Plavi, plavi

      — Я буду называть тебя Бланманже, — мурлыкающе пообещал Ловро, впервые столкнувшись с Франсуа Мубандже на тренировке.       — Это расизм? — позже неуверенно спросил Франсуа у Кевина Теофиль-Катрина: места в раздевалке двум темнокожим игрокам достались неподалеку друг от друга.       Кевин задумался, тщательно подбирая слова:       — Нет, не расизм. Это Ловро.       — Но это провокация, — уже уверенней произнес Франсуа.       — Конечно! — Кевин вовсю улыбался. — Это же Ловро. Он всегда такой.       Ловро только хмыкнул со своего места.       — И это я еще не прошелся по тому, что у нас теперь два игрока сборной Швейцарии, — громко сказал он. — Камерунец и босниец.       — Тебе никогда морду не били? — поинтересовался Франсуа.       Ловро плавно подошел к Франсуа, полуприкрыл глаза, облизал губы, и томно прошептал на ухо:       — Я очень быстро бегаю, мой дорогой Бланманже… И прячусь за спину Арияна.       Ловро долго отрабатывал эту провокативность, взгляд из-под полуприкрытых век, томность, почти жеманность. В молодежке «Локомотивы» тренеры звали его за глаза «Сахарным мальчиком», смеялись: с такой гладкой и нежной кожей пацану не в футбол идти, а на подиум. Ловро вслух смеялся и пахал на тренировках больше других, мысленно проклиная собственную андрогинность. Проклинал, пока в «Локомотиву» не пришел Анте Чачич. Один из самых нелюбимых тренеров Хорватии, он и посоветовал Ловро довести впечатление, которое производит его внешность, до абсурда. Сказал: будешь бесить соперника, на тебе будут фолить, конечно, чаще, но и научишься уходить от столкновений быстрее, это пойдет на пользу команде. Три года спустя, в восемнадцатом, Ненад Бьелица, приветствуя новичка «Динамо», ухмыльнулся и попросил провоцировать и тех, кто приходит к «синим»: так, дескать, сразу будет понятно, впишется ли новый игрок в коллектив, или с ним могут возникнуть проблемы, а значит, лучше его отдать в аренду. «Командный дух, знаешь ли, важен», — сказал Бьелица. Ловро только улыбнулся в ответ — соблазнительно и маняще.       Ловро, конечно, обидно, что в сборную его на Евро не позвали. Всякому было бы обидно: Лука и Йошко младше него, а уже удостоились вызова. Но в ответ на вопросы журналистов Ловро только безмятежно и сладко улыбается, говорит: нет, я не буду добиваться вызова всеми доступными способами, я на поле показываю, чего достоин, а дальше — дело тренерского штаба. Про себя, конечно, злится, скрежещет зубами, обещает: Далич пожалеет, что его не вызвал.       У него получается почти все, что ему хочется, с начала сезона у него уже несколько голов и голевых передач, журналисты наперебой хвалят его в статьях, даже Ариян скупо роняет: а ты молодец, не сдыхаешь уже через 70 минут игры, так, глядишь, и до капитанской повязки дорастешь… однажды…       — Ага, сразу после твоей смерти, — хохочет Ловро, скрывая за смехом гордость, — до смерти ты ее точно никому не отдашь… Только Ливе иногда, подержаться недолго и сразу вернуть.       — Многим я ее и после смерти не отдам! — парирует Ариян.       На Кипре их ждет ужасная жара, хорошо, матч перенесли с пяти часов дня на шесть, хоть чуть-чуть, но уже не такое пекло будет.       — Что-то у нас начало сезона — сплошь экстрим, — морщится Ловро, глядя в иллюминатор на облака, — холод, ливни, жара, проеб «Славену».       — Я очень надеюсь, в этот раз единственное, что будет экстремальным — это температура воздуха, — откликается Дамир. — А вы сыграете ровно, спокойно и без излишних нервов. И также ровно и спокойно выиграете.       — А ты точно про нашу команду сейчас говоришь? Ни с кем нас не путаешь? — изумляется Ловро. — Мы и без нервов? Без упущенных шансов? Без ора Ливы на защиту? Без твоей ругани на Бруно, когда он опять не забьет?!       Бруно молча кидает в Ловро подушку. Ловро ловит ее, подкладывает под шею:       — Вот ее-то мне и не хватало! — Ловро не может удержаться, показывает Бруно язык.       — Почему я всегда с вами чувствую себя воспитателем в детском лагере? — задумчиво спрашивает Дамир.       Вместо ответа раздается дружный хохот.       Сама природа, кажется, хочет, чтобы у «Омонии» тоже был шанс на победу. Палящий зной, даже вдыхать такой воздух страшно — вдруг легкие обожжет.       — Все будет отлично, — спокойно говорит Иванушец. Они с Якичем стоят на тренировке плечом к плечу. Слишком близко друг к другу, на вкус Ловро. Ну или недостаточно близко. Это расстояние-недосказанность его почему-то раздражает.       — Конечно, — подхватывает Ловро. — «Омония» — не мы, а мы — не «Тоттенхэм», чтобы они у нас отыграли два мяча.       В день матча погода продолжает их изматывать. Жара на поле такая, что спина немедленно потеет. «Ну зато цвет футболки на спине и на груди быстро сравняется», — меланхолично думает Ловро. Это последняя меланхоличная мысль, дальше ему надо думать быстро и четко, в конце концов, без Арияна именно он руководит центром.       Первый матч против «Омонии» им дорого стоил, и Ловро надеется, что в этот раз все будет и проще, и менее опасно. Поэтому, когда Жорди Гомес пытается отобрать у него мяч, Ловро игриво подмигивает и шепчет Жорди на ухо: «Не притирайся ко мне, милый, ты не в моем вкусе». Жорди шарахается от Ловро как от прокаженного, и ему удается сделать отличную передачу Миславу. Жаль, вратарь «Омонии» все так же хорош, как в первой игре. «Да что ты за мной бегаешь, я же тебе сказал уже, что ты не в моем вкусе», — смеется Ловро, когда Жорди в очередной раз оказывается рядом с ним. «Тебе не на что надеяться», — проводит он языком по губам. Пусть Жорди бесится. Пусть киприоты думают о чем угодно, кроме игры.       Во время водяной паузы, Ловро слышит, как Жорди что-то агрессивно выговаривает своему тренеру, после чего тренер киприотов перебрасывается несколькими фразами с Дамиром.       — Он сказал, что ты провокатор, — улыбается Дамир. — А я ответил, что это не провокация, это просто ты такой сам по себе.       Ловро ухмыляется и возвращается на поле. Он продолжает провоцировать Гомеса, подкалывает, когда хватает дыхания, и других игроков «Омонии». Он знает: в первом тайме они загоняют киприотов, а во втором спокойно забьют один, может, два и уедут домой с красивым итоговым счётом и пропуском дальше — к «Легии» или «Флоре». Кто именно забьет, в общем, не важно, хотя Ловро и хотелось бы, чтобы это был он.       Все происходит ровно так, как Ловро рассчитывал: во втором тайме киприоты уже ничего не могут противопоставить «Динамо», и Лука Менало забивает свой первой гол в европейской истории этого сезона.       После свистка к Ловро подходит Гомес. Долго смотрит, кривится, потом выплевывает, почти что без интонаций:       — Щенок.       Ловро перестает улыбаться и тихо, но твердо спрашивает:       — Я, может, и щенок. Но кто ты, что весь матч велся на мое тявканье?       Ответа он не дожидается, уходит, не оглядываясь. Ему хочется в душ, а потом просто убраться из этого кипрского пекла домой.       До отлета, думает он, надо будет запостить что-нибудь в инстаграм. Что-нибудь, конечно же, провокационное.