— Вот же гадёныш… — окружённый выкопанными кустами Макар опирается на лопату, по-деловому поставив вторую руку на бок, и провожает взглядом свой убегающий Шевроле. — Перебрали, блин, картошку…
***
Дорога быстро исчезает под колёсами ванильного джипа, который, к счастью для Антона, спокойно пережил в лесу то время, пока парень «гостил» у Ильи.
— Он не ранил тебя?
— Нет, просто очень напугал…
Шаст крепко держится за руль двумя руками, потому что ещё страшно. Погони нет, а он словно продолжает бежать от кого-то, боясь обернуться, но всё же посматривая по зеркалам.
— А с этим что такое?
— Не знаю. Он практически упал мне в руки в таком состоянии.
Антон честно старается гнать все мысли прочь, но так или иначе возвращается к ним, голубым мокрым глазам и ледяному прикосновению дула пистолета к своему виску. Вновь становится не по себе: тело пробирает мелкая дрожь, руки ещё крепче впиваются в руль, а взгляд мутнеет. «Ещё аварии тут не хватало…» — получается сформулировать парню прежде, чем он осторожно съедет на обочину и уткнется лбом в руль.
Машин рядом немного, все спешат по своим делам, не обращая внимания на других. Лес остаётся по бокам трассы и с этой стороны выглядит более приветливым, чем из окна дома Ильи. Что является тому причиной, Антон понять не может, поэтому снова смотрит на свои дрожащие руки, лежащие на коленях.
Синее небо медленно превращается в серое, прячась под тучами. Душно.
Антон находит глазами лежащую на пассажирском сидении кофту, которая ещё недавно опоясывала раненую косатку. На рукаве даже остался небольшой кровавый след.
— Проследи, пожалуйста, чтобы он больше не напрягался, иначе рана долго не сможет зажить.
— Учитывая размер шила в его заднице, это будет проблематично, Тох.
Жмурится, жалобно протяжно стонет и несколько раз ударяется лбом об руль, отчеканивая одно единственное слово: «Идиот, идиот, идиот!». А кто — непонятно. Мысли долбят изнутри черепную коробку: одни настаивают — «уходи», а другие тихо просят остаться. Есть и те, что безмолвно висят вопросительными крючками в воздухе, ожидая действий, на которые Антон сейчас не способен.
Ещё не знаешь, что из этого хуже. А главное, что ни от того, ни от другого варианта не сбежать. Мысли нельзя отключить.
Шастун вновь стонет, запуская руки в волосы, и откидывается на спинку сиденья. Не глядя берёт в руки кофту и подносит к лицу, зарываясь носом в приятную ткань. Не дышит пока — боится, а чего именно, и сам не поймёт. Затем несмело вдыхает.
Ничего особенного.
Никакого супер сладкого парфюма или притягательного аромата, сорванного со страниц романтических книжек. Ткань есть ткань, а запах на ней свой же, привычный. Ни намёка на то, что кофту, хоть и недолго, носил кто-то ещё. Особенно, если этот кто-то Арсений. Шаст вдруг ловит себя на том, что пытается обнаружить посторонний запах, и от осознания шарахается, будто током ударенный.
— Какого… — озвучивает русая макушка, пока руки спешно возвращают кофту на пассажирское место.
Шастуну становится дико: он только что пытался «вынюхать» Арса? Зачем? Почему просто не оставил вещь Попову, а забрал с собой? Жадность? И это при том, что в багажнике лежит ещё несколько кофт, любезно собранных ему с собой Позовым. Что, чёрт возьми, это было?
Сердце бьётся вдруг так быстро, что Шаст цепляется пальцами за футболку на груди и с силой сжимает, пытаясь захватить ещё и кожу.
— Да что со мной… — одними губами еле слышно лопочет под нос, а затем крепко сжимает зубы от злости и почти рычит. Торопясь выходит из машины, смачно хлопая дверцей и ругаясь на себя благим матом. Поднимает зелёные глаза к небу, ещё больше затянутому тучами. Светлый день стремительно сменяется на пасмурный, а в воздухе по-прежнему нечем дышать: видимо, дождь ожидается знатный.
Боясь быть атакованным паникой снова, Шаст начинает наворачивать круги вокруг машины, стараясь идти размеренно и не торопясь, бегая при этом глазами от асфальта до деревьев и заостряя внимание на каждом листке и даже самой незаметной полосочке. Сейчас это единственный способ переключиться на что-то другое, иначе паника схватит за горло и уже не отпустит.
Дима когда-то научил его брать себя в руки таким образом, и Шастун неимоверно благодарен за это другу.
Позвонить бы ему, но очень страшно. Отключенный телефон прячется в бардачке, так и не дождавшись обещанной новой сим-карты. И Оксана, чей голос был бы не менее желанен сейчас, может оказаться в опасности, если Антон сорвётся и наберёт её номер. Он чувствует свою ответственность за происходящее и совершенно не хочет, чтобы из-за него страдали те, кто ему дорог. Поэтому иного выхода, кроме как прожить этот момент в одиночестве, Шаст не видит, но прекрасно понимает — если сейчас он сам себе не поможет, то пойдёт ко дну, откуда всплывёт лишь трупом.
Страшно. Тяжело. Невыносимо.
Стараясь не загоняться, Антон напротив, загоняется ещё больше. Ком постепенно нарастает в горле, и парню хочется закричать, чтобы от него избавиться. Но дышать почти нечем, глаза уже на мокром месте, и слёзы сдерживает лишь серое небо, куда так старательно вглядывается Шастун. Тело ломит от бездействия, голову заполняют новые мысли, и худые руки тянутся к горлу, обхватывая его пальцами и сильно сжимая. Если начнёт задыхаться от боли, может, тогда придёт в себя.
Наконец, действие имеет эффект, и парень может быстро перевести дух, смотря замыленным взглядом перед собой. Неосторожные капли всё же срываются из глаз на землю, а лицо вдруг искривляется, брови жмутся к переносице, а рот начинает жадно глотать воздух. Антон резко сгибается пополам и кричит, больше не в силах удерживать эмоции в себе. Если не выплеснуть сейчас — захлёбнется, поэтому продолжает кричать, несколько раз пиная колесо ленд крузера, с трудом удерживая себя от того, чтобы начать громить машину целиком. Сейчас она лишь бездушная железка в его глазах, на которую можно сорваться с минимальными последствиями.
Однако, видимо, у джипа всё же есть чувства, и он, обидившись, не пускает Антона внутрь после минутной истерики. Или же под гнётом мыслей Шастун попросту закрывает в машине ключи, оставив их в замке зажигания. Парень упорно продолжает дёргать ручку двери, но та никак не поддаётся. Остальные двери, что не удивительно, также заперты, ведь Антон позаботился о своей безопасности, а теперь сам же и оказывается отрезанным от мнимого убежища. Теперь уже ком обиды собирается в горле, и Шаст начинает отчаянно колотить машину, не жалея рук и ног, продолжая страшно кричать.
Когда сил почти не остаётся, а на костяшках появляются фиолетовые следы, парень остывает, спиной скатывается по водительской двери на землю, поджимает ноги к груди и, закрыв лицо ладонями, начинает плакать. «Слабак…» — проклинает себя за своё состояние Антон, матерясь всеми словами, которые знает.
***
Дождь вовсю бьёт крупными каплями по лобовому стеклу Шевроле, и их в разные стороны смахивает дворниками.
Арсений крепко держится за руль двумя руками, потому что боится, а не только, чтобы лучше видеть дорогу. Сильно закусывает изнутри нижнюю губу и впервые в жизни боится
упустить потерять не успеть. Что движет порывом раненой косатки искать ту единственную жертву, которую она готова утащить за собой на дно? Голод ли?
Косатки — слишком коварные и беспощадный хищники. Перед тем, как покончить с добычей, они могут с ней долго играть, пока им не надоест. Загоняют пингвина на льдину и начинают подкидывать его, словно волейбольный мяч, ломая при этом здоровенные куски льда, не боясь даже пораниться самим. Пингвин никогда не выиграет это соревнование — будет убит в любом случае, но не всегда в зубастой пасте косатки.
Эту часть дороги Арс знал хорошо. Несмотря на многие пролетевшие годы, кое-что в ней было неизменно: трасса являлась единственным коридором для бегства из дремучего леса. Причём, с каждым годом она всё больше зарастала деревьями, поэтому казалась более длинной, почти бесконечной.
Это не пугало Попова. Он был уверен, что пока чувствует Антона, он ещё здесь, в этом коридоре. Но в глубине души, конечно, боится, что чутьё подведёт или парень окажется быстрее.
Судя по времени, Шастун уже должен был затеряться среди этого мира и никогда больше не найтись. Но Арсений упорно давит на газ, не боясь, что мокрый асфальт может сыграть с ним злую шутку, давит, потому что где-то внутри скребут кошки. Мужчина уверен, что по большей части это своими медвежьими когтищами скребёт Макар, мстит за разбитые банки и психику. Но Арс также уверен, что Илья точно простит его, потому что их дружба — штука давняя, прошедшая пожары, наводнения и наручники.
Небо всё больше хмурится, затягивается серым, почти чёрным пуховым покрывалом и наровит ударить землю током. И это тоже страшно. Особенно, когда промокший до нитки сидишь у мнимого убежища без возможности в нём спрятаться.
Редкие автомобили будто бы совсем растворились среди стены холодного дождя, совершенно не обращая внимания на тех, кто сел на мель.
Капли обильно стекают по русым волосам, не задерживаясь даже на некогда кучерявой чёлке. Глаза закрыты, а тело пробирает мелкая дрожь. Антон всё также подпирает спиной водительскую дверь, обхватив колени руками и спрятав в них голову. Встрепенуться парня заставляет звук тормозящих колёс неподалёку.
Из припаркованного на обочине шевроле разве что не выпадает Арсений, замирает рядом с машиной и проходится глазами по Антону, ленд крузеру и всей этой ситуации в целом.
Шастун меняется в лице резко, не зная, как реагировать и совершенно не ожидая увидеть здесь косатку.
Пиздец, приплыли.
— Ты-ы… — зло шепчет парень, кривя рот и медленно поднимаясь на ноги, пока Попов делает осторожные шаги в его сторону.
Шастун находит равновесие, опираясь на автомобиль и глядя исподлобья на приближающегося мужчину. Ноги парня уже несут его навстречу, а пальцы рук напрягаются так, что на тыльной стороне ладони выступают вены.
— Антон! Как ты… — не успевает договорить Попов, смачно получая по морде кулаком.
— Ненавижу тебя! — охрипший голос прорезается сквозь стену дождя, пока зелёные глаза вгрызаются в непонимающее лицо с алым на губе.
— Ты совсем охренел, придурок?! — Попов хватается за подбородок, поднимая на парня бледно-голубые глаза и тут же получая второй удар. Мужчина отшатывается, вытирая кулаком кровь с губы, и на следующий выпад Антона уже умудряется оттолкнуть его, не позволяя ударить себя снова. — Прекрати!
— Зачем ты приехал?! Зачем вообще влез в мою жизнь?! — кричит парень отчаянно, кривя лицо, пока Арсений вновь придерживает себя за бок.
— Возьми себя в руки, диджЕй, приди в себя!
— Не смей указывать мне, что делать! — Шастун разворачивается и быстрым шагом возвращается к своей машине и дёргает за ручку, совершенно забыв, что та не впустит. — Блять!
— А зачем ты уехал? Ты же обещал, что не уедешь без меня! — догоняя кричит Попов.
— Я тебе ничего не обещал! — шипит парень сквозь зубы. — Ты не должен был покидать дом Макара!
— Я сам решаю, что я должен!
— Тогда почему ты решил, что я должен остаться?! Почему я обязательно должен тебя за собой таскать?
— Потому что я нужен тебе.
— Не-ет, Арс, ты мне не нужен! Мне нужна моя прежняя спокойная жизнь, в которой нет тебя!
— Ах! — отшатывается от услышанного косатка и отходит на пару шагов, что-то выискивая глазами на земле. — Ах так… — Взгляд цепляется за лежащий недалеко небольшой камень. Мужчина хватает его, подбрасывает в руке, ловит и разбивает боковое стекло ленд крузера. Отпирает замок и открывает водительскую дверь. — Ну и катись ко всем херам! Больно ты мне сдался!
— Так почему ты тогда здесь, твою мать, — разводит Антон руками, будто не обращая внимания на разбитую машину. — когда должен был остаться?!
— Да потому что я хочу остаться с тобой, придурка ты кусок! — слова вырываются из глотки сами собой, царапая горло и опустошая душу. Прежде, чем мужчина успевает сообразить, что он только что произнёс, голубые глаза замечают как брови на мокром лице напротив приподнялись, а рот приоткрылся.
— Что ты… имеешь ввиду… — Антон всё же делает пару шагов назад, опуская руки и непонимающе глядя на Арсения.
Вместо объяснений Попов делает то, что сам от себя не ожидал: молча подходит ближе к парню и вдруг обнимает, крепко прижимая к себе худое тело, не боясь сломать…
А боясь потерять снова.
Тонкие руки беспомощно висят по бокам, пока ноги едва держат такое же худое тело. Парень пошатывается, словно сделался деревянным и теперь ничего не остаётся, кроме как тихонько качаться от ветра. Сейчас он ничем не отличался от окружающих его деревьев и идеально вписывался в этот странный лес.
Сердце свернулось в сучок, засохло и уже готово вывалиться и рассыпаться в труху, но сейчас бережно прижато чужой тёплой грудью и чем-то сильно бьющимся в ней.
Арс больше не позволит Антону оставить его.
Шастун не торопился обнимать в ответ: с какой такой радости? Да и что он сейчас
может? Оттолкнуть? Да. Сомкнуть руки на чужой спине? Возможно. А что сам парень
хочет? Обнять от прилива чувств или снова ударить по наглой морде? А, может, ничего из этого. Может, хочет остаться в том же положении, что и сейчас и ничего не делать. Смиренно стоять, разделяя момент этого странного таинства, боясь спугнуть.
Время идёт, дождь продолжает обильно стекать по телам и одежде на землю, пока Попов, наконец, не отстраняется. Но взгляд не отводит, словно засмущавшаяся школьница на первом свидании, и стряхивает рукой с волос настырные капли. Антон молчит, не поменявшись в лице ни на миллиметр. Разве что рот всё же закрыл, а руки вдруг положил на грудь в область бешено бегущего куда-то сердца. Впрочем, убежать самому, как он уже успел надумать, не предоставлялось возможности: его пригвоздили бледно-синие глаза напротив, ярко выделяющиеся на побелевшем лице. Повязка на боку, спрятанная под чёрной рубашкой, вновь намокала от крови, но мужчина не обращал на это никакого внимания. Не видя реакции, Арсений сделал было шаг навстречу, но Антон машинально отошёл назад, по-прежнему не уверенный в том, что отдаёт отчёт своим действиям и на всякий случай выставляя вперёд руки, оберегая остатки личного пространства.
— Я просто привык к тебе… — оправдывается тихо и будто бы сам не веря в то, что говорит, начинает Попов, вглядываясь в мокрое лицо напротив. — За мной охотятся очень опасные люди, Антон, и если мы разделимся, они найдут и тебя, и меня гораздо быстрее.
— Ты сам-то понимаешь, что говоришь… — тихо спрашивает Шастун, делая ещё шаг назад, и опирается на машину.
— Да, может, звучит нелогично, но это так. Ну скажи, — вдруг Попов подходит совсем близко к парню, хватая того за мокрую футболку, комкая на груди, и продолжает более низким голосом, почти шепча в дождь: — неужели, если что-то случится, и меня поймают, ты не бросишься меня спасать?
Из зубастой хищной пасти вопрос этот звучит как риторический, но Шастун задумывается: а что бы действительно он сделал? Остался бы в той спокойной жизни, к которой так стремится, или же бросился бы в омут с головой, чтобы спасти Арса и его бедную задницу, так сильно любящую приключения. От себя не уйдёшь, и Антон понимает, что мужчина прав. Однако некое чувство скребёт душу, выцарапывая слово «сомнение» и стучит кувалдой по мозгам. Парень убирает чужую руку с груди и смотрит прямо в глаза.
— Не пытайся манипулировать мной и не думай, что я, как последняя собака, буду таскаться за тобой по пятам, понял? — также тихо отвечает Шаст, без страха глядя в глаза напротив.
— Ты реально так думаешь?
— Ты. Меня. Понял? — чеканит сквозь зубы Шастун, не отводя от Попова взгляд с остатками ненависти.
— Понял, диджей, если ты так хочешь.
***
Тишина в салоне шевроле разбавляется гулом мотора, свистящим скольжением дворников по стеклу и шмыганием парней. Антон сидел за рулём, как ни странно, нажимая больной ногой на педаль газа, а Арсений сидел рядом, зажимая рукой всё ещё больной бок.
Ванильный ленд крузер остаётся далеко позади с разбитым стеклом, пока Шастун надеется, что Дима его за это простит.
— Куда мы теперь? — тихо произносит Арс, глядя в окно на мелькающие фонари и натянутые провода, пока обе руки покоились под сухой свободной рубашкой на раненом боку.
— В преисподнюю. — сухо отвечает Антон и прикрывает рот рукавом чёрной водолазки, пряча зев.
— И долго ещё до твоей преисподней? — заразившись тоже зевает Попов, недовольно переводя взгляд на парня и возвращая обратно. — Или ты в таком состоянии реально на тот свет собрался?
— Я прекрасно себя чувствую. — в голосе слышатся ноты сарказма, и мужчина обиженно поджимает губы, полностью разворачиваясь на Антона. Тот лишь на миг ловит внимательный взгляд на себе и, цокая языком, снова возвращается к дороге. — Что? Чем быстрее мы приедем, тем раньше я смогу… отдохнуть.
Юлит, не стал договаривать «от тебя» или врать. Ведь по-существу один лишь день простой, человеческой жизни ему и нужен. В нём он и выспаться, и наесться сможет, и даже напиться, если захочет. А пока
рядом косатка с биполяркой нужно лишь ехать вперёд, мечтая о завтрашнем дне.
— Я не разрешу тебе угробить меня, пока ты в таком состоянии. — строго сообщает Арс, не переставая буравить взглядом профиль парня.
— Не нравится — иди пешком, — Шастун вздыхает, не поворачиваясь, но словно уже ощущая на себе просверленную дыру. — Кто платит, тот и музыку заказывает.
— Давай уже паркуйся, блять, пока не уснул.
— Да отвали.
— Хотя бы двумя руками за руль возьмись! — от злости взмахивает в воздухе рукой, тут же убирая её обратно под рубашку.
— О, ну если тебе от этого полегчает… — не успевает сообразить сразу, но вдруг осознаёт: на чужой ладони кровавый липкий след. «Этот придурок всю дорогу молчал о том, что рана кровоточит!» — Шаст закатывает глаза и начинает выискивать подходящее для вынужденного ночлега место.
Через пятнадцать минут парни паркуются недалеко от целого ряда небольших магазинчиков, которые обычно обслуживают путешественников-автомобилистов, но сейчас крепко спят.
Попов чувствует маленькую победу и молча ликует, пока Шаст раскладывает сзади огромное спальное место из сидений. Сумки с походным продовольствием от Димы теперь служат парням здесь, в шевроле. К сожалению, некоторые припасы подпортились за те дни, что Антон «гостил» у Макара, поэтому от них пришлось избавиться, оставив в ленд крузере, так подло брошенном ими на обочине.
Арсений не спешил хоть немного обработать рану, чтобы облегчить труд парня, поэтому лишь профессионально делал вид, что принимает активное участие в обустройстве спального места.
— Выпей пока таблетки, — просит Шаст, хотя прекрасно догадывается, что Попов сто пудов не взял их с собой.
— Я… не брал их.
— Кто бы сомневался, — вздыхает Шастун, пока Арсений устраивается в полулежачем положении, облокотившись на подушки и спинку пассажирского сиденья. — это же так по-взрослому, знать, что тебе необходимо принимать специальные препараты, чтобы никакая херня не спровоцировала инфекцию в едва зажившем
огнестрельном ранении…
Антон проговаривает это так свободно, без раздражения или злости, словно сам сидит на таблетках, которые, словно по волшебству, отключили все эмоции. Попов закатывает глаза, протяжно выдыхая и понимая, что диджей прав, и спорить с ним бесполезно.
Дальнейшие действия Антона Арс уже знает и вновь ощущает аккуратные прикосновения к своему телу. Лишний раз отчего-то старается не дышать, на парня не смотрит, ничего не говорит и даже не шипит, когда по ране проходятся спиртом. Шастун же то и дело поглядывает на лицо Арсения, пытаясь прочитать: больно или терпимо? Такой молчаливая косатка Антона не слишком устраивает, не то непривычно, не то попросту неудобно обрабатывать рану.
Небольшой прогресс в заживлении всё же есть, но из-за неугомонного характера Арса и ещё тысячи и одной причины из четырёх букв, он всё ещё подвергается опасности. Из-за дождя он может простыть, иммунитет ослабнет, и любые маленькие вирусы с лёгкостью перерастут в огромные проблемы, которые, Шастун уверен, придётся решать ему. И он снова хочет злиться, кричать на безответственного Арсения, ругать за то, что тот не включает вроде не глупую голову, но продолжает с совершенно пустым лицом возиться с повязкой, подавляя в себе эмоции.
Сил у него уже нет на эти американские горки.
— Всё. Скажи, если я слишком крепко затянул. — просит парень, приглаживая уголки повязки на чужом теле и осматривая результат своей работы, поднимая грустные глаза на Попова.
— Нормально. — отзывается мужчина почти не своим голосом. Антон замечает, что косатка едва не спит, уронив голову на плечо. И в
таком положении
такого Арсения Шастуну становится совсем уж жалко и косатку, и себя. Он поднимает брови и плотнее сжимает губы, пока пальцы продолжают тихонько поглаживать повязку по краям, редко касаясь оголённого тела.
Антон не знает, сколько проходит времени, но находит себя, укладывающим мужчину ниже, на подушку, накрывающим его пледом и не убирающим руку с чужой раны, полностью накрыв её ладонью поверх: всё равно спит, не вспомнит.
Арс лежит на левом боку, спиной к сидящему на коленях Шасту. Тихо посапывает, почти незаметно дыша, и вдруг распахивает бледно-голубые глаза, когда чувствует, как Антон прикладывается рядом, так и не убирая свою руку с его раны, и протяжно выдыхает горячий воздух в область его шеи, а затем замирает. Арсений приоткрывает рот, стараясь беззвучно вдыхать кислород и бегая глазами перед собой, не зная, за что ухватиться. Он успокаивается, лишь когда левой рукой находит пальцы Антона, покоющиеся на своей ране, и обхватывает их своими, несильно сжимая, будучи уверенный, что тот крепко спит, и ему ничего не будет, по крайней мере сейчас.
Шастун же закрывает глаза, только почувствовав на своей руке тепло чужой.
