•
Оказавшись за воротами, Тэхён наскоро садится в прибывшее такси, сжимая во влажных от внезапного пота руках лямки спортивной полупустой черной сумки. Он не ждал, что его кто-то встретит, хотя ему точно было бы приятно. Но ни одна важная ему душа, как и он сам, не знала, что именно в этот день Киму откроют все возможные двери на волю. Поэтому особой грусти по одиночной поездке на заднем сидении авто он не ощутил. Как и праздника. Только смена тюремной одежды обрадовала, да и то не до конца, потому что тот белый костюм хранился неизвестно где, следить за его состоянием никто не был обязан, потому мятая одежда со странным запахом — должное. Но если вспомнить, как она приобреталась, через что прошла и что скрыла, отношение немного изменится. И пусть он выглядит не так презентабельно, его кожа немного тусклая и не такая живая, взгляд только-только вновь учится ловить возвращенный действительный окружающий мир — всё это не важно. Он наконец-то вернёт, уже возвращает свою жизнь, безотлагательно вливается обратно. Его всё это время ждали. Он не изгой. А даже если с этим будут спорить, это веса не имеет. Всё, что в итоге есть у Кима, — выбор его собственный, и никаких сожалений нет, а только голод и жажда всё поскорее вернуть на свои места. И хорошо понимать, что к этому препятствий нет. Когда машина всё отдаляется и отдаляется, Тэхёна накрывает осознание, которое он в общих чертах предвидел, но никак не мог предугадать последствия. Пока такси наращивает скорость, внутри что-то лопается, сея в парне удивление. Ему не нужно в час быть на обеде, вкус которого, кажется, въелся ему в язык и всю полость рта; он не получит очередную занозу, снимая перчатки после несколько часовой работы с деревом; за него не решили его день: с кем провести время, куда пойти, с кем убираться, как на кого смотреть, по какому принципу разговаривать. Это непривычно. Долгожданная отмена заточения показывает, что за полгода можно в той или иной степени отвыкнуть от разного рода моментов старой повседневности, послаблений. Пусть в его мыслях никогда не было рамок, да и на деле он позволял себе многое, но сейчас даже ноги шире расставить, голову на спинку сидения откинуть, глазами встретиться с таксистом необычно, почти ново. Как будто он ходил по этой тропе сто лет назад, а теперь изучает её вновь с опаской. Признаться себе, что так будет со многим, тяжело, ведь его действительность совсем не сопоставима с неуверенностью. И вдобавок к этому, находясь в исправительном учреждении, он приучил себя изолироваться, пытаясь думать о тишине, сосредотачиваясь на ней, даже когда такое невозможно. До звона в ушах. А теперь ему хочется просто слушать всё вокруг себя, затыкая привычку отстраняться. Ещё он боится изменений в себе, хотя всегда знал, что тюрьма его не подправит. Он боится, что стал другим, что поменял свою философию, личность. Это заставляет сердце биться сильнее, а духота эту лихорадочную пульсацию обнажает для бедного мозга. Тэхён по-настоящему любил себя полугодом ранее. Все привычки, манеры, склонности, вкусы, мысли, мнения, отношение к вещам, странности, повадки. Даже ненависть к чему-либо была его собственностью, как и явное влечение. Сейчас, если из старого в себе чего-то не заметить, не выявить, это покажется отклонением, недостатоком, патологией. Проигрышем системе. И ощущение злобы, ярости и гнева к одной такой идее, допущению, показывает, что ещё незачем переживать. Потому что всё его существо встало на паузу в ноябре, а остальное время он просто поддерживал организм, ел, занимался в зале, изучал книжные полки скромной библиотеки, где найти что-то стоящее сравнимо было с кладом. Ещё один шаг волнений о своей слабости отделял от отчаяния. Но это так хотелось оставить позади — в тех стенах, с теми людьми, с тем приевшимся запахом, режимом. Как и беспокойство о том, что он когда-то не выдержит кошмаров, сломается и начнёт принимать таблетки, от которых станет зависимым — почти наркоманом; или же его мозг окончательно собьётся с намеченного курса, помыслы окажутся невообразимо жестокими, а тяга к насилию появится из ниоткуда, искажая бытие. Такие предположения нужно устранить, чтобы даже теорий не возникало. В окно светит солнце, размаривая, превращая тело в горячий мешок с песком. Мимо проезжают другие автомобили, мелькая в пейзажах, предшествующих столице. Тэхён нехотя прикрывает глаза, хлопая напоследок тёмными ресницами, и погружается в полудрёму, вспоминая про то, что скоро придется вернуться к оружейному бизнесу, которым сейчас должен заправлять Юнги. Правда тот часто уклончиво отвечал на разного рода вопросы, когда они болтали по стационарному телефону, а следить за ним он никому не поручал, потому что доверяет ему. А ещё, разгребая завалы в своей черепной коробке, Ким на секунду проваливается в сонные рассуждения, в которых впервые осознаёт, что ни разу не задавался вопросом, любит ли его Чонгук на сама деле или нет. И не потому, что уверен в том, что ответ вполне себе положительный, а из-за того, что Чон ни на секунду и ни разу не давал повода усомниться в степени искренности, а только постепенно всё ультимативнее заявлял собой о нерушимости чего-то их общего. Это куда сильнее слова, которым описывают сильные чувства. Тэхёну даже не довелось задуматься о том, как же заслужить доверие брюнета, что сделать ради сближения с ним. Они так затерялись в событиях, что всё развилось само другими окольными путями, проложенными не напрямик, а замысловатыми каналами, похожими на кровеносную систему гигантского организма. Но пугающе и завораживающе естественного, как видится теперь. Сознательно открывает глаза он только когда проезжает по центру Сеула, видя в навигаторе таксиста, что до дома осталось совсем недалеко. — Не верится, — только и звучит шёпотом от Кима. Всё вокруг полнится зеленью, сочной, питающей. Ближние к жилищному комплексу маленькие сады кажутся еще больше и пышнее, хотя представлялись когда-то обычными подачками от государства на требования народа наполнить город свежими насаждениями, развеевая серость. Другая идеология не формировалась очень долго, и не факт, что сейчас она изменилась, но, подумать только, эмоции берут верх, перекрывая ненадолго врожденную размеренность, постоянство, критичность. Парня выдают блестящие глаза, жаждущие сытости по условной прежней нормальности. Его высаживают прямо около дома, он кидает тихое, но звучное «спасибо», вставая ногами, чуть затёкшими от неизменного положения в поездке, снова на черный асфальт. Он не обращает своего внимания на идущих мимо людей, поднимает голову вверх, проходясь по этажам и находя свой. Немного прикрывает глаза, оставляя щелочки, и переводит их на небо. Ещё несколько секунд могли бы так созерцательно пройти. Но глубокий голос заставляет дёрнуться и впасть на мгновение в недоумение. — Тэхён, — зовёт отец, какими-то невидимыми механизмами поворачивая брюнета к себе. — Я так рад наконец видеть тебя! — подходит старший ближе и забирает в крепкие объятия. Хоть Хенджун и немного ниже, но его ребенок обязан чувствовать себя и вправду маленьким, познающим мир и растерянным. Так полагает мужчина, это нерушимый постулат, на котором его мир держится. — Папа, ты что здесь… — только начинает Тэхён, но на его вопросы ответы находятся быстро. — Ты меня недооцениваешь абсолютно всегда, это играет мне на руку, — самодовольно улыбается отец, хлопая сына по спине. И он прав. Ещё давно можно было усвоить его всевластность, а не замечать только свою единственную, по факту появившуюся по кровной связи. Это не урок, а очередное знакомство и принятие чужой силы, с которой отчего-то трудно свыкнуться. — Чиновник по уголовному надзору, приставленный к тебе, поделился по долгу службы со мной информацией о твоём освобождении, ведь, в конце концов, я твой отец, — продолжает Хенджун. — Приехал сразу сюда, чтобы увидеть тебя первым. Хочешь куда-нибудь? Пойдём перекусить? Тэхён видит эти старания, не зная, как их рассудить. Поспешное восполнение упущенного или желание сделать первые часы вне заключения более насыщенными. В любом случае большую часть своего дня парень уже продумал. И он всё-таки приятно озадачен вниманием родителя, но, по понятным причинам, хочет быстрее привести себя в порядок и интуитивно поехать туда, куда тянет сильнее. — Я позову тебя поужинать на днях, — отвечает на приглашение Тэ. — Сейчас у меня планы. Я расставил приоритеты, мне бы поскорее встретиться с Чонгуком, — его голос тихо и медленно разлетается вокруг, избегая внимания со стороны, но достигая свою цель. — Тогда предлагаю тебе напоить меня крепким кофе, а потом я от тебя отстану и помчу на работу, — Хендужн кладёт руку на плечо Тэхёна и направляет его к подъезду. И там тоже ничего не изменилось, а в лифте всё тот же алюминиевый ребристый пол, гудит удаляющая духоту вентиляция, ознакомительно показывает собственное отражение огромное зеркало, а черты лица подсвечиваются искусственным приятным светом. Блага ценились раньше не в должной степени, подмечает Тэхён. Уже стоя перед входной дверью к себе, он набирает на замке код, тот приветливо и радушно пиликает, встречая хозяина. Много раз Тэхён представлял себе возвращение домой, силясь предугадать собственную реакцию. Казалось, просто обязано восстать облегчение, но оно появилось ещё на выходе с территории, где половина года его изоляции прошла. А сейчас невероятно легко, потому что всё именно так, как должно быть — без лишней растерянности, дрожи, ликования. Снятая обувь остается на коврике, где-то недалеко покоится сумка, любимый дубовый паркет под ногами отзывается более твёрдой землёй, чем уличный асфальт. Его укрытие осталось таковым, сохранив ту же атмосферу, что и годами ранее. Тэхён гостеприимно пытается что-то сделать, чтобы создать кофейный напиток, думая, что точно полгода назад оставлял тут несколько пакетиков для Чонгука. А ещё он размышлял о покупке кофемашины и сейчас старается запомнить эту мысль чётче. Зачем-то открывая работающий, а не отключенный холодильник, он смотрит на боковую полку, думая, что найдёт там что-то к кофе. И находит. Он весь забит разного рода едой, которая не так быстро портится. Тут стоят и какие-то заготовки с ещё свежими овощами и фруктами, а также ветчина, и соки, и простая вода, и ещё куча всего. Парень несколько секунд стоит перед раскрытым аппаратом, уже не рассматривая натюрморт, а просто пялясь в одну точку. Он незаметно сглатывает, хватает баночку с соком, кидает отцу, что придёт через две минуты, аккуратно прикрывает холодильник и уходит к себе в комнату. И как только он оказывается в ней, то запирается, облокачивается на дверь спиной, а немного погодя скатывается по ней, приземляясь на пол и отставляя сок. Особого смысла прикрывать лицо рукой нет, но он делает это, пряча слёзы и едва заметно двигаясь. Ким знает, что это сделал Чонгук. Но поверить до конца не может. Он растирает глаза, пытаясь хоть что-то воспринять, хоть немного успокоиться. Только почему-то хочется сидеть, сжавшись в комок, обхватить себя руками, оставлять влажные следы на одежде, тихо принимая заботу, о которой и представлять в фантазиях не мог. Этот парень не способен оставить Тэхёна равнодушным, и у него огромное сердце, которому хочется отдать своё. Отойдя от внезапной податливости к чувствам, от метаболизма души, через некоторое время он встаёт, приводит себя в порядок и выходит к отцу, который уже сам сделал себе кофе и закинул туда льда. — Ты иди и переоденься перед поездкой к своему… другу, — предлагает неплохой вариант Хенджун, оглядывая сына и не зная, стоит ли подметить вслух, что у того глаза опухли, и нужно ли его подбодрить. — Если ты про Чонгука, то он мой парень. Это так, вдруг ты забыл, — без упрёка говорит Тэхён, расстегивая манжеты белой рубашки и посматривая на своего гостя. Такая сказанная фраза подтверждает нерушимость одного из главных аспектов жизни. — Да-да, парень, — в лад кивает отец, продолжая изучать сына, не веря до сих пор, что тот перед ним. Относительно бодрый, с более заметным природным оттенком бронзы на коже, всё с тем же выражением лица, неизменным баритоном и… непокорённый. — Ты прости, что я очень редко тебя навещал. Понимаешь, всё это… — Прощаю, — обрезает Тэ, не желая слушать то, что и без объяснений знает. Отец старался избежать клейма родителя тюремщика первое время, сглаживал неровности в прессе, старался сохранить статус, рабочее место. В такой стальной хватке к желанию продолжительного успешного уклада винить нельзя. Если бы тот больше хотел влиться в роль родителя, не используя для этого пиковые и решающие моменты в жизни ребенка, Тэхён бы иначе всё воспринимал. И Хенджун бы делал всё, чтобы видеться с сыном хоть каждый месяц, если бы чувствовал надобность. Они оба создали нужные и удобные друг другу условия, не требуя лишнего. Это не те самые отношения между отцом и сыном, которые стоит называть таковыми в полной мере. Тем не менее, решив прислушаться к совету по смене одежды, Ким снова уходит к себе в комнату, попутно расстегивая оставшиеся пуговицы на белоснежной и слегка мятой рубашке и хватая с пола сумку с привезенными путешествующими вещами. Он кидает всё на кровать, в том числе рубашку и брюки, внезапно и удачливо вспоминает о существовании нормального душа и берет с привычной полки светлое полотенце. Его так одолевает радость понимания, что он дома, может пойти в душ, не соседствуя с кем-либо, быть там бесконечное количество времени, использовать свой любимый гель для душа, делать всё то, что хочется. Это как будто привилегия. Он говорит отцу, что тому придется, если он хочет, задержаться здесь подольше, чтобы чуть позже вместе разойтись по своим делам, а тот соглашается, продолжая вливать в себя кофе и листая новости в телефоне. Под кипятком, падающим дождём, он сдирает с себя кожу мочалкой, как будто она слишком старая, впитавшая что-то плохое, а воля нужна обновлению каждой частички. Он шлифует каждый миллиметр, смотря на пар, движение своих же мышц, стекающие по плечам и груди капли. Крепким воспоминанием засел день, когда он был именно тут с Чонгуком, выводя мыльными пальцами узоры, касаясь обнажёнными участками и телами друг друга. Терять контроль над собой не хочется, поэтому температура воды сменяется на холодную, и Тэхён принимается за продолжение собственной полировки, но уже более нежно, вдумчиво, не бешено. Бережно проводит по всей длине тату, начиная от шеи и спускаясь вниз. Завершает действо обычной температурой потока, задрав куда-то голову и гадая о своём, одновременно с тем пытаясь особых планов не строить ни на что. Вновь вернувшись к себе, он знатно заморачивается с выбором одежды, рассматривая все свои предметы гардероба с жутким скепсисом и анализом, в рациональном смысле которого сам не уверен. Он выбирает коричневые брюки, белую футболку и зелёный свитер, смотрит на себя в зеркало, щурится, снимает весь верх, а потом и низ. Опять пялится на себя в зеркало, периодически смотря на поникшие вешалки с одеждой. Приходит он в себя только когда соображает, что упускает драгоценное время. Ему в руки попадаю широкие брюки, но уже не коричневые, а черные, и бежевая рубашка, последняя пуговица на которой в итоге оказывается расстегнута и из этого проёма на коже виднеется чернильная линия, поднимающаяся чуть выше. Его волосы по традиции чуть влажные, своими силами он сушить их не собирается. Подходит к одной тумбочке с зеркалом, берет с нее духи с заветным названием «черный опиум», оставляет его следы на себе, получая всё больше и больше непредсказуемого удовольствия от реверсии, но не перебарщивает с обилием жидкости, потому что предпочитает слышать запах другого человека, к которому вот-вот поедет. Он принимается за сумку: тянет бегунок, достаёт из нее вещи, по которым скучал так же, как и по дому. Круглая серёжка оказывается в одном ухе, три тонких кольца возвращаются на пальцы, а в руках пристраивается смарт ключ от лотуса. Будто и не было долгой разлуки с этими незаменимыми атрибутами, но и их обязательный спутник, как и всего остального ценного, — свобода. Телефон у Тэхёна разряжен, но выжидать его готовности к работе, восполнять его запасы энергии в машине он смысла не видит. Воспользуется отцовским, наберёт заветный заученный номер и спросит, где же парень. А ещё лучше позвонить Хосоку или Чимину, чтобы узнать наверняка, сделать сюрприз… С такими мыслями он покидает свою комнату, зовёт Хенджуна на выход. Последний с удовольствием смотрит на сына, лелея внутри себя радость за живой и свежий вид того. Тэхён выбирается из квартиры, слепо на ходу до конца натягивая обувь, и спотыкается о стоящего перед дверью Юнги, который так широко и лучезарно улыбается, словно ему оплатили год обслуживания байка в салоне. Думается, Мин лет сто не являл миру схожего восторга. На самом деле красноволосый безумно рад увидеть своего друга, да настолько, что когда Ким распрямляется из полусогнутого состояния, то Мин сразу же обнимает брюнета, ероша волосы, после которых рука становится влажной. — Голову сушить научись уже, — бурчит Мин, тряся кистью. — Мои глубочайшие поздравления по поводу возвращения домой, — парень протягивает Киму бумажный шуршащий пакет с коробкой в нем. Тэхён, помедлив, засовывает туда руку, отодвигает крышку и со странным задором улыбается. — Там конфискованное оружие, новый флакон духов, коробки с чаем и увлажняющие и питающие маски для лица. Да, у меня на большее фантазии не хватило, но за это не убивают, поэтому… — Спасибо! — тепло улыбается Тэхён, обнимая байкера с огромной силой, в которой всё тепло заключено. Он утыкается ему носом в плечо, прикрывая глаза, и что-то бурчит, на что Юнги отвечает, что тюрьма сделала из Кима чувственного мальчика, и тот самый мальчик спокойным голосом говорит: — У меня пистолет в пакете, со словами будь аккуратнее, хён. Юнги к такому обращению не привык, а тем более к дружественным угрозам, поэтому насильно забирает у младшего набор и передаёт его Хенджуну, наблюдающему за удивительной картиной, которая могла бы быть трогательной. — Господин Ким, добрый день, киньте в коридор пожалуйста и захлопните дверь, чтобы у этого молодого человека не было соблазнов сегодня набираться смелости. Мужчина смеется и выполняет поручение, слушая их продолжающуюся болтовню на заднем фоне. — Два дитя, — на выдохе произносит он, складывая руки за спиной и принимая вид сытого кота. Они вместе спускаются на подземную парковку, с которой Юнги и Хенджуну придется самостоятельно выбираться на уличную, но не проводить Тэхёна они не могут. Байкер к слову подметил татуировку, но, тем самым, не заваливая вопросами, открыл глаза господину Киму, который только обнаружил изменение, и, что внезапно и приятно, воздержался от комментариев и упрёков. Свет фар уже заряженного и пробудившегося лотуса пробивается из-под черной ткани чехла, обтягивающего весь корпус. Такую защиту обещал Чонгук, он её обеспечил. И Тэхёну так не хочется обнажать авто, что он просто стоит перед машиной. — Юнги, я слышал, что ты дома мне пыль протирал. Теперь и увидел. Спасибо, — без доли шутки, совершенно серьёзно звучит от брюнета вовремя вспомнившееся. Это странный момент, потому что другу на это сказать особо-то нечего. — Ага, задача высшего уровня сложности как будто, — старается сгладить свое действие Мин, вспоминая о существовании неловкости и стараясь быстрее перевести тему. — Кстати, — вовремя соображает он, подстраивая вылетающие слова под небольшой план «сюрприза», — ты же сейчас к Чону хотел ехать? Загляни сначала к Намджуну, он слёзно просил, чтобы ты появился в новом офисе. Место, где мы сделки все подписывали по оружию в твоё отсутствие, там. Тебе по пути, адрес знаешь, крыло левое, кабинет девятьсот первый, этаж девятнадцатый. Буквально на всё потратишь меньше получаса. Стягивая всё-таки ткань с жёлтого спорткара, Тэхён с недоверием косится на друга. — Намджун и слёзно просил? Такое бывает? — Мы будем рассчитывать вероятность… или ты уже поедешь? — отыгрывает усталость от беседы Юнги. — И мне уже на работу нужно спешить! — вклинивается Хенджун, в спешке прощаясь с парнями. — Не забудь, что с тебя ужин, сын, — кидает он напоследок, сбегая. — Точно… — тянет Тэ, обращаясь к Мину. — Сегодня вечером где-нибудь соберёмся. Я всех наших приглашу, только сначала… — Да уже в тачку садись, потом словимся и разберёмся в любом случае, — решает всё Юнги, складывая руки в карманы и уже подгоняя Кима чуть ли не физически. Они прощаются. Тэхён с трепетом слушает свой урчащий лотус; ладони потеют, соприкасаясь с рулем. Одно из долгожданных воссоединений даётся волнительно, но доведенные до автоматизма алгоритмы не совершают ни одного лишнего движения, и с вибрациями движка парень ретируется с территории дома, уталяя одну из нужд в виде ублажения глубинным рычанием мотора, от которого мурашки и та азартная страсть появляются, возрождаются. А когда тот выезжает на один из проспектов, приоткрывая окна и впуская на скорости воздух, в лёгких будто места больше становится. Юнги же в это время быстро связывается с Намджуном, а потом и с Сокджином, чтобы всё придуманное сложилось самым удачным образом на практике.•
Сокджин уже порядка трёх месяцев работает секретарем в здании офиса Намджуна, но не на самого блондина, а на Чонгука, и обитает исключительно в его крыле, добродушно выделенном под разноплановую трудовую деятельность владельцем огромной постройки из чёрного стекла. Джин и Чон познакомились по прихоти Юнги. Киму пришлось ненадолго вернуться домой к родителям, и он поделился этим с байкером. После недельной работы продавцом в круглосуточном магазинчике он ни на что не жаловался, да так бы и трудился дальше там, подкопил денег и съехал позже, только красноволосый понял, что всё это будет слишком продолжительно, а парню больше не хочется соседствовать с роднёй. И он поинтересовался у Чонгука, не нужен ли тому помощник, а ответ был утвердительным и положительным. Когда Сокджин приехал на ради приличия устроенное собеседование, Чон почти сразу сказал тому, что он принят, показал ему место работы, припомнив предшествующую ситуацию с Мином, который всеми силами рекомендовал своего знакомого, расписав того как ответственного, доброго, смелого, честного, скромного, самокритичного, упорного, рассудительного гражданина Республики Корея, вдобавок знающего о чёрном рынке не понаслышке и уже со всем знакомого. Ещё характеристик было достаточно много, что позабавило обоих, но Юнги не узнает, что его выставили слишком заботливым и доброжелательным. А позже к ним пожаловал Намджун, зашедший позвать младшего на кофейный обеденный перерыв, а встретил там ещё и свою скромную любовь, которая его отвергла или поставила их отношения на паузу. После прилёта из Норвегии Джун по своему предложению довёз брюнета до дома его родителей, и они распрощались. Потом он несколько дней по вечерам катался в его районе, один раз заметил того, видимо, с матерью, которая очень тепло и устало улыбалась своему сыну, о чем-то рассказывая. — Она могла бы быть мертва, — как-то безэмоционально и тихо произносил он в салоне, думая обо всём, что было в их первую встречу. Как бы он смотрел ей в глаза, допустим, в будущем знакомясь с его семьей, зная, что решал их судьбу? Вероятно, никак по-особенному, потому что такая чувствительность не в его характере. Но наверняка ответить он не может. И вот так столкнуться с брюнетом в своём офисном здании он явно не ожидал. Помимо взглядов и легкой неловкости со стороны Сокджина не было ничего. Удивление и появившуюся нервозность Нам сдерживал в этот момент, а потом по собственной прихоти предложил втроём выпить по американо чуть погодя. Уже в своём кабинете он тогда надымил знатно, рассуждая о том, как всё так сложилось. Он не забывал о Джине с его ухода в своё личное пространство. А такая встреча и знание, что он теперь будет работать на Чонгука, покоя не даст. В тот день они и вправду пошли все вместе перекусить, да не абы куда, а в ресторан. Там Намджун с разрешения Сокджина рассказал об их отношениях из прошлого, чтобы Чонгук был в курсе дел, а иначе было бы несправедливо. Тот не особо удивился, потому что Тэхён когда-то рассказывал, что у его брата есть кое-кто, а по поведению этих двоих додумать всё — не что-то из разряда фантастики. Так и пошла их работа без недопониманий, слаженно, мирно. Преимущественно. Не полностью потому, что как-то раз Намджун не удержался и поймал Сокджина в туалете, припечатав на эмоциях того к плитке, решив поговорить по душам: — Тебе идёт белая рубашка и новая стрижка. Прости за резкость. Я правда теряю самообладание… …Но получил в ответ достаточно сильный удар в живот, ведь рабочее место создано для работы, а остальное подождёт, включая хамоватое поведение блондина и рукоприкладство, от которого моментально вымораживает. Только разговор отложен был ненадолго, потому что старший Ким в свой перерыв пришёл к Наму, чтобы всё-таки напрямую спросить у него, в чём его чёртова проблема, что он не может быть компетентным и держать себя в руках. Пусть его поведение оставляет желать лучшего, просто ужасная привычка в разборе недопониманий не разрешает всё пустить на самотёк. В итоге Джун переигрывает абсолютно всё, расставляя точки и запятые, предусмотрительно и театрально запирает дверь в кабинет и говорит: — Если попросишь открыть, то ты свободен, а если промолчишь, то я дам себе волю хотя бы на ближайшие оставшиеся двадцать минут твоего свободного времени. Я знаю, что моментами отвратителен, но ты понимаешь, сколько я терпел… И Сокджин ничего не ответил, просто смотрел так выжидающе, изучающе, оценивающе, с любопытством, принимая свой садизм. Опять и снова его посетил запах морского бриза и полевых цветов, заползающий под одежду, а когда и её особо не оказывается, то поселяется в волосах, на коже, в голове. Он согласен сдерживать себя в еде, экономить деньги для лучшей жизни, иногда заниматься спортом до изнеможения и не сдаваться. Но по части Намджуна хочется все правила переписать, не контролировать ничего, одновременно уясняя поражение и дикий выигрыш. Слабость. Их отношения после этого особо не изменяются, но чуть позже, когда Джин переезжает в свою съёмную квартиру, Джун становится его периодическим ночным гостем, соблюдая особый регламент, выдвинутый брюнетом. Такая повседневность куда больше устраивает Сокджина, чем любая из предыдущих. Сегодня обычный рабочий день, который брюнет проводит либо в кабинете напротив Чонгука, либо за ресепшеном, если в этот период особенно много людей, как сейчас. Первые пять этажей сдаются под обычные офисы, в которых Намджун заинтересован только за счет их платы за занимаемое место. Последние, как заведено, принадлежат самому хозяину, поэтому на завершающих трёх расположилось всё его логово, в котором профессионально промышляют своей работой некоторые из общежития, возясь с разного рода документами, консультируя состоятельных персонажей по вопросам различного характера — от страховки своей жизни и репутации до заказа чьей-то смерти, обращаясь к Наму, или договариваясь о поставке оружия с Чоном. Самое необходимое и желанное с долей запретного в одном месте. Уже оказываясь в людном холле первого этажа, Тэхён находу рассматривает поэтажное расположение организаций. «KB corporation» — творение Намджуна, к которому с недавних пор причастен и сам Тэ. И видеть название этой компании на табло — дикое уважение и гордость за чужие труды. Сливаясь с потоком работников, он залетает в лифт, ютясь с ещё пятерыми сотрудниками здешних фирм, облаченными в классику. Те расходятся на нужных им этажах, оставляя в итоге брюнета в полнейшем одиночестве. У него внутри самые странные ощущения бегают, перебираясь из живота к конечностям, груди, электризуя волосы и пальцы, даже сами мысли. Он не находит никакой связи этого с происходящим, но всё равно не старается успокоить себя или привести в порядок, скидывая всё на будущее время и адаптацию. Пусть им завладевает такое состояние — ему это сейчас не так уж важно. — Добро пожаловать, — улыбается Сокджин, выбивая из рассуждений и встречая Тэхёна в начале крыла за небольшим ресепшеном. Ему нужно было сделать самое удивленное лицо, будто он совершенно не мог представить такую встречу, словно не звонил ему несколько минут назад Юнги с некоторой просьбой. — Рад видеть. — Здравствуй, Джин, — вскидывает брови Ким, собирая пару морщинок на лбу. — Всё-таки ты теперь тут работаешь. Без промедлений старший кивает: — Да, устроился благодаря Юнги преимущественно. Секретарь я, помогал вашему заместителю со всяческими мелочами. — И, чтобы не последовал уточняющий вопрос, парень беззаботно указывает на нужный кабинет. — Намджун скоро приедет, лучше подождать его там. — Да-да… — только и успевает сказать Тэхён, ведомый Джином почти до самой двери. Но тот быстро покидает его, прикрываясь каким-то поручением, связанным с получением факса. Принимая это как должное, брюнет пробегается глазами по блестящим цифрам. — Девятьсот первый кабинет, — тихо говорит он, хмыкая, и давит на ручку.•
Как живут предприниматели и бизнесмены, если рассматривать их стиль бытия изнутри? Когда они работают, то отдыхают, а когда отдыхают, то работают. У большинства такая тактика, которая весьма эффективна. Она постоянно проверяет на выносливость, изнуряет, ставит новые задачи, старается показать, что возможности иногда могут не иметь границ. Чонгук окончательно привык к постоянной сосредоточенности на деле; он ловко переключается между разными точками своей сферы, решая десятки вопросов за удобные для себя сроки. Время проносится незаметно и плодотворно, запястья приятно ноют вместе с пальцам от вечной усталости от набора текстов, составления планов, переписок с коллегами, напряжения. Раньше его пугали люди с такой самоотдачей, которые определенно точно знают, чего хотят, как заполучить цель, достичь её, а теперь он и сам стал таким и по факту страшиться нечего. Для него очень комичны ситуации, когда он связывается с одними поставщиками для заказа очередной партии оружия и боеприпасов, а потом договаривается с другими о доставке оптом кучи пёстрой растительности. Совсем неудивительно, что в закладках браузера у него соседствует сайт с красочными цветами, нужду в каждом из которых он параллельно обдумывает, и очередная страница с условным пистолетом и его развёрнутой характеристикой, под которую Чон подстраивается, проверяя соответствие запроса покупателя представленной информации. Со стороны парень может показаться очень даже разносторонним. Как ясно, в будни он пользуется только офисной электроникой и другим телефоном, предназначенным точно не для разговоров с друзьями. А свой обычный лежит в ящике стола, и все, кому особенно нужно, могут связаться с парнем через Сокджина, который всегда прекрасно выполнял функцию оператора. Сегодня по распорядку дня никаких встреч и поездок, поэтому до шести Чонгук может позволить себе смело выполнить все цели, а потом и домой уехать, лечь спать на закате, позже проснуться ночью, граничащей с ранним утром, чтобы сесть в ниссан и в тысячный раз проветрить мозги на пустых улицах. В последнее время он часто чувствует себя утомлённым, даже если спит по десять часов в сутки суммарно. Но этого он не замечает, когда садится за стол в офисе, когда навязчивые мысли превращаются в осадок, пока сосуд снова не покинет работу. В этом легко потеряться. Его кабинет, заставленный шкафами с папками, несколькими большими и мягкими коричневыми креслами, стильным овальным столом для создания неформальной обстановки, служит одной из зон морального удобства, где независимо от пришедших гостей можно ощущать себя вполне умиротворенным удавом. Черная керамическая плитка, панорамные окна и вид на такой же трудящийся город. Только это позволяет понять, что сейчас Чонгук свободен как никогда, хотя для кого-то это подобно заточению. У него тихо гудит кондиционер, потому что городская дневная жара не позволит комфортно сидеть в офисном сером костюме, да и рубашка душит, даже сняв пиджак, качающийся теперь на спинке кресла под порывами воздуха. Преимущественно здесь хозяйничает тишина, если отбросить гудение электрических приборов. Она нарушается щелчком входной ручки двери, и Чон понимает, что это не Джин, потому что скорость действий не его, шаги тоже. Без предупреждения и стука входит либо Намджун, либо особенно нетерпеливый клиент, которого в лучшем случае научить бы хорошим манерам, но Нама на месте нет, и парень в итоге произносит, не отрывая глаз от планшета, лежащего на столе: — Присядьте в кресло, я освобожусь через минуту. Вам чай или кофе? Когда он всё-таки удосуживается отстраниться от экрана, попутно почти нажав кнопку вызова секретаря, то, поднимая неизменно обсидиановые глаза на вошедшего, всё приобретает иной вид. Сказанное исчезает, а то, что должно последовать после, ещё не обрело себя. Потому что трудно поверить, что перед ним стоит Ким Тэхён, и их разделяют метров восемь, а не куча петляющих километров, стены, заборы, закон, правила и всё прочее, не имеющее для них значение где-то в голове, но по факту явно калечещее хотя бы самую малость. И такая установка была несколькими часами, минутами ранее. Только прошедшее время здесь теперь не фигурирует никак, электризующиеся тела, заряженные сердца подписывают соглашение о полном переходе в настоящеe, где одно из испытаний завершилось пересечением взглядов. Ошеломленных, цепких, понимающих, взаимно испепеляющих и воскрешающих. Им обоим хочется сдвинуться с места, совершить какое-то действие, но они будто парализованы на несколько десятков секунд своим собственным разумом, который говорит, что этот момент нужно прочувствовать более чутко на некотором расстоянии, которое вот-вот сократится до сокровенного нуля. Образ Тэхёна, вечно приследующий и яркий, сейчас чётко перед Чонгуком, который едва в силах взять себя в руки и подняться с кресла, но он делает именно это. На его лице эмоции смешались — нет явной улыбки, он не хмурится, не расслаблен. Чон всего-то-навсего вспомнил, кем дышит, понял, почему вдруг легче стало даже двигаться. Причина, повод совсем рядом. И с каждым шагом дотянуться до этого всё действительнее. А вот у самого Тэхёна в горле пересохоло, у него незначительно конечности почти трясутся. Мысли навалились, за секунду так перегрузив, что сомнения в себе появились, страшно стало. Он вообразить не может, что сейчас Чонгук коснётся его, что через полчаса их не разлучат, не заставят ещё месяцы отсиживаться в бетоне, где нет его. Наверное, глупо так загружаться. Реальность однозначно даёт понять о завершении душевных истязаний, например, брюнетом, который оказывается совсем близко. Чонгук не тянет к нему рук, просто безмятежно смотрит в проясняющиеся глаза, постепенно оживающие. Никакого метания в них нет, там туман рассеивается, переживания гаснут, все скверные последствия долгого морального одиночества заполняются за мгновения чем-то противоположным и питающим. Мерцающая вариативность даёт волю грядущим поступкам. Кажется, всё будет верным, но опасения двойственно смущают, строя теории провала в их отношениях, если кто-то оступится, не угодит другому, пересечет какую-то черту… Но такой цели нет, никто не под кого не подстраивается, бояться не будет, поэтому колебания проходят у пары единовременно. Тэхён наконец чувствует свой настоящий дом, разрывает зрительный контакт, поднимая лицо к потолку и тыльной стороной ладони утирает уголки глаз, нервно сглатывая и приоткрывая губы, застывшие в безудержной улыбке. Снова смотреть на Чонгука просто так он не может. И самый желанный голос в конечном счёте произносит, беря ответственность за начало: — С возвращением, Тэхён. Это как предвещающий нечто благоприятное рассвет в конце всех трудностей. Они по какому-то мановению тянут друг к другу руки, их пальцы переплетаются, смакуя момент и не так уж торопясь на самом старте. Но хватает и нескольких секунд, чтобы почувствовать силу обоюдных касаний, чтобы ощутить тепло друг друга, которое служит утешением и наградой за что-то неконкретное. Тэхён отчаянно хватается за Чонгука, обнимая, используя последнее. Такое невероятное облегчение — пристроить голову на плече и не обращать внимания на колотящееся сердце, слушать другое, точно такое же, бешенное. Именно этого они оба хотели. Чонгук желал вновь воспринимать аромат чёрного опиума только на Тэхёне, приковать свои глаза к нему, делать что-то для Кима напрямую. Ему не нравилось все эти полгода в общественных местах замечать знакомые нотки этого парфюма на других; ему было до мурашек странно в людях, с которыми он общался, ненароком выискивать хоть что-то мало-мальски схожее, например, в характере с Тэхёном. Ему нужен сам он. Весь. Целиком и полностью. Как есть сейчас. Не отстраняясь, Ким говорит куда-то за спину Чонгуку: — Ладно, все эти трудности, хоть и было нелегко, точно стоили этих незабываемых эмоций… — кашлянув раз забавы ради, он делает ремарку, — наверное. Шутки шутками, но Чон бы сейчас дал парню щелбан, если бы то, о чём он говорит, являлось чем-то менее серьёзным и болезненным. — Ты хочешь повторить или как? — усмехается Чонгук, прикрывая глаза и так же покоясь на плече пришедшего. — А может ты? — переводит стрелки Тэхён. — Если ты так хочешь, то… — Нет, давай лучше подставим Юнги или Джина, потому что они соврали или утаили важное от нас обоих, — перебивает Ким. — Зато сейчас ты весь как на иголках, а это как деликатес, если ты мне просишь такое сравнение, — неопределенно отвечает другой, не подбитый ситуацией. На деле они вдвоём удовлетворены исходом чужих козней. — Ну, прощаю, — слегка пожимает плечами Ким, выравнивая дыхание, пульс и всё прочее. — Я чертовски рад видеть тебя, — наслаждаясь близостью, быстро проговаривает Чонгук, делая полшага назад, чтобы дать себе волю в разглядывании. — Красивая татуировка, я когда-то хотел такую, теперь хочу ещё больше — тихо звучит от него, когда он отрывает пару глаз от шеи. — Это уже будет плагиат, — мотает из стороны в сторону головой парень. — Да и ты даже не знаешь, где она заканчивается. Чонгук смотрит куда-то ниже груди брюнета, приподнимая бровь. — Определённо догадываюсь. — Но ты не уверен, — со скепсисом и наводкой. — Я расцениваю это как прямой намёк. Но мы же выше этого, у нас почти платонические отношения. Для выяснения всякого у нас найдётся час-другой когда-нибудь. Тэхён тянет одним уголком губ вбок. Его голод по разговорам любого рода с этим человеком никогда не иссякнет. С подтекстом или без, будь то что-либо серьезное или, к примеру, выбор перекуса. Главное, что с Чон Чонгуком. — Да, а сейчас самое время наслаждаться свободой, — беззаботно водит пальцем по скуле Ким. — Не имеет значения как, я просто хочу быть с тобой, — уже серьёзнее отвечает он, сияя. — Поехали отсюда… приглашаю на бизнес-ланч, — более торопливо и по-деловому. Не понятно, хочется куда-то спешить или наоборот — остановиться. Чонгук улыбается. Он согласен ехать куда угодно. Он так соскучился. — Да, конечно, сейчас, — он достает из кармана телефон, поясняя, что собирается сделать, — только всё отменю. На ближайшие дни. — Например? — Бокс. — Бокс? — переспрашивает Тэхён. — То есть… ты можешь каким-нибудь хуком или апперкотом уложить кого-нибудь с пары ударов? Ловя взгляд, полный неозвученных вопросов, он меняет направление: — Это я без скрытых замыслов, не думай. — Одно у тебя на уме, Тэхён. И не делай вид, что ты сам не можешь справиться с кем-нибудь, если будет надо. Я же вижу, — Чон окидывает взглядом его торс, скрывающийся за рубашкой, — что ты и сам разросся. А я и так давно хотел чем-то таким заняться, только так, в своё удовольствие, чтобы без посторонних, без травм… — Нехило, — кивает Ким, поглядывая на Чонгука и прикидывая в уме визуальные идеи того, как он отрабатывает удар за ударом. Такой спорт Тэхён не сильно любил, но разве это важно, когда теперь отделаться не можешь от одной идеи о Чоне и, допустим, груше. Тихая усмешка от парня, нашедшего интересное хобби, выбивает из колеи и вытаскивает из воображения. — Тэхён, — с наслаждением для себя называет имя удивительного человека Чонгук, — по глазам видно, что ты слишком заинтересован в том, чтобы увидеть тренировку. Хочешь? Я мастера предупрежу, придешь когда пожелаешь. Может и самому понравится. С удовольствием Ким бы в идеале убрал третьего лишнего в образе тренера, но таким распоряжаться он не собирается. Только кивает, поворачиваясь к выходу. — Давай. А Сокджина предупредить, что ты уходишь? — интересуется Тэ, попутно оборачиваясь. — Да, через пару минут, — отвечает Чон, подходя к Тэхёну и, не сдерживаясь, целуя его в скулу. От этого жарко становится, хотя парень вкладывал в это элементарное внимание, бережливость, созданные пришедшим вдохновением. — Кто-то сказал, у нас платонические отношения, — отходит к стене брюнет, ведомый другим. — Я совсем неопытный, прости мне эту шалость, потом мы вернёмся к возвышенному и духовному, — Чон кладёт одну руку на открытую шею, проходясь пальцами там, где может. Спина Тэхёна вплотную соприкасается со стеной. Их лица на одном уровне, что позволяет свободно общаться одними глазами. — Какая неопытность? Ты знатно изменился, по сосредоточенному выражению лица на мудреца похож. Увидь я тебя незнакомцем, проходящим по улице, дал бы тебе, — Ким тихо выдыхает, — все тридцать. Чонгук наклоняется к горлу, аккуратно целуя, потом поднимается выше, что можно услышать его дыхание у самого уха. Линия челюсти подвергается укусу, на что Ким быстро реагирует: — Все тридцать лет строгого режима, чтоб тебя… Дурачиться иногда очень весело, будь то слова или действия. Тэхёну трудно предположить, когда в человеке умирает подобный запал к развлечению самого себя. Может, в моменте осознания какой-то разочарованности, отчаяния — упадка в общем. Но сейчас всё точно не так, а однозначно лучше, чем когда-либо. Но даже об этом пике он не успевает думать, потому что не это актуально. — Чонгук, — за секунду меняя их местами, шепчет Тэхён, — с нами обоими шутки плохи. Мы такими темпами из офиса не уйдём. — Он расстегивает пару пуговиц на черной рубашке брюнета, разглядывая попутно родинки, убийственный разрез глаз, которые смотрят не менее щадяще. — Как минимум этот кабине твой, проблем не вижу, — голосом, от которого быстро ведет, отвечает Чонгук. Правда, приходится быстро сопоставить все элементы картины и сложить два и два. Странного Юнги, такого же Намджуна, их неосведомленность о его бизнесе. — Ты управлял оружейным в моё отсутствие? — озвучивает идею Ким, прижимаясь в конце вопросительного предложения своими губами к другим. Он без усилий раскрывает их, чуть ли не ударяясь зубами о чужие, потому что не рассчитал сил. Хотел бы начать более плавно, да только теперь такого шанса нет, потому что кислород из лёгких уходит, а оторваться от действа невозможно. — Я… — не успевает нормально ответить Чонгук, выбирая в важное напористо отдать полученный прилив взамен, повышая градус. — Да, — излагает он всё же кратко, ловя порцию воздуха и хватая за талию Тэхёна, как будто это последнее, что удерживает его на земле. — Спасибо я в карман тебе не положу, — прерываясь на каждом слове, шепчет Ким, в шутку залезая пальцами в упомянутую нишу в брюках. — Но я благодарен. Они тратят на эту взаимность минут пять, не заходя дальше, нежась. Это могло бы быть более продолжительно, если бы не урчащий живот Тэхёна, сообщайщий о голоде другого рода, о потребности в еде. Чонгук, приоткрывая глаза, поправляет на парне рубашку и волосы, не переставая периодически целовать. Когда запланированное возвращение всего в исходную позицию завершатся, он глубоким голосом говорит: — Твой бизнес-ланч ещё в силе? Что-то свыше сказало мне, что ты не проживёшь без трапезы. Он хлопает Кима по расслабленному животу и отходит к рабочему столу, чтобы забрать вещи. Тэхён не может на это не ответить как-то по-особенному, но только наблюдает за бродящим по офису Чоном, ликуя в душе.•
a few hours later
Уже стемнело. Маленькая закусочная на краю города. Где-то между летящими в даль трассами, менее людными местами, невысокими зданиями. На тесной парковке мало транспортных средств, только черный ниссан, два мотоцикла и мерседес Намджуна. Правда, людей собралось здесь побольше. Сокджина затащил Джун, Хосок совсем недавно приехал на такси, а Тэхён, разумеется, добрался вместе с Чонгуком, из своих каких-то соображений оставив лотус поближе к дому. Эта компания из семи человек мирно захватила чудное заведение, устроившись за длинным столом у барной стойки. Тэхён собрал здесь всех, как и обещал. Жёлтый приятный искусственный свет всё делает теплее: кожу, слова, улыбки, взгляды, голоса. Атмосфера тут самая непринуждённая, особенная, оживленная. Даже, наверное, еде и напиткам неповторимый вкус придаёт. Сидя рядом с Чонгуком, Тэхён с довольным лицом наблюдает за болтовней, в которую вовлечены абсолютно все. Даже Чимин и Хосок, ранее не особо уж и знакомые с Намджуном и Сокджином, в итоге отошли от всех формальностей и неформальностей вечера и принялись за обсуждение плюсов и минусов безалкогольного пива, потихоньку привлекая каждого в свою полемику. Сокджин и Юнги, с сомнением выслушивая всё это, выпивают уже по второй банке обсуждаемого предмета, но только с наличием градусов, дающих в голову. Эта пара решила сегодня напиться, к ним постепенно подключаются и Пак с Джуном, только не с такой страстью. Тэхёну же хватило одного стакана виски с колой, чтобы проникнуться моментом и придвинуться ближе к Чону, наедаясь картошкой фри и вместе с тем подкармливая парня. Совсем далёких от выпивки здесь нет, поэтому никаких ущемлений или дискомфорта априори не зарождается. Да даже если бы и остался трезвенник, проблем бы не было. Здесь все свои, нет междоусобицы, каждый достаточно открыт друг другу. — …Я последний раз играл в карты школьником, — отзывается Тэхён на внезапное предложение о партии, возникшее после вопроса Хосока, адресованного бармену, о том, чем же здесь можно развлечься. Сначала ему в шутку предложили снять на ночь девушку, но за секунду похолодевший вид Юнги под боком стал истоком отказа. — Поражение — желание. По одному от первого выигравшего и последнего, — энергично предлагает Хосок, окидывая всех лёгким прищуром. — Я знаю, что затея отчасти глуповатая, но мы ничего не теряем. — В общаге у нас так каждую неделю на этаже выбирается тот, кто будет мусор сортировать, — смеется Юнги, зарываясь пальцами в свои винные волосы. — Я там слежу за тем, чтобы мужики не мухлевали, поэтому и сейчас займусь тем же, а то карт не хватит на всех. В пьянеющую голову приходит разумная мысль, которой все подчиняются. Параллельно ходу их развлечения они делятся новостями, которых у каждого накопилось валом, вводя пытливого Тэхёна в курс дел. Первое время хотелось негласно подметить в нём какие-то изменения, найти различия с тем, каким он был до своего наказания. Да, время упрямо что-то меняет в людях, только их суть зачастую остается статичной и такой же естественной, хорошо это или плохо. По крайней мере, так у Кима. Он оттаивает с каждой минутой, проведённой тут, с этими парнями, ощущая вновь формирущийся здоровый порядок внутри себя. И каждый это фибрами души тонко чует. — Юнги правда филигранно скрыл от меня всё, — бубнит Ким младший, рассматривая карты и не находя там ни одного козыря. — Если бы я знал, что ты такой хитрый, следил бы за тобой, — а ловя удивлённый взгляд, только больше уверенности набирается: — Вот так, да! А чего ты там смотришь? Может ты что ещё умалчиваешь? Тебя вообще зовут Юнги? — Ты же сейчас договоришься, я перестану с тобой работать, малец! — фыркает Мин. — Тебе лучше думать, что всё это было секретом. Я их отлично храню, как и Намджун, — в поддержку приплетает он блондина. — Ага, — тянет тот как-то осторожно. — Я талантлив во всём, поэтому тайны тоже скрывать умею. Мои родители годами думали, что я интересуюсь девушками. А учитывая профессию отца, это подвиг. — Какой такой подвиг? — с претензией доносится от рядом с ним сидящего Джина. — Хочешь сказать, тебе было стыдно за тягу к мужчинам, и поэтому ты семью вокруг пальца водил? А как же ты мне предложение делал, раз не можешь нормально признаться старшим, что гей? Вот поэтому я тебе и отказал. — Какое, блин, предложение? — давится воздухом Тэхён, переглядываясь со всеми, с кем может. Парень возмущён исключительно тем, что ему об этом сообщают только сейчас. — Кольцо, обещания сопливые, помолвка, — с серьёзным видом вносит ясность Юнги. — Когда ещё на колено самый неугомонный встаёт и говорит что-то типа: «Ты выйдешь за меня?». — Ага, три раза такое было, — подтверждает Сокджин. — Один в офисе, второй в подъезде и крайний в парке, — вспоминает всё Нам, следя за тем, как отбивается Хосок. — Не расслабляйся, это не конец, — звучит с лёгкой угрозой от Кима в адрес несостоявшегося мужа, а потом он цитирует Ницше: — То, что нас не убивает, делает нас сильнее. Мне определенно нужна такая закалка и подобное воспитание перед тем, как ты уже скажешь «да». Сокджин пустым взглядом прожигает пространство перед собой и залпом осушает кружку пива, силясь устранить желание дать остроумному Джуну по лицу под смех остальных. Хосок внезапно вспоминает, как ему в начальной школе предлагала обручиться одноклассница, и рассказывает эту историю, на благо переводя хоть каплю внимания от предыдущего разговора. Чонгук всё это время смотрит на Тэхёна, который до этого потешался над Кимами, а теперь и над байкой Хо. Брюнет не отрывается от него, разглядывая выбивающиеся из стрижки волосы, лёгкую улыбку в профиль, общий вдумчивый вид. На пальцах те старые тонкие кольца, и ему интересно, какое бы тот хотел носить, когда их отношения приобретут брачный характер? И вообще, будет ли такое? Тэхён, чувствуя на себе глаза Чона, слегка поворачивает к нему голову, чуть больше отдаляя друг от друга уголки губ. Ким догадывается о его мыслях, поэтому смело придвигается ближе, закидывая одну руку ему на плечо и проходясь пальцами по серебряным маленьким кольцам в ушах. И пока он раскрывает рот, чтобы сказать что-то, Чимин без зазрения совести кидает, возвращаясь все-таки к актуальному: — Меня на обе свадьбы пригласите. Я подарком не разочарую ни Чонгука с Тэхёном, ни Джина с Намджуном. — Презентуешь безлимитный абонемент от полиции на погашение нарушений правил дорожного движения или наручники отцовские подгонишь? — издевается Хосок, получая от Пака атаку напоследок из казырного туза, и принимает, а Чимин первый выигрывает. Комментариев последний не даёт по поводу шутки. Тэхён так и остается в тесном контакте с Чонгуком, слушая разговоры, отбиваясь и поглаживая бархатную кожу. Здесь даже нечего романтизировать, всё уже готово. Они оба к концу не остаются в дураках, а вот Намджун в ожесточённой схватке против Хосока знакомится с поражением, на что получает замечание от Юнги по поводу заявленного ранее таланта ко всему. Блондину Чимин поручает заказать ещё выпивки, а Хо предлагает ему сказать тост за человека, из-за которого все они здесь собрались. — Только не слезливо, — просит Тэхён, смотря в родные глаза. Намджун прокашливается, но ничего не гарантирует, поднимая бокал с алкоголем. — Итак, уважаемые, — начинает он, — я счастлив, что компания позволяет мне свободно выражаться и не сковывает ни в чём… Думаю, хочу надеяться, что каждый, кто сегодня здесь, искренне рад за Тэхёна, притаившегося рядом с Чонгуком. Рад потому, что он снова может быть самим собой, давать нам новую почву для размышлений, без проблем напрямую делиться своими мыслями, продолжать всё, что когда-то встало на паузу. Наши мнения о тебе, Тэхён, могут быть неодинаковы, потому что я люблю тебя как члена семьи, Чонгук воспринимает тебя на совершенно ином уровне, Юнги ты роднее матери и ямахи, Хосок с Чимином, раз они с нами, приняли твою особенную персону в роли парня их друга, а для Сокджина ты тоже стал не последним человеком, потому что в тебе он нашел явно хорошие качества, раз пашет на твой магазинчик с оружием, помогая Чонгуку. Раз никто не сбежал, разве это не здорово? Люди учатся быть людьми благодаря тем, кто окружает их, и важности нет, будь окраска личности однотонная и вполне привычная или такая, как у тебя, — по-своему переменчиво-постоянная, идущая вразрез со стандартами. Чему-то она явно учит. Во мне есть частичка тебя, в тебе моя, мы все в той или иной степени и в разных смыслах приложили руку к жизням друг друга. Главное сейчас понять, что ты, Тэ, вернулся ко всем тем, от кого тебя забрали, чтобы идти дальше, существовать в гармонии и не тормозить. В итоге мы всё равно там, где должны быть. Сейчас, по крайней мере, точно. — Предлагаю до дна, — категорично и спешно заявляет Юнги, не откладывая свою идею и чокаясь со всеми. Достаточно звонко и звучно ёмкости сходятся в маленькой потасовке, символизируя единство. Чтобы обозначить для себя меру, сделать перерыв, не доходить до состояний, в которых пребывать для самих себя неприятно, парни быстро заканчивают ещё две игры и выходят на перекур, проветриться в затухающем тепле, соседствующим в поздние часы с обнимающей прохладой. Намджун выбирает забыть на время о табаке, уделив свое внимание в большей степени Сокджину, далекому от сигарет, поэтому те тихо болтают о чем-то своём вблизи дымящих. Последние же выведывают у Тэхёна о некоторых моментах тюремного быта, но в основном этим заинтересован Хосок, которому трудно представить в полной мере, какого там было Киму. Чонгук же, найдя опору в виде перил, смотрит на отрезок трассы, где сменяются машины, уносясь подальше. Из его губ редко вырывается дым, он просто слушает в меру тихую болтовню, гул автомобилей, глубокий голос, отвечающий на вопросы. Когда питаться одним только звуком становится мало, Чон поворачивается к Тэхёну и принимается выискивать в его глазах усталость, её признаки, чтобы выбрать подходящее время для возвращения домой. День достаточно насыщенный, а переутруждаться бессмысленно. Возможно, ему хочется как можно больше времени провести в компании парней, насытиться и вдоволь наобщаться с теми, кто хоть немного близок. Утомлён ли он? Веки медленно сходятся и отдаляются, речь не такая быстрая, улыбка чуть усталая. Чонгук может вечно разглядывать брюнета, пытаться понять или просто насладиться не одной визуальной составляющей, а чем-то другим, требующим вдумчивости и, вместе с тем, беглости. Хорошо, что Тэхён известен ему со многих сторон, будь то милый зевок/тон или полная жестокости приверженность своей установке, читающаяся не просто в глазах, а даже во вздохе. Чон с детства занимает себя поиском чего-то прекрасного в других — это помогает в самовоспитании. Но он с этим не слишком уж усердствует, ведь такое прививает романтизацию, застилающую ясное представление о мире. Кажется, аналогичное упражнение развлекает, потому что ты подмечаешь нечто естественно положительное, а потом иронично перебираешь недостатки, чтоб не ослепнуть. Это, стоит заменить, притупляет интерес другого рода, показательно прячет равнодушие и, вместе с тем, сохраняет честность с самим собой. Да только сходное воззрение рецензента и заполнение головы исключительно ради убийства времени уже не нужно, когда Чон замечает неожиданно пристроившуюся руку вплотную подршедшего Тэхёна на своей талии. От парня больше пахнет колой, чем алкоголем. Тот снова находит момент положить голову на плечо, да и вообще, он бы всего себя переместил на Гука, это замечают и знают и Хосок, и Чимин, и Юнги. Всё вяжется с настоящим Тэхёном, не удивляя. — Час поздний, — заключает Хо, — уже за полночь. Может, через минут тридцать-сорок по домам? — Да, было бы неплохо, мне завтра на работу, — поддерживает Сокджин, но на него сразу устремляются две пары чёрных пронзительных глаз. — Я официально даю выходной себе, — заявляет Намджун, потом выжидающе смотрит на Чонгука и Тэ, — и не только. — Не знаю, за кого вы нас принимаете, — сонно говорит Ким, — но его, — он кивком указывает на Чона, — и меня советую не ждать неделю. Минимум. Преуважаемый Джун, я оплачу простой работы, надеюсь на понимание. — Да кто ещё кому что оплатит! — звучит в ответ. — Хоть месяц не появляйся, понял? Пустые перепирательства, без них никуда. — Он же запомнит, — предупредительно шепчет Юнги блондину. — Если меня позовешь его дела выполнять, я попрошу тройную ставку. Всех это устраивает, поэтому вскоре сборище начинает разъезжаться. Хосок решает направить пьяного Мина к себе, а тот наперекор упрямо долго тянулся к своей ямахе, говоря, что планировал поспать в новой снятой квартире, да и вообще — мужчина он самостоятельный. Потом Юнги все-таки сдался под натиском Чона, а Чимин их вдвоём не оставляет, поэтому вся троица едет на такси к Хо, бросая мотоциклы, о которых позаботятся заказные и профессиональные трезвые водители. Намджун пил не так много, поэтому, что неудивительно, усаживает в мерседес Джина, принимая на себя ответственность за его доставку. Старшего это устраивает, а пыла противостояния в нём мало. Последними отбывают Чонгук с Тэхёном. За руль рвётся Ким, хозяин авто этому не противится, но предлагает ехать к себе. Тэ чувствует себя гостем в машине, как в последующем и в студии Чона. Черный кожаный салон ниссана, запах табака, свежий аромат масел растений и дождя, приследующий Чонгука. Эти неотъемлемые компоненты не столько контрастируют с белыми стенами и уютом жилища, как показывают динамичность и постоянство своего владельца. У старшего были догадки по поводу того, как её обустроил парень, насколько у них разнятся вкусы, но почему-то заранее было ясно, что ему определённо понравится. Эти несколько десятков квадратных метров кажутся Киму более настоящими, чем его небольшие апартаменты, обжитые годами. Молочный ламинат будто говорит: «чувствуй себя как дома, скинь любое бремя, неистинность». Только вот так влияет, скорее, Чонгук. Его манера существования читается во всём — как скидывает с плеч джинсовку, как ставит чайник, как рассказывает о переезде, как смотрит на вид из окна, блуждая, будто ему есть дело, по чужим харомам, где мигает телевизор, горит ночник или чистая темнота уже переносит людей в грядущее утро. Это удивительно, что Ким подмечает такое с потерей дыхания, пульса, слов в голове. Слишком он ублажает и сеет восторг посредством неспешного обаяния, искренности, обмачнивой непорочности. Время пролетает быстро за чаем, незаметно перемещая их на просторную кровать. Они лежат плечом к плечу на огромных подушках, проваливаясь в них, и смотрят в потолок, переплетая под одеялом пальцы, периодически сжимая и разжимая их с разной силой и смыслом. По стенам гуляют блики, пробравшиеся к ним от вывесок, соседей напротив, а в заглушающих уличный шум шторах запутался хилый ветер. — …если честно, я хотел извиниться за свою любовь к тебе, — делится своими мыслями Тэхён. — Я долго обдумывал смысл этой идеи, потому что не понимал, что она значит для меня. Было чувство, что я не могу просто вернуться сюда, сделав вид, что всё нормально. Во сне я слушал собственный голос, который говорил мне, что я бросил тебя, что я всю ответственность перенес на других, что отделался малым, что никому не нужно возиться с последствиями, которые я оставил после себя. Помогало то, что я без труда могу менять свои взгляды, смотреть на вещи со стороны, предполагать абсолютно все исходы, давя в зародыше неуверенность. Правда, когда я несколькими часами ранее ехал в Сеул, у меня чуть ли колени от волнения не тряслись. Это слишком непередаваемые ощущения, как будто от тебя вообще ничего не зависит… Тэхён долго не перестаёт говорить, а Чонгук лишь больше спрашивает, слушая и слушая, забывая о понятии сна и усталости, зная, что это не так важно. — …и, представляешь, я который месяц забываю спросить о смысле твоих татуировок, — спустя несколько тем вспоминает Ким. — Не то что бы у моей был невероятный посыл, но я понимаю, что она имеет в себе какую-то основу. Причем, я понял, что этой основой вполне может быть простое желание. Сколько всего становится чем-то огромным, формуруясь из прихоти… Кстати, я хочу заказать кофемашину! — Ты вроде в одном из писем писал, что начал пить кофе, — тихо говорит Чон, посмеиваясь от внезапного, почти невпопад, заявления. — Но я понял, что могу пить хоть обычный растворимый. Я хотел купить для тебя, но чтобы аппарат находился у меня. Такое можно расценивать как угодно, и Чонгук притих. Только потому, что Ким ему сейчас кажется таким милым и моментами сбивчтвым, что хочется вот так остановиться и запомнить его таким. — Ты не готов на такой серьёзных шаг в отношениях? — в шутку звучит от Тэхёна заместо паузы. — Мы же не будем соревноваться, кто из нас на что горазд? Окажется ведь, что ты не готов к чему-то более семейному, — уверенно заявляет Чон, приподнимаясь на локтях. — Ой, не недооценивай! Я такой семейный! — отзывается Тэхён, поворачиваясь к нему. Он начинает смеяться от недовольного лица, обращённого к нему. Все полгода ему не хватало Чонгука в самом полном понятии — когда они могут быть такими, лежать, болтать, открываться, заниматься чем угодно, осязая связь. И сейчас он так ценит секунды, минуты, часы с ним, что из всех действий по отношению к брюнету не может определиться, что же сделать: смотреть, дотронуться, поцеловать, обнять… Им хочется назвать это идиллией, зная, что так оно и есть. Ведь потом паре придется принять звонок в восемь утра от Хосока с тихим и истеричным рассказом о том, как тому пришлось спать между Юнги и Чимином. Да только суть в том, что память его никогда не подводит, и он отчетливо помнит настойчивые губы Юнги в ванной, от которых невозможно сразу отстраниться и сказать «так не делается». Сонному Чонгуку и Тэхёну остается потешаться, но у Хо назревают несколько вопросов к самому себе и бесстыдному байкеру.•
a few days later
Раннее утро, подёрнутое прозрачными обрывками облаков. Тусклый небосвод ещё не познакомился заново с солнечным кругом, а горизонт медленно светлеет, сбивая темень, растапливая её и тактично прогоняя. Пустая трасса и трезвых два разума, бодрых и полных сил после крепкого сна. Чонгук выжимает из своего ниссана волнующее рычание, сопровождаемое пламенем горящей топливно-воздушной смеси из выхлопной трубы, видя боковым зрением жёлтую машину сбоку; пришлось вложиться в авто, чтобы оно минимально уступало красочному английскому хищнику. Тэхён же, напитанный чужой энергией, едет совсем рядом на той же скорости. Пара по своей излюбленной привычке разговаривает по громкой связи, переглядываясь при надобности. Такая подчиненность желанию взаимодействовать гоняет их по острию лезвия очень часто. — Мы же не едем грабить банк, да? — с долей надежды в голосе спрашивает Ким у Чона. В данном случае не он встал ни свет ни заря, не он инициатор, но явное заинтересованное лицо, потому что в замечательной голове его молодого человека созрел какой-то план. — Ты же не отказался бы, — ведёт бровью Чон, его собеседник этого не видит, но знает. — Но да, твоя правда, сегодня мы не обогатимся. — Мне радоваться или грустить? — Если тебе нравится взламывать коттеджи, то определённо радоваться. Тэхён недоумевает несколько секунд приличия ради, но потом деликатно и заискивающе уточняет: — Надеюсь, проблем с уважаемыми органами правопорядка не будет. — За кого ты меня принимаешь, — бурчит Чон, выбрасывая из головы плохие мысли. — Мы сделаем доброе дело. Ну, относительно. Несколько недель назад ты потерял одного клиента по моей вине… — Который людьми торговал? — вносит ясности Ким. — Именно, — соглашается собеседник, не удивляясь тому, что брюнет уже всё знает. — Гореть ему в аду, — равнодушно кидает парень, высовывая руку в окно и играя с воздухом, рассекаемым его авто. — Если он есть, надеюсь, мы с ним там никогда не встретимся, потому что я бы лично его там… — он запинается, — …обезвредил, так сказать, ещё кучу раз. — Завуалировал, — смеётся Чон, продолжая рассказывать вводные детали их будущего набега на чужую собственность: — Так вот, суть в том, что у него дома хранятся документы, в которых прописан каждый заказчик. Даже представлять не хочется, зачем этим людям нужно подобное вложение денег в живой капитал. А вот Тэхён уже перебрал в своей голове все варианты, посмотрел на них с отвратительнейших точек зрения, на которые способен человек. И ему всё равно многое непонятно. — А если в покупателях будут чиновники, дипломаты, бизнесмены?.. — пытается проследить дальнейший ход действий Ким. — Найдём еще до кучи всякой грязи, потом сделаем им жизни поинтереснее, — беспристрастно изрекает Чон. — Такого врага никому не пожелаешь, — отвечает Тэхён, прогоняя мурашки. У него до сих пор от парня дыхание спирает, нутро замирает. Идти на поводу у этих чувств захватывающе. Это слово идеально подходит ко всему, что касается Чонгука. — От кого же я это слышу? — с долей сарказма вопрошает тот. — Сочту за комплимент. Интересно, что при понимании самой его сущности и старых и новых дел, парень всё равно навсегда то самое безопасное место Чонгука, выходящее за грани воображения. — А хочешь ещё парочку? — с энтузиазмом звучит из динамика Чона на весь салон. Тот не прячет улыбку, смотря на поворачивающую в нужное пригородное поселение дорогу. — Только парочку? — Я хочу свободно утрировать, поэтому исправлюсь. Парочку миллионов комплиментов. Это примерное количество, могут быть погрешности в сторону бесконечности… — Тэхён, — с вырывающейся доброй усмешкой произносит выжженное на сердце имя Чонгук, не специально заставляя и упомянутого парня растянуть губы в положительной гримасе. — Тебе следует понимать, что тебя ожидает ровно то же. — Это дуэль? Или своеобразный бойцовский клуб? — Он без драк. И проигравших нет. — Ты драгоценный, — внезапно делает первый ход Ким, двигаясь вслед за Чонгуком. Переваривая полученное, Чон усваивает информацию, не заставляя ликование молчать. — Ладно, я попробую выиграть тебя в другой раз. Ты победил. Твоя награда?.. — предлагает выбор парень, ссылаясь на недостаток времени для полноценной схватки. — Ты, — мгновенно летит в ответ. Чонгук глядит в зеркало заднего вида, замечая лицо Тэхёна в отражении и задаваясь вопросами: почему мысли сводятся к нему, почему так хочется только его около себя, почему он такой исключительный, самобытный… И ещё множество «почему», в ответ на которые получить «потому что» вполне себе достаточно. — Тогда останови машину, — просит Чон. — Зачем? — Чтобы поцеловать тебя, — без зазрения совести и вполне себе свободно выражается парень. Невозможно понять, что значит один для другого. Это что-то невероятно обширное, всеобъемлющее, правдивое. Возможно, это далось им нелегко в пучинах беспорядка, суеты и хаотичности. Но это определённо стоит того, чтобы остановить всё вокруг, нарушить порядки и пересмотреть принципы, поменять взгляды и мнения, найти друг друга, в итоге остаться настоящим и задержаться посреди трассы на пыльной обочине, запечатлев порыв друг друга. И сотрите им память, разделите их жизни, они повторят всё пройденное вновь.