***
Буквально через минуту после того, как надоедливый звонок наконец прозвенел, парень аккуратно вошёл в класс, глаза его при виде анархии в классе немного расширились: Арсений Сергеевич, явно злясь, стоял посреди класса, а, после прихода Шастуна, настойчиво глядел на него. На, закрашенной персиковой краской, стене красовались нарисованные маркером мужские половые органы, так же парочка рисовались на доске, но уже мелом. Помимо этого на доске висело множество фотографий, что друзья Антона прицепили на магнитики. Изображено было на фотокарточках гомосекусальное порно, на которых был заметно прифотошоплен учитель. Множество надписей, а-ля «Арсений-пидор-Сергеевич», «В нашей школе завёлся любитель ебаться в зад!», «Шок!». Одноклассники в это время громко смеялись, снимали действо на камеры телефонов, показывали на учителя пальцем, а один особо храбрый парень и вовсе встал со стула и смачно шлёпнул себя по заднице. Смотря на это месиво, Антону заметно поплохело. Казалось бы, шалость не огромная — друзья, слава Господу, не разбили окна, не сломали парты, но у юноши всё-равно при виде всего будто начиналась паническая атака. Дышать стало тяжелее, на главного героя нахлынуло множество воспоминаний, которые хотелось бы забыть. — Антон, иди, убирай это всё. — с ужасающей Антона разочарованностью в голосе попросил учитель, взяв сумку и выйдя из кабинета. Хлопок двери показался Шастуну невероятно громким сквозь гул в голове. Мир будто остановился, потерял прежние краски, чувство стыда вперемешку со страхом скопилось где-то внутри, болезненно раздирая органы. — Антош, ты чего побледнел? Присядь. — забеспокоилась Ира, взяв юношу под локоть. — Да, конечно, прости. — главный герой заулыбался во все зубы, садясь на парту. — Пошёл этот пидорок нахуй, дерьмо за ним убирать…***
Учитель вернулся в класс спустя пятнадцать минут после случившегося и, заметив, что в классе не было убрано, он ещё более злобно глянул на ученика. — Шастун, останешься после уроков. — холодно сказал мужчина и, не обращая внимания на перешёптывания и смешки, произнёс тему сегодняшнего занятия. Арсений Сергеевич говорил в этот раз крайне унылым, уставшим тоном, заставляя сердце Антона разрываться после каждого слова, вымученного вздоха. Таким, как школьнику нашептали одноклассники, преподаватель не был никогда. Чувство вины гложило всё сильнее, отчего юноше казалось, что внутренности вот-вот разорвутся. Пить Шастуну хотелось невыносимо, тело мелко тряслось, а чувство холода не прекращалось, отчего главный герой начал подозревать, что у него началась температура на почве стресса. «Какой у тебя-то стресс, идиот?» — карал себя парень, выдыхая ртом прерывисто. Когда невероятно мучительный урок закончился, Антон было обрадовался, что кошмар закончился, но он лишь начинался. Ученику предстоял разговор с учителем. — Сбежим? — предложил ему Грег, на что тот лишь отрицательно покачал головой. — Как знаешь. Напиши, когда освободишься. Стоило кабинету опустеть, оставив Арсения Сергеевича и Шастуна одних, главный герой на ватных ногах поплёлся к учительскому столу. Юноша буквально сдерживался, чтобы не упасть на грязный школьный пол, пока не подошёл к преподавателю, трясущимися руками держась за спинку деревянного стула. — Объясняй. — учитель скрестил руки на груди. — Мне нечего объяс… — было начал Антон, как его прервал Арсений Сергеевич. — Не юли, Шастун, я прекрасно вижу, что ты врёшь. — Но я говорю правду! — школьник насупился, скрестив руки на груди и отводя взгляд. — Самое отвратительное не столько то, что ты врёшь, сколько то, что ты этого не признаёшь. — учитель тяжко вздохнул, укоризненно взирая на ученика. — Это выглядит ужасно позорно, Антон. Ты мало того, что сделал нечто плохое, так еще и, спалившись, не готов это признавать. Шастун до боли закусил нижнюю губу, вжимаясь в парту. Чувство стыда раздирало еще хуже, чем делало это на уроке. Хотелось скрыться, раствориться, провалиться сквозь пол. Сделать буквально всё, чтобы не находиться в этом душном кабинете, ощущая на себе осуждающий взгляд Арсения Сергеевича. — Что вы хотите слышать? — оторвав руки от стула и начав перебирать массивные железные кольца, аккуратно спросил парень. — Объяснение происходящего, имя и фамилия того, кто придумал это, да и, в целом, как вы исправляться будете? — абсолютно спокойно ответил мужчина, голос которого даже не дрогнул. — Это я всё придумал. — стараясь сохранять такое же спокойствие, вполголоса произнёс подопечный. — Да ладно? — фыркнул Арсений Сергеевич. — И зачем же ты тогда пошёл на рожон, вызвавшись на самую явную роль? Неужели не понимал, что, будучи приманкой, привлечёшь к себе лишние подозрения? — Н-не понимал. — опустив голову, уже шептал Шастун. — Не ври мне! — повысил тон учитель, заставив ученика отдёрнуться от него. Антон лишь закусил нижнюю губу, предпочитая держать молчание и показывая этим, что от слов он отказываться не собирается. — Ладно, будет по твоему. — склонил мужчина голову в бок. — Тогда придётся разговаривать исключительно с тобой. Ты ведь понимаешь, что это можно без греха назвать вандализмом, статьей двести четырнадцать УК РФ? Перепуганный парнишка поднял голову, оглядывая изрисованные стены, и молча кивнул головой в знак согласия. — И как вопрос будем решать? — Арсений Сергеевич скрестил руки на груди, заглядывая окончательно поледеневшим взором Антону в глаза. Закусанная губа начала кровоточить, а сам Шастун почти до боли зажмурил глаза, надеясь, что, открыв их, окажется дома. Но вновь и вновь он смотрел затуманенным взглядом на злившегося учителя. — Я куплю краску и всё закрашу… — шмыгнул подросток носом жалко. — Думаешь, этого достаточно? — с издёвкой хмыкнул Попов, — Моё доброе сердце, конечно, говорит дать тебе поблажку, ведь ты лишь соучастник, но здравый смысл сильнее, посему я буду наказывать тебя в полной мере… — от этого рыкающего, агрессивно сказанного «наказывать» Антон невольно хихикнул. — Я сказал нечто смешное, Шастун? — Н-нет, простите. — дернулся он в ответ, заставив прыснуть уже собеседника. — Собственно, поэтому я буду разговаривать серьёзнее уже с твоими родителями. — задумчиво оповестил классный руководитель. — И, поздравляю, завтрашние уроки ты успешно сорвал, ведь в таком артхаусе я работать не могу, а в нашей «прекрасной» школе как всегда не найдется пустого кабинета. — Я приведу родителей. Когда?.. — тяжко вздохнул школьник. Арсений Сергеевич взглянул на наручные часы и, поняв, что уже три часа дня, предложил следующее: — Либо сегодня в часов пять-шесть, либо завтра с утра, выбирай. — Постараюсь сегодня. — сглотнув вязкую слюну, Антон поднял рюкзак с пола. — Я могу идти? Попов лишь безэмоционально кивнул, отвернувшись к учительскому столу, на котором располагалось множество папок с бумажками. Быстро попрощавшись к мужчиной, Шастун пулей вылетел из кабинета, а потом, даже не накинув куртку, помчался из школы домой. Щёки его раскраснелись от неминуемого стыда, а глаза немного пощипывало от грядущих слёз, что парень пытался сдержать. Ещё с девятого класса, когда всё началось, подросток перестал желать косых взглядов в свою сторону, хотя когда-то получал удовольствие от них, что всем казалось странным, но только не ему. Теперь Антон ощущал беспокойство и тревогу даже когда мимо проходила шумная компания подростков, начавшая ни с того, ни с сего смеяться. А то разочарование, что он сегодня ощутил со стороны Арсения Сергеевича, и вовсе вызвало у него несгорающую панику, желание кричать до сорванного голоса… Но точно ли это нормально?..