Plavi, plavi

      Про него говорят: у него психологические проблемы. Про него пишут: только он несет ответственность за результат «пламенных» против Словакии. Про него думают: сдулся, не тащит, поменять бы в сборной на кого другого.       Доминик слушает, читает, видит это во взглядах, направленных на него. Он мог бы выступить, спросить: а где были защитники, почему допускали выход с вратарем один на один? Где были все остальные? Молчит. Какая разница, что говорить, когда есть вполне понятный KPI — количество пропущенных мячей, строки статистики. К тому же, ни одни слова не изменят правды: в его ворота забили голы.       Круз вздыхает на пассажирском сидении, потом тянется, кладет голову Доминику на колени. Пес — единственный, наверное, в мире, кому плевать на статистику, ему важно только то, что хозяин рядом. Доминик треплет его по голове: спасибо, дружище.       Во время тренировки Круз сидит у кромки поля, редким лаем комментируя происходящее. Его лай гораздо добрее, чем отрывистые команды Арияна. У Адеми отвратительное настроение, к нему даже подходить никто не рискует. Столкновение с Каем Хаверцом на двадцать третьей минуте в матче Северной Македонии против Германии выбило «стального капитана» из строя на несколько недель.       — Если бы Аки был на поле, мы бы не продули немцам, — вздыхает Стефан, рассеянно трет плечо там, где была капитанская повязка. — И уж точно не пропустили бы четыре.       Доминик пожимает плечами. Кто его знает, что было бы. К тому же, важнее не прошлое, а будущее, грядущий матч против «Риеки». «Риека» всегда для «Динамо» была и остается сложным соперником. К тому же, на поле не сможет выйти не только Ариян. Потерь хватает.       В прошлый раз они сыграли три-три, до того еле выгрызли победу в матче за чемпионство. «Риека» для «Динамо» команда несчастливая, «Риека» обосновалась на первой строке таблицы чемпионата, «Риека» уже забивала как-то «синим» на двадцать первой секунде матча. Впрочем, «Динамо» как-то тоже так делало, на той же двадцать первой секунде.       Просто не будет. Это все знают.       Дамир хмурится — травмы ломают планы не только на игру с «Риекой», но и на встречу с «Рапидом». Доминику нечем его утешить, в первой команде почти тридцать человек, но кроме тех, кто в наличии, других до зимних трансферов не будет, остается выкручиваться. Хорошо, что травма Мислава оказалась не такой серьезной, как можно было предположить, без него было бы еще хуже. В остальном — Доминик подходит к Дамиру, кладет господину главному тренеру руку на плечо — остается выкручиваться. И, конечно же, верить в чудеса.       Без чудес им вообще никак не обойтись.       Чудо — это не только что-то хорошее, скрежещет зубами Доминик через семь минут после начала матча. Чудо — это нарушение установленного хода вещей, вмешательство Бога в ход событий. То, что Йосип Дрмич обыграл всю защиту «Динамо» на голову, а мяч от штанги и кончиков пальцев Доминика попал-таки в ворота — это гребанное чудо, качнувшее счет не туда, куда надо бы. «Руевица» — белое море болельщиков — взрывается радостными криками.       — Марин, Расмус, — тихо зовет Доминик проштрафившихся защитников, — я-то ладно, а вот Ариян вам уши отгрызет за такие косяки.       Посмотрев на трибуну, где сидит Ариян, он добавляет:       — Вместе с головой. По самую задницу.       Расмус и Марин покаянно склоняют головы, обещают: больше косячить не будут. И не косячат — следующие пятнадцать минут, после чего случает еще одно гребанное чудо. Дрмич явно дал взятку кому-то из высших сил, чтобы так легко обходить всю защиту «Динамо», выходить к воротам в гордом одиночестве. Даже то, что Доминик отбивает первый удар, ничего не меняет. Некому выбить на добивании. Совсем некому. Два-ноль на тридцать восьмой минуте; за спиной у Доминика беснуется «Армада»; три-ноль еще через пару минут, снова выход один на один.       Просто ничего у них не получается — ничего вообще, ни просто, ни сложно. Доминик даже не кричит, смысла нет кричать. Он знает, что после первого тайма они зайдут в раздевалку, и кто-нибудь обязательно скажет: это еще не конец, не надо вешать нос, мы еще можем отыграться. Этим кем-нибудь будет или Дамир, или он, Доминик. Капитанская повязка обязывает.       Беда в том, что такие слова легко произнести. Но в них невероятно сложно поверить.       Три за тайм. Ноль за тайм. Игра катится к перерыву, к чертям, в задницу. Гостевой сектор — серая клетка, на «Руевице» предусмотрительны, к болельщикам гостевых команд заранее относятся как к преступникам, которых стоит изолировать — постепенно заполняется Bad Blue Boys. Как же медленно их пускают на стадион! — Доминик морщится, отбивая очередной удар в створ.       — Вы вернетесь, — спокойно говорит в раздевалке Дамир, будто счет по-прежнему нулевой. Будто не происходит повторения игры с «Шерифом». — У «Динамо» есть характер, и вы обязаны его показать. Можете, конечно, показать, что вы тряпки. Можете — какие вы настоящие.       — Замени мне защиту, — холодно говорит Доминик. Он не любит такие моменты, но сейчас обязан взять ответственность на себя. — Расмус и Марин ни на что не способны.       Ему удается спокойно и слегка презрительно посмотреть в глаза Расмусу. То, что он говорит — не совсем этично. Совсем не этично. Зато — честно. Зато — повлияет на счет. Ариян был прав, надо отращивать зубы.       Дамир долго смотрит на Доминика, взвешивает что-то про себя. Потом кивает: как скажешь, Шутало тебе в помощь, Бартол, переходи ближе к воротам, Комнен — заменишь Дуе, Менало вместо Расмуса…       — Бруно, — перебивает его Доминик, — ты что-то там мяукал, что достоин сборной? Вот и доказывай, что достоин, десятка, блин.       — Лива разбушевался, — тихо, но веско говорит Дани Загорац. — Давно пора.       Доминик на мгновение теряется. Разбушевался? Ладно. Пусть. Лишь бы сработало.       — Между прочим, Бебека за то, что он сказал, что болельщики «Хайдука» размяукались, на четыре месяца отстранили от судейства, — лениво тянет Бруно, которого, кажется, выпад Доминика все ж задел, хотя Бруно и старается этого не показывать.       — Хочешь отстранить меня от клуба?       — Вот прямо сейчас — да!       Они стоят в центре раздевалки друг напротив друга, над головами — флаги стран, откуда в «Динамо» приехали игроки.       — Доминик прав, — спокойно произносит Дамир. — Комнен практически на твоем уровне сейчас.       Бруно резко оборачивается, почти рычит, выплевывает главному тренеру в лицо:       — Ну это мы еще посмотрим!       Бруно первым выходит из раздевалки на поле, почти девяносто килограмм ярости.       — Надеюсь, до желтой он не допрыгается, — Дамир пожимает плечами, потом смеется: — Кого еще довести до белого каления, чтобы вы за второй тайм порвали «Риеку»?       Почему-то на это щедрое предложение никто не соглашается. Зато дышать в раздевалке становится ощутимо легче, счет больше не давит на плечи, не делает матч тяжелее. Они знают: просто надо забить три, а лучше — четыре. Просто надо больше не пропустить.       Просто.       Доминик встает в рамку, за спиной — Bad Blue Boys. Доминик заканчивает традиционную молитву, через миг за его спиной в сотни глоток гремит: Volim te Dinamo! Крик заглушает остальную «Руевицу», ритм барабана несется над полем. Volim te!       Бруно кипит от злости, рвется с мячом к воротам «Риеки» сразу после свистка. Доминик хохочет: вот так и надо, только так! Только…       Смех застывает в глотке, когда Бруно сбивают с ног, проезжают бутсой по голове. Встать сам Бруно не может, медики несутся на поле. Пауза тянется, тянется, тянется. Бруно никак не может собрать глаза в кучу, на слова медиков реагирует не сразу, потом долго трясет головой на бровке.       — Ни черта не слышу левым ухом, — жалуется он Доминику через несколько минут, хорошо, что сумел вернуться в игру.       — Не страшно, — кидает на ходу Теофиль, — ты у нас ударопрочный!       Доминик повторяет про себя это слово через несколько минут, когда Бруно идет пробивать пенальти — нечего сбивать игроков «синих» в штрафной! Бруно трет ухо, выглядит так, словно не может сосредоточиться на мяче. Впрочем, удар, который он наносит в своей излюбленной вальяжной манере, точен.       Как и еще один — нечего руками было размахивать! — через несколько минут.       Три-два гораздо лучше, чем три-ноль. Во взглядах игроков «Риеки» Доминик видит растерянность: как же так, только что все было отлично. Он зло усмехается: так-то, «Динамо» может все, в том числе — вырваться из безнадеги. На злости, ярости, скрежете зубовном.       Скрежета хватает. Мислав и Лука сооружают отличный гол с игры — но арбитр, выслушав ВАР, его не засчитывает: дескать, Лука своей мощной задницей за несколько секунд до удара так оттеснил защитника «Риеки», что это был самый настоящий фол. А значит — нельзя засчитывать. Мислав кипит, вечно вежливый, тихий, спокойный Мислав шипит на судью сразу на желтую карточку.       — Будь это не ты, а кто другой — я бы и прямую красную показал за такое общение с арбитром, — сокрушенно качает головой Игор Паяч. — Спокойней, Мислав, спокойней.       Мислав извиняется, но руки Паячу не подает. Слишком зол.       Им все же удается сравнять, им все же удается сделать это с игры — Комнен Андрич вопреки всему скепсису, который сопровождал его, серба, переход в синее сердце Загреба, забивает гол, который вратарю не вытащить.       Казалось бы, после такого матча они должны быть опустошены. Слишком много оставили на поле.       Они веселы и злы, Бруно трясет головой — слух еще не вернулся, врачи требуют, чтобы он ехал в больницу, вдруг все же сотрясение мозга. «Было бы что сотрясать!» — отшучивается Бруно. В глазах Мислава холодная ярость: слишком давно не слал поцелуи Сюзане. Лука Менало выпросил у Паяча желтую карточку, показанную ему за грубый подкат, зажал в ладони.       — А ты все же пропустил три! — говорит Доминику уже в раздевалке Расмус — обида пополам с недоумением во взгляде.       — Мы пропустили три, — веско роняет Йосип. — На поле был не только Лива. В первом тайме все играли, как дерьмо.       — Верно, — звучит от дверей. Ариян опирается на костыль, прислонился плечом к дверному косяку. — Хорошо, что и без меня есть, кому вам накручивать хвост.       — Хотел бы я, чтобы и против «Рапида» было кому, — вздыхает Дамир.       — Будет, — обещает Доминик. — Обязательно.       В них достаточно злости, чтобы не растерять ее по дороге в Вену.