Ледники растают
Восполнится Иордан
**** ****
Густой белый туман постепенно проникал и в квартиру. Забавно, многие люди мечтают оказаться на облаках, представляя их мягкими словно белоснежная перина. Правда мало кто понимает, туман — это те же облака, что упали на землю. И ничего мягкого в оных нет, только влажный холод и пробирающийся по кожу страх. Ведь туман ужасает, пробуждает первобытные инстинкты и обостряет чувства... И Алекса завораживал этот туман, его потусторонний белый свет и мистический настрой, что оный навевает... В такие моменты не хотелось ничего делать. Только размышлять, смакуя зелёный чапман одной никотиновой палочкой вслед за другой. — Не замёрз? — тёплые, сильные и такие знакомые руки оказываются поперёк его талии, нежно поглаживая светлую кожу. И младший отклоняется назад, на обнажённый горячий торс, расслабляясь и вновь выдыхая сигаретный дым. — Неттт. — коротко и лениво отвечает брюнет. — Теперь точно нет. — добавляя с едва заметной улыбкой. — Тут красиво... — мечтательно произносит Йоэль, плавно покачиваясь из стороны в сторону, поглаживая своего милого мальчика, усевшегося на подоконнике и свесившего наружу ноги. — Брюссель — красивый город... — всё также лениво продолжает брюнет, прикрывая затуманенные сапфировые глаза и полностью доверяясь удерживающему его блондину. — О чём думаешь? — Теория квантового бессмертия. — парирует тот. — Да, снова. Как и всегда... Просто... Что было бы, если бы ты тогда всё же не успел... В этой вселенной условно повезло, но в какой-нибудь другой ты мог бы всё-таки послушать кассету на следующий день, а то и вовсе не прийти ко мне в тот вечер... Вся наша жизнь — череда случайностей, на которые мы не в силах повлиять. Случайностей, что наш мозг складывает в условные закономерности, дабы попытаться хоть как-то разложить по полочкам. Не знаю, мир хаотичен на самом деле... Есть теория, что любая случайность раздваивает вселенную на ту, в которой она произошла, и на ту, в которой нет. — И что здесь по-твоему тогда случайность? — грустно продолжает Хокка. — Да всё на самом деле... — пожимает плечами парнишка. — Уверен, где-то есть вселенные, где моя мать сделала аборт. — со смехом добавляя следом. — Или моя. — поддерживает того старший, улыбаясь и целуя косматую тёмную макушку. — О да, это определённо лучшие версии нашего мира! — язвит Лекси, вновь затягиваясь никотином, в блаженстве закатывая глаза и задерживая дым в лёгких. — Бесспорно! — поддерживает оного Хокка, плавно поднимая руку и перекладывая оную на его тонкую шею. — Тем не менее, я не представляю и представлять не хочу, что чувствовал бы, стоя перед твоей могилой... Я бы, наверное, руками рыть её бы начал, чтобы лечь рядом. Только домой бы ты уже не вернулся. Никогда. И я ушел бы следом. Это был бы такой же финиш для меня как и для тебя. — Не жалеешь..? о той осени. Всё так... — Я не знаю. — всё также серьёзно продолжает тот. — Тогда в сентябре... если бы я не оттолкнул тебя... я не знаю, как сказать, я был не готов к отношениям, не готов был брать на себя ответственность... особенно за тебя. Я не думаю, что осознал бы всю важность тебя в своей жизни. Это было бы... обречено. Как и два предыдущих раза... — и Йоэль никогда ему не врал, что несомненно чувствовал и сам Алекси. — Значит, всё было не напрасно... — Значит... — горько улыбается Хокка, глядя на белёсые порезы на его груди. — Но если бы я только мог... — Ты смог. — обрубает его Алекси, плавно переворачиваясь на подоконнике и усаживаясь к старшему лицом. — А это просто царапины, мы уже много раз говорили об этом. — мило улыбаясь и пошире расставляя округлые ноги, парнишка притягивает Хокку к себе и позволяет его тёплым и сильным рукам проходиться по шероховатой коже. — Ты изменился... — ответно улыбается Йоэль, поднимая взгляд выше, к шее, оглядывая не сходящие с тела младшего следы, что так жадно оставлял на нём каждый раз.. — Подразжирел чутка. — парирует Лекси, сжимая округлые бёдра на талии старшего. — И мне так больше нравится. — и его тёплая рука ответно проходится вдоль позвонков, будоража чувствительную кожу, заставляя волны мурашек пробегаться по всему телу. — Брюссель – красивый город. — уводит тему Лекси, выгибаясь ставстречу движениям старшего и полностью отдаваясь его рукам. — Бельгия в принципе мне нравится, хоть скоро и уезжать отсюда в Роттердам. — Тут говорят по-французски. — и Йоэль наклоняется к нему, опаляя горячим дыханием нежную кожу висков. — А ты, кстати, с этими чёрными кудряшками так похож на французика... милый... — Тогда... — с придыханием отвечает тот, обеими руками обхватывая его сильные плечи и прижимаясь ещё ближе к его разгорячённому телу. — Voulez-vous coucher avec moi? И Йоэль страстно целует Лекси, как целовал и сотни, тысячи раз до этого, не желая ни на миг расставаться с этим прекрасным юношей, особенным юношей, что так прочно стал частью его жизни. Следом спускаясь к так полюбившейся ему тонкой шее, Йоэль ставит очередную яркую отметину — одну из сотен следов на молочной коже. И Йоэль оставит на нём ещё больше, покрывая каждый белёсый рубец от шрама и каждую родинку, каждый изгиб юного тела и каждую чувственную точку. И Лекси вновь с наслаждением обвивает его шею, ощущая сильные тёплые руки на своих бёрдрах, поглаживающие и сжимающие мягкую кожу. Лекси был для него желанным, самым желанным, желаннее, чем любая развратная девица из его инстаграма... И Алексу это льстило, позволяло открываться перед Хоккой и каждый раз давать ему большее, чем тот может только представить. Как и Йоэлю льстила такая первородная красота и открытость младшего. Рядом с ним Хокка чувствовал себя живым — таким живым этот малыш был. Чувствовал, охотно поднимая его тело с узкого подоконника и падая с ним на кровать. Чувствовал рвано вдыхая аромат его волос и кожи. Чувствовал, пробуя его тело на вкус, вновь и вновь оставляя отметины, что впоследствии окрасятся в розово-фиолетовые тона. Чувствовал Йоэль чувствовал его. Но любит ли Йоэль его? Нет. Нисколько. Определённо точно нет. Ведь то, что происходит между ними невозможно назвать любовью. Это не она, и никогда оной не была. — Йоэль, окно... — буквально стонет Алекси, когда его затуманенный взгляд ненароком вновь натыкается на белый туман за прозрачным стеклом. — Может, закроем? — Плевать. Пусть слышат. Я люблю тебя, Лекси. — но всегда говорил ему именно это. Нет, не врал. В понимании Алекса то, что между ними было, называлось именно так. И так, наверное, было бы правильнее. Было бы, если бы не вечные самокопания, коими занимались оба, бесконечно рефлексируя и не желая признавать очевидного. Никакая это не любовь. Любовь так не выглядит, так не чувствуется и так не живёт. Но искренность этих чувств с тех пор никогда не подвергалась сомнению. — Я тоже тебя люблю, Йоэль. Сильно. Йоэль же не любит его. Совсем. Он болен им.