***
— Я был слишком наивен. Во время Отбора я встретил восемь демонов. И я убил их, даже нормально не поговорив... Было ещё обиднее от того, что за последний день он не встретил их вовсе. Даже форма учителя Урокодаки казалась ему невероятно тяжёлой. Ноги рассыпались вдоль дороги и утекали назад – Камадо непременно рухнул бы без большой сухой палки, на которую опирался и которую не выпускал из рук. Пока он ковылял, на него озирались то мимо проходящие оборванцы, то приросшие к земле фермеры, но обратись они к нему о чём-то спросить, у него не нашлось бы сил даже поднять головы и держать взгляд по горизонту. Его стеклянные глаза можно было разве что нанизывать на нить, как колье монисто, и любоваться их фальшивыми отблесками. — Есть ли способ превратить демона обратно в человека? — Едва слышно вырывалось из иссохшего горла. Мальчик чувствовал, как вот-вот рухнет и больше не встанет. Ямочки глаз горько щекотали тягостные слёзы, как бы Танджиро их не подтирал. — Прости меня, Незуко. Прости. Чем ближе Камадо приближался к подножию горы Сагири, различая в темноте белоснежный саван, укутавший льдом туманную вершину, и видя вдали маленький домик на её зелёной подошве, тем горестнее и беспокойнее становилось на душе. Что он скажет учителю, если сестра не проснется? Танджиро уже был готов свалиться на землю прямо напротив дома, когда его подхватили чьи-то руки. Он уже и не помнил как оказался в её объятиях. Только свист и грохот дверных петель. Мальчик ощутил приятный ворс сшитого мамой кимоно и тяжесть локонов, обвивших его спину. Его так радовало, что кожа Незуко была тёплой, и это хранило призрачную надежду на то, что в ней всё ещё живёт человек, его сестра. Ему вдруг стало жалко всех, кто не мог разделить с ним эту участь. А учитель Урокодаки, казалось, был рад его возвращению даже больше чем сам Камадо. Кадзе лишь оставалось следить со стороны за трогательной сценой, — можно сказать, он по пятам проследовал за Камадо весь путь — но для него, увы, она казалась не более чем эмоциональной аффектацией. Герою неловко было как стоять в ожидании и отрешённости от семейной тишины, так и подойти, дабы её нарушить. Его это не трогало, ведь сам он редко позволял себе близости с учениками — как махать мечом, если тот обмякнет? Последний раз самого Кадзе заключали в объятия очень давно, ещё когда его отец был жив. Когда неприятные воспоминания вновь начали сквозить, он, помотав головой, снова закрыл их огромными плотными как графит портьерами в своём экзистенциальном додзё, словно они были и не его вовсе. Продрогнув, он вновь взглянул на крыльцо: Мальчик всё ещё рыдает в грудь сестры. Кадзе подождëт.***
Без лишних разговоров Самурай прошёл мимо них в хижину и рухнул на футон, удивив этим и старика, и мальчишку. Урокодаки лишь пожал плечами, набирая воду в котелок, а на лице Танджиро мелькнула улыбка. Впереди был ещё целый день. Мужчина забавы ради смотрел за процессом снятия мерок с красноволосого оборванца, одним ухом ловя слова старика о невероятной прочности и износостойкости такой униформы. Мужчина тихо посмеивался – не из скорлупы готовят яичницу. Но, по правде говоря, у него нет денег даже на те птичьи права, благодаря которым он греет свою задницу об футон здесь, под деревянной крышей. А Охотникам, интересно, платят? Кем их считают: героями, или санитарами? Иначе Кадзе превратится не в анахорета, а в бомжа. Весь день, начавшийся для героя уже после полудня, Танджиро рьяно, но с шепчущим страхом рассказывал учителю об прошедших днях пепла и кровопролития, о каменном истукане, после смерти оказавшимся лишь маленьким мальчиком, и об исчезающих демонах, которых с каждым днём становилось всё меньше. Урокодаки внимательно слушал, не смея его перебить. Самурай чувствовал, как бывший Охотник расцвел, и не спрячешь сие, как ни старайся. Бенг выглядел точно также в момент, когда узнал, что его ученик выжил. Разве что у старого клыка не было маски, за которой можно спрятать добрые глаза отца, волновавшегося за глупого ребёнка. Теперь хоть Кадзе не будет голову сверлить своей сварливостью. Девочка постоянно зрела то на брата, то на незнакомца своими розовыми глазами-пуговицами, порядком напрягая последнего. Кадзе лишь утвердительно кивал, когда в процессе разговора на него вдруг переводили взгляд. Камадо часто норовил вторгнуться к герою с вопросами, но старик подыгрывал ему, отводя тему. На счастье героя речь о себе прошла без экивоков. Утром он попытался отколоть себе новую зубочистку, но ни одно дерево в округе не подошло — каждое при взмахе его катаны тут же валилось вниз с вольным грохотом — Урокодаки уже успел его отчитать, хотя Кадзе, будучи по горло накормлен любой филиппикой стариков ещё с поры, когда Бэнг вышел на пенсию, не воспринимал её вообще, как склизкий нос жабы тёплые детские пальцы. С мальчишкой он не грезил желанием общаться. Его излишнюю, как тому казалось, доброту он принимал за наивность и признак беззаботного отрочества. На отборе тот был каменист и телом, и духом, а сейчас обмяк словно размороженный тофу, лишь подтверждая думы героя. Зубочистки тот раньше делал из молодого древа кусуноки, растущего в саду додзё — это было изящное витиеватое растение, чьи массивные ветви подобны корням, что растут не под землёй, а в небеса, пытаясь их обвить и выпить, словно те лишь отражение в зеркальном озере. Свою же прежнюю ковырялку в зубах Самурай по несчастью выкинул по дороге в город Q, уже неоднократно успев об этом пожалеть — может то была плохая примета? — А древо глицинии подойдёт? – Думал он, выходя из леса с ощущением проигрыша. Нужно чем-то себя занять. После полудня он поднялся к рассеченному валуну, по пути активировав все ловушки, которые не успел убрать старик. Двухметровый кол, пролетевший мимо виска подарил действительно новые ощущения. Вечером ходил в баню, до истомы нежась в тесной офуро, а после, прогулявшись к поляне, сел на сизую траву и принялся чистить клинок при помощи рисовой бумаги, и порошкового мела утико — такая процедура происходила единожды в месяц и отлагательств не терпела. Эфемерный свет ночного сапфира, будучи словно ультрафиолетовая лампа, всегда отлично выявлял на стали засохшую кровь монстров или, когда Самурай был намного моложе, людей. Но от "демонов" никаких следов, кроме копоти, на клинке не оставалось, а она, как бы то ни было иронично, вяще виднелась именно под яркими лучами солнца. Осознав это, мужчина молча соединил цубу и губы сайи в единое целое, решая отложить ритуал на другой день. В меланхоличном равновесии сидел он на траве, где на него смотрели совсем другие звёзды, безучастные и незнакомые, хоть они ни чуть не отдалились от его деревянных сандалий, и Луна в кои-то веки целая. Самоуспокоение чревато уязвимостью. Он не должен забывать о своей главной цели – выбраться из проклятого мира. Но... Как? Камикадзе находился прострации, смотрел на ладони, задрапированные шрамами, ссадинами, следами ожогов, больше похожие на выцветшие гематомы, и чувствовал, как его внутренние силы утекают сквозь пальцы. В надежде выспаться он встал с листвы и побрёл к хижине, облизанный мраком. — Чувство неизведанного... Раздражает. — Утвердил он напоследок, поднеся к губам миску с со́бой. Они сидели напротив друг друга как сгорбившиеся глиняные фигурки, поставленные на печь. Их тени от янтарной капли костра блекло подрагивали на древе стен. Дети давно свернулись клубком в соседней комнате — Я бы сказал – пугает не неизведанное, — поправил Урокодаки, протягивая чашу заваренных трав прямиком из додзё «Горного потока», — пугает то, что ты никогда к нему не готов. Поэтому, все боятся. Даже цепной пёс страшится бури. — Трусы живут дольше, они приспособленцы. Поэтому путь настоящего воина так тяжёл. - Будь я трусом умер бы ещё лет в шесть.— Сварливо ответил Самурай, не поднимая глаз. — Интересный ответ. Но... — Он взглянул на девочку. — Есть воины, сражающиеся не ради чести и знамени Этот мальчишка сделает всё, чтобы спасти свою сестру — Но любая битва — это сражение за жизнь. Смерть лежит в основе учения Хагакурэ, кодекса Бусидо.— Возразил Самурай, изредка поглядывая на скачущие огоньки. — Верно, но сражение, без цели, только ради жизни — не больше чем выживание. Нет в этом твоей воли. Только животные выживают, люди - живут. Поэтому войны и обстоятельства превращают человека в кровожадного зверя. В демона. — А смерть... — Вздохнул старик. — Сама нас найдёт. Знаешь, умереть, не достигнув цели, не постыдно. Постыдно – потерять себя на пути к ней. Стать зверем. Старец ненадолго отошёл, вернувшись с ароматным чайником в руках, словно с кадильницей. Кадзе и не заметил, как пил уже четвёртую чашку. — Демоны тоже имеют цель, — продолжил седой хозяин. — Танджиро верит в их способность вспомнить прошлую жизнь, лица близких им людей. Потому Незуко не съела брата — демоническая кровь не способна остановить любящего сердца, и она тому прямое доказательство. — Но демоны не могут жить без плоти. На моих глазах они убивали десятки. — Строго отреагировал Кадзе. — Они не люди. — Не спеши с выводами. У меня есть предположение, что девочка обладает отличной от нежити способностью— восстановление сил во сне. Танджиро найдёт способ вернуть её в наш мир. Кадзе оставался скептичен. Он точно не посмеет повернуться затылком к её "пуговицам". Приметив, что чайник стал заметно легче Урокодаки вылил последний остаток воды себе в чашку.Полмесяца спустя.
Танджиро вывел из транса звон колокольчиков. Только его заслышав, он, вскочив с места, спешно выбежал на улицу, даже не закрыв за собой дверь. Из шумного леса тихо проскочили две таинственные фигуры с опущенными на лицо бамбуковыми шляпами, одна из которых уже давно выцвела под солнечным светом. Пёстрые фурины, свисающие с жёлтых кромок, качались в такт их воздушным шагам и звенели утреннюю мелодию. Оба что-то несли за спиной. Мальчик сразу всё понял, и в груди у него зажглась звезда от радости, что даже захотелось подбежать к ним со всей прытью, но то было бы очень невежливо. Так он и стоял, дожидаясь их у крыльца. Но подошёл к нему только один — второй внезапно остановился в центре поляны и неподвижно взирал на дом. Кадзе как раз спускался с горы. Из под надломленного края шляпы зардела бордовая маска хёттоко. — Из вежливости, я не стану спрашивать кто ты такой и откуда явился, самурай. Я лишь принёс выкованный мною клинок. — Без всяких околичностей начал незнакомец, только мужчина подошёл к хижине. — Откуда он... — Значит ты – кузнец, работавший с выбранным мной слитком, — сохранил лицо Камикадзе. Мужчина в шляпе снял длинный хлопковый мешок с плеча. — Верно. Созданный для ночи, клинок Ничирин впитал в себя достаточно дневных лучей, — тихо произнес кузнец, указывая на дом. — Тогда заходи, — кратко пригласил герой. — Судя по всему, клинок окрасится в красный. Верно, Урокодаки? — Всё не умолкал громкий "гость", выковавший лезвие мальчишке. В ответ седой лишь протяжно мычал Старик и кузнец уже сидели в комнате, пока Танджиро неуверенно взирал на заточённую в ножны катану. Её ведь нужно просто вытащить, верно? Наконец он взялся за рукоятку, и обнаженный металл в молодых руках на мгновение замерцал белым светом. Создавалось ощущение, что вопреки гравитации вдоль клинка, к самому потолку, растекается чёрная краска. Сталь на глазах окрасилась в глянцево-чернильный цвет. Сие произошло в момент, когда кузнец и герой показались в дверном проёме. Брови Самурая на мгновение взлетели в удивлении и ещё через миг вновь вернулись к хмурым истокам. Катана Кадзе была заметно длиннее, когда молчаливый пришелец в потёртой шляпе с церемониальной плавностью достал ту из мешка. Черёд удивлять предоставлен герою. — Думаю алый будет неплохо смотреться. Всем было интересно какой оттенок выберет металл его клинка. Даже заносчивый кузнец замолк, стоило мужчине прикоснулся к эфесу. Он тянул рукоять медленно, словно доставал из ножен не зеркальное лезвие, а спящую ядовитую змею. Ощущая, как впервые ложится в ладони чернильная оплётка самэ, он направил меч вперёд, новорожденным кончиком к открытой двери. Клинок Ничирин был заметно легче. И всё... Все четверо смотрели на него, ожидая чуда, солнечного затмения, но ничего не происходило. Кадзе по-прежнему стоял в позе восковой фигурой, озираясь на меч. — Такое... Часто случается? — Уставил он на старика круглые, как рисовые комочки, глаза. — Не на моём веку. — Тихо кивнул старец, будто пытаясь выдавить понимание — Ты главное не расстраивайся. — А ты вообще умеешь мечом пользоваться? — Вставил свой мон крикливый кузнец. — Я уверен в его способностях. — Перебил того хрипловатый напарник. — Может оттенок всего-навсего изменился на очень близкий к изначальному цвету клинка? — По-моему он не поменялся. — Герой, пропустив мимо ушей слова сомнения в своём мастерстве, поджог взглядом создателя меча. — Ты мне что подсунул? Тот ужаснувшись сжался в угол. — Подождите, Кадзе-сама. — Вдруг напомнил о себе Танджиро, преисполненный волнением. — Возможно дело в технике дыхания. — Никогда о таком не слышал. — Самурай вновь почувствовал себя невеждой. — Вот оно что. — Созрел седой столп, держась пальцем за подбородок красной маски. — Клинок Ничирин — своеобразное зеркало души и цвет его зависит от владельца, но без должного владения техникой дыхания, увы, с ним ничего не случится. Не гора Фуджи, а Меч — последний экзамен для Охотника на демонов.