предрассветное

Зимний вечер плавно перетекал в ночь, когда генерал Епанчин вспомнил о необходимости покупать дочерям рождественские подарки и вызвал Парфёна из комнаты, желая пошептаться с ним о том, где и как лучше будет прикупить иную интересную вещицу. Лев Николаевич спокойно проводил Рогожина глазами и остался наедине с сёстрами; Лизавета Прокофьевна, устав от их бессмысленных и шумных разговоров, давно уже удалилась к себе. Без Парфёна Семёныча девушки вмиг расслабились и повеселели, и комната тут же наполнилась хохотом и загадочной атмосферой колкого веселья. С князем сестры Епанчины вели себя иначе и, совершенно не заботясь ни о каких приличиях, могли позволить себе всякую шутку. Лев Николаевич на их розыгрыши никогда не обижался, и, радуя веселых девушек своей беспомощностью, только очаровательно и смиренно краснел. В присутствии Парфёна такие номера у них, конечно, не проходили — он оберегал князя от колких девичьих шуточек и излишней вольности Епанчиным не позволял, — поэтому, дождавшись наконец удобного момента, сёстры решили навеселиться вдоволь. — Лев Николаевич, такая чудная зимняя ночь! — с задорной улыбкой воскликнула Александра, только Рогожин успел скрыться за дверью, — Давайте же погадаем! — Да, Лев Николаевич! — вскакивая, подхватила Аглая, — Будем гадать! Аделаида, туши, милочка, свечи! Александра, неси сюда карты, и скорее, скорей! Князь напрягся, схватился за рукоятку кресла и взволнованно оглянулся на дверь. Девушки, проследив за его движением, развеселились ещё пуще прежнего. Свечи гасли, и комната стремительно обращалась во мрак. — Н-но это нельзя... — пробормотал князь, теряясь, — Это грешно, грешно!.. Лев Николаевич этих языческих развлечений не одобрял и поэтому страшно взволновался, понимая, что перечить Епанчиным у него теперь не выйдет — уж если сёстры что задумали, то этого не миновать. Александра, уловив его напряжение, сжалилась и бросила на младших сестёр выразительный взгляд. Девушки под её взглядом присмирели и чуть подуспокоились. — Так это всё шалости, Лев Николаевич! — сказала она, подходя к его креслу, — Не беспокойтесь, пожалуйста! Это Божьему закону не противоречит! — Да, Лев Николаевич, — с ласковой улыбкой подтвердила Аделаида; она любила князя нежнее всех и ни за что бы не позволила своим сёстрам его случайно обидеть, — Это доброе гадание будет, которое только с благословения Божьего и совершается! Это доброе гадание, Лев Николаевич! Гадание на судьбу и на любовь. На ту любовь, которая небом определяется! Лев Николаевич оглянулся по сторонам и смутился ещё пуще прежнего. Разговоров про любовь в этом доме он пытался избегать, хоть и, конечно, чувствовал, что сёстры про его сердечные дела давно уже всё проведали. — На любовь?.. — прошептал он, бледнея, — Ох, право, я не думаю... — И нечего думать, Лев Николаевич, — строго прервала его Аглая, — Чего вы всё стесняетесь и душой кривите? Вам наши забавы девичьи не нравятся? Или вы, может, сомневаетесь, что мы с сёстрами такие же воцерковленные будем, как и вы сами? — Ох, что вы, Аглая Ивановна! — горячо воскликнул князь, вставая, — Никогда я в этом не сомневался, я только... — Тогда не нужно так беспокоиться! Я всегда с благословления Божьего гадаю, — добавила она, смиряя Мышкина строгим взглядом, — Садитесь за стол, князь. И не сомневайтесь впредь в серьёзности наших намерений! — Простите, Аглая Ивановна... Все подошли к столу; Аглая торжественно поставила свечу в самый центр и, пригласив всех садиться, расположилась прямо напротив князя. — Не извиняйтесь, Лев Николаевич, — шепнула ему Аделаида, — Это она так шутит, шутит! — Теперь возьмёмся за руки и прочитаем молитву. Только в мыслях, пожалуйста. Вслух говорить ничего не надо! — сказала Аглая, принимаясь за дело. Через минуту, когда все были готовы, она внимательно оглядела лица всех присутствующих и взяла карты в руки. — Лев Николаевич, вам, как гостю этого дома, гадать будем первому. Князь побледнел и, не зная, куда деться, медленно кивнул головой; Аделаида и Александра, дивясь наигранной серьёзности своей младшей сестры, с трудом сдерживали улыбки. — Карты говорят, что судьба вам, Лев Николаевич, с непростым человеком... — таинственным голосом проговорила Аглая, выложив перед собой семерку пики, — Мрачное прошлое у этого человека. Много бед и несчастий было у него в жизни, и странные, тёмные мысли роились когда-то в его голове... — она разложила перед собой ещё несколько карт, и, подумав, подняла глаза на князя, — Человек этот, впрочем, способен на многое. Как на очень хорошие, так и на очень плохие поступки... Огромные душевные силы у этого человека, только он, Лев Николаевич, в ориентире верном нуждается. Князь впился в Аглаю глазами; сердце его билось в груди, как сумасшедшее. — Что это за человек?.. — прошептал он одними губами, — Что дальше, Аглая Ивановна? — Карты показывают дорогу. Видно, повстречаетесь вы с этим человеком в пути... В поезде, может... — губы её дрогнули в случайной улыбке, — А может и в карете какой, не знаю. Но судьба вам повстречаться с этим человеком в дороге, и дорога эта будет не вперёд, а назад. Возвращаться вы, Лев Николаевич, будете. Возвращаться, а не уезжать. Лев Николаевич, выслушав предсказание, весь вспыхнул; он, конечно, понял, о какой судьбоносной встрече в дороге шла речь. Аделаида глядела на него и едва сдерживала смех; Аглая, увидев, что её дерзкая шутка удаётся, наоборот стала лишь только серьёзнее. — Десятка крести — неожиданное богатство. Человек этот располагает большими деньгами. Он, впрочем, совсем не скуп и предпочитает жить на широкую ногу, подстать его широкой душе. Дама пики... Ох... Нехорошая карта, Лев Николаевич! — воскликнула она, поднимая глаза на князя; Лев Николаевич вздрогнул, — Будете вы с этим человеком в разладе какое-то время... Ревность будет, и соперничество, и несчастья. Тяжело вам с ним будет! Наплачетесь вы с ним, и горе познаете тоже. Но судьба, Лев Николаевич, она к людям благосклонна... — Не бойтесь, Лев Николаевич! — шепнула ему Аделаида. — Если преодолеете все невзгоды, то быть вам с этим человеком вместе вовек, — кивнула Аглая, — Только прийти к этому вам будет очень, очень непросто. Тут всё только от ваших душевных сил зависеть будет. Хватит ли вам их для того, чтобы отыскать своего счастья?.. Князь, весь бледный, сокрушенно молчал и глядел на Аглаю совсем уж каким-то отчаянным взглядом. Александра, не выдержав, легонько толкнула сестру в бок. — Ну, да всё вы, Лев Николаевич, преодолеете! — поспешно добавила она, бросая испепеляющий взгляд на Александру, — Всё у вас будет хорошо. Любовь ваша будет чистая, светлая, и такая горячая-горячая... Девятка черви — страстная любовь, Лев Николаевич! Хорошо этот человек любить вас будет! Защищать будет вас от всего мира, и вы с ним будете, как у Христа за пазухой, вот! Но одна беда — любовь вашу в тайне хранить придётся. Готовы вы на такие жертвы? Князь, совершенно не понимая того, что над ним подшучивают, опять весь вспыхнул и, не зная, как справиться со своим страшным волнением, только растерянно закивал головой. Аделаида посмотрела на него и закрыла лицо руками, чувствуя, что скоро не выдержит и разразится громким смехом. Александра только ласково и смущенно улыбалась — удивительная доверчивость князя каждый раз обескураживала её. — Есть вопросы, Лев Николаевич? Вы можете задать картам вопрос. Не беспокойтесь, всё останется между нами. Конфиденциальность вам обещается. Князь нелепо оглянулся по сторонам, ощупал свои горящие щеки и, пытаясь успокоить своё бушующее сердце, сделал глубокий вдох. Все эти гадания раззадорили его настолько, что он, сам того не желая, всерьёз верил каждому слову и, к тому же, просто сгорал от любопытства узнать, что еще такого судьбоносного Аглая может ему сообщить. От волнения ему было жарко и душно; хотелось скрыться от зорких девичьих глаз, хотелось выйти на воздух, хотелось, наконец, увидеть Парфёна. — Кто этот человек, Аглая Ивановна? — прошептал он, с трудом преодолевая своё смущение, — С кем мне... судьба?.. Кто это? Кто?.. Аглая медленно перетасовала карты, сделала расклад и, самодовольно улыбнувшись, сказала: — Судьба вам, Лев Николаевич, с тем... кто первым войдёт в эту комнату! Несколько мгновений все молчали; в тишине вдруг резко отворилась дверь, и в залу стремительным шагом вошёл Парфён. Князь, весь красный, ахнул и неловко вскочил на ноги. Девушки, увидев Рогожина, тут же разразились смехом. — Чего вы тут в потёмках?.. — спросил Парфён, с подозрением осматривая смеющихся девиц, — Хохочите чего? Надо мной, что ли?.. Взгляд его остановился на князе, и тогда он сразу же понял, в чем тут дело — даже в темноте было видно, что на Мышкине лица не было от волнения. Девушки завизжали и, смеясь и дурачась, выбежали из комнаты. Объясняться с Парфёном Семёнычем никто из них не желал. — Ну, барышни, я вам!.. Опять князя доводите, бестии? Ни стыда, ни совести у вас нет! — крикнул Парфён им вдогонку. — Что, Лев Николаевич? — он подошёл к князю и, беспокоясь о нём, ласково ему улыбнулся, — Чего они тут тебе наболтали?.. Вместо ответа Лев Николаевич порывисто подался вперёд и, обняв Парфёна, спрятал своё смущённое лицо у него на плече. Что ж. Судьба — так судьба.