Дверь в никуда

Вольфгангу нравилось в последнее время. Эпоха рок-н-ролла, эпоха хиппи, эпоха нового возрождения. Новая музыка. Все новое. Он наблюдал за тем, как меняется мир. Все менялось. Он видел расцвет и угасание людей - политиков, бизнесменов, музыкантов. И он осознавал, что в его время рано или поздно он бы угас так же. Но теперь он никогда не исчезнет - пришел период его процветания. Ему не нужно было жилье, как обычным людям, ему не нужна была работа, ведь деньги ему не сдались ни на какие прихоти, он больше не прятался от солнца. Он подчинил свою жизнь себе. Единственное, что осталось не в его власти - чувства. Магия, влекущая его к Антонио, не ослабевала. Моцарт надеялся, что со смертью его мастера это действие прекратится. Сейчас он жил в одном из заброшенных домов. Дети войны - непонятно откуда непонятно куда, непонятно кто - и он притворялся таким. По внешности ничего не сказать - его лицо больше не старело. У него не было возраста. - Поразительно, как поменялось человечество, - проговорил Вольфганг, глядя из окна своего полуразрушенного дома. - И каким остался я. Он медленно адаптировался к своему долголетию. Его восторгали и пугали открытия и изобретения - а сколько еще должно было появиться... О, он все еще любил людей и удивлялся им. Его дом окружали деревья - остатки парка, ставшего почти настоящим лесом. Это была старая, маленькая усадьба, чудом уцелевшая после войны. Никому не было дела, А Вольфганг обустроил себе здесь гнездо. А если бы его и нашли - что? Приняли бы за еще одного бродягу... Кому сейчас какое дело. Моцарт устроился на подоконнике, крошащемся камнем, взял гитару и начал перебирать струны, пытаясь успокоить душу. Он вспоминал те моменты, когда его шею пронзали острые, как бритва, клыки, и какое волнение они пускали по телу... Он прекрасно знал, как действует его укус на жертву - точно так же. Так сладко. Он действительно ненавидел Сальери, но... всякий раз оставлял откат от укуса, позволяя эмоциям и ощущениям жертвы охватить и его самого. Это так напоминало экстаз, охватывавший его во время любовных утех с Антонио... Его отрезвили воспоминания о морде монстра. Белая маска, на котором двумя красными горящими точками застыли зрачки. Там было пламя ада... Вольфганг вел себя как человек, пытаясь как-то скрыться от своей сути. Но он прекрасно знал, что теперь он выглядит так же в моменты голода. Как он был глуп, что хотел стать таким же. Теперь его желание исполнено, только Антонио сбежал, как трус, даже не поговорив... Не оставив ничего, даже письма. Он не учил его, не защищал. Он ведь обещал это сделать, он говорил, что любит его! Он обещал... только "чуть позже". Вольфганг скрипнул зубами. Как можно и любить, и ненавидеть? Сальери, ты будешь мертв. Он сам убьет тебя, и очарование рассеется. Моцарт точно знал, что мастер жив... Полужив. Условно жив... Между создателем и созданием всегда есть связь. Вампиризм - это всего лишь мутация, после прохождения определенного порога температуры они утрачивают фертильность, а как производить себе подобных? Заражая. Это вирус... Связь между Вольфгангом и Антонио была любовной, навязанной, но кроме этого - связь родителя и ребенка. Она не исчезнет никогда, даже после смерти Антонио. Этого Вольфганг не знал. Он не знал, что если он прикончил своего мастера, он будет всегда нести его боль, пока не умрет или пока не создаст подобного себе. Своего рода гарантия против самоуничтожения. Антонио тоже через это прошел - но на его руках была другая смерть. И этого Вольфганг тоже не знал. - Тебе нравится? - спросил он, хлопнув ладонью по струнам гитары? - Очень. Ты просто гениально сочиняешь музыку. Ты просто мое вдохновение, - мужчина, который выглядел чуть старше Вольфганга, подошел к нему и положил ладони на его плечи, - пожалуйста, слезь отсюда. Я беспокоюсь. - Ерунда, - притворно беззаботно отмахнулся Моцарт, - я уже сто раз проверял, подоконник не обвалится. Кажется, его звали Курт или Кен... Или как-то так. Они познакомились в клубе, когда Вольфганг наслаждался современной музыкой. Она привела его в восторг - в исполнении этого мужчины. Она вообще приводила его в восторг. Кто бы мог подумать, что хриплые, сильные мужские голоса могут нести в себе такой мощный посыл! Он так привык к нежным, чувственным ариям... В сопрано его милой Констанс... Впрочем... Она тоже предала его. Она вышла замуж еще раз. Нет, нет... Вольфганг помотал головой. - Хочешь, я сделаю тебе очень приятно? - нарочито соблазнительным голосом прошептал он. В его время за такие фокусы можно было легко обесчестить себя. А сейчас такой свободный, такой распущенный век... - Да, - глаза мужчины напротив серьезные и усталые. Ему так надо отдохнуть... - Иди сюда, - поманил его Вольфганг, заставляя прижаться к себе вплотную. Жаркое дыхание опалило шею Кена - или Курта, или Кларка - и через мгновение два клыка вдвинулись в кожу так аккуратно и незаметно, будто это всего лишь иголка шприца. Кларк - или как его там, - привык к такому. Вольфгангу почти не понадобилось колдовать, ведь "секс, наркотики, рок-н-ролл", а он знал, чем Курт на досуге баловался. Но экстаз, бегущий сейчас по жилам музыканта, не был сравним ни с наркотиками, ни с чем. Он никогда такого не испытывал. Вольфганг покружил язычком вокруг ранок, наслаждаясь вкусом, после чего позволил откату нахлынуть и проникнуть в него с первыми глотками. Сегодня он не убьет. Но все талантливые люди умирают такими молодыми! Наркотики, несчастный случай, самоубийство, безумные фанаты. И почему люди умирают так загадочно. Вольфганг поцеловал мужчину, заглядывая в затуманенные глаза и пачкая губы кровью. Курт подрагивал от восторга, сладко и тихо выстанывая фальшивое имя и прижимаясь ближе. - Осторожнее... иначе ты упадешь, - шепнул Вольфганг, играясь и покусывая шею мужчины. Оставались только крохотные, почти не кровоточащие точки, но ведь укус оставлен, как у змеи... - Я хочу тебя, - задыхаясь от блаженства, прошептал он. Вольфганг легко, будто пушинку, поднял свою жертву и опрокинул на постель. - Почему бы и нет... Все равно потом память будет стерта. Останется только невыразимое наслаждение, а четкие воспоминания... Наверное, я был пьян или под наркотой, подумает Курт. Или Кларк, или Кен. Вольфганг не запоминал имен.