с колен ребенка Хосок и пытается проползти через детей к мужу. — Не подлизывайся, — дует на ногти омега. — Ну, Тэтэ, я же крутой альфа-дровосек, куда мне костюмы фей надевать, а вы уперлись и не разрешаете пойти без маскарада, — ноет Хосок. — Тебе бы подошел черный мешок и подойдет, если не перестанешь называть меня Тэтэ, — убирает со стола Тэхен. — Это Хэллоуин, и нет смысла ходить туда без костюмов! — Я не хочу быть в костюме ананаса! — ищет поддержку у детей альфа. — Я люблю ананасы! — торжественно заявляет Акутагава. — С чего ты взял, что ты будешь ананасом? — выгибает бровь омега. — С того, что это твой любимый фрукт, и ты точно напялишь на меня такой костюм, Чонгук будет Снорлаксом, а Намджун деревом — его омега одержим экологией, — без тени сомнений заявляет Хосок. — Да кто вам такое сказал? — возмущается Тэхен. — Вы сами можете выбрать костюм! — И кем бы я стал? Я бы мог стать Эрвином Смитом? — с подозрением смотрит на мужа альфа. — Да хоть монстром с тентаклями! — восклицает омега. — У тебя такая фантазия… — осекается Хосок. — Мы спать, — Эрен хватает Аку на руки и вместе с Леви идет в детскую. Эрен не особо понимает, почему ссорятся родители и причем здесь монстр с тентаклями, но он прекрасно знает, как заканчиваются их ссоры — они будут целоваться или продолжат грызться до утра. Ни то, ни то детям видеть не хочется. Тэхен не продолжает, он убирает маникюрный набор, выключает свет на кухне и, вернувшись в гостиную, смотрит на мужа. — Теперь что? — обиженно спрашивает Хосок. — Пойдем, покажешь мне, как трахаются дровосеки, — кивает в сторону коридора омега. — Покажу! — подскакивает на ноги воодушевившийся Хосок. — Ссора ссорой, но секс каждый день, — хихикает Тэхен, когда Хосок, приподняв его, перекидывает через плечо.

***

— Признаюсь, я скучаю, — Хосок, закончивший кормить Акутагаву, утирает его рот влажной салфеткой. — Я тоже привык субботний вечер проводить с ним, — вздыхает Намджун и просит Майки не носиться по дому как угорелый. — Мы бы могли пойти с ними, а не быть няньками. — Я уже жалею, что уперся, — отвечает Чонгук, водрузив на голову Кёки бумажную корону, которую только закончил склеивать. — Ну, мы хотя бы раз в жизни доказали им, что не идем на поводу, — поднимает бокал апельсинового сока, оставшегося после обеда детей, Хосок. — Сегодня великий день, день когда альфы нашего рода смогли сказать нет омегам, не сплясали под их дудку и не напялили на себя костюмы! — За это стоит выпить, — поднимается следом Намджун и ищет на столе, что бы выпить. — Наше слово закон. — Мы все-таки молодцы, мы выстояли, — поддакивает им Чонгук. — Так выпьем же, — Хосок не успевает поднести стакан к губам, как на его телефон на столе приходит оповещение из гангстаграм. Альфа подносит телефон к лицу, разблокировывает и громко выругивается. — Здесь же дети, — шипит на него Намджун. — Ты попутал? — зло спрашивает Чонгук, надеясь, что Кёка не слышала. — Тут Тэхен, — старается не кричать раскрасневшийся от злости Хосок. — Он в трусах. Он думает это шорты, но это трусы. — Да перестань, — смеется Намджун. — Нашим омегам все идет. — Ты что, ревнуешь? — хохочет Чонгук. — Продолжай смеяться, но сперва глянь на экран, — швыряет ему телефон Хосок. Чонгук еле успевает поймать мобильный. По мере того, как Чонгук листает ленту, он становится все мрачнее. Намджун, который не понимает, что так омрачило настроение его друзей, отбирает у него телефон и тоже смотрит на экран. Просмотрев все фотографии, Намджун кладет телефон на стол, а потом, поднявшись, тянется за пиджаком. — Как думаете, магазин с костюмами, который Тэхен скидывал, будет открыт? — обращается он к друзьям. — Мои омеги и Мару на спорте, нужна няня, — Хосок набирает няню и, пообещав ей двойную оплату, вместе с другими парнями идет на выход. — Поедем на моей, быстрее будет, — кивает в сторону своего спортивного бмв Хосок. — Я не буду сидеть позади в купе, я не помещусь, — сразу отнекивается Чонгук. — Мой шофер вмиг доставит нас куда угодно, — кивает в сторону роллса Намджун. — Все в гелик, — уже открывает дверцу автомобиля Чонгук, — нет времени спорить, я видел пупок крошки. — Вот вам сегодня моя бэха не зашла, а завтра я вас на моем ламбо катать не буду, — обиженно бурчит расположившийся на заднем сидении Хосок. — Ты сперва его купи, — хмыкает Намджун. — И куплю, — кривит рот Хосок. — Я, в отличие от вас, не мафиози, а работаю и честно зарабатываю. — То есть по-твоему деньги на меня сами падают? — поворачивается к нему разъяренный Намджун. — Не начинайте, сейчас есть куда более важная проблема, — пытается их успокоить Чонгук. — Ага, надо же, Юнги пупок оголил, — цедит сквозь зубы Намджун. — Хочешь подраться? — давит на тормоза Чонгук, и Хосоку приходится воспользоваться картой старшего брата и угомонить двух альф.

***

— Может мы просто уже стары для всего этого и не признаем? — посасывает коктейль через трубочку Тэхен и со скучающим видом оглядывает беснующуюся посередине танцпола разодетую толпу. — Я люблю беситься, но привык, что мы делаем это вдвоем, — вздыхает Чимин. — А я жалею, что мы пошли на принцип и все-таки приперлись сюда, могли бы тупо в кофейне посидеть и домой пойти. Откуда бы они узнали? — Юнги, который привык ложиться до полуночи, еле держится, чтобы не отрубиться. Его раздражает этот слепящий свет и чересчур громкая музыка. — Чего уставился? — отвлекается Тэхен на остановившегося напротив и буравящего взглядом Юнги пацана, которому явно не больше двадцати. — Хочу принцессу выпивкой угостить, — подмигивает омеге парень. — У этой принцессы сын твоего возраста, — хохочет раскрасневшийся после лонг-айленда Юнги, и парень ретируется. — Блять, как же эти шорты жмут, — ерзает в кресле Тэхен, — хочу свою пижаму и обнимашки с дровосеком. — А я хочу сидеть на коленях моего мафиози, и он гладил бы мои волосы, — мечтательно закатывает глаза Юнги. — И ты бы урчал, как кот, — хихикает Чимин. — Ну потому что он и есть кот, — подтверждает Тэхен. — Я не кот, — дует губы Юнги. — А вообще на следующий Хэллоуин оденусь как кот, мой откинется. Если, конечно, придет, — грустно добавляет. — Зато все внимание на нас, — довольно заявляет Чимин, поймав взгляды, устремленные на их столик. — Жаль, что я сейчас внимание всего мира променял бы на внимание одного альфы. Парни снова возвращают внимание отдыхающим и спорят, у кого костюм лучший. В итоге Юнги настаивает, что костюм вампира на девушке с белыми волосами идеален, но Тэхену и Чимину нравится альфа, который пришел в костюме хот-дога. Юнги и правда нарядился принцессой. Кёка лично помогала папе с украшениями, и в итоге омега пришел в клуб в черной, длинной, с разрезами по бокам струящейся юбке, супер-укороченном топе с широкими рукавами. В его волосы вплетены жемчужные полоски, а живот и бедра опоясывает тонкая цепь со стразами. Чимин в образе святой смерти — Санта Муэрте. На его голове венок из темно-красных роз, лицо покрыто красивыми узорами. Сам омега в черных узких брюках и в топе-сетке, который не оставляет место для воображения. Тэхен в образе Харли: на нем серебристые кожаные шортики и топ, его шоколадного цвета локоны собраны в два хвостика по бокам. Допив по третьему коктейлю, омеги решают разъехаться по домам. Юнги просит счет и, услышав мат со стороны Чимина, поднимает глаза. Прямо к ним идут их мужья, за которыми тяжелым шлейфом ползет внимание всех присутствующих. Хосок, видимо, пытался изобразить Джокера, учитывая, что Тэхен вырядился в Харли Куин. На альфе оранжевая рубашка, которую ему дарил Тэхен, а на его лице нарисована «улыбка» помадой омеги. Намджун как всегда Намджун, а Чонгук напоминает древнего то ли императора, то ли воина. Альфа весь в плотной коже, на плече накидка из серого искусственного меха, на поясе меч. — И как это понимать? — растерянно смотрит на альф Чимин. — Я Джокер, приехал к своей Харли, — плюхается на диван рядом с мужем Хосок. — Но в магазине ничего не осталось, кроме костюма воина, и его заграбастал Чон, так что я оделся в свое и взял твою помаду. — Я воин, которого ты искал, — легко подняв Юнги с кресла, опускается в него Чонгук и сажает омегу на себя. — Я не искал воина, — растерянно хлопает ресницами омега. — Ты принцесса, а я буду тебя защищать, — пытается закопать в мехе отчаянно сопротивляющегося супруга Чонгук. — Ну, а ты кто? — оглядывает костюм мужа Чимин. — А я президент, — нагнувшись, целует его Намджун. — Я подумал, что я и так выгляжу как глава государства, и по твоему взгляду вижу, что я был прав. — Я стал Харли, потому что мой альфа псих, и потому что мне нравятся эти шортики, — торжественно заявляет Тэхен и видит, как Хосоку тяжело сконцентрироваться. — Вы же клялись не надевать костюмы? — спрашивает он альф. — Мы поняли, что ошибались, — наконец-то отрывает взгляд от его бедер Хосок. — Или это ревность? — щурит глаза Тэхен. — О чем ты, любимый? — давится возмущением Хосок. — Что за токсичность? Мы разве такие? — Тогда пусть Чонгук уберет ладонь с моего живота и перестанет кутать меня в мех, — пытается вырваться из рук мужа Юнги. — Сиди, маленький, упадешь еще, — целует его в шею Чонгук, ни на секунду не разжимает пальцы. — Убери ладонь с моего пупка! — У тебя живот голый, простудишься, — не сдается Чонгук, продолжает поглаживать его обнаженный живот. — Твой живот — моя любовь. Пупок тоже. Не позволю, чтобы ты заболел. — Чего он орет? — прислушивается к диджею, перечисляющим номера столиков Чимин, и парни замечают, как все присутствующие поворачиваются к ним и начинают хлопать. — Что это значит? — растерянно спрашивает Хосок. — Кажется, наша принцесса и его воин выиграли приз за лучший костюм вечера, — подскакивает на ноги Тэхен и тоже начинает хлопать. Через десять минут парни вываливаются наружу с огромной пластмассовой тыквой, напичканной бутылками разного алкоголя. Тыкву в итоге кое-как пропихивают в багажник и решают в следующие выходные собраться у Хосока на бургеры и все распить. Сами парни с трудом помещаются в гелендеваген, но вызывать второй автомобиль отказываются. Чонгук подвозит всех по домам, детей решают оставить до завтра у Тэхена с Хосоком. — Я в жизни не видел красивее принца, — выезжает со двора Хосока Чонгук. — А я не знал, что мой воин такой возбуждающий, — проводит пальчиками по его руке Юнги и двигается ближе. — Ты можешь оставить этот костюм себе? — Могу, — съезжает на обочину Чонгук. — А ты можешь оставить свой? — Могу, — взбирается на его колени Юнги и обвивает руками его шею. — Мне так нравится, что юбку можно и не снимать, — задирает его юбку Чонгук и нетерпеливо мнет ягодицы омеги. — Ты очень ревнив, любимый, — шепчет ему в губы Юнги, — из-за ревности ты даже оделся в костюм. — Я ревную тебя даже к себе, — оттягивает зубами его губу альфа. — Ты псих. — Это твой брат, — усмехается Чонгук. — Как можно ревновать пупок? — опирается на колени Юнги, пока Чонгук пытается расстегнуть свои брюки. — Ты так говоришь, потому что ты не любишь свой пупок, как я, — укладывает его спиной на руль альфа и в подтверждении своих слов целует в пупок. Через двадцать минут на пассажирском сидении полулежит запыхавшийся Юнги с искусанными губами и соскользнувшим на живот топом. — Официально заявляю, что я уже стар для секса в машине, — отдышавшись, заявляет омега. — Перестань, я ведь тебя жалел, — поглаживает выглядывающее из-под юбки бедро альфа. — И я бы не сказал, что ты стар, учитывая как рьяно ты скакал на мне минуту назад. — Ты никогда меня не жалеешь, когда речь о сексе, не рассказывай сказки, — охает омега и пытается принять сидячее положение. — Приношу свои искренние извинения, ваше величество, — притягивает его к себе Чонгук. — Любое ваше желание — мой закон. — Тогда отвези меня в наш дом, к нашим деткам и в нашу огромную кровать, где твои руки будут моим одеялом, — зевает Юнги. — Не в дом, а в крепость! — заводит автомобиль Чонгук. — Я же воин. — Моя крепость здесь, — кладет голову на его плечо Юнги. — Моя крепость ты.