Человеку нужен человек, Чтобы пить с ним горьковатый кофе, Оставаться рядом на ночлег, Интересоваться о здоровье.
Чтобы улыбаться просто так, Чтоб на сердце стало потеплее, Чтобы волноваться: «Там сквозняк! Надевай-ка тапочки скорее»*
Марина Бойкова
***
Что может быть лучше компании с приятным человеком? Только компания с приятным человеком, а в случае Сергея — с одной девушкой, об общении с которой он не распространялся. После крайне неприятного инцидента в фотостудии Матвиенко упрочил свою связь с Юлей, несмотря на изобличающие подробности её жизни от Арсения. Конечно, Серёжа понимал все опасения друга, даже внял тому разговору, и всё же что-то не давало покоя. Он называл это не более чем человеческой симпатией и сочувствием, хотя это больше походило на самообман. Дождавшись Самарину из офиса, Сергей, не раздумывая, предложил её подвезти, но не уточнил куда. В свободный вечер перед гастролями он хотел провести не в одиночестве, заодно растормошить Юлю от рабочей рутины, зная, что Арсения можно не ждать, — тот умчался с Шастом и Позом. Матвиенко был далеко не глупым и подозревал, что ребята готовят подарок в канун его дня рождения. Это уже не было секретом за столько-то лет работы и дружбы с командой. К тому же ему этот момент был очень на руку — никто не потревожит в неподходящий момент, и телефон можно с чистой совестью перевести в беззвучный режим. — На сегодняшний вечер я тебя похищаю, — сказал Сергей с наигранной угрозой в голосе, бросая смешливый взгляд на девушку. — Что-то не вижу на себе наручников или скотча, — рассмеялась Юля и вытянула руки вперёд, демонстрируя полную свободу. — Могу для убедительности покричать, если надо. — Со мной кричат только в одном случае… — задорные искорки блеснули в карих глазах. Серёжа хитро ухмыльнулся и вырулил с парковки на дорогу. — Хм-м… Наверняка симулировали. Женщины такие актрисы, — Самарина не была бы Самариной, если бы не съязвила, только сделала это скорее по привычке. — Ладно, ладно, у каждого свои фетиши. — Тебе скромности не занимать, я смотрю. Разговор переходил на ту интересную сторону, где друзьям точно не было места, хотя для Юли, казалось, не было запретных тем. Каждый раз болтая о всяких щекотливых вещах в шутку, никто даже всерьёз не задался вопросом, а что действительно между ними происходило. — Когда раздавали скромность и добродетель, я стояла в очереди за мозгами и сиськами. Как видишь, кое-что мне всё-таки перепало, — в Юле проснулся безудержный азарт провокации Матвиенко, но тот лишь посмеивался и не давал поставить себя в тупик. — Твоё «ласковое» прозвище полностью себя оправдывает. Теперь вынужден с ним согласиться, потому что ты реально Сатана, — остановившись на перекрёстке у светофора, Сергей встретился взглядом с едва улыбавшейся Юлей. — Но мне это нравится, — и аккуратно заправил выбившуюся прядь у девушки волос за ухо. — Послушай, я же в курсе, что у тебя были свои причины стать такой… холодной. Я через это прошёл с Арсом — тот тоже бесноватый и далеко не подарок, но он начал меняться в лучшую сторону. Шаст на него хорошо влияет. Просто пора отпускать от себя всю гадскую хрень, Юль. Самарина сделала глубокий вдох и очень медленный выдох, чувствуя, как сердце отчаянно колотит рёбра, грозясь переломать их напрочь. В её маленький мирок неожиданно нагрянул мужчина, желающий помочь, а она отчаянно боялась открываться. Внутри боролись несколько чувств — самый настоящий дикий страх, непомерная гордыня и залёгшая очень и очень глубоко симпатия, которую она упорно отрицала. И это совсем не та симпатия, как, например, к Шастуну или Оксане (со второй немного спорно, конечно, здесь Самарина держала чёткую дистанцию), с Серёжей было по-другому и очень пугающе. Юле в принципе была свойственна влюбчивость, но это проходило само собой, когда объект симпатии менялся. Пусть всё это и оставалось на платоническом уровне. Такое происходило в её и отношениях с Крис, и таким слабостям она не придавала значения. Сейчас же не приходило и мысли о поиске потенциального партнера. Это ли не первый звоночек? Да тут чёртова колокольня в лихом перезвоне! — Единственное, что у меня есть — любимое одиночество и работа. Здесь стабильность и благополучие, а в ком-то другом у меня уже не будет уверенности, — Юле не нужно быть прорицателем, чтобы догадаться, куда клонит Сергей, и отмахивалась от мыслей словно от мух, размахивая невидимой газетенкой вокруг. — А как же друзья? Или ты в такую дружбу не веришь? — по правде говоря, Матвиенко и сам считал это бредом, но зачем-то всё равно спросил. — С какой это стати у дружбы появился пол? Мне кажется или веет сексизмом? — девушка уводила разговор с неудобной для неё темы, признавая в глубине души, что не так совершенна её жизнь. — Да кто ж тебя разберёт. Сколько людей — столько и мнений. Лично я думаю, что ты ищешь во всём отговорки, и больше напоминаешь одного моего очень близкого… —… Арсения. Поняла, к чему ты, но я — не он. Такова сторона людей, не терпящих демонстрации каких-либо чувств, и неважно какого… рода, — чем больше Самарина говорила, тем больше себя топила. — Иногда вы гордые идиоты, — верное замечание Серёжи вызвало улыбку и тихий смешок у Юли. — И чудо, что вы друг друга не прибили сегодня. — Мы же в цивилизованном обществе живём, да и злиться мне не на что. Правда не всегда бывает приятна, а в нашем случае — подавно. Здесь не проканает «чёрный пиар — тоже пиар», и мы это понимаем. Есть в этом и положительный момент — я кое-что вспомнила, а это определённо знак. — Надеюсь, хорошее. — Всего понемногу. Видишь ли, я всегда перепроверяю все полученные сведения. На втором аккаунте во «Вконтакте», богом забытом, я нарыла много всего. Осталось только разобраться, зачем мне подтёрли все переписки на основной странице. Но это уже другой вопрос. Да, и ещё… Куда мы всё-таки едем? — А разве пленникам говорят, где их будут держать? — Матвиенко преспокойно следил за дорогой и срезал путь к дому по небольшим улочкам. — Это моветон отвечать вопросом на вопрос, — Самарина фыркнула и скрестила руки на груди, выражая тем самым своё недовольство. Неизвестность та не любила больше всего, но жизнь любит парадоксы, заставляя Юлю жить в той самой неизвестности. — Да расслабься. Я просто хотел, чтобы ты отдохнула хотя бы один вечер, — увидев безмолвный протест на лице девушки, Сергей тут же пояснил. — Без ноутбука и всяких приблуд. У тебя глаза краснющие, — он добивал очевидными фактами точно кувалдой. — Ты вообще спишь? — Так же как и все, Серёж. Самарина набрала в лёгкие побольше воздуха и, медленно выдыхая, успокаивала себя тем, что данное ничего не значило. Обычный вечер с человеком, который ей был небезразличен. Только и всего. Добро пожаловать в первую стадию принятия неизбежного. Мысли кружили нестройными хороводами в головах обоих, напряжение в тесном автомобиле было осязаемым, а воздух наэлектризованным. Сергей затронул ненавистную тему и выкрутился, заставив Юлю загнаться ещё больше. С каждой встречей забота с его стороны была ощутимей, и становилось очень больно до щемящей тоски. Так и встретились два одиночества, которым хотелось летать, а не ползать.***
Сергей очень ценил своё личное пространство и делить его, к счастью, приходилось только с Арсением, и то не всегда. Редкие ночёвки вместе и вечерние просмотры фильмов часто заканчивались грустной философией, а, бывало, даже полным молчанием. Не потому что никому говорить не хотелось, скорее наоборот, нужных слов не подбиралось. Матвиенко порядком достало его собственное одиночество. Попову нужно было пускаться в своё плавание, а Сергею не хватало пристани постоянства. Арсений был и оставался его нерушимой дружеской константой, и до недавнего времени Матвиенко всё устраивало, но в его грешную жизнь внезапно постучали. Или он постучался сам. Этим вечером он точно знал, с кем очень желал быть. Знал и сделал первый шаг навстречу. Оказалось, что не так-то и сложно. Пока что его попытка имела небольшой успех. Холостяцкая квартира выглядела довольно мило — Сергей любил порядок, и заслуга здесь даже не Арсения, чьей педантичности мог позавидовать любой зануда. Юля слегка была шокирована: Сергей казался не из тех людей, кто готов кого угодно привести домой. Выводов напрашивалось множество, но ни об одном она не рискнула подумать — много думать вредно. Самарину жизнь ничему не научила, инстинкт самосохранения сладко спал. Стоп, что? Вцепившись покрепче в свою сумку с ноутбуком, она и шагу не ступала дальше прихожей. — Вот это тебе не понадобится. Я серьёзно говорил, что ты в заложниках. Разрешается только пить чай, кофе и есть пиццу. Кстати, через двадцать минут должны доставить, — Серёжа улыбался и поражался, насколько Юля выглядела сконфуженной. От былой дерзости не осталось и следа. — Честно, мне правда неудобно, — Самарина виновато посмотрела на мужчину, не шелохнувшись с места, будто ноги приросли к полу. — Неудобно спать на потолке. Проходи и располагайся. Только, конечно, если тебе противно со мной находиться… — в ход пошла ненавязчивая манипуляция, которую Юля не распознала изначально. — Только этот аргумент на меня подействует. Если ты сама о себе не заботишься, то позволь хотя бы мне. — Надеюсь, что пицца будет не с морепродуктами, — вздохнула она, а Матвиенко рассмеялся, наблюдая за тем, как девушка постепенно оттаивает. — И не «маргарита». — Я запомнил ещё с прошлого раза. Ну хотя бы курица ничего не сделала тебе. — Я была полной вегетарианкой до… В общем, это с детства, а потом заставили есть говядину и говяжью печень, пить кефир. Пропущу момент моей истерии и препирания с врачами. Но с рыбой не могу подружиться по сей день — она гадкая. Бр-р, — Юля скривилась и фыркнула, когда в воспоминаниях всплыл навязчивый запах больничного минтая, которым её всячески пытались накормить. Сходства между Юлей и Арсением прослеживались уже и в мелочах: скрытные, резкие и замкнутые в своем мирке. И почему Серёжу жизнь сталкивала с такими непредсказуемыми и непростыми людьми? Своего друга он знал целую вечность, с Юлей же их общение только находило точки соприкосновения. Узнать человека и жизни не хватит, как говорится, но Сергей пробовал раскопать под зыбучим песком сокровище. — Как ты много теряешь, ну ладно. И всё равно интересно, почему вегетарианство? — тема активно поддерживалась обеими сторонами, и Матвиенко спрашивал. Самарина подпёрла рукой щёку и улыбнулась, подбирая слова, чтобы её речь не казалась слишком глупой. Она уже давно выросла из наивно-детского возраста, чтобы смущаться, и сейчас не собиралась падать в грязь лицом. — Как мне рассказывал папа — от молока и всех молочных продуктов я отказалась, когда мама перестала кормить меня грудью, а тогда мне было около полутора лет. Не стала менять мамку на суррогат, — Сергей сначала выслушал, после чего засмеялся, глядя в глаза. Юлю не удивила такая бурная реакция, скорее позабавила. — Это ещё не всё. Отец говорит, что я с младенчества дама с характером. Ну и, конечно же, с раннего детства отправляли меня на лето к бабушке и дедушке в деревню, якобы на перевоспитание. И там на моих глазах прирезали любимую коровку, которой я тайком груши свои отдавала. Бабушка долго успокаивала, приговаривая, что она наелась гвоздей и бедное животное избавили от мучений. Естественно, моя тонкая детская душевная организация не выдержала такого потрясения, и с того момента я перестала есть любое мясо, ну и яйца тоже попали под категорию «ни за что в жизни», — Юля закончила рассказ и перевела взгляд на мужчину — тот уже не смеялся, а задумчиво смотрел на неё. История была сама по себе занимательной, но далеко не смешной, и Сергей оценивал про себя глубину детской травмы. Насколько ранимый человек рядом с ним он начинал осознавать только в этот момент. — Думаю, можно даже не спрашивать, сколько раз ты приносила домой живность, — сказал он, а девушка на пальцах начала пересчитывать и, сбившись, ответила «даже не знаю». Вывернув разговор на более комфортную тему, они оба расслабились. Объединяла их и любовь к югу страны, малой родине. Юля была неравнодушна к морю и закатам, так же не жаловала горы, коими была богата кавказская местность. Сергей внимательно слушал и разливал ароматный кофе. С минуты на минуты ожидалась доставка, и о ней вспомнили только когда в домофон позвонили. Сергей ненадолго отлучился из квартиры за заказом, а Юля осмотрелась, остановившись у панорамного окна. Собственное отражение в стекле её удручало — вид уставший, неважный: пресловутая аристократическая бледность перестала быть очаровательной. В чём был действительно прав Серёжа, так это в том, что Самарина наплевала на себя по всем фронтам. Сняв с себя надоевшие очки, она закрыла глаза, силясь, чтобы не расплакаться. К горлу подкатывал горький тошнотворный ком, мысли приобретали мрачный, как осеннее небо, оттенок. Больше двух месяцев назад жизнь развернула её на сто восемьдесят градусов и показала, что есть что-то лучше, люди, которым не всё равно. Только понять, кто есть кто задача не из простых. В голове навязчиво крутилось: не хочешь разочароваться — не очаровывайся. Окутав себя пледом одиночества точно в кокон, Юля не спешила что-то менять, только изучала людей вокруг себя. Громкий хлопок входной двери вернул девушку в реальность. Поддаваться меланхолии в чьём-либо присутствии для неё было стыдно, не иначе. Недаром она взрастила в себе эту черту — эмоции прочь с глаз, хоть это и сказывалось на душевном состоянии не лучшим образом. Все прошлые объекты её симпатии никогда не имели возможности узнать о взаимности. Такая закалка, а точнее неуверенность в себе; благо, времени предаваться унынию почти не находилось, но порой накатывало, как сейчас. — Не успел отойти, а ты нос повесила, ну ты чего? — Сергей поставил на стол коробки и тут же обнял Юлю за плечи. Та продолжала бездумно смотреть в окно, огни ночного квартала и проезжающие машины. — Тщетность бытия привалила. Я дожила до тех лет, когда я вольна принимать решения сама, а теперь не знаю, что делать со своей свободой. По-настоящему я это испытала, когда отключила эмоциональную сторону. Жить стало легче, но не лучше, — пошли те откровения, которых Самарина страшилась как чёрт ладана, а тепло чужих рук пробирало до мурашек. Желание свернуться в клубочек и спрятаться от этого грёбаного мира одолевало. — Обычно говорят наоборот: для чувств и эмоций другой жизни не будет. Только они пробуждают желание жить, творить. Я в этой философии не силён. Да, люди могут ранить очень больно, думаешь, я не знаю? Но это не повод уходить в себя. Это не мир против тебя ополчился, а ты идёшь против всех, — Серёжа говорил с особой осторожностью, опасаясь резкой реакции, сжимал сильнее её плечи, но сопротивления никакого не последовало, только тихий вздох. — Так происходило, потому что моего мнения никто не спрашивал, решали за меня. Я отстаивала свои решения с боем, по-другому никак. Моя система — идти против неё, за что я и была удостоена навсегда засесть в чёрном списке у многих людей. Только такой шаг позволил мне понять, кто останется, а кто уйдёт. Быть бесчувственным мудлом бывает полезно, — только Юлина уверенность нехило пошатнулась, вытесняя самовнушение, и стоящий рядом Матвиенко интуитивно чувствовал свою победу, смакуя её на вкус. — Хочешь, я тебе расскажу, в чём ты прокололась? У тебя же был выбор не ехать со мной. Ты могла сказать, что не хочешь, не можешь, тебе неприятно. Подобного я не услышал, и ты даже подыграла. А твоё «неудобно» — не то слово, которым отказывают, — сам бы дьявол сейчас захлопал в ладоши, ибо Сергей разложил по факту всё путём просто анализа действий. — Подытожим: если бы в этой коробке была пицца с морепродуктами, которую ты ненавидишь, ты бы есть не стала. И если бы ты не хотела провести со мной вечер, ты бы нашла тысячу причин, чтобы здесь не оказаться. Поправь, если я не прав. Юлю переполняли различные чувства — от досады до восхищения. Последнее было самым искренним. Её внутренний стержень оказался хрупким, как грифель в карандаше, несмотря на пометочку сверху в виде буквы «Т», и, надавив на него с силой, тот раскрошился на мелкие кусочки. Какие могут быть возражения, когда и добавить, собственно, нечего? — Так всё сказанное работает против меня. Удивительно — моими же словами. Что ты за человек-то такой? — развернувшись к Сергею лицом, она удивлённо посмотрела на него, пытаясь предугадать, какими будут его следующие слова. — Тупым я только притворяюсь, а так обычный, — мужчина был серьёзным, что внушало некое доверие. — Ты меня поражаешь с каждой встречей всё больше… Перестроиться с сучьей волны трудно, но я постараюсь. — Беру свои слова обратно о прозвище. Не так страшен чёрт, как его малюют, — Матвиенко разряжал обстановку, кидая рискованные шуточки. Наверняка знал, что Юля посмеётся. Самоиронию она неизменно любила. — Кстати, а почему Сатана? Могли бы что-то оригинальнее придумать? Типа, дьявол в юбке или что-то подобное, — в голосе девушки отчетливо слышались усмешка и лукавство. Скрестив руки на груди, она ждала ответ на свои вопросы. А вот и пришла пора напрячься. Матвиенко словно сапёр на минном поле — и за правду во всех её проявлениях, и за мягкость. Ступишь не туда и рванёт. — Я ни разу не любитель сплетен, но если тебе так не терпится узнать, изначально всё пошло из-за Шаста, когда у него начались непонятки с Ирой. Всё наслоилось ещё с тем, что ты устроила кому-то из своих разнос за качество обработки… В общем, неважно, — Сергею было не впервой расстраивать людей, но сейчас не тот случай и не тот человек, которого бы надо поставить на место или ужалить побольнее. — Только все эти люди нифига о тебе не знают и делают дебильные выводы, — тут он попал в яблочко. — М-да, звучит скверно. Насчёт Антона ты в курсе — я не имею к его проблемам никакого отношения. — Да знаю, знаю… Просто подними руку и скажи: «И хер с ними». Работает безотказно — лично проверял. И вообще у нас сегодня релакс, а не рефлексия, — оба согласились с этим убеждением. Поздний ужин пришёлся им по вкусу, беседы обо всём и ни о чём одновременно окончательно сбили напряжение, давившее недавно на головы. С Серёжей была та лёгкость, понимание, которого не доставало долгое время. В Юлином понимании всё же была определённая дистанция в общении, но границы медленно размывались как надписи на песчаном берегу моря. Матвиенко также поведал о предстоящем туре в Беларусь, а Юля радовалась, как их команды успешно справляются со сложностями и волнением, и пообещала как-нибудь прийти на концерт в Москве. Про Питер она не упоминала, а ведь туда ей предстояло отправиться в начале следующего года по вескому поводу, потому она и брала переработки, чтобы компенсировать своё отсутствие на рабочем месте. Договориться с начальством не составило труда — всё выполнялось в срок, а погрешности устранялись быстро. Вкупе с недельным отпуском Самарина должна уложиться и вернуться потом к работе по графику. Без форс-мажоров так и должно быть. Как вежливый гость Юля намекнула, что пора бы и честь знать и выдвигаться домой, поскольку время на часах близилось к одиннадцати. Серёжа предложил сам отвезти, но девушка заверила, что на такси доберётся без проблем, словив негодования со стороны Матвиенко. — После гастролей надо будет обязательно повторить или выбраться в кино… — Сергей говорил уже уверенно и рассчитывал на благосклонность от Юли на это предложение. — Попкорн, кино, задний ряд? — Самарина, сощурив глаза, бросила хитрый взгляд на него и улыбнулась. — Не могу отказаться, очень заманчиво. Мужчина помог ей надеть пальто и взял в руки тяжёлую сумку. Выходя из квартиры, он накинул на себя легкую куртку, зная, что такси наверняка прибудет быстро. На улице было туманно и холодно — после тепла это ощущалось остро, но обоим было откровенно плевать. У подъезда Сергей заметил стремительно приближающуюся высокую фигуру мужчины и сразу узнал по джинсам Арсения. — Ух ты, Сергуль, встречаешь даже, — Попов не сразу заметил, что его друг был не один, и, разглядев поближе в тени женский силуэт, пришёл в замешательство. — Ого… Не ожидал тебя здесь увидеть, — он подошёл почти вплотную к паре и не поверил своим глазам: Матвиенко держал девушку за руку без зазрения совести. — И тебе добрый вечер, Арсений, — смущённо проговорила Юля, будто их с Серёжей застукали за непристойным делом, и крепче сжала чужую руку. — Попрошу без сцен, я с вами не справлюсь, — Матвиенко переводил взгляд то на друга, то на Самарину, но былой агрессии между ними не наблюдалось — только удивление. — Не волнуйся, у нас перемирие, — Арсений говорил утвердительно, и в подтверждение его слов Юля кивнула головой. — И кто ещё из нас скрытный, — в свете блёклых фонарей Сергей видел — Попов улыбался, а в глазах разгорался огонёк непритворного любопытства. — Хотя если верить гороскопам, то все водные знаки обладают такой чертой. Здорово, что мы здесь собрались… — Матвиенко не удержался и несильно ущипнул Арса за бок, чтобы тот не выдал его тайну о грядущем дне рождения, когда понял, к чему Попов клонит. — Арс, бери ключи и дуй вещи собирать, — Сергей протянул ему металлическую связку и моляще посмотрел на него: «Не выдавай», но Юлю оказалось провести не так-то просто. — Значит, среди нас будущий именинник. Дай-ка я угадаю. У Арсения день рождения в марте, а у меня вообще летом. Серёж, у меня вопросы, — девушка окинула его испепеляющим взглядом, а тот замолился всем известным богам, чтобы Попов молчал — ну не любил Матвиенко свой день рождения. Арсений сделал шаг и оказался возле Самариной и наклонился к уху девушки, не глядя на офигевающее лицо друга, шепнул напоследок: — Не забудь тринадцатого числа поздравить. Мои наставления всё-таки дошли до тебя. Молодец, что не сдаёшься. Арсений, довольный собой, под возгласы Серёжи умчался в подъезд, точно зная, что потом обязательно получит за свою выходку, но это будет позже. Расчёт времени прибытия такси обновился и, видимо, водитель заблудился среди домов в поисках нужного адреса. Ледяной ветер пронизывал до костей, и оба продрогли, стоя на месте. Обняв девушку свободной рукой, мужчина загородил её собой от ветра, но та всё равно дрожала. Она не злилась и не обижалась, что Сергей не говорил об этом событии, в какой-то степени понимала его — с каждым годом она лишь ощущала, что после тридцати моложе не становятся. Умиротворяющее молчание не казалось неловким: в объятиях друг друга было по-настоящему уютно, а Серёжино размеренное дыхание успокаивало гулкое сердцебиение девушки. Этот вечер был морально тяжёлым, но, как говорят, даже после самой тёмной ночи наступает рассвет. Машина подъезжала к ним, и в пору было уже прощаться, только Юля не спешила уходить, а, по-хорошему, надо бы. — Ты совсем замёрзла, не буду тебя задерживать, — Сергей ничего не ждал от неё и отпустил от себя. — И извини, если обидел чем. — Да я в порядке, и спасибо, что открыл мне глаза на некоторые вещи и подкинул пищу для размышлений, — коснувшись холодной ладонью руки мужчины, Самарина чувствовала исходящий жар он неё, пронзающий тысячами иголочек. Приятно. Очень. Закрыв глаза, она глубоко вдохнула и поцеловала Матвиенко в щёку и тут же отпрянула. Ей-богу, она была точно подростком. Она хотела было сделать шаг к такси, только Сергей снова обнял её и поцеловал со всей нежностью те самые губы, никуда не торопясь. Юля не ожидала этого, но довольно смело отвечала на поцелуй, едва не простонав в него. Хотелось остаться в моменте, и сознание било в набат — так должно быть, когда люди друг другу нравятся. Так зачем отталкивать, бороться, когда надо жить и наслаждаться каждой минутой, послать предрассудки куда-нибудь подальше. Первым очнулся Серёжа и отстранился, поправив воротник на Юлином пальто. — Надеюсь, что за это я не получу пощёчину, — он тут же подошёл автомобилю и открыл дверь, протягивая сумку девушке. — И мысли не было. Только торопиться, думаю, не стоит. Пусть всё идёт своим чередом, чтобы не испортить, — пусть Юле было не до самоанализа, но адекватность её не покидала, а потому сказала так. — Хорошо. Меня это полностью устраивает, — Сергею не пристало давить на неё, да и к тому же она была права. — Напиши обязательно, когда доберёшься. Фраза из разряда «дежурных» грело самаринскую тёмную душу — проявление заботы о человеке, за которого вправду волновались. Непривычно. Очень. Важно быть нужным, особенно, когда чувство взаимно.***
Арсению, конечно, пришлось выслушать ворчливые речи Серёжи после — обещание он своё сдержал, но более тот не рассказывал ничего, а Попов не вытряхивал информацию из друга-партизана. В любом случае он готов всегда прийти на помощь — сердечные дела как раз были по его части, но надеялся, что до такого всё-таки не дойдёт. Арс всегда был сторонником позиции — друзей держи близко, а врагов ещё ближе. Только тут он не знал, кем считать Юлю, лишь поступки определят всю правду.