III. Кошмары

Александр особенно любил гатчинскую осень. Мозаику из красок на деревьях, прохладные ветра, опадающие в воду прудов листья. И долгие прогулки даже в ненастную погоду. Здесь всё дышало такой естественной романтикой, торжественной печалью и более всего отвечало чувствам Александра в том году. Он любил отцовское имение больше прочих резиденций, но свою привязанность к этим местам держал в секрете, как будто боялся, что даже такое невинное признание может быть как-то особо истолковано и иметь последствия. Привыкший всегда быть искренним и говорить лишь правду, Александр обнаружил, что правда не всегда бывает хороша и может обернуться злом. История с Его Сиятельством научила его страху, которого он до этого не знал. Он предпочитал теперь молчать или говорить исключительно по делу. Кажется, отец придерживался с ним того же правила теперь. Они почти не разговаривали друг с другом. Александр знал, что тот обижен. Теперь когда он встречал отца, то невольно взгляд его стремился вниз, тем самым только подтверждая ту вину, которую он перед ним чувствовал. И брат теперь ходил угрюмый. Саша знал, что Костя хоть и не говорит, но переживает из-за случившегося в купальне, что он сожалеет, что так там поступил. Его Сиятельство остался жив, но слёг, наверное, навсегда теперь с параличом и его болезни было вполне достаточно, чтобы вместо неприязни Александр к учителю чувствовал теперь лишь жалость. Он сам, он тоже виноват. Он не сопротивлялся, он соглашался сам на всё, никто его не заставлял. И если Его Сиятельство отвратительно порочен, то он порочен тоже. Он был так погружён в эти размышления, что даже никак не прореагировал на новость о своей будущей женитьбе. Это казалось такой никчёмной мелочью теперь. И было всё равно, на ком его там женят — хоть на медведе. Он дал своё согласие. Ему даже думалось, что эта свадьба — наказание, и он вполне готов был его принять. Императрица призвала его к себе и с довольной улыбкой показала два портрета предполагаемых невест. — Саша, какая из двух тебе по вкусу? Он смотрит на один, потом на второй портрет и пожимает плечами. — Они как будто бы похожи. Обе нравятся. Они на одно лицо... Императрица и Салтыков отчего-то решили, что он шутит и засмеялись. А он смотрел на изображения двух девочек и видел не людей, а только двух нарисованных умело кукол. — Ну, всё же придётся выбирать, когда придёт момент... На двух жениться ты не сможешь, — в глазах императрицы был весёлый блеск, она принялась нахваливать принцесс, а он стоял и равнодушно соглашался, словно всё это не касалось его. — Я вас не понимаю... Помнится, кто-то воображал, как он поедет смотреть себе невесту. Что ж вы теперь не рады? — удивлялся Салтыков. — Я их не знаю. Но если надо выбрать — выберу. — Вы что же, жениться не хотите? — Я не знаю. Мне всё равно. Как-то утром пришёл цирюльник и с тихими смешками заявил, что пора бы Его Высочеству уже иметь серьёзный, мужественный вид, а то ведь спутают ещё, гляди, с его невестой. Александру жалко было расставаться с волосами и, видя, как золотистые локоны падают на пол под ловкое щёлканье парикмахерских ножниц, он чувствовал, как будто вместе с волосами отрезают какую-то часть него. Решено было подстричь и Константина. Брат же отчаянно воспротивился этой процедуре, так что пришлось едва не силой его усаживать и двум лакеям ещё держать, пока он брыкался. В конечном счёте сошлись на том, что оставят ему длину волос такую, что сможет он собирать их хотя бы в малый хвостик. — Ну вот, вам так с открытой шеей и приятней и к лицу, — заявил ему цирюльник, и Александр, глядя на своё отражение в зеркале, подумал, что он стал совсем другим — не лучше и не хуже. Отец известие о его помолвке воспринял холодно, а мать пыталась отговорить императрицу, убеждая, что Александр слишком молод для заключения брака. Он никогда не присутствовал при этих разговорах, но знал о них со слов других. Александру отчаянно хотелось знать, что происходит на самом деле. Все разговоры как будто бы велись о нём, но сам он как бы и не имел к ним отношения, он ничего не знал и мог лишь довериться пространным рассуждениям графа Салтыкова и слухам, переданным от слуг. Теперь он почти не оставался наедине с родителями, при всех его визитах присутствовала назначенная императрицей статс-дама, которая хоть и сидела всегда где-то в уголке, но это было как бы всё равно, что подслушивать под дверью. Он замечал как часто теперь замолкает разговор родителей, если он вдруг входил в комнату. Отец при этом едва ли обмолвиться с ним мог двумя словами, а мать начинала говорить о ерунде. Всё стало неестественно, фальшиво, его не оставляло чувство, что происходит нечто, в чём он принимает некое участие, но от него скрывают, в чём суть отведённой ему роли. Как-то он зашёл в спальню к матери и столкнулся в дверях с отцом. Великий князь был хмур и недоволен, он прошёл мимо, бросив на него какой-то странный взгляд. Александр зашёл в комнату, и, увидев мать, по глазам её понял сразу, что она вот только плакала. Он не задал вопрос, о чём, прекрасно зная, что не получит на него ответ. Великая княгиня при виде него улыбнулась и, целуя в лоб, начала о чём-то спрашивать, практически не слушая его ответа и пребывая мыслями где-то далеко. «О чем они тут говорили?..» — хотел бы знать он, а вместо этого спросил: — За что отец сердится на меня? — он знал, за ЧТО, но ему хотелось услышать это наверняка, а более всего хотелось, чтобы это опровергли. — Ну, что ты... Он сердится вовсе не на тебя... — она улыбнулась ему обычной своей улыбкой. — Ты здесь совершенно ни при чём, мой милый. Хоть она и нежна и ласкова с ним, ему мерещится, что даже и она им недовольна. И недовольна потому, что из-за него отец в таком мрачном настроении. Лагарп и тот стал странным. Ему пытался всё время про что-то говорить, но такими вот словами, чтобы он, догадавшись, понял какой-то скрытый смысл, который нельзя озвучить вслух. — Если вы жениться не хотите, так и скажите прямо, пока принцессы не приехали. — Я не хочу жениться, — встревает Костя. — Вот уж ни за что!.. — А вас, Константин Павлович, теперь никто не спрашивал. — Я знаю, их там две сестры. Он выберет, а мне старуха скажет на второй жениться... — возмущался он и до того смешно, что Лагарп, даже журя его за то, что он императрицу опять назвал «старухой», не мог не улыбаться. Саша тоже улыбался. Он не ждал, не думал. Он вспоминал иной раз их ночные разговоры с Его Сиятельством, о том, какая будет у него жена, и все эти фантазии казались так невероятны, словно всё это происходило не с ним. Он обманщик. Как он теперь может кого-то полюбить? Вскоре было объявлено, что принцессы приедут в Россию в октябре.

***

— Ваше Высочество! Он вздрагивает и видит, что смотрят на него. Отец и мать, прислуга, камергеры, пажи. Он уже минуту как вошёл в гостиную, где ждали для знакомства две принцессы, и теперь стоял молча, глядя на одну. Она совсем другая... Не такая, как на портрете. Знакомый и вместе с тем далёкий образ памяти что-то всколыхнул внутри, и Александр чувствует, как схватывает дыхание. Он пробует произнести какие-то слова. Выходит неуклюже. Она внимательно смотрит на него, уловить пытается — что он говорит? Лицо… её лицо... Он где-то его видел... Оно так ему знакомо, что всё его нутро желает подойти к ней и сказать: «О, так это вы? Я вас прекрасно знаю… Я вас себе такой и представлял. Нет, не теперь... раньше, когда всё было хорошо...» Она здоровается с ним и на губах её улыбка, — кажется, луч солнца вышел из-за туч. Ожившая фантазия, она ему не снится? Разве может быть так… чтобы ОНА стояла здесь? Кажется, есть ещё сестра вторая, но Александр как будто и не видит её лица. Ему становится невмоготу и, едва дождавшись, когда все снова сядут, он из комнаты выходит. Он там С НЕЙ не может быть. Замолкает разговор. Великая княгиня изумленно смотрит сыну в след. — Я прошу прощения... Не знаю, что с ним... Право, Александр обычно себя так не ведёт… — извиняется она. — Ваше Высочество! Что это такое было? Что за манеры? Куда же вы ушли? — стучит в его комнату граф Салтыков. — Пожалуйста, оставьте меня теперь… — он зарывает лицо в подушку. — Вам не понравились принцессы, чтобы вы так грубо себя вели? — Ах, оставьте меня, пожалуйста! — кричит он почти с отчаяньем. Кажется, её зовут Луиза...

***

— Саша, я нахожу, что вы все эти дни только и говорите, что о старшей принцессе. Вы, я вижу, уже влюблены... — улыбается Протасов. — Это прекрасно. Она очаровательна и удивительно подходит вам. — Это неправда. Я совсем не влюблён в неё! Это вы, кажется, в неё влюбились, раз постоянно только мне и говорите как она хороша... А я просто с вами соглашаюсь... — недовольно отвечает Александр на добрые подколы воспитателя. Отчего все вдруг решили, что он влюблён? Нет-нет, это другое! Это совсем другое... Это не похоже ни на что, что ранее он чувствовал к девушкам… Ни к одной из них. Это намного лучше, выше, чище! Он вспоминает всё то, о чём говорил Его Сиятельство, что оба они воображали о его жене и его охватывает отвращение к себе. Как можно представить её, её! В таких фантазиях, в этой ужасной грязи! Ему хочется всё это забыть, забыть свои прежние желания, влечения... Это так не достойно! И наконец противно. — Это и есть любовь, а то, что было до этого, то лишь влечения физического свойства. Любовь же настоящая, в основе своей, спокойна и чиста в намерениях... — убеждает его Протасов. Но в этом был теперь весь ужас — сам он чувствует себя глубоко порочным, и не может быть, чтобы она об этом не догадалась скоро. Он и правда много говорит о старшей принцессе с другими и много хвалит, но Протасов совсем не понимает, что эти похвалы… Они совсем ведь не про то... Он донести пытается, что ОН Луизы не достоин. Но почему-то все смеются и убеждают, что его слова и поведение уже есть доказательство его любви. Его торопят, говорят, что он затянул с принятием решения, что необходимо выбирать. Принцессы вот уже как месяц здесь гостят и это становится просто неприлично. — Как я могу принять решение, если я, может быть, ей совсем не нравлюсь? — пытается сопротивляться он. Салтыков перегородил ему дорогу в бриллиантовую комнату, куда вперёд него отправились все другие дети и она. Граф говорит как будто бы с улыбкой, но в словах его нажим. Глаза серьёзно и строго смотрят. — Так и объяснитесь наконец! Чего тянуть, коли вы давно уже определились? Он в отчаянье обходит Салтыкова и догоняет остальных. Как он может выбирать её, когда она его не выбирает? Она ведь ничего не знает о том, какой ужасный он на самом деле. Он не может выбрать её, но и не выбрать тоже. Так может лучше отказать совсем? Но поздно, поздно! Их мысленно все уже свели и за глаза назвали парой. «Помни, это наказание...» — внезапно подумалось ему и в одночасье он решил всё разом. Они все сидели за столом, и Александр стал писать записку. Он писал и переписывал, стирал и рвал и, делая официально предложение на бумаге, только думал... стоит ли приписывать ещё... одно?.. Он глянул на сидевшую неподалёку девушку, которая как будто бы что-то рисовала на листе, но ему казалось, она знала, чем он занят... Нежный, аккуратный профиль показался ему строгим и серьёзным. Нет, если он не напишет, она тут не поймёт... Он взял карандаш и приписал быстро по-французски «Я люблю вас...» и далее, согласна ли она стать его женой. Подвинул к ней быстрым движением и отвернулся, став смотреть в окно, но всё же не удержался от любопытства и через секунду обернулся. Она прочла, что-то быстро написала и подвинула к нему... Чуть улыбнулась, покраснела. Её согласие! Но могла разве она ответить ему иначе? К чему тут спрашивать, если она не может отказать, а сам он не выбрать не может...

***

— Отрадно видеть, что ваш сын от вас унаследовал возвышенные стремления в любви. Он будет хорошим мужем. Пусть ваш счастливый брак ему будет всегда примером. Граф Салтыков и Великий князь гуляли по Гатчинском парку и издали наблюдали за женихом с невестой, которые сидели на скамейке возле маленького пруда вдвоём. Они прошли, стараясь остаться незамеченными, чтобы не мешать, и граф отметил, как улыбнулся Павел, глядя на сына в тот момент. Он решил, что эта его фраза, будет уместна и приятна, но Великий князь вдруг как-то смутился, сказал: «Да-да» и ускорил шаг. Салтыков оглянулся и вновь бросил взгляд на Александра. Он нашёл необычайно трогательным и милым, как тот вёл себя со своей наречённой. Вот уже полгода как эти двое обручены, и он знал, что свадьбу не сыграли только потому, что у невесты до сих пор еще не наступило физическое созревание. «Всё же они дети… Но как чудесно смотрятся вдвоём... как будто созданы друг для друга…» — с удовольствием подумал он и бросился догонять Павла. «А знаешь, я именно тебя всегда и представлял… Я представлял, кого я мог бы полюбить, на ком бы мог жениться... и представлял тебя. Только такую, как ты. Я мечтал о том, что однажды тебя встречу… И вот так и произошло…» Александр не отрывал взгляда от невесты. Они стояли под кустом сирени. Лизхен чуть приподнялась на цыпочки, чтобы понюхать ветвь с россыпью маленьких лилово-розовых цветочков. Оранжевый луч солнца задержался в пепельных волосах и словно их окрасил золотистой пылью. Александр смотрел на нежно-беззащитную открытую шею, и вдруг почувствовал это… в первый раз. Та сладостная дрожь прошла по телу, желание коснуться, обнять, прижать к себе. Ему и страшно было и тянуло… Но теперь он вроде как на это все имеет право? Луиза присела на скамейку, и он видел как мягкими складками сложилось платье, чуть натянулся лиф груди. Он так неотрывно на неё смотрел, что она смутилась, пыталась о чём-то пошутить и взволнованно сжимала в маленькой руке ту веточку сирени. — Можно мне… тебя поцеловать? — внезапно для самого себя произнёс он. Произнесённая вслух фраза заставила обоих вспыхнуть. Луиза на мгновение даже как бы чуть отпрянула в испуге. Все эти полгода они были почти что неразлучны, и он её считал совершенным своим другом, но не более того. Он просто не решался думать о чём-то большем, не позволял себе этого желать. И тут вдруг такая его просьба, наверное, её удивила... Он сам был удивлён. — Ведь мы помолвлены… — он как бы оправдался за эту просьбу. Она посмотрела на него и еле заметно кивнула. В глазах её, зеленовато-голубых, он прочитал тревогу. Но с глаз он перевёл теперь взгляд на губы. Она чуть развернулась, он взял её за плечи и, продвинувшись и закрыв глаза, осторожно поцеловал в губы. Приятно, мягко и тепло... Он только нежно запечатал её губы своими и всё же у него чуть закружилась голова, и сердце вот теперь, когда он это наконец-то сделал, забилось часто-часто... Он отстранился, уже желая поцеловать её ещё, «серьёзней», но не решался и сомневался — ей это понравилось или нет? Луиза сидела задумчиво и тихо, и вместо поцелуя он взял её за руку, переплетя их пальцы. Она едва заметно улыбнулась и стала смотреть куда-то в сторону, а Александр любовался завитком волос, нежно играющим на изгибе белой шеи. В этот самый миг он, вдруг, почувствовал, он понял, он узнал, он догадался: он ведь действительно ужасно как в неё влюблён...