***
Через две минуты они уже шли по лесу. И как только герой дал себя уговорить? Кадзе загораживал дорогу перед пареньком, от чего тот, заметно успокоившись, замолк, при этом каждую минуту озираясь назад, на сопевший в закосье дальний лес. Что-то невероятно огромное нависало над ними и глазело в ответ, пока он снова не одëргивал голову к строгой спине бухтящего "напарника". Незнакомец на это, кажется, и носом не повёл. Или у Зеницу всё же едет крыша. — Вы тоже это чувствуете? — Наконец осмелился спросить парнишка. — Мне оно в затылок дышит... Самурай лишь с упрёком покачал головой. — Ты не спасёшь сестру если будешь таким трусливым. Кого ты сможешь защитить, если при виде опасности сразу бросаешься в кусты? — Н-ну я стараюсь. — Казалось, буйный мальчишка слегка поник, опустив голову. Кадзе даже немного сжалился над ним. — Но ведь оно совсем рядом... — Повторил он тихо. — Да, я тоже его чую. Спустя пару безмолвных минут Кадзе, разок оглянувшись на никуда не исчезнувшую золотую макушку, лениво изрёк: — Эй... "Малец", ты бы за мной не плёлся. Странновато прозвучит, но со мной куда опаснее, чем одному. — Почему? — Искренне удивился мальчишка, застыв на месте. — Вдвоëм же легче остаться в живых. Демоны по одиночке ходят... — Знаешь, моё оружие не может с ними справиться. — Изложил Кадзе равнодушно, словно речь шла о солнечном дне. — Как это? — Округлил глаза Зеницу — М-можете взять мой! Он нервно выхватил катану из-за белого пояса, неряшливо, можно сказать по-дурацки, обмотанного вокруг просторного кимоно. Протянутый меч неровно поблескивал в трясущихся ладонях. Кадзе презренно взглянул на старую рукоять, коя явно не принадлежала нынешнему владельцу. — Обойдусь. Видимо пацан не отстанет. Может всё же стоит ему сказать, что Самурай намеренно бредёт по следу того нечто, чья невидимая тень нависала над ними несколькими мгновениями ранее, или не нужно? Впрочем, не стоит спать в лодке, распустив паруса. Мальчишка так и продолжал тихо следовать за ним как маленький кораблик в кильватере Атомного Ледокола — судя по тому что он видел, в лесу горы Фуджи через сутки живых останется столько же, как и в далёких ледяных пустошах. Если не считать демонов, естественно. Топот своей глухой тряской поднимал с земли пыль, а из глубин сознания – знакомые ощущения. Вот где обрывается грань человека и того, что раньше им являлось. На одну клетку из глицинии для сотен демонов приходилась одна Клетка Монстра. И она была здесь. Как и иррациональная надежда Героя на то, что демоном окажется именно то уродливое существо с тысячами пузыриков по коже... Стоило бы уже забыть о нём. И вот они здесь. Среди тучных густых ветвей в полумраке просвечивала бледно-синяя поляна. Самурайская катана была готова выплыть из ножен. Её остановил лишь звук битвы. В этот момент Танджиро сражался с Демоном Рук. Кадзе еле побудил желание вмешаться, вспомнив страшные правила этого леса. Здесь нет героев, лишь охотник и добыча. Убив демона, он лишь отложит чью-то смерть, но не предотвратит её. Бегающий вокруг огромной неповоротливой туши парнишка не выглядел готовым к подобному испытанию. Вмешается ли Кадзе, если тот будет на грани? Но этот вопрос уже не требовал ответа: мальчишка, сначала сделав глубокий вдох, своим мечом покорил водный поток, направив его кончиком лезвия к огромной каменной туше. Циановый веер павлиньего хвоста рассёк одутловатую шею монстра словно прибрежная волна, что топит бумажные кораблики. Лишь рябь разошлась по всей горе, оповестив каждую птицу о падении монстра, как о начавшемся вдали ливне. Самурай не мог не узнать в порхающем мальчике Гию и лишь потом разглядел развевающееся хаори со знакомыми кучевыми облаками на лазурной ткани. Очень интересно, однако, получается. Кадзе медленно повернулся к "Танджиро". Зеницу, довольно быстро сообразив что к чему, пытался выдавить как можно более безобидную улыбку, хотя получалось не очень... — Ты меня надурил! Я из тебя сашими сделаю! — Хе-хе, я-я обьясню... Ай! — Кадзе стукнул ему по котелку. — Идиот... Как же быстро чуждый этому миру анахорет повёлся на молву незнакомца. Видимо отсутствие общества заметно на нём сказывается. Ещё и ответственность за смерть желтоволосого нести было бы ему. Не хотелось бы мечнику за ночь превратиться в красный клубок, от которого тянутся нити чужих смертей. Отвернувшись от потирающего шишку мальчишки он взглянул на того, кто действительно является учеником старика и братом спящей девочки. Тот стоял поодаль, на опустевшей полянке, и, сложив ладони... Молился. Молиться за демонов? Что за чушь, подумал Кадзе. Излишняя доброта погубила куда больше людей, чем самая гнусная в мире ложь и презрение, хотя детям этого знать не дано. Когда Зеницу наконец убрал руки от небольшого синяка на макушке, он к своему ужасу, вдруг обнаружил страшное — ни странного мужика, ни парня, что стоял вдалеке, уже не было, и неясно куда они ушли. Как сквозь землю провалились.***
Здесь, за стеной из глицинии, владения демонов, их же склеп и тюрьма. Такое же ощущение настигало, когда Самурай фланировал по бесконечным глубинным аортам Ассоциации Монстров. Ещё одно дежавю. Проходя мимо он лишь созерцал прижатые к деревьям бледные тела и раздражённо шикал в тишину. Он знал – неминуемость смерти не повод сжаться в угол и ждать её. Мёртвому воину не дано сражаться. Да, он каждый день думает о смерти, как его пронзают копьём, как голова с плеч падает на зелёную траву, как язык тонет в крови колодца собственного горла. Но его оружие — меч, и удел его — сражаться до последнего вздоха. Именно потому он носит за поясом катану, а не самодельную бомбу. «Мёртвые не воины, мертвые — трупы» — так говорили ему в додзё. И правильно ли было оставлять мальчишку с жёлтыми волосами одного? Не жестоко ли было сначала тащить его с собой в самый центр адского котловища, а затем просто уйти, с полной уверенностью, что подросток не выживет? Герой сошёлся на мысли, что лучше бы не встречал его вовсе. Нечто яркое вдруг заблестело у него в глазах, заставив прищуриться. Слипшиеся в темноте листья становились всё отчётливее, а небо из чернильного гудрона растекалось волнами в перламутровой палитре, безжалостно топя в себе ещё недавно мерцавшие звёзды. Камикадзе завороженно поднял взгляд вверх. Наступил рассвет. Кадзе ожидал ощутить облегчение от того что не придётся ждать удара в спину или переживать о детях, что так назойливо норовят к нему пристать, но вскоре пожалел о своей ошибке: Всё больше бездушных тел прорезались средь стволов в немой тишине. Они появились внезапно и из ниоткуда, как декорации после того как театральный занавес вновь отворился. Их демоны оставили после себя, а сами забились в каменные норы, куда не дотянутся корни древа глицинии. Труп, зимой брошенный в снег, всегда найдётся по весне, а оставленный во мраке — под первыми лучами солнца. Лес за мгновения стал подобен выжженному полю после минувшей битвы при Сэкигахаре, мог бы подумать Кадзе, попади он в это мир с начала периода Эдо. И ни одной из этих смертей он не мог помешать. Лишь отсрочить. Но с другой стороны нежелание убивать демонов значило бы его полное бездействие, смирение перед обстоятельствами и негласным законом Фуджикасане. Поражение. Камикадзе терпеть этого не мог. Вкусив лишь однажды этот терпкий вкус хватало, чтобы до конца своих дней презирать одну лишь возможность повторной встречи с ним. Он не желал смиренно опускать голову в пол, какой бы на то ни была причина. Нет, он будет убивать демонов, пока его катана не сотрётся об их кровь. Держась за сайю левой рукой он до смешного театрально оттопырил большой палец, сверкнув зеркальным лезвием. Да начнется бойня.***
Следующие шесть бессонных ночей герой занимался тотальным геноцидом нечисти. Туши дробились вместе с деревьями, их регенерация не успевала за скоростью лезвия. Самурайский клинок преследовал их даже днём, и многие из них стали пеплом под лучами неистового солнца именно по его вине. Герой кромсал базальтовую плоть с хладнокровием и пугающей отрадой. Он был как жук, заползший в муравейник. Он чувствовал за собой удовлетворённость и странную гордость. Будь они людьми, Самурай непременно бы превратился в Синигами в смертельно белом одеянии или предстал богом Эмма, что восстал прямо из дзигоку. Как там старик Бэнг говорил: «Порой, когда бараны не бодаются, их рога врастают им в голову, причиняя жуткую боль»? Кадзе был рад, что эту "боль" можно хотя бы унять, пусть и на время. Он чувствовал, как тело немеет от усталости. И вот он снова на выкроенном из каменных плит полу. Рядом на площади находились еще несколько людей, и их оказалось куда больше чем он ожидал. Все восемь подростков, явно уставшие и истощённые, пребывали в лёгком ужасе, но в обморок никто не падал. Две девочки, которые и объявляли о начале отбора, однотонно начали говорить, и их голос мог пленить своим эхом. Пусть они напоминали жутких фарфоровых кукол, их лица выражали радость. — С возвращением, — начала одна. — Наши поздравления. Вы целы и это самое главное. — Закончила другая. В то утро наконец объявили о конце отбора, и им, похоже, позволят выбрать руду для клинка Ничирин. Также Кадзе узнал, что за форму придётся доплатить... — С этого дня вас будут сопровождать Вороны Уз. С томных крон прямо на площадь посыпались темные комки, садясь к каждому из будущих охотников. К Кадзе ворон, похоже, не торопился. — Кар-кар! — Спешно раздалось вдали, пока детвора уже всю знакомилась с говорунами. Звучит крайне знакомо... — Боже, только не это... — Давно не виделись, человек! Смольная птица с белым еле заметным пятнышком на лбу села ему на плечо.