***
Лотириэль чувствовала, как суетятся люди над ней, чувствовала, как холодная влажная губка касается ее лба, а непонятный торопливый шепот говорит что-то о порах и крови.***
Люди стонали. Было темно, потому что некому было следить за огнем. Те, кто занимался тяжелыми ранами, обходились небольшими фонарями, огонь которых прятался за двойным плотным стеклом. Это были дорогие игрушки, которыми освещали только верхние уровни Минас-Тирита, но теперь они покрылись ржавчиной там, где на искусно изукрашенную сталь падали капли крови. Спина Лотириэль затекла, но она знала, что если хоть на мгновение откинет назад голову, то потеряет сосредоточенность. Человеческая кожа — не шелк, она слишком мягкая, неподатливая. Лотириэль давно уже перестала беспокоиться о рубцах, работая грубо, словно неопытный сапожник. Элатар, один из целителей-хирургов Палат Минас-Тирита, стоял над ней, оценивая. — Хорошо, — коротко бросил он. — Дальше работай одна. Лотириэль кивнула. Здесь никто не считался с ее титулом.***
Маленькая боевая каракка с ткаными парусами медленно плыла по веселому белому ручью, и мало ей было дела до людей. Лотириэль знала, что все воды ведут к Морю.***
— Лотириэль, пожалуйста, ни в коем случае не говори, кто ты. «Армин» качалась на волнах, словно игрушечная лодочка. В тайном закутке под трюмом было темно и душно, и Лотириэль единственный раз за свою жизнь приблизилась к тому ощущению, что называли морской болезнью. Матушка опустилась перед ней на колени. Лотириэль уже взрослая, ей минуло одиннадцать, и она смотрит на молящее лицо матери сверху вниз, испуганно пытаясь поднять ее с колен. — Я все поняла, но почему нам надо разделиться? Отец заплатит за нас столько, сколько потребуется. — Асаф — не просто разбойник, жаждущий обогатиться, у него с Имрахилем счеты личные. Его пираты вдоволь поизгаляются над тобой, чтобы уязвить Дол Амрот. — А ты, матушка? — Лотириэль не отпускала рук матери. — Асаф знает, что я здесь, он пришел за мной. И обыщет корабль от и до, каждую доску кормы сломает, только бы добраться до меня. — Но… — Я спрячусь, клянусь, но в другом месте. Он решит, что раз дочь не со мной, то ее на корабле нет. Амротос ведь остался в Пеларгире. Мать встала, словно не чувствовала качки, и поцеловала Лотириэль в лоб. — Запомни, ты не принцесса Лотириэль, твой титул здесь будет проклятием. Матушка обняла ее, и внезапно Лотириэль почувствовала какое-то движение за спиной. Резкое движение кинжала — и ее длинная коса в руках матери. Поношенная одежда, босые ноги и короткие волосы — кто узнает в ней дочь принца Имрахиля? Мать сунула ей кинжал. — Спрячь. Тебя все равно могут найти. Будь терпелива, из рабства всегда можно сбежать, и отец тебя не оставит. Но если вдруг будет грозить пытка — не проси пощады, сопротивляйся. А это подарит быструю смерть. — Матушка поцеловала ее, и Лотириэль чувствовала, как она дрожит. — Я люблю тебя.***
Лотириэль слышала женские крики над головой. Слышала крики матери. «Леди Туилинде, прекрасная Северная Ласточка». Она не знала, выбросили ее за борт или она сама бросилась.***
Конечно, ее нашли. — Это еще кто? Связанный матрос Диор, что учил Лотириэль сворачивать паруса, смотрел, как ее выволокли на палубу. — Это Рум, она была горничной у принцессы, — хрипло сказал он. Вильятир, капитан «Армин», подтвердил. Ей связали руки и бросили опять же в тот трюм, из которого вытащили. Лотириэль молчала, сухие глаза жгло, и холодная ненависть перекрывала страх. Ей приходилось справлять телесную нужду среди других пленных, и запах пота, гноя и экскрементов, стоящий в трюме, вызывал тошноту. Через щель в люке Лотириэль видела, как болтаются под мачтой подвешенные тела. Капитана Вильятира тоже повесили, как преступника, и его красивое тело стало мишенью для похабных шуток разбойников. Вскоре пришла жажда. Диор выжил. Лотириэль знала, что он ушел жить восточнее, к земледельцам.***
Сначала холодные руки обтирали ее бедра, потом кто-то вытащил простыню из-под ее тела. Еще ей пытались дать что-то поесть, но губы не раскрывались. Пить.***
Губы ее потрескались, веки отяжелели. Жестоко умереть от жажды посреди моря. Она стояла на коленях, плечи отведены назад, и веревка больно впивается в опухшие запястья. Каждая косточка болела, но язык не ворочался даже для жалобы. — Она мне чуть глаз не выколола, убей сучку! Сил не было, не было даже мыслей и страха, и Лотириэль норовила завалиться набок. Кто-то сказал ей быть стойкой и сильной. Она же не ребенок, она принцесса Дол-Амрота. А у нее не получается. После тьмы глаза плохо видели, свет заходящего солнца резал как ножом. Внезапная дикая боль над левым плечом. И скрежет стали тут же, над ухом. Лотириэль упала набок, чувствуя, как мозолистые, но осторожные руки оттаскивают ее куда-то. Крики и звуки битвы пришли позднее.***
Что-то изменилось. Кто-то пришел. Сначала это было ощущение любви, окутывающее ее как нежное покрывало. Аромат свежести, дающий сил. И боль в ноге, как если бы ее пронзили мечом. Пират Асаф отправил ее отцу кольцо матери как доказательство того, что «Армин» и принцесса Туилинде в его руках. Кольцо то было уложено на бархатную подстилку в футляре. Вместе с пальцем.***
Скалы нависают над ней, и глаза не-живых смотрят ей в спину. «Отец отдаст тебя в жертву Путям Мертвых». Какова цена Лотириэль Дол-Амротской?***
— Я не понимаю языка, на котором ты говоришь. Этот голос реален. И он разрывает гулкую тишину. Тяжелые веки не хотят раскрываться, и Лотириэль видит лишь мозолистые загорелые руки, подающие ей воды. Она проводит языком по потрескавшимся губам. «Боромир?» Боромир мертв, и Море поглотило его. Он похож на него. Если бы Эомер пожелал, он бы мог отнести ее в королевскую опочивальню, и никто бы и слова ему не сказал, потому что это его люди, его дворец и его земля.***
Она никогда не видела так много льда и снега. Лотириэль оглянулась. Вокруг нее на мили простиралась ледяная гладь. Словно Великое Море замерзло. Но это не море, разве что озеро, потому что на милю вперед она видела очертания снежных берегов. Шаг. Словно судорога прошла по ее ноге. Это холод. Она чувствует. Она плавает как рыба. Но она тонет.***
Она могла бы чувствовать руки Эомера, прижимающие ее к заросшей виноградом ограде сада леди Финдуилас во дворце Минас-Тирита. И он бы целовал ее шею и грудь, а она бы бесстыдно обхватывала его бедра ногами, в тщетной попытке вырваться не только из тяжелого платья, но и из охваченного горячкой тела. И ей было бы не страшно, даже услышь она голос отца рядом. Могла бы.***
Пахло кедровыми шишками, брошенными в пламя очага. И морской солью. И сладким яблочным сидром. Обычно Лотириэль просыпалась мгновенно, не открывая сразу глаз и не сбивая дыхание, словно готовая броситься в неожиданную атаку. Но в этот раз, хоть сознание принадлежало ей, мысли текли медленно, словно огромные грузные корабли, выплывавшие из гористого фьорда. Орочий яд. Она открыла глаза. Комната была полна солнечного света, но он совсем не резал ей глаз. Рядом кто-то сидел, и Лотириэль моргнула. Кажется, ее галлюцинации стали чересчур реальными. Эрхирион. Он дремал, и Лотириэль с большим трудом протянула руку, касаясь его. Он проснулся тут же, с испугом, отдавшимся ей тупой болью в сердце, глядя на сестру. — Лотириэль! — с облегчением воскликнул он. Она хотела улыбнуться, но попытка отдалась ей болью в сухих губах. В суете Эрхирион пролил воду мимо кубка. Лотириэль попыталась подняться на подушках, но неожиданная для нее самой слабость свалила ее обратно. Брат ухватил ее под лопатки, помогая привстать. — Ты слишком слаба, Лотириэль. Мы пытались давать тебе жидкую пищу, но большую часть времени ты была в забытьи. Что ты помнишь? Мужчину с руками, как у Боромира. Лотириэль сделала сладкий глоток. — Ничего. Словно долгий дурной сон. Ты действительно здесь? — тихо спросила Лотириэль, с нескрываемым подозрением глядя на брата. Эрхирион улыбнулся и нежно провел рукой у ее лба, смахивая спутанные пряди. — Это было провидение, дарованное Элберет. — Думаешь, ей есть до нас дело? — Кораблик, который я оставил для тебя, пришел ко мне в гавань. Должно быть, она все еще бредит. Но впервые за долгое время Лотириэль не ощущала окружающий мир как нечто нереальное. — Я видел сон, Лотириэль. Призыв о помощи, отданный ручью Эдораса. А все воды идут в великое Море. — Так не бывает. — Боромира сон погубил, тебя спас. Деревянный кораблик с ткаными парусами, весело бегущий по ручью Эдораса, по светлой Энтаве, по Великому Андуину, пришедший к мысу Белфаласу и подхваченный подводным течением. Он затонул, дойдя до Гаваней Эделлонда. В считанные часы прошедший длительный и невозможный путь. Лотириэль все еще не понимала. — Кораблик я отдала местной детворе. — Да, я знаю, мне рассказала девушка, что убирала за тобой. Луска. Они с сестрой действительно пустили его по ручью. — И во сне он тебе явился? — Спроси Фарамира, Лотириэль. Спроси о лодке, наполненной водой и не тонущей. Она нахмурилась. — Фарамир. Я была резка. И не только с ним, все свое окружение отправила в Гондор. — Лотириэль облизнула губы. — Дай еще воды. Ее тело, конечно, обтирали и меняли белье. Лотириэль коснулась волос, собранных в растрепанную косу, словно не ожидала их найти такой длины. И только тогда обратила внимание на руки — тонкие, с некрасиво проступившими венами. — Как ты добрался так быстро? — спросила она. — Ты же должен быть в Дол-Амроте. Эрхирион смотрел на нее прямо. — По тайной тропе сквозь Эред Нимраис, сестра. Лотириэль похолодела, несмотря на то, что рубашка и одеяло неприятно липли к ее мокрому телу. — Не бойся, на Пути Мертвых нет ни одного призрака. Дорога в пять-семь дней — это просто чудо, — добавил Эрхирион. Там может призраков и нет, но один явно ей морочит голову. — Пять дней? — переспросила Лотириэль. — А сколько ты уже здесь, в Эдорасе? Эрхирион нахмурился. — Сколько, по-твоему, прошло времени, сестра? Она испугалась. Сколько? — Ну явно не неделя, да? Эрхирион взял ее за руки, легкой щекоткой касаясь внутренней стороны ладоней. — Две недели, Лотириэль. — Он массировал ее пальцы. — Бессонница сказалась, ослабив тебя. Все же думали, что ты простудилась. А потом местный лекарь увидел твое колено. Мысли путались. — Отец собирался пройти Путями Мертвых, — сказала Лотириэль. Эрхирион шумно выдохнул. — Мы с Эльфиром решили, что… — Вы с Эльфиром решили! — возмутилась Лотириэль. Она бы поднялась на локтях, но сил не было. — Я и так ни одной мысли в голове удержать не могу, а ты морочишь меня россказнями о волшебных снах! Эрхирион рассмеялся. — Я сказал тебе правду, Лотириэль. Мне думалось, что уж ты не станешь сомневаться в моих словах. — Тон брата стал серьезен. — Я не буду настаивать, ты можешь верить во что захочешь. Эльфир не был знаком с Эомером, а вот я был твердо уверен в его отказе отцу и решил, что самым лучшим способом доказать жизнестойкость этой затеи — действовать напролом. Лотириэль чуть нахмурилась, вспоминая как король Эомер гневался на нее совсем недавно. — Эомер такое не простит. Эрхирион в удивлении поднял брови. — Вероятно, так бы и случилось. Но, может быть, не зря наши сказания говорят о том, что великий Ульмо не оставил людей Средиземья, что те, кто живет под его владычеством, не растеряли дара видеть и слышать. Я до последнего сомневался, но беспокойство за тебя после того, как маленький кораблик с алыми парусами затонул в бушующих волнах, подтолкнуло меня к действию. Когда меня остановили рохиррим и узнали кто я, то ни одного лишнего вопроса задано мне не было. Прости, сестренка, но твоя болезнь сыграла на руку начинаниям принца Имрахиля. Король Эомер был столь напуган за тебя, что гневаться на меня за вторжение на его земли не стал. — Эрхирион смутился. — По крайней мере, гневаться так, чтобы это было по-настоящему страшно и непоправимо. Лотириэль прикрыла глаза. — Я уверена, что никто бы и не подумал обвинить его в моей смерти, — без обиняков сказала она. Рука Эрхириона, гладившего ее волосы, замерла. — Я не это имел в виду, — настороженно сказал он. Лотириэль распахнула глаза, смотря в лицо брату. — Я знаю, что ты имеешь в виду. Это не имеет значения. Я же проиграла. Я целитель, но не смогла понять, что сама больна. Какой позор! Сейчас оглядываюсь назад и не понимаю, почему не попросила помощи. Отец и королева Арвен видели, что со мной что-то не так, чувствовали, а я вместо того, чтобы сказать все как есть, обижалась и злилась. — Так действует яд Изенгарда. — Должно быть, я поцарапалась о копье орка, когда наскочила на него. Так странно. Это не столько нога, сколько голова. Словно ты наблюдаешь за происходящим со стороны, и это происходящее тебя совершенно не интересует. Эрхирион не станет упрекать ее в том, что она не забила тревогу, не обвинит в том, что она ошиблась. — Ты спас меня, — утвердительно сказала Лотириэль. — Да, — без обиняков ответил брат. — Местные послали гонцов в Минас-Тирит, но они не успели бы. Твоя рана загноилась, и часть мышцы омертвела. Мне пришлось всю ее изрезать. — Мне повезло, что ты есть. Эрхирион чуть нахмурился. — Поблагодаришь меня позднее, боюсь, что первые полгода твоя благодарность будет довольно спорной. — Поймав ее взгляд, Эрхирион с улыбкой покачал головой. — Я… Прости, но боюсь, с некоторой хромотой тебе придется смириться. Лотириэль особо не вникала в слова брата. Эрхирион, ее любимый Эрхирион здесь! Он не Амротос, он ее тут не оставит. Он всегда берег ее и учил всему, что знает. Словно читая ее мысли, Эрхирион снова погладил ее по голове, как маленькую девочку. — А куда уехал наш братец? — спросил он. — На север, — бросила Лотириэль. — Сказал, что в Дол-Амроте ему не место. — Голос ее дрогнул. — Он сказал, что… Ты тоже считаешь, что у меня сердце холодно ко всему, кроме Моря? Эрхирион смотрел поверх нее. — Мы все очень разные, Лотириэль. То, что ты чужда некоторым страстям, не говорит о тебе что-то нехорошее. — Но ты согласен с ним? Эрхирион наконец посмотрел на нее. — Ты разбита и потому не мыслишь здраво. Ты имеешь право любить жизнь на побережье, а Амротос имеет право на обратное. Восемь лет прошло, она уже и позабыла, как в тот вечер отплытия с матерью из Пеларгира Амротос сбежал с причала в город, где его дожидались Анаронд с сестрой. Как звали ту девчушку? Анариэль, кажется. Амротос был влюблен в нее. Он собирался удрать с другом и возлюбленной на север. Для чего? Ответ мог дать только Амротос. Но время распорядилось иначе. «Армин» по дороге из устья Андуина на север, вкруг мыса Белфаласа, была взята на абордаж, принцесса Дол-Амрота убита пиратами, ее дочь и команда корабля захвачены в плен. Амротос подался в оруженосцы к Боромиру, а Анариэль впоследствии вышла замуж за другого. Лотириэль не лгала Эомеру, когда сказала, что не застала начало конфликта Амротоса с Анарондом, но это была полуправда. Эомер. Лотириэль чуть прикусила губу, мысленно видя перед собой заросшую тропинку сада Минас-Тирита, виноградный плющ и двух людей, занятых друг другом. Это чувство зовут вожделением, и оно отдавалось Лотириэль жарким покалыванием в груди, низу живота и пальцах ног. Ей захотелось отвернуться от брата, накрыться одеялом и остаться наедине с этим пожирающим ее ощущением. Как она посмотрит в глаза Эомеру? Лотириэль поднесла ладонь ко рту, подумав, а что испытывает он? Была ли та сцена в конюшне реальностью или это плод ее распаленного воображения? Эрхирион откашлялся. — Тебя снова мучают кошмары? Лотириэль упрямо сжала губы, игнорируя вопрос брата. Она стушевалась, потеряв нить разговора. — Амротос сбежал в Пеларгир тогда, возможно, что его выходка спасла ему жизнь, когда «Армин» попала в руки Асафа. — Лотириэль чувствовала головокружение, и лицо Эрхириона плыло перед глазами. — Но он ведь считает, что, окажись он на борту, то сумел бы спасти мать? — Он был мальчишкой и наказать его стоит разве что за побег, а не за чужие поступки. Никто не должен брать на себя ответственность за чужие преступления. Довольно, Лотириэль, ты должна отдохнуть. Лотириэль упрямо подняла руку, с насмешливым любопытством наблюдая как ее шатает из стороны в сторону. Тело не поспевало за ее разумом. — Не уходи, — попросила она тихо. Она не желала отпускать брата. Он был единственным, с кем она могла говорить об этом. Единственным, с кем она могла говорить обо всем. — Я всегда с тобой, Лотириэль. Она облегченно закрыла глаза. — Там леди Эовин, она полна негодования на саму себя и чувства вины перед тобой, — заметил Эрхирион. Лотириэль улыбнулась, не открывая глаз. — Как чудесно, теперь я знаю чем попрекать будущую невестку до конца ее жизни, — ответила она. Эрхирион щелкнул ее по носу. — Ты выглядишь похуже иной портовой девки, Лотириэль, — заметил он. А потом деловито охнул, когда та резким движением повернула голову, кусая его за палец. — Эй! Лотириэль закатила бы глаза, но чувствовала, что веки снова начинали слипаться. — Еще внизу Герион Морин, он отказался ехать в Минас-Тирит, полагал, что в случае… смерти позаботится о тебе. — Речь брата была мягкой, ласковой. — Я бы не был так привязан к человеку, что грозил повесить меня на рее. — Это было давно! И сказано в шутку. — Да, и ты получила от него подзатыльник за эти слова. Эта шутка дошла даже до Минас-Тирита. — Он наругал меня за серьгу. — А зачем ты проколола ухо? — Потому что у тебя такая же. Я же как ты. Эрхирион улыбался. Он был старше ее почти на десять лет, воин, кораблестроитель и один из лучших целителей Дол-Амрота. Эльфир довольно быстро повзрослел, женился, и любовь его к сестре больше напоминала отцовскую. А вот Эрхирион никогда не ставил себя как покровителя. Он был ее другом и за любовь к нему Лотириэль, пожалуй, могла действительно отдать многое. — Еще мне почудился запах ацеласа, — внезапно сказала Лотириэль. — Вот что я помню. — Листья принесла одна из женщин, — ответил Эрхирион. — Я был весьма удивлен, откуда они здесь. — О… — Хоть ее и распирало, Лотириэль слишком устала, чтобы рассказать брату, как помогала в лечебной операции Владыке Элронду. — Они называют эту болезнь кровавый пот, — вместо этого заметила она. Эрхирион подоткнул одеяло. — Тебе дадут бульон, а потом ты снова поспишь, — сказал Эрхирион. — Эмелин принесет ночной горшок. Искупаешься позже, когда будешь в состоянии хотя бы самостоятельно сидеть. — Пауза. — Мне кажется, что в Медусельде люди будут рады твоему выздоровлению. Лотириэль грустно посмотрела на брата. Он сам страшно осунулся, и Лотириэль представила, что он испытал, когда после долгой череды раненых, которые оказывались на его попечении после того, как он сам едва на ногах держался после битв, он увидел собственную сестру в шаге от смерти. «Я скучала по тебе», — сказала она. Или же подумала.