From Twitter

      — Хэй, Кагеяма, — открывая дверь, произнес Хината. — Представляешь, мы выиграли сегодняшний матч!       Рыжеволосый плюхнулся на стул. Стянул олимпийку, повесил на спинку — в помещении было душно.       — Прости, что сразу не пришел. Заскочил домой, принял душ и вещи оставил. Так вот…       Несколько минут парень красочно, размахивая руками, описывал со всеми мелкими подробностями полет мяча на площадке. Как мощно подавал Ацуму-сан, как сокомандники блокировали, не давая забить очко. Как высоко летал он сам. Иногда упоминая про особо хорошие подачи своих соперников.       — И вот, Ацуму-сан подпрыгивает… — Хинату перебил скрип открывающейся двери.       — Хината-сан, время посещения закончилось, — тихо произнесла девушка в белой униформе, когда мягко посмотрела в его красные и опухшие глаза. Глаза, которые хотелось закрыть и больше не открывать, чтобы не видеть всего ужаса, происходящего в жизни.       — Да, конечно, — закивал Шоё, переводя взгляд на бледное, почти белое лицо Кагеямы, который лежал на больничной койке в отделении реанимации.       Парень перевел взгляд с осунувшегося лица на впалые ключицы. Проследил вниз по руке до пластиковой трубки, воткнутой в руку. Кагеяма стал настолько бледным, что все вены, особенно на руках, стали ярко синими, обличающе заметными.       Хината сглотнул.       Он не хотел смотреть вниз, не хотел видеть, что произошло с меткой. Такой же как у него. Абсолютно идентичной.       Его воспаленный мозг воспроизвел воспоминание того прекрасного дня. Дня, когда они «нашли» друг друга. Он до сих пор помнил весь вихрь эмоций, когда увидел метку на руке Кагеямы.       Их метка — волейбольный мяч с черными крыльями по бокам. Очень красивая, а главное — характеризующая все важные для Шоё вещи. Включая Кагеяму. Тогда Хината радовался как ребенок. Сейчас он хотел плакать как маленькое дитя, которое сильно обожглось. Теперь все эти вещи стали не важными без Кагеямы.       Не об этом он мечтал. Но кто его спрашивал.       Метка потрескалась.       Хината не сдержался. Посмотрел.       По ней шли миллион маленьких трещинок, раскалывая мяч, крылья и сердце Шоё. Он ощущал себя Пангеей. Ведь и Пангея когда-то была единым континентом, связывала все в одну сушу. Но в конце концов она раскололась, разошлась по всему свету. Как сейчас Шоё, развалившийся на части.       С виду единое целое, внутри — одни разорванные, небрежно разрезанные куски.       — Завтра дорасскажу, — сказал Хината, со скрипом отодвигая стул. Встал. Потянулся и нежно поцеловал в лоб. Он знал, что будет в итоге. Знал это в глубине своей сломанной души.       Потом вышел из палаты, аккуратно закрыв за собой дверь.       Хотелось плакать. Рыдать, биться в истерике от своей беспомощности. Но слез просто не осталось.