Далёкие странники/Word Of Honor

Глава 53. Встреча Нового Года Вэнь Кэсин сделал, как и обещал.  Он забрался на тот большой валун, сделал приятное заявление, что хочет не торопиться, чтобы написать эпитафию старому мастеру Лун, и на самом деле «не торопился» - как будто он вышивал, он вырезал всего десять или около того слов  каждый день, да еще и осматривать их приходилось со всех сторон.  Строки должны были быть рифмованными, слова - ровными и прямыми, а сценарий - сложным.  Когда он закончил писать, ему даже пришлось сделать несколько шагов назад, чтобы полюбоваться им самостоятельно - заложив руки за спину и покачивая головой в знак самоутверждения, это было так, как если бы он считал себя живым Ли Баем или  Ду Фу. А потом действительно взглянул на то, что он написал.  Он написал много, но со своим творчеством уехал в город и отошел на десятки тысяч миль от темы - если бы он писал контракт на покупку осла, ни один волосок животного не был бы упомянут в его трех  многослойных страницах.  Даже Чжан Чэнлин, увидев это, подумал, что старший Вэнь, скорее всего, был слишком сосредоточен на сочинении этой эпитафии до такой степени, что забыл о старом старшем Луне. Чжоу Цзышу начал бродить по Цзянху в молодом возрасте и всегда был крепким телом, способным выдерживать удары.  После двух дней слабости и хрупкости он вернулся к своей бодрости и мучил Чжан Чэнлина, заставляя его тренироваться по вершинам стен в маленьком дворике этого поместья в горах.  Трудности были неописуемыми, но маленький юноша, опасаясь, что его шифу объявит, что его рана исцелена и что они уйдут, не осмелился ни капли сжаться. Но, скорее всего, эта зима была слишком холодной.  Даже Шучжун замерз, его люди и существа были слишком ленивы, чтобы двигаться, а Чжоу Цзышу действительно забыл об уходе. Они отметили прошедшую Лабу, а затем Малый Новый год. Несмотря на то, что в этой огромной усадьбе было всего три человека, каждый день по-прежнему был полон шума и суматохи. Когда Чжоу Цзышу свернулся калачиком в объятиях Вэнь Кэсина на полдни, на второй день он напугал Вэнь Кэсина излишней осторожностью - Вэнь Кэсин знал, что Чжоу Цзышу должен мучиться из-за своих травм, но он не знал, что его это сильно мучило.  Теперь, когда сердце Вэнь Кэсина начало болеть за него, он относился к Чжоу Цзышу как к фарфоровой кукле и больше не осмеливался бессмысленно ссориться с ним. Тем не менее, после двух дней ужасно осторожных наблюдений он обнаружил, что эта «Фарфоровая кукла Чжоу» была до некоторой степени безжалостна и совершенно не помнила об этих случаях агонии.  Каждый день на рассвете, когда боль проходила, он, казалось, забывал о ней, как тварь с объемом памяти, какой бы короткой она ни потребовала, чтобы опустить лапу - он высмеивал других, когда должен был, и проклинал, когда он должен.  Казалось, что умывание лица тоже могло смыть с него усталость;  за завтраком он, как всегда, был полон энергии, а его палочки для еды продолжали летать.  Он ни капельки не скупился на еду и полностью работал в обычном режиме. В этот момент Вэнь Кэсин понял, что некоторым людям не суждено вести изнеженный образ жизни.  Ласкайте его, и он с таким же успехом может пойти потрепать свинью;  какая трата его чувств. Когда Лун Сяо был жив, у подножия горы были жители деревни, которые каждый месяц доставляли в поместье припасы.  Очень подозрительно относясь к другим, Лун Сяо работал с марионетками, чтобы забрать предметы и заплатить, но лично не встречался с жителями деревни. В мгновение ока наступил новый год.  Чжоу Цзышу и Вэнь Кэсин провели большую часть дня, изучая марионетку, во время которой они оба сражались со своими мечами во множестве раундов.  После того, как каждый из них получил около пяти разных наименований, основанных на главном предмете «ни на что не годный», они наконец обнаружили, что марионетка не слушает чьи-либо инструкции.  Таким образом, Мастеру долины Вэню пришлось снисходительно сориентироваться с картой, чтобы собрать праздничные товары. Каждый раз, когда они приходили, простые и честные сельские жители видели только искусственных марионеток.  На этот раз, внезапно увидев существо из плоти и крови, спускающееся с неба на их глазах, они подумали, что божество наконец спустилось в мир смертных.  Они даже неоднократно молились за его фигуру, которая в мгновение ока бесследно исчезла с его несравненным цигуном. Все трое с радостью привели в порядок усадьбу и ждали нового года и его торжеств. Что значило встретить новый год?  Целый год простолюдины трудились и трудились, не желая есть и надевая лучшее.  Они тосковали по небесам, чтобы сэкономить им немного еды, жаждали, чтобы мир был мирным в наступающем году, жаждали, чтобы вся семья, старая и молодая, вернулась и воссоединилась - жить было нелегко, и как они тосковали  , не то чтобы они не чувствовали себя одинокими.  Просто после тысяч лет такого образа жизни эта частичка одиночества глубоко проникла в их кости и перестала быть очевидной. Только в новогодний день они могли позволить себе сразу полностью развлечься - они развесили несколько потрескивающих петард, чтобы разжечь суету, и вытащили всю еду, которую они обычно не хотели есть, чтобы должным образом вознаградить себя. Даже если им пришлось бы затянуть пояса сразу после прихода весны.  Круглый год они с нетерпением ждали этого короткого шанса потворствовать своим желаниям;  даже если они были совершенно без гроша, пока была семья, в канун Нового года нужно было праздновать. Мастер долины Вэнь никогда не думал, что день, когда ему придется лично готовить новогодний ужин, наступит еще при его жизни.  Чжан Чэнлин когда-то был молодым мастером, и хотя он очень хотел показать свою сыновнюю почтительность, он, к сожалению, был неуклюж и не мог выполнять свои обязанности, даже если хотел.  Что до Чжоу Цзышу - он раньше был лордом, а теперь продолжал слоняться, как один. Вэнь Кэсин чувствовал, что это событие стоит отметить, и поэтому приложил для этого большие усилия, деловито метаясь взад и вперед.  Прежде всего, он указал на Чжан Чэнлина и проинструктировал: «Малыш, забей цыпленка». Замерзнув, Чжан Чэнлин посмотрел на дико кудахтающего цыпленка, затем указал на себя и спросил: «Старший, я?  ... Резня ... это? " С чувством юмора Вэнь Кэсин сказал: «Он может убить тебя?  Поторопись, курица должна рано идти на плиту, вкус только усилится после долгого кипения». Нервно Чжан Чэнлин поднял нож и на цыпочках подошел к нему.  Собравшись с духом, он поднял руки, стиснул зубы, закрыл глаза и взмахнул ножом.  Курица подпрыгнула, хлопая крыльями, и уклонилась от удара.  Он выпрямил шею и вскрикнул, как будто намеревался сразиться с ним насмерть. Чжан Чэнлин осторожно шагнул вперед, собрался с силами и протянул руку, чтобы схватить его.  Цыпленок, который мог сказать, что он выглядел крутым только снаружи, свирепо вскочил и клюнул его за руку.  Испугавшись, Чжан Чэнлин отдернул руку и отступил.  Пройдя дюйм, цыпленок прошел милю и погнался за ним.  Между человеком и цыпленком было неясно, кто из них пытался зарезать другого;  они начали метаться в маленьком дворике, кудахтали и причитали. Чжоу Цзышу сидел на корточках у кухонной двери, изо рта торчал стебель сушеной травы, и смотрел на него с большим удовольствием.  Увидев, что он работает на холостом ходу, Вэнь Кэсин высунул ногу и ткнул его кончиком ботинка, сказав: «Нож для скота, иди забей цыпленка». Чжоу Цзышу приподнял бровь и взглянул на него.  В стороне завопил Чжан Чэнлин: «Шифу, спаси меня!» И вот, в конце концов, Лорд Чжоу ничего не сказал и послушно пошел зарезать цыпленка.  Он умел убивать людей и так же умел убивать животных - храбрый воин-петух, наконец, увял в его руках, и у него даже не было возможности произнести последние слова, прежде чем он погиб.  Мастерство Чжоу Цзышу в удалении потрохов было беспрецедентным;  Спустя некоторое время он вымыл курицу, вымыл руки и вернулся, больше нечего делать. Вэнь Кэсин посмотрел на свой готовый продукт и молча сказал себе, что этот человек обладал высочайшими достоинствами.  Затем, нарезав овощи, он приказал: «Развеси огонь под плитой». Рядом с печкой с опущенной головой стояла неподвижная марионетка;  очевидно, что эти хлопоты в этом месте обычно выполнялись не людьми.  Когда он поднял марионетку и отложил ее в сторону, Чжоу Цзышу услышал, как Вэнь Кэсин отвлекся от своей суеты и собирался подразнить: «Этот неполноценный ребенок Лун действительно не знает, как получать удовольствие.  Когда кто-то ест, он должен есть что-то, сделанное руками человека.  В нем есть душа и аромат, и в нем даже может быть любовь… » Он кокетливо посмотрел на Чжоу Цзышу и сказал: «Когда ты попробуешь его сегодня вечером, ты сможешь убедиться». Чжоу Цзышу проигнорировал его.  Он присел на землю, чтобы осмотреть печь, как будто столкнулся с большим врагом, и неуклюже поднял щипцы для огня.  Тем не менее, как бы он ни держал ее, он нашел ее неудобной и снова сменил хватку, изучая ее несколько раз. После долгого ожидания ответа, Вэнь Кэсин наклонил голову, чтобы посмотреть, и не смог удержаться от слов: «Достаточно, что ты получаешь, глядя на это с любовью?  Поторопись и разожги огонь». С каких это пор Чжоу Цзышу делал что-то подобное?  Он, естественно, предположил, что надо принести связку дров и воткнуть ее в основание печи.  Затем он наклонил голову и увидел, что основание заполнено не полностью.  Думая, что потом будет сложно добавить еще дров, и желая сделать всю работу сейчас, чтобы не пришлось делать это позже, он придумал блестящую идею перенести еще одну связку, засунув ее всю в базу печи, и зажег ее. Это было ужасно.  Еще до того, как появились искры, первым поднялся черный дым.  Однако он увернулся достаточно быстро, поднял щипцы и сделал огромный шаг назад, непонимающе уставившись на плиту.  Поспешив исправить ситуацию, Вэнь Кэсин наскреб более половины дров, дважды повернул голову, чтобы покашлять, и сказал: «Черт, ты пытаешься сжечь дом?» Чжоу Цзышу на мгновение замолчал, а затем, действуя так, как будто знал, о чем говорит, настойчиво высказал свое мнение с оправданным видом: «Эти дрова плохого качества.  Дым такой густой, дерево, наверное, слишком влажное.» Его тоже без объяснения причин выгнал из кухни Вэнь Кэсин, по лицу которого текли слезы.  Он и Чжан Чэнлин уставились друг на друга и сидели в ожидании еды. К тому времени, как Вэнь Кэсин, наконец, закончил готовить целый стол для новогоднего застолья, небо полностью потемнело.  Снаружи становилось все холоднее;  северо-западный ветер безостановочно дребезжал в оконных решетках, но в комнате было жарко от нескольких небольших печей внутри дома.  От вина, нагретого на плите, постепенно усиливался аромат.  Чжан Чэнлин восторженно нес тарелки одну за другой к столу;  когда он сел, он чувствовал себя загипнотизированным. Он думал, что у него больше никогда не будет дома, что ему суждено быть бродягой без гроша в кармане на всю жизнь.  Но кто бы мог подумать, что у него еще есть шанс так достойно встретить Новый год?  Он почувствовал, как рассеивается большая часть отчаяния в его сердце;  нетерпеливо глядя на Чжоу Цзышу, а затем на Вэнь Кэсина, он подумал, что небеса, вероятно, улыбнулись ему. Чжоу Цзышу всегда был любителем вина, и в этот момент его соблазнил запах вина.  Сначала он налил себе чашку, опустил взгляд, поднес ее к носу и долго нюхал, прежде чем наконец проглотить ее.  Он чувствовал, что, хотя домашнее пиво этого фермера не было лучшим брендом, у него был чистый аромат, который нельзя было описать, и когда он таял на языке, он согревал его изнутри до самого конца. Он напомнил, что в это время в прошлые годы столица была самой оживленной.  Был ночной рынок, Лунная Дева, исполняющая свою песню на Лунной Реке, и вечерний комендантский час в городе, отмененный на Новый год, - это было очень шумно.  Но даже вино высшего сорта в этой чашке, выдержанное десятилетиями, казалось, было испачкано запахом румян;  пока он пробовал его на языке, он всегда думал о другом, и вино теряло вкус.  Это вино еще никогда не было таким ароматным. Совершенно неожиданно пара палочек для еды полезла в его миску и бросила в нее немного еды.  Ошеломленный Чжоу Цзышу поднял голову и увидел Вэнь Кэсина, который обычно с удовольствием выхватывал что-то у людей, смотрящий на него с нежной и теплой улыбкой на лице и говорящий: «Ешь что-нибудь, пьяница». При этом он почувствовал, что кто-то слегка укусил его за сердце. Внезапно Вэнь Кэсин вздохнул и подумал: «Это самый лучший Новый год, который я отмечал в своей жизни». Чжан Чэнлин не знал о происхождении этой загадочной фигуры и слушал в замешательстве, только чтобы услышать, как Вэнь Кэсин продолжает: «В предыдущие годы, в этот день, я имел дело только с группой людей, которые либо хотели получить  на моей хорошей стороне или у кого были гнусные намерения, затем выпить несколько чашек вина с Гу Сян в качестве обряда, только мы вдвоем.  Нам тоже не о чем поговорить, и мы просто так переживаем еще один Новый год». Он покачал головой: «Если у тебя нет семьи, зачем ты празднуешь Новый год?  Ты только хочешь расстроить себя.» В глазах Чжан Чэнлина этот старший Вэнь мгновенно превратился в жалкого человека с трагическим прошлым, и он начал ему сочувствовать.  Однако Чжоу Цзышу посмотрел на него с легкой ухмылкой и сказал: «А как насчет ваших женских ... близких мужчин?» Вэнь Кэсин сказал: «Один платит деньги, чтобы напиться, другой продает свои улыбки и тело - разве это может быть какой-то праздник? А-Сюй, мы хорошо празднуем Новый год, не завидуй». Чжоу Цзышу очень хотел ополоснуть его вином, но в конце концов не смог этого сделать.  После долгих колебаний он все же плеснул его себе в рот. После веселого ужина, посвященного воссоединению, Чжан Чэнлин нашел откуда-то струю петард и зажег ее во дворе.  Красные и пылающие петарды отмечали прошедший год;  он начал громко смеяться, как маленький мальчик. Чжоу Цзышу сидел на ступенях, выпивая одну чашку за другой.  Вэнь Кэсин тоже сел, резко протянул руку и схватил свой кубок с вином.  Коснувшись его взгляда, он улыбнулся, намеренно определил место, где его губы только что коснулись, и допил оставшуюся половину вина.  Когда он закончил, он даже прилизал край чашки, как будто этого было недостаточно, чтобы насытить его. Чжоу Цзышу повернул голову, чтобы отвернуться от него, чувствуя, как его мочки ушей нагреваются.  Весело улыбаясь, Вэнь Кэсин взял его руку и заключил в свои объятия, чтобы согреть. В глубине души он чувствовал, что это было самое счастливое новогоднее празднование в его жизни.