***
Она стояла на пороге, чувствуя, что явно переоценила собственные силы. Эрхирион поддерживал ее под локоть, но Лотириэль не хотелось, чтобы он вел ее к столу, словно она сломанная кукла. Обычно она не распускала волосы, не хотелось терпеть вечно лезущие куда не надо длинные пряди, но сейчас они лежали волнами по плечам — чуть влажные, не просохшие до конца. Простое платье висело на ней, хотя Лотириэль туго затянула его поясом. Платье было зеленого, словно стяг Рохана, цвета. Эомер поднялся, приветствуя ее, и следом за королем поднялись другие в зале. Лотириэль не глядела по сторонам, сосредотачиваясь на Эомере, на его прямом носе, короткой бороде, бычьей шее. Она кожей чувствовала, как он тоже глядел на нее, буквально впиваясь взглядом в ее прямые плечи, чей разворот только подчеркивал болезненную худобу и в осунувшееся и растерявшее приветливость лицо. Эомер словно не был ей рад. Лотириэль пыталась воспользоваться советом матери, но широкое пространство Медусельда сбивало ее с мыслей. Раз она вышла, то не может уже вернуться обратно. Надо вытерпеть. Первый шаг, второй, третий… Люди оглядывались ей в след, и взгляды их словно подталкивали ее в спину. — Я рад твоему выздоровлению, принцесса Лотириэль, — хрипло сказал Эомер, но тон его голоса был холоден. Лотириэль натянуто улыбнулась. Она не отпускала его взгляда, на мгновение ей даже стало казаться, что в отражении его светлых и чуть раскосых глаз можно увидеть картины тех снов, что виделись ей. Но король резко мотнул головой, отвергая ее внимание. — Я благодарна тому уходу, что нашла в твоем дворце, король Эомер. Благодарна тебе и твоим людям. Король не ответил, и вид у него был неприветливый. — Сядь рядом со мной, — вмешалась Эовин, протягивая руку. В первое мгновение Лотириэль почувствовала раздражение и не без труда оторвала взгляд от Эомера. Но наваждение спало, и она уже с благодарностью приняла предложение леди Эовин. Надо же, она переживала, что Эомер мог предложить ей сесть рядом с ним, во главе стола, словно признанной невесте, а вместо этого нашла в нем человека сурового, словно судью. Люди, сидевшие в зале, постепенно забыли о возникшей неловкости, и поднявшийся шум напомнил Лотириэль о первых днях пребывания в Эдорасе. Скованность отпустила ее, и, хоть ела она очень медленно и мало, почувствовала благодарность к Латгард, озаботившейся особыми блюдами для нее. Говорили в основном Фарамир и Эрхирион, изредка вставляла какие-то комментарии Эовин. Лотириэль их не слушала, по правде говоря, пока ее внимания не привлекли слова о потерянном долголетии нуменорцев. — Причиной тому были смешанные браки? — спросила Эовин. — Такие слухи ходили, — ответил Фарамир. — Но все же подтверждения им не было. Дар нуменорцев был связан с Благословенным Островом, и, утратив дарованные земли, мы утратили и их богатства. — Сколь многое можно было бы совершить! — воскликнула Эовин. — Ценно не долголетие само по себе, — заметила Лотириэль. — А то, что люди сохраняли крепкое тело и твердый разум на протяжении всей жизни. Они мыслили иначе и не сгорали как свечи за несколько десятилетий. — Десятилетним было бы только одно путешествие, — добавил Эрхирион, улыбаясь сестре, словно деля тайну между ними. — Мне ценно то, что есть, — отрезал Эомер. — Не вижу смысла в пустых речах и сожалениях о давно пройденном. Эовин бросила на него хмурый взгляд, и лицо ее выражало недовольство вперемешку с недоумением. Но отвечать брату она не стала. — Ты станцуешь со мной напоследок? — спросила она Фарамира. Рохиррим любили шумное веселье, хотя порой Лотириэль находила его чрезмерным. Она с обескураживающим ее хищным любопытством наблюдала, как девушка, очень красивая, с нежными руками и белым лицом, поднялась из-за стола и подошла к королевскому возвышению. Поклонившись гостям короля, она повернулась к Эомеру и спросила, не пожелает ли король присоединиться к веселящимся. — Принц Дол-Амрот окажет честь, если тоже присоединиться, — добавила она, обращаясь к Эрхириону. Тот усмехнулся. — Я сначала просто погляжу. Девушка наконец посмотрела на Лотириэль. — И вы, госпожа, тоже. Лотириэль едва не рассмеялась, слыша вызов в голосе. — Когда я дохромала до этого стола, ты была в зале и видела это, — просто ответила она. Девушка поджала губы и смущенно опустила голову. Но когда Эомер спустился к ней и взял под руку, на лице ее расцвела игривая улыбка. Заиграли музыканты, он повел ее в круг, но девушка прильнула к нему, встала на цыпочки, шепча что-то на ухо, после чего застыла с кокетливо-веселым выражением лица, ожидая ответа. Лотириэль склонила голову набок, наблюдая за ними. Чтобы прочитать эту девчонку, ей не надо было ее слышать. Но Эомер стоял к ней спиной, и она могла отметить только чрезмерную резкость его движений. — Почему ты не ревнуешь? — тихо на синдарине спросил ее Эрхирион. Лотириэль повернулась к нему. Лицо брата было непроницаемо, а голос звучал совсем буднично. Он словно спрашивал ее о том, как она находит погоду. — Ты не считаешь меня способной спрятать ревность? — спросила она. — Не от меня. Ревности она в себе не находила. Возможно, как человек, родившийся и получивший воспитание в семье принца Дол-Амротского, она была выше этого оскорбляющего чувства. Как можно опуститься до того, чтобы ревновать к партнерше по танцу? И пусть даже их связывало скрытое от Лотириэль прошлое — как можно судить по нему? Возможно, что, как человек, стремящийся к тому, чтобы быть справедливым, она усилием воли подавила в себе это чувство, понимая, что права на него не имеет. Эомер ей не жених и не супруг, и это был ее выбор. И кто знает, может у этой красивой роханской плясуньи такое право есть. А возможно, несмотря на ровный нрав, Лотириэль ставит себя гораздо выше безымянной девчонки. Лотириэль — принцесса, и привилегии, которыми она обладает только по факту своего рождения, не дают ей права отнестись к происходящему всерьез. Все это было просто ужасно, и не было у Лотириэль однозначного ответа. Эрхирион покачал головой. — Понятно, — лаконично ответил он. Лотириэль не отрываясь смотрела на танцующих. После чего встала, движением руки прося Эрхириона остаться на месте. — Насладись вечером, Эрхирион. Это моя к тебе просьба. Брат откинулся чуть назад. — Лотириэль, поверь, ты начинаешь раздражать даже меня. Лотириэль посмотрела на него с недоумением. — Мой совет — будь последовательна, — заметил брат. — Все гораздо проще. Они танцуют. А я — нет. Этла, стоявший недалеко от королевского стола, подошел к ней, предлагая руку, чтобы помочь спуститься с возвышения по ступеням в зал. Лотириэль сделала шаг, потом остановилась и повернулась к брату. — Если король Эомер пожелает, пусть найдет меня снаружи. Завтра мы уедем, и больше возможности поговорить у нас не будет. Она доковыляла до стены, оперлась на нее и, сделав глубокий вдох, медленно двинулась вперед. Ступать на ногу было больно. Двери зала были раскрыты настежь, и Лотириэль глядела в уже темное ночное небо. Стража Медусельда сидела на скамьях, опираясь на длинные мечи, и поднялась при виде нее. — Садись, госпожа. Лотириэль подняла руку, отвергая предложение. Здесь любой ее увидит, а она желает остаться одной, чтобы вдоволь насладиться жалостью самой к себе. По-прежнему опираясь о стену, она переступила порог и прошла левее, к высокому краю каменной платформы, на которой стоял дворец Медусельд. Внизу простиралась зеленая терраса, подобная тем, что строили в Минас-Тирите. Живи Лотириэль здесь, она бы превратила ее в дивный сад. Задержав дыхание, Лотириэль оттолкнулась от стены и подошла к самому краю платформы. Закусив длинный рукав платья, чтобы не издать стона, она села прямо на край, опуская ноги вниз, словно хотела спрыгнуть. Расслабив колено, Лотириэль с облегчением вдохнула чистый воздух. Сквозь окна под крышей пробивались высокие звуки музыки и смеха, а под ее ногами пели цикады. — Эрхирион отправил меня сюда по твоей просьбе или по собственной прихоти? Как быстро он пришел. Лотириэль поглядела на короля Эомера, впервые за вечер обращая внимание на нарядный вышитый золотой нитью камзол, на высокий зеленый воротник и кожаный пояс. — Сядь рядом со мной, Эомер. Он не торопился исполнить ее просьбу. — Зачем, принцесса? — Эрхирион не первый кто обвиняет меня в непоследовательности и противоречии. Сядь же, мне тяжело смотреть на тебя снизу вверх. Король Эомер медленно опустился рядом. — Как ты уговорила Фреалафа взять Эгрика в ученики? — спросил он. — Он сам не понимает, что ему делать с мальчишкой, полон негодования, но за саму идею уцепился. — Ты злишься на меня за это? Эомер вздохнул. — Ты дала понять, что не желаешь брака со мной. Так может не стоит тогда вмешиваться в мои дела? — Я лишь подала Фреалафу идею. Вот был бы номер, попытайся я заставить его сделать что-то! Разве я совершила страшную ошибку? Эгрик хочет учится, и я думаю, что он не один такой. А записанные и систематизированные легенды не лишат вас умения петь. — Хочешь сохранить их для себя? — Нет, — серьезно ответила Лотириэль. — Я хочу просто сохранить их. Если ты передашь мне копию — я буду благодарна. Но куда важнее то, что песни имеют свойство изменяться со временем до неузнаваемости, а написанное на бумаге останется непримиримым свидетельством. Я обещала, что через леди Эовин смогу снабдить Фреалафа всем необходимым — бумагой, чернилами, хорошими светильниками для письменной работы. Можешь считать это дополнительным подарком для Эовин на ее помолвку. Ведь мы с ней будем родственницами. — Почему он согласился? — Эомер рассеянно пригладил бороду, сощурив глаза наблюдая за ней. — Может быть его печалит одиночество, потому он и не отправил меня пешком до Форноста, а пошел к тебе просить о разрешении? — Лотириэль пожала плечами. — Или потому, что я сказала, что обращусь к Альдору Этельхарду, и эта заслуга — а в долгосрочной перспективе это именно так — станет его. Эомер старательно сохранял серьезное выражение лица, но Лотириэль видела, что глаза его смеялись. Должно быть, Лотириэль не ошиблась, опознав в великане настоящего дельца, почище иных купцов Дол-Амрота. Эомер сам это в нем видел и знал. — Теперь я понимаю, что имел в виду Имрахиль, говоря о тебе. Лотириэль покачала головой. — Мне стоит знать, что он говорил? — То, что тебя склонны недооценивать. Я всегда полагал, что буду маршалом при ком-то чуть старше, мудрее и прозорливее. Имрахиль посчитал, что ты превосходно дополнишь меня. — Эомер наконец улыбнулся в открытую. — Я думаю, что за свое стремление к превосходству Имрахиль наказан. — Чем же? — Он так грезил своим планом относительно Путей Мертвых, что не заметил, как сыновья обошли его. Лотириэль тоже улыбнулась, глядя в открытое лицо Эомера. — Я не думала об этом с такой стороны. — Можешь передать, что я злословил на его счет. Его дети совершенно не контролируемы! — абсолютно без шутки сказал Эомер, и на лице его снова читалось недовольство. Лотириэль коснулась руки Эомера. — Он будет очень щедр в ответ на твое понимание. — Я надеюсь на это, — через силу усмехнулся король. — Может быть я не Теодред, но учусь очень быстро. Лотириэль подумала, какими бы были ее отношения с этим Теодредом. Какой он был? Кем он был для Эомера и Эовин? Были ли они близки или их отношения ограничивались необходимой вежливостью? — Ты склонен сравнивать себя с братом, — заметила Лотириэль. Эомер отверг прикосновение Лотириэль, заведя руку за спину. — Мне это помогает. Когда я не знаю, как поступить правильно, то думаю о том, как поступил бы Теодред и каким был бы его совет мне. Длинные волосы Эомера лезли ему в лицо, и Лотириэль порывалась поправить их. Она с трудом сдерживалась. Теодред мог быть самым мудрым и великодушным из людей, но это не говорило о том, что он стал бы королем лучшим, чем Эомер, подумалось Лотириэль. Она не стала выносить эту мысль на обозрение. Эомер не походил на человека, который нуждался бы в столь банальном утешении. — Мой отец как-то заметил, что он не оставил бы Эльфира правящим принцем, не будь уверен в нем. — Лотириэль не была уверена, что ее ответ предназначался именно Эомеру. — Должно быть, твой брат, отправляясь в битву, так же был уверен в тебе. Эомер скорчил гримасу, вызвав у Лотириэль смешок. — Ты отлично разбираешься в братских взаимоотношениях? — О, у меня они на любой вкус и цвет. В Боромира я даже была по-юношески влюблена. Эомер поднял брови в нарочитом удивлении. — Сколь ветрены гондорские девушки, — заметил он. Лотириэль улыбнулась. Ей одновременно хотелось и не хотелось знать об увлечениях Эомера. Как отказаться от того, чтобы разделить душевные порывы близкого человека, даже не голого любопытства ради, а искреннего интереса? Была ли в его жизни такая страсть, какой она была, взаимной или безответной, что изменила в нем и что подарила? Вопреки логике и предшествующим размышлениям, мысль об этом вызвала ту самую непрошеную ревность, злобной кошкой поселившейся внутри. Лотириэль находила это чувство неуместным и злым, но в борьбе с ним теряла самообладание. Эомер наклонился к ней. Горячая ладонь скользнула по нежной шее, и Лотириэль с трудом сглотнула. Он чувствовал ее пульс, бьющуюся жилку под своим пальцем, будто забавляясь девичьей реакцией. Ведомая привычкой, Лотириэль отстранилась и нахмурилась. Во взгляде Эомера блеснул вызов. — Обычно если я желаю чего-либо, то беру это, — сказал он. Лотириэль слышала, как дрогнул его голос. — Ты, принцесса, прямого ответа так и не дала, а намеки, быть может ясные для гондорца, читать я не умею. Желаешь поучить меня терпению? Он был близко, совсем как тогда, в конюшне, и хотелось спросить, а был ли он там на самом деле? Лотириэль не сразу сообразила, что вместо смущения лицо ее скорее всего выражало пытливый, едва ли не деловой, интерес. Эомер резким движением отпрянул назад, хоть рука его осталось у ее плеча. — Давно ли гондорцы стали столь деловиты, что их дети супругов себе выбирают не сердцем? Будь я морским лордом, ты бы такую сделку посчитала хорошей? — ледяным тоном спросил он. Лотириэль покачала головой. — Думаешь, желай отец моего брака с лордом Пеларгира, была бы я здесь? Принц Имрахиль хочет, чтобы я стала частью рода Эорла, чтобы степи и луга Рохана опьянили меня, чтобы Эдорас раздразнил мои амбиции и тягу к обустройству своего собственного дома. Все, чтобы увести как можно дальше от побережья. Эомер напрягся. — Почему? Лотириэль отвернулась к городу, лежащему перед ней. — Отец никак не мог запретить мне вовсе ступать на корабль — это невозможно при всем желании, но в открытое море, туда, в неизвестность, выходить мне было запрещено. Я не считала для себя возможным нарушить этот запрет, потому что знала отчего он проистекает. — Лотириэль горько рассмеялась. — По крайней мере, лето я провожу в гаванях Эделлонда, там Эрхирион будет возводить верфи — это место постройки кораблей. — Это многого стоит? — серьезно спросил Эомер. — Это стоит всего. — Лотириэль прикрыла глаза, пытаясь найти среди своих воспоминаний то, что позволило бы ей дать почувствовать Эомеру окрыляющее чувство всевластия над непокорной стихией. — Я мечтаю взобраться вверх по мачте и ощутить как ветер бьет мне в лицо. Видеть волны перед собой и вглядываться в безупречное ночное небо. — Она виновато посмотрела на Эомера. — Что же, в любом случае, теперь я гожусь только на то, чтобы заниматься казной и собирать чертежи архитекторов-кораблестроителей. Эомер смотрел на нее внимательно, и ни капли сладострастия во взгляде его не было. Только цепкая хватка проницательности с долей дружеского участия. — Лучший совет — свой, принцесса, — медленно выговорил он. — Ты посчитала себя вправе влезть в чужие дела, допустим, что ради блага, но со своей собственной печалью не справляешься? Раз с запретом свыклась, то к чему уныние? Ты возвращаешься домой, будешь гулять вдоль берега, в сандалиях или босая — как пожелаешь. Лотириэль горько рассмеялась. Эомер опустил взгляд к ее ногам. — Ты выздоровеешь, дай времени пройти, — упрямо сказал он. — Считаешь меня капризной девочкой? — прямо спросила Лотириэль. — Я видела с какими увечьями порой люди возвращаются с битв. И сколько сил они прикладывают к тому, чтобы жить дальше, не замкнувшись в себе. — Она покачала головой. — Я прыгала со скалы на скалу, словно парящая в небе чайка, а теперь мне только что и ковылять с тростью! — зло бросила она. Лотириэль чувствовала, как горячие слезы подступили к глазам, словно запоздали на много лет. Стыдись, дочь Дол-Амрота! А ведь твои предки участвовали в низложении Саурона еще в конце Второй Эпохи, когда мир только принимал те очертания, что сейчас известны. Эомер поднялся. — Пойдем со мной, — сказал он, протягивая руку. Лотириэль вложила свою ладонь в его не задумываясь. Эомер поднял ее одним рывком, но терпеливо ждал, пока она, оперевшись о его руку, медленно шла к ступеням и еще медленнее спускалась с них. Благо, они были широкими и почти пологими. Стража Медусельда глядела им вслед, и Лотириэль спиной чувствовала их взгляды. Ночные цикады не умолкали, и ручей весело звенел. Шум дворца затихал вдали, и Лотириэль было зябко. Эомер увел ее с широкой дороги в сторону, и мягкая трава ложилась ей под ноги. Позади остались конюшня и королевская кузница, жилые дома богатых горожан стройно вырастали по другую сторону. Эомер молчал, и Лотириэль нарушать тишину не хотела. Эдорас был дружелюбен, но прятал в ночи от чужеземки свои тайны. Лотириэль, погрузившись в тяжелые раздумья, времени не замечала. Спина ее взмокла от пота, но руки и ноги заледенели. Эомер остановился у дверей высокой смотровой башни. Стражник, стоящий внизу, отсалютовал королю. Винтовая деревянная лестница непреодолимым препятствием выросла перед Лотириэлью. Он что, издевается?! Гнев едва не облекся в слова, когда Эомер наклонился, ухватывая Лотириэль чуть выше колена — не удобно для себя, но стараясь не причинить ей боли. Замерев, она смотрела на него, прижатая к его груди и потерявшая дар речи. Эомер смотрел в ее растерянное лицо, а потом повернулся к проходу, ступая за порог. Лотириэль сжалась, испугавшись, что ударится головой. Крутая лестница шла резко вверх, и становилось боязно, не полетит ли Эомер со своей ношей вниз по ступенькам. Эомера этот вопрос если и занимал, вида он не подал. Поднялся наверх легко, словно и не глядел под ноги. Лотириэль сначала зажмурилась, а потом, успокоенная размеренным дыханием мужчины и ровной скоростью, осмелилась руку положить ему на грудь и глаза открыть. Перед собой видела только высокие балки и плотно подогнанные деревянные брусья, а потому и оставалось, что украдкой бросать взгляд на сосредоточенное лицо Эомера. Сначала отдельный кусочек, а потом и все небо появилось над головой. Лотириэль сделала глубокий вдох. На смотровой площадке стоял другой роханец, Эомер бросил ему короткий приказ, и тот быстро скрылся в проходе, через который поднялся король. Лотириэль не отрывала взгляда от Эомера, натянувшего на лицо хитрую ухмылку. — Мы добрались, я полагаю, — заметила Лотириэль. — В самом деле, — ровным тоном подтвердил он. — Если ты не планируешь сбросить меня с башни, то стоять я могу самостоятельно. — Но разве смысл не в том, чтобы у меня был повод держать тебя в таком положении? — О… — Лотириэль подняла брови в притворном удивлении. Впрочем, вид у Эомера был добродушный. Он посмеивался над ней. Наконец отпустил ее, и, почувствовав под ногами пол, Лотириэль тут же развернулась к высокому бортику, вглядываясь в раскинувшиеся перед ней степи. Горы были позади, Эдорас остался у подножия, и впереди, насколько хватало зрения, Лотириэль видела только нескончаемый океан зелени. Созвездие Реммират блистало, словно настоящая алмазная сеть на темном бархате, и только где-то вдалеке, на востоке, нес свои воды могучий Андуин. Лотириэль перекинула волосы через плечо, нервными пальцами перебирая пряди. Словно ни единой живой души не было поблизости, только дикий ветер свистел в этой вышине. Горячая ладонь опустилась ей на плечо — Лотириэль чувствовала ее сквозь тонкую ткань платья и невольно подалась назад, как будто хотела опереться на Эомера. Она замерзла, и подумала, как глупо было выйти в степную ночь без плаща. Вторая ладонь опустилась на другое ее плечо, и, прикрыв глаза, Лотириэль слушала дыхание Эомера. Руки его скользнули вниз, вдоль ее плеч, задержались на локтях, там, где рукав платья открывал нежную кожу. Предвкушение прямого прикосновения наполнило Лотириэль, ей хотелось оттянуть его, вдоволь насладиться раскаленным напряжением, словно перед прыжком с высокой скалы вниз, в самую гущу пенистых волн. Эомер стоял совсем рядом, хватило бы не шага, а лишь намерения, чтобы оказаться прижатой к его твердому телу. Лотириэль задержала дыхание и, словно нырнув под воду, шаг этот сделала. Горячие руки опустились ниже, обхватывая ее тонкие запястья, знакомым жестом Эомер провел пальцами по внутренней стороне ее ладоней, и судорожного выдоха Лотириэль прятать не стала. Пальцы Эомера сплелись с ее, и, послушная его воле, она прижала руки к животу, давая ему возможность обнять себя. Эомер перехватил ее ладошки одной рукой, второй же нежно пригладил закинутые на плечо волосы. Ласковое движение вызвало слабую дрожь. Словно глоток горячего вина — внутри стало тепло, и Лотириэль захотелось отойти вглубь смотровой площадки. Однажды она видела как пьяный моряк выпал с марсовой площадки, и повторить его судьбу ей никак не хотелось. А сердце стучало все быстрее, и дыхание становилось надрывным. Словно жажда посреди моря — вокруг столько воды, а испить ее нельзя, и оттого желание становиться неукротимым. Лотириэль смотрела вдаль, туда, где ночь скрывала от нее линию горизонта, где зеленые луга сочной травы перемежались бурой суровой степью, где билось непокорное сердце горделивых сыновей Эорла. Эомер поцеловал ее в макушку. Он говорил ей что-то на родном ему языке, что-то ласковое, отчего глаза ее закрывались, позволяя воображению рисовать те образы, что доставили бы ей особенное удовольствие. Рукой, что прежде гладила волосы, он обхватил ее за талию в бережном жесте. Лотириэль хорошо понимала где она и что делает, но голова шла кругом, и все, что ей оставалось — это беззастенчиво наслаждаться этим мгновением. Эомер коснулся рукой ее уха — того, что было искалечено. Случайно ли, или поправлял волосы, зацепившиеся за сережку, или же хотел прикоснуться к нежной коже… Он уже делал так прежде, и ей это не было неприятно, но сейчас словно каждое движение подразумевало под собой нечто большее. Он поглотил бы ее, как волны прилива песчаный берег. Каждый жест Эомера, его резкость в ответах и скрытое в глазах желание — отражение кипящей в крови и разуме страсти, ровно как отражение штормов, бушующих в открытом море и доходящих до стоящей на берегу Лотириэль порывистой белой зыбью. Лотириэль непроизвольно сжалась, отодвинувшись в другую сторону. Эомер остановился, недоумевая. Возможно полагал, что сделал ей больно. Больно? Как моряк, истосковавшийся по любимой после долгого плавания, Лотириэль цеплялась за его объятия, и ощущение обиды на саму себя наступало неотвратимо. «Уязвимое место». Зачем она позвала его? Чтобы вырвать признание, а потом распрощаться? Дать ложную надежду на взаимность? Если Рохан, Марка, и вправду не терпит лжи, то Лотириэль совсем не нравится то, что эти земли обнажили в ней. Что для нее Дол-Амрот? Не дворец среди скал, не шумные верфи, не тенистые бассейны. Так что? Эомер отпустил ее руки и отступил назад. Лотириэль это словно обухом по голове ударило — словно вернувшееся чувство одиночества. Он давал ей право выбрать, здесь и сейчас. Брось, Лотириэль, ты влюблена в этого вспыльчивого, как Оссэ, и могучего, как Оромэ, человека. Ты можешь перед лицом всего Рохана сейчас повернуться к нему и сказать об этом. Сказать, что желаешь прогулок с ним ранним утром, что желаешь сидеть в Медусельде и слушать песни о предках рохиррим, что желаешь разделить с ним труды ради блага его страны. Желаешь его. Вместо этого она сделала шаг вперед, к самому краю смотровой площадки. Ветер всколыхнул ее длинные волосы и подол платья. Почти как дома, только травяные волны не бьются белой пеной. А Лотириэль любит ощущать волны под собственными руками, солнечное тепло на белых плечах и пену, играющую в волосах.***
Снова порог Медусельда, снова долгие провожания, снова суета и нетерпеливое ржание взнузданных коней. Обитатели Эдораса с любопытством глядели на дол-амротских мужчин и женщин, одетых совсем отлично от них. Лотириэль не ожидала, что прощание с Медусельдом станет столь болезненным. Этла и Латгард от лица слуг дворца передали ей пожелания выздоровления и счастья. Латгард добавила еще полюбившихся ей яблочных лакомств — лучший из даров! Фьямма подарила маленькую лодку — плоскую, с низкими бортами, Эгрик вырезал на ней руны и приладил два весла. Эрхирион, по крайней мере, пришел в восторг. Фреалаф, фыркая, лично попрощался с ней сразу после Фарамира и, в своей манере, умудрился попрекнуть нарочитой поспешностью отъезда. Халет, сын Гамы, с матерью стояли среди горожан. Лотириэль попрощалась с ними накануне и теперь ограничилась кивком-поклоном. Видела Лотириэль и Дрейвна, но тот в благодарностях и подарках не нуждался — Имрахиль говорил с каждым из тех рохиррим, что спасли Лотириэль от варга. Найдет он для себя успокоение? Он жестче Амротоса, колючее. Эрхирион обнял ее за плечи, уводя к лошадям. Там стояли и Эомер с сестрой. Сам король оставался в Эдорасе, но Эовин хотела проводить гондорцев до Альдбурга и уже давно была готова ринуться вперед. Себальд. Растерянная, Лотириэль опустила ладонь ему на морду, шепча всякую ласковую ерунду. — Я подумал, что такой друг сможет защитить тебя, принцесса, — сказал король Эомер, держа в руках поводья. Лотириэль не избегала его, но, если не искать встреч целенаправленно, оказалось, что не видеть друг друга довольно легко. Легко и одновременно трудно. У нее не было ответного дара для Эомера. Точнее, он был, свернутый вчетверо темно-зеленый плащ, подбитый мехом и столь красиво сочетавшийся с нарядным роханским камзолом. Лотириэль не могла подарить его. — Он хорош, Лотириэль, — заметил Эрхирион, почесывая Себальда за ушком. Сначала конь с удовольствием ему дался, но потом закачал головой, и Эрхирион мудро опустил руку. Лотириэль улыбнулась. Вот же упрямец! Она переглянулась с Эрхирионом, а потом перевела взгляд на Эомера. Тот глядел на ее брата, и в лице его читалась прорываемая сквозь вежливую маску ревность. Эрхирион совершенно точно видел это. — Жаль, что наше встреча оказалась короткой, — сказал он, протягивая Эомеру руку. Тот ответил на рукопожатие. Эрхирион отвернулся и широким шагом отправился к своим людям, оставляя Лотириэль наедине с Эомером. — А я не хотел, чтобы у него осталось обо мне неприятное впечатление, — заметил Эомер. — С чего бы? — спросила Лотириэль. — Ты сражался с ним плечом к плечу, и дурное с утра настроение его мнение о тебе не испортит. — Она не касалась поводьев Себальда. — Я не приму этот дар, Эомер. — Мы не дарим коней, Лотириэль. — поправил ее Эомер. — Воля их свободна, и служить конь Марки будет другу, а не надсмотрщику. — А друг не заберет его от любимых лугов. — Лотириэль покачала головой. Эомер смотрел на нее молча, но настаивать не стал. Русг, давно уже ждавшая Лотириэль, нетерпеливо фыркнула. «Ох уж эти двуногие!» — слышалось довольно явно. Лотириэль положила ладонь на шею собственной кобылы, и рука Эомера накрыла ее. — Знаешь, мы используем торф зимой, — сказал он. Лотириэль ждала всего что угодно — но просчиталась. — Откуда ты… — Я знаю о каждом шаге, что чужаки сделали на моей земле. Все-таки я не один год был маршалом и опасности жду отовсюду. — Теперь я могу спать спокойно, — улыбнулась Лотириэль. Эомер подошел к ней ближе. — Ты бы не замерзла здесь, — добавил он и взяв ее руку, поднес к губам. Жесткая щетина над верхней губой царапала нежную кожу. Забытое тепло и желание вызвать интерес — как давно это было! — Госпожа, нам надо торопиться, — заметил подошедший Турин. Он подтолкнул юношу, держащего под уздцы Русг, вперед. Лотириэль встала на носочки, целуя Эомера в уголок губ. — Владыка Элронд говорил со мной однажды, — сказала она. — Говорил о выборе, который мне предстоит сделать и который я оценивала несколько неверно. Я могу сменить дол-амротский наряд на роханское платье, ужинать не рыбой, а мясом и привечать не скульпторов, а ткачей гобеленов. Но я останусь девочкой, играющей в Рохан. Уважение, дружба или любовь… — Лотириэль смотрела на Эомера, натыкаясь на внимательный, даже суровый взгляд. — Я очень боюсь, что этого окажется недостаточно. Быть твоей женой — это быть королевой здесь, а если я не смогу перестать оглядываться на море, корабли и Дол-Амрот? Что, если она не сможет стать одной из рохиррим? Надолго ли хватит тогда пресловутой любви? Русг нетерпеливо била землю копытом. Эомер непостижимо для Лотириэль успокоил ее поглаживанием между глаз. После болезни Русг стала казаться Лотириэль крупнее чем была, да и стремена слишком высоко расположенными. Эомер сделал шаг вперед, будто хотел помочь ей, но удержал себя. Перебросить больную ногу было непросто. Паренек, вызвавшийся подсадить ее, помочь никак не мог. Лотириэль поблагодарила его, стараясь, чтобы гримаса не исказила ее лицо. Эомер смотрел на нее, не моргая. — Ты сказала, что отец оставил старшего сына в Дол-Амроте, будучи уверенным в его силах. Разве он никогда не говорил, что в тебе уверен не меньше? Лотириэль взгляд Эомера не выдержала, глаза отвела. — Тогда уезжай, принцесса Лотириэль, — медленно сказал он. — Потому что последнее чего я хочу — это разочароваться. Если я ошибся в тебе, то не хочу узнать об этом. Женщина, которая сможет держать в узде эорлингов, должна желать этого, а ты боишься принять решение, что повлечет непонятные для тебя последствия. Будь эти слова сказаны кем-то другим, они бы могли стать уничижительными. — Ты погрязла в размышлениях о нуменорцах и потерянном блеске, потеряла себя среди легенд и избегаешь того, что обожжет реальностью. — Эомер поднес руку к ее ноге, словно хотел коснуться ее колена — держал свою ладонь близко, не опуская до конца. — Твоя тяга к Морю связывает тебя с Нуменором и эльфами? Лотириэль, древняя кровь подарила тебе лучистые глаза и гладкую кожу, но ведь ты такой же человек как и я. Мой народ не нуждается в королеве из Дол-Амрота, если ее единственным достоинством останется похвальба предками и пепел сожаления от неверного выбора. Лотириэль напряженно смотрела на Эомера, вспоминая как в предутренних сумерках Владыка Элронд прикосновением изгнал головную боль, а словами усмирил тревогу. — Путь в приморские провинции Гондора отныне открыт, и твоя тоска по Белфаласу могла бы быть утолена, — добавил Эомер. — Я знаю, что тяга к месту, где ты будешь чувствовать себя свободно и не скованно, проснется однажды. — Нет! — Голос Лотириэль был жестким, и двусмыслия она допустить никак не могла. — Обещание ждать моего ответа свяжет тебя не менее крепко, чем согласие, вот только ответа этого можно и не дождаться. Я видела как это больно и не желаю тебе такого. Эомер чуть прищурил глаза, смотря ей в лицо. — Я сам говорил, что прямой отказ лучше недомолвок, — усмехнулся он. — Вот только, когда говорил, рассчитывал на согласие. Лотириэль чуть сжала колени, разворачивая Русг. — Прощай, король Марки. Увидимся мы не скоро. И надеюсь, что встреча эта будет дружеской. Эомер скрестил руки на груди. — Прощай, принцесса, — вроде бы со смехом сказал он, но Лотириэль видела горечь в его глазах. Она замерла. Не желала она причинить ему боль, но порой для облегчения в будущем, даже рука целителя Элатара бывала жесткой. — Ты полагаешь себя прорицателем? — спросила она, вглядываясь в лицо этого мужчины. Он улыбнулся, но ответ оставил при себе. Лотириэль с удивлением обнаружила, что не видит в нем той доли наивности, какой-то варварской неискушенности, что отмечала прежде. Все-таки нуменорское дыхание его коснулось. Надо думать о чем-то ином. О леди Кюнегиву, что ждала их всех в Альдбурге. Надо бы напомнить ей о ее обещании показать Лотириэль местные бани. А еще можно посмотреть как там живет рыжий Охта с семьей, какой стала маленькая Идгит. Сколь многое ее еще ждет в Рохане! Когда они выехали за ворота Лотириэль обернулась. Над Медусельдом развевался огромный стяг королевского дома Рохана — Белый Конь на зеленом поле. В его гриве точно запутались солнечные лучи, и на ветру казалось, что это скачет сам Нахар, конь Оромэ, или Бэмы, как звали его рохиррим. Сигвульф, сопровождавший их, тепло улыбнулся Эрхириону и Лотириэль. Голубые глаза его сверкали. — Погода хороша, — заметил он. И он был прав. Сентябрь, иваннэт, окрасил степные луга в новые цвета, и перед Лотириэлью лентой разворачивалась бегущая вперед дорога.