Ходячий замок Ника Кларка

В этом штате запрещены все секс-игрушки. Джорджия

      – Нам нужны снимки со спутников, – вдохновенно выдал Ник, разглядывая карту.       Алиша, втиснувшись между ним и пожевывающим апельсиновую жвачку Рамси, ткнула пальцем в железнодорожную станцию километрах в двухстах от нарисованного знака.       – Здесь полотно точно повреждено. Помнишь, мы проезжали мост сверху?       – Отец выделит нам людей, – резонно заметил Рамси, косясь в сторону никовой шеи – ему подумалось, что неплохо бы было накинуть на нее веревку, тогда жилка под бледной кожей забилась бы в быстром и хаотичном темпе, и наверняка в такую жару на коже Ника мгновенно проступил бы пот, стоило бы ему хоть немного по-настоящему испугаться – а Рамси бы добился, чтобы испугался Ник именно по-настоящему, и...       Алиша жалобно взглянула на брата, привставая на цыпочки.       – Неет. – Протянул Ник, делая вид, что не замечает расфокусированного масляного взгляда, упершегося ему в затылок под незаметным для сестрицы углом. – Все равно нет. Мама тебя не отпустит. Там, где пути сильно повреждены, можно будет попробовать обходные линии. Но нужно знать, что нас ожидает, а лучше, чем съемка со спутников, только съемка с квадрокоптеров или вертолетов. Если бы у Русе был вертолет, мы бы об этом знали?       – Полагаю, да, – раздавшийся за их спинами голос заставил их едва ли ни подпрыгнуть от неожиданности – позади стояло упомянутое лицо, опираясь на трость.       – Я пришел посмотреть, с кем общается в последнее время мой сын, – пояснил вошедший не им, а Мэдисон, застывшей в дверном проеме и смотрящей на явившегося хуже чем на адового посланника. Спустя секунду теплейшая улыбка на губах Мэдисон сопроводилась жестом, полным непритворного, казалось, радушия и полнейшей непринужденности:       – Конечно, мистер Болтон. Проходите. Я необыкновенно рада познакомиться с самым близким человеком лучшего друга моего сына.       – Крокодил крокодила видит издалека, – глубокомысленно подвел итог Рамси, когда они, уже через стекло, пронаблюдали оживленную беседу, состоявшуюся между их чУдными родственниками.       – Скорее, химера химеру, – пробормотал Ник. – Что-то мне это не нравится.       – Не боись, – хмыкнул Рамси, – зато мы получим полное снаряжение, обеспечение и не иначе как мини-армию. Если твоя мать не произведет на Русе должного впечатления, то я... обязуюсь месяц петь гимны в вашем церковном хоре.       – Ха! Падре Джордж тебя уже агитировал? А ты правда умеешь петь?       – Вокальная студия в Денвере с пяти лет, вообще-то. Отец заботился о том, чтобы я не вырос односторонним мудаком.       – То есть против многостороннего мудака он не возражал.       – Алиша! – Мэдисон махала им рукой. – Родная, не приготовишь нам чай?       Рамси проводил глазами упрыгавшую никову сестрицу, вернув взгляд к главному объекту нездорового внимания. Прозрачные, как стекло, глаза источали веселье, вязкое, как растекающаяся по песку патока. Неуместнейшая из улыбок, мгновенно разжижавшая раствор, скрепляющий реальность, заиграла на полных, красиво очерченных губах. Ник глянул на него искоса, пытаясь держать на всякий случай в поле зрения даже обустроившуюся вполоборота к ним Мэдисон – инстинктивная, ставшая уже привычной забота обеспечивать прикрытие. Замеченной, эта животная улыбка, до откровения выдающая применившего ее, была бы для Рамси лучшим способом самоубиться.       – Что? Новая идея?       – Ага.       – Срочная или подождет?       – Ну как сказать. Все подождет, ты же знаешь.       Ник вздохнул.       Темная, вязкая глубина, в которую, словно в нефтяное озеро, опрокидывался привычный мир, каждый раз накрывала психику, как в последний. В этом коридоре их сплетенных сознаний, ведущем во вселенную, казалось, параллельную, не соприкасающуюся, – не могущую соприкоснуться – с дневной вселенной, лампы здравого смысла гасли одна за одной.       Иногда ему приходило в голову, что это так же подло, как привязать к себе инвалида – но даже эта добавочная печать к эксклюзивности и неразрушимости происходящего его радовала.       «Тебя подводит чувство жизни», – сказал ему как-то раз Рамси, лишний раз напоминая, что весь его внешний образ – всего лишь старательное, с молоком и овечьей кровью впитанное прикидывание валенком с целью ввести мир в некое умиротворенное заблуждение.       Ник задумывался не раз, что его подводило. Пустыня, с которой можно разговаривать. Джомолунгма, одушевленная, живая, с которой можно путешествовать бок о бок. Конечно, это было интересней просто песка пустынь и ледяных гор. И все же объяснение ускользало.       По логике, все это экспериментальное приключение, растянутое во времени, должно было в какой-то момент стать насилием над психикой и желаниями, но... не становилось. Рамси, как-то перетянув судьбу на свою сторону, умел повернуть все обратно – туда, где снова осуществлялся выбор, и этот выбор не делался менее ослепительным, сколько бы раз Нику не предлагалось выбирать. Иногда он даже осознанно сканировал свои ощущения, просыпаясь утром в здравом рассудке и глядя со стороны, произносил внутреннее «да ну, бред» – осуществленное не должно было больше быть идеей фикс, и можно было заняться чем-то другим, и вообще никогда... но потом он видел Рамси. И они да, занимались чем-то другим – глобальная идея восстановить железную дорогу и проехать на поезде в те края, где зимой идет настоящий снег, была одним из островов адекватного времяпровождения – но даже это было так интересно только потому, что их совместная тайна сияла, как огонь подо льдом, даже если бы они решили никогда к ней не прикоснуться.       – Хорошо бы у нас была какая-то бронированная фиговина. Желательно, на ножках, как замок из японского аниме, чтобы пройти там, где техника не проедет.       – Или – а лучше и – летающая, – задумчиво заметил Рамси.       Ник фыркнул:       – И разумная. Хотя кому это помогало.       «Не тебе», – прочел он насмешкой мерцающее в бледных глазах.       Вздохнув еще раз, Ник взял Рамси за плечи и развернул к карте – спиной к маленькому собранию гигантов мысли и семейных очагов, не приходилось сомневаться, приглядывавшими сейчас не только друг за другом, но и за собственными отпрысками. Все-таки Рамси начинал в последнее время перебарщивать с откровенностью этих его чудесных выражений физиономии, а интуиция у Мэдисон зашкаливала.       Тот, не возражая, искоса глянул на Ника, чуть наклонив голову, жмурясь от голодного удовольствия: ему никогда не надоедало наблюдать, как избыток всепонимания в Нике оборачивался неуместным милосердием. Ник ни за что не проплыл бы мимо сирен, будь он на месте Одиссея – просто не смог бы оставить их так. В лучшем случае, корабль застыл бы в вечности, пришвартованный к какому-нибудь безопасно отстоящему от острова камню.       Алиша выглянула, балансируя с чайным подносом, ловко прихватила с террасы полотенце и окликнула Ника, кивнув в сторону держателей их странного мира, заключивших, по-видимому, некий негласный пакт о ненападении, или о чем там было возможно:       – Идите, мама сказала, вы тоже приглашены.