практикум самоанализа поведения индивида с красивым именем на букву и

Холодное пасмурное утро встречает Сяо вибрацией будильника из-под подушки, который он отключает спустя несколько мучительных секунд поисков на ощупь. Он даёт себе ещё несколько, чтобы разлепить глаза и окончательно проснуться, и сразу же натягивает поверх футболки толстовку, которую стаскивает со стула. То ли это и правда погода за ночь резко переменилась и теперь так холодно из-за открытого окна, то ли это просто Сяо. Он бросает взгляд на Итэра, который мирно сопит под боком — мельком, потому что смотреть на него слишком долго с утра бывает опасно, — размышляет о чём-то своём несколько мгновений и, так ничего и не решив, встаёт и идёт по направлению к ванной. Итэр просыпается пять минут спустя от собственного будильника. Он приподнимается на локтях, озирается сонно и, не заметив нигде поблизости своего главного источника тепла, плюхается обратно под ворох одеял, зарываясь в них с головой. По итогу Сяо всегда будит его сам, добрые десять минут — а в лучшие дни и больше, когда Итэру удаётся затащить его к себе — пытаясь растрясти недовольно бурчащую гору одеял и всё, что под ней, поэтому будильник — простая формальность, чтобы Сяо было не так совестно самолично прерывать его сон. Но сейчас ему почему-то больше не спится и не лежится, да и Сяо теперь по ощущениям нет слишком долго, поэтому он садится, потирает глаза и, недолго думая, крадёт со стула одну из чужих толстовок. Только, по правде говоря, Итэр крадёт их у владельца так часто, что можно поспорить по поводу того, кому здесь они в действительности принадлежат. Как и всё остальное, что есть у Сяо, но в этом он никогда никому не признается. Итэр ворвался в его жизнь так неожиданно и странно, присвоив себе всё в ней без каких-либо усилий и практически незаметно, а когда Сяо опомнился и осознал факт пропажи, было уже слишком поздно. Неуклюжий, но уверенный в себе, острый на язык, упрямый и своенравный, но добрый и отзывчивый, он пришёл и принёс с собой эти сонные утра с поцелуями под одеялом, свои длинные косы, мягкую тёплую кожу, объятия и букеты из одуванчиков, пачки от сигарет на подоконнике, пластыри в аптечке — он заполнил собой всё пространство, и Сяо без сопротивления вручил ему и свою одежду, и ключи от квартиры, и своё сердце. Он вспоминает их первую встречу чуть ли не каждый день. — Насколько плохо будет пошутить о том, что мы бы встречались, если бы я была парнем или ты не был бы геем? — сказала ему Люмин тогда. — Ладно, извини. Но вообще-то, — она приложила указательный палец к подбородку так, будто эта мысль и в самом деле посетила её голову впервые, — У меня есть брат. Мы близнецы, так что он выглядит так же, как я, только пострашнее. Нужно вас познакомить. Люмин и в самом деле такая же: импульсивная и делает то, что в голову взбредёт, только, в сравнении с Итэром, ещё более сумасшедшая и совсем без тормозов. Так что она действительно потащила Сяо знакомиться с её братом в тот же самый вечер. Итэр тогда плюхнулся в лужу в белых кроссовках, поэтому ходил по мокрому после грозы асфальту босиком, пока обувь сушилась на солнце, и Сяо ещё тогда подумал, что это будет началом его конца, наверное. Когда он посмотрел на них обоих рядом, пытающихся накормить лягушек чипсами, то понял наверняка: такие люди, как эти двое, рождаются раз в тысячелетие. То, как быстро Сяо влюбился и как долго и усиленно он это отрицал и скрывал, для него не было удивительно. Неожиданным стало то, как и почему Итэр ответил ему взаимностью, да ещё и такой напористой и требовательной. Итэра и Люмин знает и любит чуть ли не весь белый свет, поэтому Сяо провёл немало бессонных ночей на кухне у Венти, выражая своё недоумение тем, что Итэр постоянно зовёт гулять почему-то именно его, пока Венти понимающе подливал ему в стакан вино на правах семейного психолога. Но в этом всём Сяо тоже никогда никому не признается. Он возвращается в комнату, на ходу взъерошивая полотенцем мокрые волосы, и останавливается в дверях, чтобы посмотреть на развернувшийся в их комнате поединок. Ронг — большая бенгальская кошка с характером воительницы и охотницы — кажется, ненавидит и отвергает всех, кроме своего хозяина, и, на удивление, Итэра. Сяо временами даже кажется, будто Ронг любит Итэра больше, нежели Сяо самого. Иначе как ещё объяснить то, что она играет с его рукой, а не откусила от неё кусок и не съела в качестве обеда, как едва не произошло с Чайльдом? Итэр лежит на краю кровати, свесив голову, и лениво водит рукой по полу, время от времени подносит её к морде животного, чтобы подразнить. Сяо каждый раз машинально хватается за полотенце, свисающее с плеча, чтобы ловить в него разозлившуюся кошку в случае чего, и до сих пор не может привыкнуть к тому, что Ронг всего-навсего обхватывает руку Итэра лапами и игриво кусает. — Она такая хорошая, — говорит Итэр, не поднимая головы, — не верю, что она только на меня не нападает. Сяо отмирает наконец и подходит к кровати, присаживается на корточки и гладит кошку за ухом. — Бенгальским кошкам нужно давать много ласки с рождения и приучать их к рукам, иначе они вырастут дикими. А её половину жизни держали в вольере, поэтому она такая нелюдимая. Она и на меня нападала, когда я её только оттуда забрал, — Сяо обнажает запястья, усеянные шрамами от царапин, некоторые довольно глубокие, — Пока пытался приучить её к рукам и домашней жизни. Итэр слушает, но смотрит совсем не на кошку. — О, так это значит, что у меня хорошо получается приручать недолюбленных, лишённых ласки, диких животных? И говорит сейчас тоже отнюдь не о ней. Сяо боится посмотреть на него. — Я обещаю ценить этот навык и сохраню гордость за него в своём сердце. Улыбается. Смеётся. Издевается. Без ножа режет. Сяо всё-таки поднимает на него взгляд. — Как спалось? — Итэр спрашивает и тянется к столику за сигаретами, пепельницей и зажигалкой. Сяо клянётся, что никогда не позволил бы ему курить прямо в своей кровати, не выгляди Итэр в эти моменты так– — Нормально. Ничего не снилось. Лучше, чем кошмары. Итэр поджигает сигарету, бросает пачку рядом и берёт в свободную руку телефон. — Это хорошо. Ты стал спокойнее спать в последнее время. Да, думает Сяо про себя, наверное. Итэр делает ещё одну затяжку и листает ленту Твиттера в телефоне. Сяо цепляется взглядом за свою толстовку на нём. Нет. Это его совсем не устраивает. Ему нужно внимание. Сяо садится перед ним на кровать, обхватывает запястья и заставляет упасть на спину, нависая сверху. Итэр встречает его необъяснимым выражением лица: у него оно такое выразительное, отражающее буквально каждое самое крошечное изменение в настроении, весь спектр эмоций одновременно, делая Итэра нечитаемым для остальных, несмотря на всю свою экспрессивность. Удивление, удовлетворение, самодовольство, предвкушение, любопытство и, где-то совсем на краю этого спектра, — немного смущения. Сяо называет это «практикум самоанализа поведения индивида с красивым именем на букву И», и он в этой дисциплине уже — дипломант с отличием. Тоже повод для гордости, его персональный. В одной руке поспешно тлеет сигарета, во второй — приходят уведомления. Пускай, думает Сяо. Сейчас Итэр всё равно только его — в его квартире, в его кровати, в его толстовке, в его руках — егоегоего. Ни у кого нет права обижаться. Итэр приподнимает бровь и смотрит на него то ли с вопросом, то ли с вызовом. Сяо хочется зарычать. Он наклоняется ниже, ближе, и шепчет прямо возле чужого лица, роняя на него капли с мокрых волос. — Верни мне то, что украл, ты, наглый мелкий воришка. — Я и не крал, — ни капли сожаления на этом нечитаемом выразительном лице, — Взял во временное пользование в связи с непредвиденными обстоятельствами. Холодно же. — А я и не про толстовку. Сяо сокращает мучительные сантиметры и целует, так привычно и по-домашнему слизывая с мягких тёплых губ надоевший ягодный вкус. Так, будто убить и умереть за возможность делать это каждый день совсем недавно было не здесь и не с ним. Итэр улыбается в поцелуй, и Сяо стремительно тлеет, прямо как та несчастная забытая сигарета. Итэр освобождает руки и зарывается пальцами в мокрые пряди нефритовых оттенков, и Сяо чувствует, как сгорает. — У тебя волосы приятно пахнут, — бросает Итэр так, будто это самое подходящее, что можно сказать, пока Сяо целует его под ухом и пока его собственные хитрые пальцы забираются Сяо под толстовку и очерчивают контуры татуировки на спине. Итэр довольно отмечает, что у Сяо горячая кожа: он любит, когда Сяо тепло. Его спина прогибается под пальцами Итэра так, будто Сяо действительно самый настоящий кот. У него там — два золотых крыла, продолжение нефритовой птицы, что обрамляет руку. И в глубине души Итэр, хоть и практически уверен, что он Сяо приручил, боится, что эта птица может улететь от него, не выдержав жизни в клетке. Итэр всегда давал ему больше личного пространства и времени для себя, пусть это никак не сочетается с его врождённым инстинктом быть всегда, везде и много. Сяо эту снисходительность ошибочно принимал за ветреность и безразличие до тех самых пор, пока Итэру не дали ясно понять, что Сяо так и нужно: видеть рядом — всегда, касаться — везде и дышать им — много. Так, будто Сяо тоже боится, что Итэр ускользнёт от него однажды, будто мираж, сон или галлюцинация. Но Итэр — в ответе за тех, кого приручил, а Сяо никогда и не был против быть прирученным. В конце концов, если присмотреться, Сяо Итэра тоже немного одомашнил, пускай сам ещё об этом не догадался.