Я научу тебя жить

      Постройки на фоне и почти наступивший час прибытия сообщают, что совсем скоро его трёхдневная поездка подойдёт к концу. Даже не верится, что у него получилось. Если, конечно, надежда на светлое будущее не будет сдута вместе с упавшей от сквозняка газетой. 30 июля. Ровно двадцать пять дней с наступления его семнадцатилетия и три дня с объявления результатов второго экзамена. По профильной математике, еле-еле перевалив за отметку в 60 баллов, парень понимал, что по двум другим предметам нужно было набрать идеальные сотни. Не поступить в выбранный родителями ВУЗ — стыд для семьи. А может и для всего их рода вплоть до пятого поколения.       Поезд раскрывает свои двери, и обслуживающий персонал провожает пассажиров. Первый шаг всегда волнителен, тем более, когда на тебе лежит ответственность жить вне дома, вне близких и за пределами всего, что ты знал и каким убеждениям следовал. Теперь он часть другого мира: чужого и завлекающего своей неизвестностью. Детское любопытство пробуждается, словно пламя, которое искрится сквозь металлическую ограду, ту же, что ограждает железнодорожную станцию от нарушителей. Вот и этот пассажир переживает, как бы его не поймали и его план не рухнул, а наказание не настигло.       Даурен поднимает глаза в небо, а затем переводит взгляд на поезд. Голос разума внемлет вернуться пока не поздно, раскаяться в совершённой дурости. Он озирается по сторонам в попытках заметить знакомый силуэт — родную мать, превратившую каждый день жизни в испытание на доказательство своих умений. Купи он билет обратно или исполни задуманное, — в любом случае последствия будут неизбежны. Он не оправдал её ожиданий, поэтому теперь прячься не прячься — та найдёт способ достать его.       Машинист покидает кабину, выводя юношу из оцепенения. Его соседи по вагону, в том числе несколько семей с детьми, устало катят чемоданы к зданию вокзала. На табло обновляется информация о следующих рейсах, напоминая о тех тысячах километрах, отделяющих его от дома. Даурен опускает голову и рысцой проносится мимо не торопящихся пассажиров. По бокам мелькают газетные прилавки, магазины с сувенирами Нижнего Новгорода, экскурсоводы и пара таксистов. И вот он на крыльце, а перед ним статуи, фонтаны и автобусы со скучающими или разгадывающими судоку водителями. Но ни одного знакомого лица. Грудная клетка сдавливает лёгкие от непривычной физической нагрузки, а глаза бешено выискивают намёк на присутствие маминых знакомых, друзей или коллег. Ни одного. Только медленно обернувшийся дворник, который, пожав плечами, вернулся к своим обязанностям. Раз уж преград нет, то остался лишь один вариант: ехать на снятую квартиру, а затем к работодателю. Возможно, так получится отвлечься от навязчивых мыслей.

***

      Проходит почти три года. Похоже, что парня списала со счетов его семья, раз так и не удосужилась найти. Тринадцать лет, потраченных на глупые конкурсы, подготовка к которым шла под пристальным наблюдением и полным контролем матери. Всё ради первого места по математике, в конкурсе сочинений, по ориентированию и обществознанию с экономикой. Приобретение чего-то менее значимого сопровождалось криками и продолжительным проведением дней и вечеров за учебниками. Кошмары, преследовавшие после такого отношения к себе, не прекратились после отдаления от родных стен. Наоборот, стали ярче и острее ощущались организмом на фоне преобразовывающейся реальности, где важность недавнего отличника приравнялась к нулю.       Серые стены, тусклый свет из-под занавесок, разбросанная по пыльным тумбочкам одежда и такой же воздух — элементы монохромного быта, потускневшие, как и мечта начать с чистого листа. Будучи строителем вне ведения родителей, Даурен слышал разные вариации взрослой жизни, однако ежедневного пробуждения ради очередной нервотрёпки от хозяйки квартиры по поводу и без, постоянной усталости и нередкой апатии среди рассказов коллег на стройке не было. «Одиннадцать косариков» и почести за двенадцать метров в двухкомнатной квартире, находящейся на окраине Нижегородской области, на вольную жизнь недотягивают, тем более, что система вентиляции состоит из окна и циркулирующего грязного воздуха с улицы.       Обменяв неволю на работу кассиром в недавно построенном магазине, парень добился восемнадцати тысяч в месяц вместо обещанных двадцати четырёх. Семь — на еду, остальное — на будущую квартиру и курсы журналистики. Пока что нашлись только бесплатные и пара книжек. Он давно хотел поступить на это направление, творить в гуманитарной сфере, но ему рисовали будущее бухгалтера, экономиста или юриста. Два нервных срыва, вмятина на столе и сломанная тумбочка стали причиной ещё больших сидений за книгами и давлением со стороны «учителя». Но он поклялся, что на тумбочке не остановится и переломит влияние домашнего тирана. Одним из первых шагов к освобождению стала вылазка на смену.       Остановка в текущей точке на карте России была промежуточным этапом. Планы у Даурена были грандиозные, вот только беда пришла откуда не ждали. В журналистике без высшего образования делать нечего, поэтому молодой человек хотел накопить на второй переезд, но, сложив все расходы, — единственный раз, кроме экзаменов, когда углублённые знания математики пригодились, — парень понял, что ему не уехать. Он только на билет может накопить, а устроиться в Санкт-Петербурге на работу и найти жильё на его гроши — почти невозможно. Он еле наскрёб на билет до Новгорода, и то благодаря знакомому и не совсем легальным действиям в его небольшом городе, который так хочется забыть.       На стройке его запомнили боевым малым, невзирая на вечно усталое выражение лица. Его смена разбивалась на два подхода: ранним утром и поздним вечером, за счёт смещения часов товарищей и заменой своих. Получилось это благодаря дипломатичному подходу с небольшой долей угроз. Было рискованно, но зато сейчас он вдали от дома. В новой тошнотворной и сводящей с ума окружающей среде.       И вот он снова выносит мусор, удивляясь, как ещё держится. Ах да, опираясь всеми силами на тончайшие руки, усеянные запёкшимися следами, оставленными после переезда на новое место. Даурен когда-то прочитал о подобном способе притупления эмоций, но верил, что справится, пока не получил множество отказов как от сдающих квартиру, так и от работодателей, когда ещё находился на начальных стадиях плана: поиска информации и выстраивания связей.       Первый порез закончился паникой. Пластырь слетел, и пришлось покупать бинты. Но со временем он освоился и стал прибегать к этому постоянно, как к наркотику. Отказ на резюме в центре области? Порез. Выговор от арендаторши? Ещё один. Строчка «Мы вам перезвоним, когда будет происходить набор стажёров»? Больше порезов, пока не потеряешь сознание. Если все проблемы забываются, заменяясь другим видом боли, то смысл менять привычку? Так проще. Легче, чем принимать поражение молча. Ведь, пока за ошибкой следует наказание, её можно исправить. Хозяйка квартиры ещё не нашла нож за зеркалом в ванной, а значит ему позволительно терзать себя, пока не будет достаточно. Для экстренных случаев в кармане хранится перочинный ножик. В любой момент может понадобиться отрезать и перевязать бинт, в том числе вне стен ванной.       Но, когда боль приходит слишком часто, рассудок повторяет заученные слова родного человека:       «Победители имеют идеальный результат. Пока ты его не добьёшься, ты будешь ошибаться и падать в глазах других, в том числе моих.»       Когда старуха уходит к своей соседке, ванна становится местом посадки музыканта, чьим инструментом служит нож, что проходит по коже, как пальцы по струнам арфы, впиваясь в ткань с шипением и приглушёнными вскриками юноши. Боль физическая сталкивается с ревущим сознанием, молящем о пощаде, причитающем о прерывании разрушения собственных остатков, но одновременно требующем продолжения истязания тела: за неудачи, за несовершенства и за подтверждения, что он проиграл по всем фронтам. Если бы это увидели родители, молодому человеку было бы стыдно. Стыдно, что они были правы о его трусости и слабости, на что нередко указывала мать после седьмого класса, когда её старший сын решил отстоять своё право свободы. Часы сократились, но времени на отдых было по-прежнему недостаточно из-за огромной нагрузки со всех сторон. В добавок к этому, в её словах не осталось даже тех небольших крупиц тепла; лишь холод.       Жизнь с братом и сестрой, как и постоянные побеги, научили приводить себя в порядок за считанные секунды. Всё рассчитывалось по минуте: информация об отходе родителей и подкуп младших сладостями или игрушками. Ведь иногда в рискованной рутине происходили подвижки. Осторожность напоминала героев криминальных сериалов и статей, которые Даурен читал в свободное время, когда ему было двенадцать. Не всё было до конца понятным, но зато каким интересным. Постоянные риски, куча вариантов и идей исходов, наполняющих адреналином от ожидания, к чему приведёт выбор героев и действия преступников.       Но он не герой рассказов про хороших и плохих. Он — простой парень, чей план провалился, а проигрыш — это ужасно. Для таких, как он, нет места, если верить словам матери. Он — никто, а такие никому не нужны. Мысли о выходе из цикла путём наложения на себя рук преследуют с момента, когда угасла надежда выбраться и когда количество перечёркнутых планов достигло тридцати девяти. Тем не менее, юноша мечтает покончить со всем этим, но желание жить продолжает вытягивать за волосы из омута обгладывающих разум мыслей. Даурен проклинает своё безволие, смотря раз за разом на своё побледневшее южное лицо, буравя отражение тёмно-карих, отливающих чем-то неестественно зелёным, глаз, и впиваясь ногтями от злости в кожу макушки с чёрными, слегка волнистыми прядями. Центральная гетерохромия — дар природы, потускневший за годы тревог от непролитых слёз и посаженного от гор книг зрения. Его дополняют два верных спутника — тёмные пятна под глазами в следствии бессонницы и переработки на сменах.       Выкинув мусор, Даурен открывает дверь в подъезд с бледно-зелёными стенами и серыми почтовыми ящиками. Рефлекторно проверяет почту, почти не задумываясь о своих действиях. Газета и два рекламных объявления. Одно об установке стекла, а другое похоже на листовки о привозе меха или ежегодной ярмарке. Парня это мало волнует, поэтому он просто заходит в квартиру, кладёт макулатуру на стол кухни, возвращается к себе и, захватив сумку с вещами, отправляется на работу. Хозяйка квартиры уже пару часов как ушла в школу. Готовить с самого утра у неё уже вошло в привычку; надоевшую, но альтернативы пока у неё не нашлось. Сначала для них двоих, а затем для детей. Хотя бы проживающий стабильно платит и способен стряпать что-то съедобное на вечер, иначе бы её терпение точно лопнуло.       В магазине молодой человек, как обычно, получает нагоняй за опоздание, потому что пришёл на минуту позже начала рабочего дня. По контракту оно на полчаса позже, но это никого не волнует. Его же и так взяли из жёсткой необходимости на начало нового бизнеса. Можно сказать, вбежал в последний вагон.       В конце дня молодой человек возвращается в своё временное пристанище, — жилья или жизни в целом, он ещё не определился — где его, как обычно, ждёт приготовление ужина и телефонное зомбирование. Гора эпизодов «You Don't Know Jack: The Ride» всё ещё ожидает своего главного фаната, даже если тот понимает далеко не все вопросы, ответы и, к сожалению, шутки. Одна из вещей, которая ненадолго отгоняет ужасные мысли. Но не сегодня.       На кухне его встречает владелица жилплощади, Агата Савельевна, и протягивает тот самый рекламный листок из собранной макулатуры:       — Тебе вроде нравились викторины. Сходил бы, а то шастаешь тут без дела, как пугало.       Даурен с неохотой берёт бумажку, опускает очки и читает под ворчание старухи о том, как не в её смену ей дали гору мелочи вместо пятидесятки. Надпись «Отельная викторина» красного цвета пестрит наверху листка. Объявление украшено рисунками котиков, звёздочек и кружков со смайликами. Вполне безобидное и немного… детское оформление, несмотря на пометку «18+» в нижнем правом углу, прямо над адресом.       — «Викторина на проверку знаний с вопросами, над которым даже знатокам «Что? Где? Когда?» придётся поломать голову. Начало в 20:00. Не опаздывайте», — добавляет он вслух, хрипя от накопившегося истощения и сорванного замечаниями в сторону неудавшихся ворюг. В конце описания напечатан смайлик с высунутым языком.       — Съезди, пока не прирос к кровати. Всё равно только и делаешь, что играешь в эти свои гаджеты и спишь. И как только умудряешься не высыпаться, — вздыхает Агата Савельевна, причмокивая от досады.       Парень двадцати лет вновь надевает очки и задумывается. С одной стороны, его ждёт четырнадцатый эпизод и, возможно, очередное сражение ведущих, но с другой — он мог бы съездить, опозориться, спрыгнуть с крыши отеля и попасть на страницы газеты. Плевать, что тупо; и так тошно просыпаться, а тут точно не придётся. И всё же подобные мысли отдают изморосью и колющими ощущениями изнутри. Есть и привычный вариант в виде пыльной постели. Вспоминается плотное одеяло, и веки замедляют своё движение при моргании. Закрыться от всего и не думать…       — Ты не оглох часом? Выходи, мне ещё полы помыть надо. Чтобы до позднего вечера не возвращался! — арендаторша продолжает стоять на своём, не позволяя Даурену скрыться в выделенной ему комнате. — А то совсем скис: вечно хмурый, аж смотреть тоскливо. Давай, съезди, я пока у тебя порядок наведу. Иначе сам будешь убираться.       Большая часть прочитанных им книг имела узкую направленность в математической сфере или была связана со знаниями классической литературы. Ради англоязычной игры он лазил на сайтах с необычными фактами и информацией о всяких знаменитостях американского телевидения. Но брошюра намекала на сложность выше уровня русскоязычного теле-шоу, следовательно, вопросы про Голливуд или бейсбол ему вряд ли попадутся.       Когда среди участников иностранного реалити-шоу только ты, выигрыш не кажется настолько весомым, а с настоящими игроками викторина обещает быть как минимум увлекательной. Но смысла в этом, как и в любом прожитом дне, мало. Новых лиц полно и перед кассой, да и надобность показывать себя отпала. Зачем ему сдался этот конкурс?       По лицу Агаты Савельевны понятно, что пойти против неё чревато ворчанием на неделю. Собравшись с духом, Даурен запихивает в себя последнюю тефтелю, заедая рисом, и запивает водой, подавляя приступ тошноты. Не из-за вкуса, а из-за проблем с желудком на почве истощения и убитого здоровья. Вечерняя готовка спасала, так как наврать было проще простого, а за завтраком как он только не изворачивался, чтобы избавиться от содержимого тарелки.       Даурен берёт свою единственную сумку и, проверив наличие блокнота, ручки и воды, отправляется медленными шагами в сторону остановки. У него остался час до начала.       Автобус приезжает через семь минут. Парень садится на самое дальнее место, опирает голову о стекло и едет до конечной. Там выходит и двигается в лес. По картам никакого отеля нет, но, зная, насколько продвинута в техническом плане нижегородская окраина, Даурен ищет указанную на изнаночной стороне объявления на напечатанной карте «северную часть опушки». Примерно в ста метрах от нужной точки, среди деревьев, красуется высокое здание. Вблизи отель кажется необъятным.        — Надо же, не розыгрыш… — озвучивает зычный голос парня. Запыхавшись, пытаясь отдышаться, он хватается за голову и ждёт, пока та перестанет кружиться от непривычной физической нагрузки и обилия свежего воздуха. Он оглядывается, прокашливаясь, но никого не видит. Часы показывают 19:57.       «Надо поспешить. Не хватало в самом начале создать плохое впечатление.»       Лёгкость открытого пространства подхватывает и помогает выпрямиться. Протрезвев, сознание намалёвывает всё более пессимистичные сценарии.        «Лишь бы кто-то вообще пришёл. Листовка выглядит скорее как приглашение на какой-то домашний вечер, нежели как что-то серьёзное, если задуматься… Впрочем, раз я уже здесь, а автобус в обратную сторону будет только через несколько часов, стоит хотя бы осмотреться.»       Вот он у входа напротив огромной коричневой двери с золотистым львом, держащим кольцо в зубах. Фасад здания выглядит старым, покрытым трещинами и отколовшимися кирпичами, и только эта диковинка на двери сияет, будто её установили вчера.       «Для отеля как-то слишком вычурно, но не мне судить. Может, это их фишка.»       Вытерев ноги о коврик с надписью «Welcome», молодой человек слегка поднимает кольцо, отпускает его, и то издаёт глухой стук. Даурен оглядывается в поисках звонка, но отшатывается, когда с другой стороны слышатся шаги, и через несколько секунд проворачивается ключ.       В проходе посетителя встречает мужчина в тёмно-коричневом плаще с капюшоном, который натянут на кожаный берет с козырьком. По непонятной причине в получившейся тени почти ничего невозможно разобрать, кроме торчащих кусков чего-то на лице, будто какой-то маски. Может, это вообще пакет под тканью, — не разберёшь.       Мужчина, ярко-голубые глаза которого видны даже в тени капюшона и отдают каким-то странным свечением, с удивлением и неловкостью смотрит на парня и спрашивает:       — Новый постоялец? Дружочек, у нас надо заранее звонить. Придётся подождать.       — Я по объявлению, — Даурен собирается с силами, перемещая взгляд чуть ниже уровня глаз незнакомца.       Точно какое-то приспособление на лице. Человек перед ним лишь сильнее натягивает капюшон и чуть наклоняет голову.       — Вахтёром что ли? Хорош глаза пучить, я вне досмотра, — смеётся незнакомец и облокачивается на косяк. Судя по голосу, тому явно доставляет удовольствие нерасторопность парня. Кажется, будто бледно-синие огни сверкают с любопытством.       «Голос неестественно низкий. Какое-то устройство, или у меня снова слуховые галлюцинации? Ещё и зрительные добавились, по-видимому.»       Молодой человек, в спину которого дует усиливающийся ветер с улицы, вытаскивает помятую бумажку и протягивает мужчине в плаще. Тот берёт, изучающе смотрит, а затем таращится на собеседника, словно взвешивает все «за» и «против», и, положительно мыча, отвечает:       — А, это объявление… Считаешь себя достаточно умным?       — Нет, — Даурен сжимается под взглядом, что пронзительнее лазера из научной фантастики, однако пересиливает себя и добавляет. — Но попробовать хочу.       — Что ж, тогда заходи.       Дверь за вступившим закрывается, и звук открытия дверной цепи наполняет одновременно смелостью и страхом перед предстоящей битвой. Сомнения в принятом решении заполняют собой пространство черепной коробки. Ждут ли его вообще, или он успел сорвать вечер своим опозданием?       Возвращает в реальность выброс адреналина, вызванный скрипом и шуршанием. Незнакомец наконец приглашающе отворил массивную дверь, придерживая ту рукой. Пальцы неизвестного покрыты перчатками, но точно не латексными. Их скрип Даурен запомнил после всех вечерних смен в магазине. Перед ним явно не уборщик и не дворник. Одна из версий, что перед ним мастер загадок, который даёт задание в начале шоу и скрывается в тумане перед финальным испытанием. Есть версия, что это может быть ведущий, который уже собирался уйти, не дождавшись участников.       — Через пять минут начало, — прерывает размышления низкий голос человека в плаще. — А пока что: чай, кофе?       — Спасибо, обойдусь. Вы здесь работаете?       Ответ очевиден, но вдруг незнакомец сам расскажет о своей роли. Для постояльца мужчина слишком раскован, а владелец вряд ли бы стал предлагать напитки кому-то с улицы. Подобно многим отелям на окраине, всё убранство внутри выглядит старо. Помещение напоминает мистическое перекрестье трёх дорог, ведущее в неизведанные чертоги тайн и загадок. Левый коридор украшен золотыми и красными оттенками, которые создают эффект потушенного пожара, подпалившего некогда белоснежные стены. Чуть поодаль от него шкаф за столом регистрации со старинным журналом и лампой, мерцающей и издающей соответствующие звуки.       Вдоль правой стены находится третий коридор, который скрытно привлекает постояльцев своей загадочной аурой. Он, украшенный светло-серым расписным ковром времён прошлых эпох, как и всё помещение, находится между фикусом и небольшим деревянным столиком. У дальней стенки комнаты стоит зеленоватый диван справа от прохода в бордовый коридор, который так и зачаровывает своей мистической аурой.       Мужчина, не проронивший ни слова, пока Даурен изучал, облокачивается на стойку ресепшена, пролистывая журнал на стойке регистрации. На нём «Guests», а в корешок въелось пятно, напоминающее кровь. Необычное дополнение для атмосферы. Углы шкафа, как и убранство комнаты, покрыто паутиной. Интерьер — вычурный и безвкусный — больше напоминает оформление гостиной одинокой старушки из старых фильмов.       По неизвестной причине работают только зелёные настенные лампы и такая же на столе. На потолке нет ни люстры, ни лампочки. Здание снаружи выглядело огромным, а планировка только подчёркивает этот факт.       — Так, временно. Семейный бизнес, все дела. Только разгрузил… оборудование, — мужчина в плаще отрывается, отодвигает журнал, после чего барабанит пальцами по обложке. Затем поворачивает голову на стеллаж, скользя по нему рукой, и останавливается рядом с полкой, которую молодой человек пытался разглядеть. В некоторых ячейках лежат тонкие книжки, сканворды, документы. В шести ячейках сидят игрушки, а в двух располагаются ключи с номерами «7» и «8». Работник отеля достаёт оттуда серую игрушку с квадратной головой и пуговицами, напоминающими очки, особенно вместе с соединяющими их нарисованными линиями и, похожими на дужки, двумя полосками по бокам. Дополнением «лица» служит перевёрнутая улыбка, отражающая ужас куклы. Дизайн этой комнаты сильно отличается от стиля листовки, однако локация определённо та, — больше поблизости не может быть отелей.       Мужчина кладёт игрушку на место ключа номер «7» и подходит к участнику с побрякушкой в правой руке.       — Поздравляю — ты седьмой. Напиши свой ник, и мы пройдём в зал ожидания, — между пальцев незнакомца мелькает записная книжка с ручкой. Она передаётся собеседнику. На открытой странице виден нумерованный список.       Судя по всему, в викторине был недобор на двух участников. Выходит, он оказался кстати. Даурен записывает напротив своего номера — «Egg». Книга захлопывается и исчезает во внутреннем кармане кожаного наряда.       «Возможно, он организатор банкетов, которого позвали в выходной, и он толком не успел переодеться. Или чисто ради шоу. Как же я его понимаю: выходной пропускать тяжело, но деньги есть деньги. Наверное, моё имя потом допишет.»       — Держи. На удачу.       Протянутый ключ отправляется в карман Даурена, и новый участник следует за человеком в берете. Парень чувствует странную дрожь и ощущение беды. Он выискивает угрозу в тенях, но, списав всё на усталость и панику перед игрой, лишь поправляет очки, задевая чёрные локоны. Всего лишь конкурс, как и многие другие, что были необходимостью для получения хоть капли любви со стороны матери, что с таким рвением почти вдавливала лицо сына в книги для достижения первого места. Если просят, — следует исполнять, даже если то была идея какой-то старухи. Она ему никто, но участие кажется чем-то незначительным в качестве обмена на послабление на день, а может и на неделю.       «Ага, как же.»       Человек впереди Даурена резко останавливается, из-за чего парень врезается в чужую спину и отшатывается назад, удерживая равновесие за счёт соседней стены.       — Что-то не так? — юноша снимает очки и протирает стёкла.       Плащ чем-то покрыт. Принюхиваясь, Даурен замечает, что, помимо запаха хлорки от ковров и спирта от одежды, ощущается едва уловимый запах бензина.       «Если смотреть составы чистящих средств, то там найдёшь химию и похуже», — отмахивается седьмой участник и терпеливо ждёт объявления причины остановки.       — О, мы просто прибыли на место сбора, — человек, что так и не представился, поворачивает голову профилем так, что голубой огонёк просверливает дыру в душе молодого человека, пожирая остатки его смелости. Играть на мгновение перехотелось, но гордость отбросила неугодные мысли, заставив сосредоточиться на предполагаемой тематике. Висок начинает пульсировать. Темы смешиваются и будто бы тонут в синих водоворотах, что утягивают на глубину, где едва слышно доносится:       — У тебя есть какие-нибудь пожелания другим игрокам?       — Наверное… — произносит Даурен.       Пока игра ещё не началась, и нужно сохранять внимательность для поддержания диалога. Он отрывается и смотрит на свои кеды, бормоча:       — «Пусть победит достойнейший игрок»?       — Замечательно, так им и передай, — работник отеля поворачивается направо и, пристроившись к еле заметной двери, пытается что-то найти во внешних карманах. Второй мужчина собирается достать из сумки бутылку воды, когда его припечатывают к стене, прикладывая что-то пластиковое к лицу, задевая, но не роняя, очки.       Парень неожиданно почувствовал на своём лице тяжёлую дыхательную маску и трубку, которая протягивается к внутренней стороне плаща. Тёмный компаньон вдавливает пластик в лицо парня, удерживая крепкой хваткой свободной руки. Отойдя от шока, участник пытается выбраться и сбить предмет, однако ценные секунды уже потеряны. Его лишь сильнее вжимают в стену, заставляя выдохнуть остатки кислорода.       Сладко-жгучая смесь из трубки постепенно проглатывается, усиливая усталость, а вместе с ней навевая мысли о сне. Но Даурен не сдаётся. Как только паника от случившегося слегка ослабевает, он снова пытается ударить человека в темноте, но тот лишь больнее давит локтём на грудную клетку и с нескрываемым любопытством и наслаждением наблюдает. Такой способ умереть не входил в планы юноши. Ещё одна крайне слабая попытка, и сознание теряет связь с реальностью, а через пару минут полностью погружается в сон.