Школьная любовь

      Хара уговорила Мицую не подвозить ее до дома. Не столько из-за страха, что мама их услышит, сколько из-за необходимости переварить случившееся.       Первым делом она набрала отца: после нескольких гудков ответа так и не последовало.       Медленно направляясь к дому, она пыталась придумать выход.       Хара опытным путем выяснила, что когда ее с занятий отпрашивает отец, Химоза всегда звонит матери. Потому что мама всегда отвечала короткое «знаю» на ее сообщение «меня забрал папа».       На этом цепочка действий обычно заканчивалась. Мать ни за что не станет звонить отцу. Никогда не звонила.       Она остановилась, ощущая волну холода вдоль позвоночника.              «Не станет же?»       Хара устало запустила руки в волосы. Гадать нет смысла. В любом случае очевидно — дома ее ждет очередной скандал.

***

      Первое, что Хара услышала, когда зашла в дом — поток неразборчивых ругательств с кухни.       Она разулась, и, испуганно глядя на мятую жестяную банку, валяющуюся в коридоре у стены, прошла на эшафот.       Увиденная картина ее шокировала.       Мать сидела за столом, подперев подбородок левой рукой, а правой изо всех сил била по его поверхности. Ладонь ее стала пунцовой, но она не обращала внимания. Рядом катались пустые банки пива и подпрыгивали, звеня, в такт ударам. Глаза ее казались стеклянными и покраснели от слез.       Пила она редко.       В основном, на годовщину их с отцом свадьбы. Говорила, что поминает умершего мужа.       Когда в начальной школе Хара спросила отца, почему мама так делает, он расплакался и не ответил. Больше она не спрашивала.       Сегодня не был день годовщины.       Хара стояла в арке дверного проема, как раз напротив места, куда не так давно, по всей видимости, впечаталась пустая банка пива, разбрызгав по полу остатки жидкости.       Старшая Энти соловело перевела на нее взгляд, ехидно ухмыляясь:       — О, доченька! А я думала, ты не придешь.       Она хохотнула:       — Неужели ты настолько дура?       Хара молчала, жуя внутреннюю сторону щек.       — Думала, всех обхитрила и сбежала со своим шкетом… как его там, — она прищурилась, вспоминая, — Такаши?       Хара измученно проговорила, складывая в голове пазл:       — Ты же обещала не брать не мой телефон.       Мать возмущенно ударила по столу.       — Я обещала, если ты будешь вести себя нормально!       Она уверенно поднялась на ноги, опираясь на стол, но тут же упала обратно, проскользив по полу ножками стула с противным звуком. И снова стала ухмыляться.       — Любовь думаешь, наивная? Крылышки себе крохотные отрастила, и все кажется таким беззаботным? — яд с ее губ струился безостановочно. — Давай подождем, пока он вырвет их тебе с мясом, уже таким беззаботным все казаться не будет.       Она расхохоталась, и тут же затихла. По щекам заструились слезы.       — Я думала хоть ты меня не оставишь, работаю как проклятая, чтобы академию тебе обеспечивать, каждую копейку на университет откладываю — ради твоей лучшей жизни стараюсь, а ты, безмозглая, из-за щенка какого-то все мои усилия обесцениваешь.       Хара исступленно сверлила взглядом глянцевую плиту стола. От жгучей обиды, пульсировавшей в ушах оглушающей кровью, слов в голову не приходило.       — Ах, я забыла, — продолжала старшая Энти, — у тебя любовь, — она драматично повела указательным пальцем, — первый встречный оборванец любви достойнее, чем мать.       — Это не так…       — Какой смысл в твоих словах, ты уже все доказала поступками.       Хара чувствовала, что сердце клокочет где-то в глотке. Она заговорила очень тихо.       — То, что терплю унижения Озакавы-сан все это время? Вместо прогулок с друзьями пропадаю за нотами или в академии? — она облизала высохшие губы. — И вместо того, что мне хочется делать, делаю то, что хочешь ты? Все это — не поступки?       Мать смотрела на нее с иронией.       — Все это ты делаешь для себя, дура, — она глотнула из банки пива и небрежно вернула ее на стол, разбрызгав напиток. — Для меня уже ничего невозможно сделать.       Она снова предприняла попытку встать из-за стола, и этот раз оказался успешным. Она, пошатываясь, направилась вон из кухни.       Наткнувшись на Хару в проходе, она небрежно оттолкнула ее, освобождая себе дорогу.       — Пора бы привыкнуть, что в этой жизни я не получаю ничего, — бросила она в тишину и захлопнула за собой дверь своей комнаты.       Хара на ватных ногах прошлась по кухне, собирая и выбрасывая пустые банки.       Выключила свет и бесшумно поднялась к себе наверх. Матери всегда замечательно удавалось заставить ее чувствовать себя ничтожной. Может, она такой и была?       Хара легла на кровать, уставившись в потолок.       Она подумала, что в последнее время льет слишком много слез, и кулаком стерла стекающие в уши струйки.       Так захотелось позвонить Мицуе, но вдруг возникнувшее чувство стыда ее остановило. Перед ним, перед матерью, перед собой?       Она обняла себя за плечи: это болезненное одиночество сводило ее с ума.       В голове вдруг прозвучали слова Мицуи: «когда ты играла, мое желаемое будущее казалось мне реальным, казалось, я могу быть частью другой жизни».       Она поднялась и села за фортепиано.       В ее желаемом будущем она хотела, чтобы ей не пришлось выбирать между самыми дорогими людьми; в ее другой жизни, все, кого она любила, были счастливы.       Но воплотить свою мечту ей суждено было только в мелодию.