Plavi, plavi

      Ариян возвращается в Загреб.       Когда он берет чемодан с ленты в аэропорту, плечо предательски ноет. Чемодан ужасно тяжелый; Арияну только и удивляться остается, что его не заставили платить за перевес. В чемодане — вся горечь Евро, тяжелое разочарование от того, что они не вышли из группы.       Никто не верил в Северную Македонию. Никто — кроме ее игроков.       Правильно, что не верили.       Неправильно, что они сами верили.       Сколько ни повторяй себе это, легче не становится.       — Ничего. Скоро будем дома, — улыбается он Стефану. Стефан что-то там говорил, что надо бы сначала отдохнуть после сборной, привести нервы в порядок, незачем так спешить назад в расположение «Динамо». Но Стефан просто ничего не понимает. Раны лечатся только Максимиром, прижигаются синим пламенем. Впрочем, чего ещё ожидать от Стефана — полгода на Максимире против одиннадцати лет синего сердца Арияна.       Это наживное.       Дамир, когда они появляются на тренировке, смотрит неверяще, потом хохочет, хлопает себя ладонями по бедрам:       — Ну конечно, какой-такой отпуск главному фанату Динамо?       Ариян смеется в ответ на хохот главного тренера «синих», и смех стирает из горла горечь вылета с Евро.       В тренажерном зале Ариян смотрит на детский сад, который проходил предсезонку, семнадцать, восемнадцать лет, первая команда, во всяком случае, некоторые точно останутся. Детский сад под взглядом капитана робеет.       — Всех, кто разъехался по сборным, отпустил до седьмого, зачем они против «Валюра»? — объясняет Дамир. Ариян только головой качает: он бы не отпустил никого. Поиграли, проиграли, вернулись, нечего вдали от дома зависать.       Из окна административного здания Ариян бросает взгляд на поле и замирает в ужасе.       — Что это?! — он подтаскивает Дамира к окну, заставляет смотреть на газон. Газон — в желто-серых проплешинах. Почти как на «Рудеше».       — Это какая-то бактерия, — Дамир говорит тихо, спокойно, — сожрала траву. Агрономы уже работают.       — Ты хочешь сказать, что пока меня не было, какая-то газоножорка сожрала лучшее поле Хорватии?! — вскипает Ариян.       — Не то, чтобы это было взаимосвязано… — борочет Дамир под нос, отходя от Арияна на несколько шагов. Арияну только и остается, что кинуть на господина главного тренера яростный взгляд.       — Я буду играть против «Валюра», — говорит Ариян через несколько дней, когда тренерский штаб составляет список игроков на игру.       — Это не обязательно, — откликается Дамир. — Если хочешь — отдыхай, впереди длинный и сложный сезон.       — Хочешь сказать, я не готов? — в тихом голосе Арияна пробивается угроза.       — Хочу сказать, что я буду очень рад, если ты будешь играть, но ни в коем случае не заставляю, — Дамир успокаивающе поднимает ладони перед собой. — Ничего больше.       — Буду. С первой минуты, — отрезает Ариян.       Он забивает «Валюру» — десяти минут не проходит. Хорошее начало сезона, трехсотый гол «Динамо» в еврокубках. Пусть даже играют не полуторным — вторым составом, игроков в рядах «Динамо» достаточно, чтобы без проблем собрать три команды, если потребуется. Они прижимают «Валюр» к воротам, и Ариян только зубами скрежещет, глядя, как Чоп и Менало раз за разом транжирят шансы. Штефуль расстраивается почти до слез, когда его то ли голевая попытка, то ли пас на Чопа — ребенок и сам не понимает, что это было — в очередной раз ничем не заканчивается, благо, исландцы грубо фолят, и Ловро спокойно, как на тренировке, забивает пенальти. Ариян, обнимая Ловро, подмигивает Штефулю: видишь, Дани, ничего страшного, справляемся, и ты пристреляешься, и Дуе… Тоже, обязательно. Детский сад надо поддерживать и воспитывать.       В середине второго тайма ему везет еще раз. Он остается с холодной головой, когда в штрафной «Валюра» в очередной раз начинается бардак, и записывает на свой счет еще один гол.       Три — ноль за двадцать минут до конца выглядят надежно.       А потом Ариян рушит все.       — До того, как я не забил пенальти, прошло добрых восемьдесят минут, — говорит он, глядя прямо в камеру на послематчевом интервью. Рука у горла, придушить бы себя. Надо говорить. — Думаю, это вызвало беспокойство в команде, и большая часть ответственности лежит на мне. Я не забил пенальти, если бы я это сделал, счет стал бы четыре — ноль, все бы закончилось. Теперь нам предстоит тяжелый выезд на ответный матч. Это моя ответственность.       Оператор смотрит сочувственно, но Арияну не нужна жалость. Он коротким жестом прерывает поток ненужных слов («Но ведь восемь минут прошло между пенальти и тем, как в ворота Загорца влетело два за две минуты! Но ведь именно вы забили два! Именно вы!.. Есть же — все остальные!»). Зачем что-то говорить? Он и так все знает. Команда играет так, как играет ее капитан. Если синее сердце дало сбой, это может привести к катастрофе.       Прежде чем, уйти в раздевалку, он смотрит на поле. С каждым годом его ответственности за то, что происходит с «Динамо», все больше. Давит на плечи, прижимает к земле. Однажды он упадет, сбитый с ног каким-нибудь ретивым противником, и уже не встанет, раздавленный этой виной.       Но это будет еще не скоро.