Plavi, plavi

      Ариян все же едет в Варшаву.       Разорванная мышца бедра еще не срослась до конца, врачи жестко против того, чтобы он выходил на поле. «Буду злобно смотреть со скамейки. И только», — обещает он, скрестив за спиной пальцы на обеих руках. «Выйду, только если ситуация будет критической», — добавляет он мысленно, ему не впервой играть на уколах, не долечившись или отложив лечение на потом. Саша Янкович, который от имени врачей «Динамо» взял на себя миссию «вправить этому психу мозги», вздыхает: он-то мысли Арияна давным-давно научился читать по упрямству в глазах.       — В такие моменты я очень сильно жалею, что Ковачи отказались брать тебя в сборную, — наконец говорит он. — А то бы я как главный врач сборной просто пообещал, что хрен тебе будет, а не допуск на сентябрьские игры. А так — просто прошу: не рискуй понапрасну.       Понапрасну Ариян рисковать и не собирается. Только по делу. Только если потребуется. Держит в уме это «если», которое со всем возможным старанием нагнетают в газетах: если «Црвена Звезда» выиграет у «Шахтера», а «Динамо» у «Легии», на футбольном поле можно будет увидеть повторение знаменитого Матча Ненависти. Арияну не хочется повторения матча, который дал старт войне на Балканах и развалу Югославии. Он все понимает про поворотный момент истории страны, про то, что поколения клуба связаны друг с другом через десятилетия, про то, что никогда, никогда встреча «Црвены Звезды» и «Динамо» не будет обычной игрой. Но ему отчаянно хочется именно этого — отсутствия политического контекста. В конце концов, какое отношение к событиям тридцатилетней давности имеют Франсуа Мубандже или Кевин Теофиль-Катрин? Какое отношение к событиям девяностого года имеют те, кто родился на десять-двенадцать лет позже? Ровным счетом никакого. Ариян не видит смысла или пользы в том, чтобы они хлебали в Белграде ненависть ультрас и неонацистов лишь от того, что носят синюю майку.       В Варшаве идет дождь.       — Стадион будет полон, — задумчиво говорит Бартол, осматривая трибуны. Бартолу опять играть на позиции левого защитника, Франсуа пока не пользуется достаточным доверием тренерского штаба, чтобы выходить с первой минуты в принципиальных матчах. Ариян знает: Бартол предпочел бы играть в родной опорке, тем более сейчас, когда Ариян не в форме. Но после отъезда Йошко позиция левого защитника еще до конца не закрыта, тренерам приходится выкручиваться, затыкать дыры мало-мальски подходящими вариантами.       — Подумай лучше о том, что после нашей сегодняшней победы эти двадцать пять тысяч фанатов выльют на свою команду минимум двадцать пять тысяч ведер с дерьмом, — Ариян хлопает Бартола по плечу. — К тому же, поверь, когда весь стадион против тебя, это очень сильно мотивирует. Ветер в спину. Желание доказать этим двадцати пяти, да хоть ста тысячам, что они могут обсвистеться, а толку-то — никакого.       Ариян мог бы добавить, что на «синих» их собственные ультрас тоже выльют дерьма — вне зависимости от исхода матча и счета; так уж устроен мир: побеждай — не побеждай, а на форумах напишут, что тренер — пустое место, защита не ловит мышей, полузащитники слепые, а нападающие — кривоногие уроды. Не говорит, молчит. Если бы Бартол спросил, он нашел бы слова, сказал, что вся эта ненависть, критика в любой ситуации — от желания, чтобы команда играла лучше; хотя сам Ариян в курсе: если бить кого-то ногами, ответной любви не добьешься. Ариян пробовал, он бил многих соперников на поле, и после этого любить его больше стали только в рядах «синих».       Бартол не спрашивает, улыбается в ответ, мальчишка, которому двадцать один, выросший, когда сообщения в соцсетях — привычный фон.       — Предлагаю, чтобы сегодня было прямо как в прошлом матче, — Ловро сладко потягивается, сидя на скамейке в раздевалке.       — Это чтобы ничья в основное время, что ли? — ошарашенно спрашивает Лива, поправляя капитанскую повязку. — А потом овертайм, пенальти и все шишки на меня, если что не так?       Ловро смотрит на него укоризненно, потом произносит:       — Котик, как ты мог обо мне подумать такую гадость? Я все же ценю твои нервы. Нет, я про то, что первый гол должен забить защитник. В старте же Бруно, он опять будет финтить вместо того, чтобы напрягать кипера.       — Однажды я тебя все же прибью, — мрачно говорит Бруно. Ариян улыбается: привычные перепалки, теперь еще надо, чтобы Ловро за него демонстративно спрятался: это будет значить, что команда не думает о возможном Белграде. Ловро наигранно ойкает и пытается втиснуться между спиной Арияна и стеной.       Они уже готовы выходить на поле, когда Дамир громко объявляет: со «Звездой» им не встречаться, «Звезда» проиграла в Тирасполе «Шерифу». У Арияна как гора с плеч сваливается. Теперь-то он точно уверен: они победят, никакие призраки военного прошлого им не помешают обыграть «Легию», пусть даже файеры на фанатской трибуне пылают еще до стартового свистка, а стадион поет как будто это последний матч в жизни команды.       Игра начинается почти так же, как прошлая; первому, уже на первой минуте достается Бруно, кто-то из поляков грубо сбивает его с ног, судья только разводит руками: ну значит, такой будет уровень жесткости. Ариян барабанит пальцами по сиденью на скамейке запасных: они, конечно же, ожидали, что поляки вцепится в свой призрачный шанс всеми зубами, обидно проигрывать дома при полных трибунах. Впрочем, обиды «Легии» — их проблемы, все идет по плану.       «Синие» хорошо прессингуют, поджимают «Легию» к воротам; Ариян только улыбается Саше Янковичу: видишь, сижу как пай-мальчик, никаких прыжков на бровке рядом с Дамиром, никаких поползновений вызываться на замену, это не нужно, и без меня справляются.       Справляются отлично, отмечает Ариян в первые девятнадцать минут: ему бы чувствовать затаенную обиду, но он чувствует только гордость за своих. На двадцатой минуте Лука Иванушец отдает Бартолу прекрасный пас, и Бартол — ровно заветам Ловро — вколачивает в ворота «Легии» гол.       — По такой игре мы и разгромить их можем, — говорит Арияну Лука Менало, и тут же получает подзатыльник от Дани Загораца: нечего до конца игры играть в оракула, сглазишь, до финального свистка из игр — только футбол.       — Ну и черный же у тебя глаз, — ворчит Ариян, когда в середине тайма Расмусу прилетает в бедро. Медики резво выбегают на поле, Расмус, промокший под дождем, сидит на газоне, держится за ногу, похожий на встрепанную чайку. Рядом с Арияном быстро переодевается Дино.       После замены — врачи говорят о проблемах у Расмуса с паховыми мышцами, но Ариян только отмахивается, это их заботы — Ариян хмурится. Без Расмуса запланированную линию обороны выдерживают только Кевин и Стефан, Дино и Бартол поднимаются высоко, слишком высоко. Поляки валятся на газон от малейшего контакта, порой, кажется, и от дуновения ветра — надеются, понимает Ариян, развести арбитра на карточки «синим», при этом сами не стесняются грубить. Ловро после очередного фола на нем сидит на газоне, вид у него ошарашенный, будто двоится в глазах и звенит в ушах. Бруно, прекрасно умеющий уходить от столкновений — кто бы на его месте не научился! — пару раз получает локтем в ухо.       — Будет нам работенка, — доносится до Арияна со стороны медштаба и физиотерапевтов. Он только мысленно соглашается.       Перед перерывом Ариян замечает, что Кристиян слегка пошатывается. Он одними глазами обращает на это внимание Янковича. В подтрибунке врачи отводят Кристияна в сторонку, и Ариян мысленно собирается: кажется, критическая ситуация все ближе.       — Франсуа, заменишь Якича, — ровно командует Дамир, в руках маркер, на доске в раздевалке появляются схематичные кружочки, квадратики, треугольники. — Бартол, не поднимайся высоко. Поджимаемся к воротам, Доминик, тебе придется поднапрячься…       Дальше Ариян не слушает, только укоризненно смотрит на Дамира. Они уже пробовали играть в три с половиной защитника и полтора опорника, и кроме как к растрате нервных клеток это обычно мало к чему приводит.       — «Шериф», — чеканит Дамир, заметив взгляд Арияна. — В плей-офф ты обязан быть на поле, а не на скамейке. А Саша пообещал, что переломает тебе обе ноги, если ты выйдешь сегодня, пока ситуация контролируемая, — и добавляет, обращаясь не столько к Арияну, сколько к остальной команде: — А она контролируемая и обязана таковой оставаться.        Она остается — контролируемым пожаром во вратарской, регулируемыми провалами защиты, понятным скользким газоном под ногами. Отделаться от ядовитого сарказма внутреннего монолога во втором тайме у Арияна не получается. И все же они не пропускают и даже пару раз чуть не забивают второй. Ариян делает то единственное, что может со своего места: поддерживает тех, кто играет, перешучивается с теми, кто может еще сыграть.       Уже в аэропорту к Арияну подходит Дамир, встает рядом, плечо к плечу, говорит задумчиво:       — Не ожидал, что ты так спокойно выдержишь скамейку.       Ариян пожимает плечами: пришлось.       — Знаешь, однажды ты можешь стать прекрасным главным тренером «Динамо», — тихо говорит Дамир. — Не удивлюсь, если лучшим.       Ариян еле заметно улыбается: посмотрим.       Дома по ним уже соскучился Максимир.