Моё твоё море

Арсений просыпается от лютого холода, словно засыпал у себя дома, а проснулся на краю заснеженной пропасти. Снизу из ущелья жутко подвывает ветер, подбирая с земли снежинки и разбивая их об лицо Попова, который замёрзшими руками пытается спрятаться. Снежинки же подобно сюрикенам царапают щёки, проходятся по лбу и иногда застревают в волосах. Вокруг всё постепенно превращается в лёд, пурга вот-вот поглотит мужчину, похоронит его заживо под слоем ледяной корки, и Арсений ни на шутку пугается собственного голоса, когда выкрикивает единственное имя, пришедшее в голову. — Антон! — Попов поднимается на локтях, широко открыв глаза и часто дыша, оглядываясь по сторонам и вдруг качнувшись. Подскакивает по мере возможности, хватая себя за бок, и подминает под себя колени, развернувшись и найдя, наконец, взглядом парня. Шастун держал руль левой рукой, а правая свободно лежала на коробке передач. Они снова где-то ехали, по-видимому Антон объезжал дорожные ямы и никак не реагировал на крик Арса. Мужчина на миг подумал, что ему могло присниться, что он зовёт парня, но увидел в ушах Шаста наушники. «Не слышал…» — то ли с облегчением, то расстроенно выдохнул Попов и сел поудобнее на разложенных сиденьях. — Эй, дИджей… Антон по-прежнему не реагировал на зов Арса, и тот уже успел обидеться, когда вдруг услышал, насколько громко в наушниках Шаста играет музыка. Сам Попов точно оглох бы от такого издевательства в сторону своих барабанных перепонок, хотя музыку тоже любил. Понимая, что не докричится до парня, Арсений вдруг хитро улыбается, тихонько кладёт руку на плечо Антона, отчего тот вздрагивает, а сам мужчина прячется за сиденьем так, чтобы его нельзя было разглядеть в зеркало заднего вида. — Угадай, где я! — Ёп твою мать, Арс… — снимает наушник Шастун, закатывая глаза и раздражённо растягивая губы. — Давно ты не спишь? — А ты? Судя по всему, ты совсем немного спал. — мужчина опускает спинку пассажирского переднего сиденья и аккуратно перелезает на него, возвращая конструкцию на место. — Смотря, по чему ты судишь. — взгляд у Антона уж очень уставший, словно безжизненный. Глаза отливают больше в коричневый, нежели в привычный зелёный, и Арсению кажется, что это в них отражается грязь с обочин. — Во-первых, ещё очень светло и прохладно, а во-вторых, видок у тебя, мягко говоря, паршивый. — улыбается мужчина, окидывающий Антона взглядом сверху до низу. — Ну не всем же повезло такими красивыми родиться, как некоторым. — не поворачиваясь проговаривает Шастун и зевает в кулак. Арсений же самодовольно ухмыляется, принимая комплимент на свой счёт. — Ты включил телефон? — беспокойно интересуется мужчина. — Сеть не включал, только музыку. — А где наушники взял? — Купил по дороге. — Что, совсем по диджейству соскучился? — Можно и так сказать… — на какой-то момент Антон будто задумывается и прислушивается, а затем на лице вдруг появляется «жизнь». — Ты ничего не слышал? — Эм, нет. А должен был? — Не знаю. Я подумал, раз ты каким-то, сука, образом меня чувствуешь, значит ли это, что ты тоже это слышишь. — Слышу что? — Плач. — Антон впервые полностью переводит взгляд на Арса, пытаясь выискать что-то похожее на неискренность, но Попов смотрит действительно непонимающими глазами на парня, и Шаст снова вздыхает, возвращаясь к дороге. — Тотем плачет, всё утро в ушах его крик стоял, думал, оглохну. Пришлось даже найти, где наушники купить. Только музыка крик заглушить смогла. — Сейчас слышишь? — Н-нет. Как только ты меня окликнул, всё исчезло. — Так я твой спаситель, — ухмыляется косатка, удобнее устраиваясь на сидении. — Скажи-ка лучше, спаситель, — Антон делает паузу, постукивая пальцами по рулю. — что это за прилив нежности такой был вчера… Душа Арсения на миг успела сбежать из тела через пятки, а затем вернуться и спросить, сохраняя лицо. — Какой такой прилив? — У машины… когда ты… — Шаст пытается подобрать слова, чтобы не ошибиться и не выставить себя глупцом. — обнял меня? Попов тушуется, с серьёзным лицом поворачивается к окну, словно подумывая сбежать через него прямо на ходу, но мысленно давая себе оплеуху за это. — Ну обнял. И что? — Это был… прилив чувств? — Это была попытка заткнуть тебя, не обольщайся. — стараясь держать лицо и мельком поглядывая на Антона произносит Арс чуть надменно. — Понятно. — парень совсем немного приподнимает уголок губ, кивая сам себе и сделанным для себя выводам. — Ты расстроен? — интересуется больше не из любопытства и уж тем более не из сострадания, а для потехи собственного эго косатка. — Нет, с чего бы. — Антон отвечает так спокойно, что Попов бесится, поджимает губы и обиженно отворачивается к окну, скрещивая руки на груди. Шастун же по-доброму ухмыляется сильнее, проследив за движением Арса. «Ну что за ребёнок…» — думает парень, откровенно улыбаясь и тихонько вздыхая. Они продолжают тихо ехать дальше, оставляя позади все старые заботы, нагоняя новые. Антону действительно полегчало. С тех пор, как Арсений проснулся, своим касанием он будто прогнал мрак и тревогу из сердца парня и успокоил плач маленького китёнка. Море затихло, и только чайки медленно качались на тёмной воде. Попов же закусил губу, отвернувшись к окну и вновь задумавшись о своём. Как он вдруг оказался на той заснеженной вершине и почему в минуту отчаяния позвал Антона? Да что такого в этом парне, чего не было в остальных? Красивый? Ну конечно, ведь других обычно Арс возле себя не держал. Добрый? Вот это уже интереснее, хотя и предыдущие его жертвы были если не добры, то довольно милы к нему. Здесь что-то не то, Шастун не просто добр, а даже заботлив, и при этом слове Арсения аж перетряхивает: нельзя же быть настолько доверчивым и неравнодушным, чтобы бросаться на помощь тому, кто тебе противен, если не больше. А ещё нельзя помогать, не думая прежде всего о собственной выгоде. И если Шаст не относится ни к одному из вариантов, то что же им движет? — Антон, — и снова будто бы чужой голос Арса пугающе разрезает тишину и заставляет Шаста напрячься. — М-м? — А я тебе нравлюсь? — Антон почти успевает поперхнуться слюнями, даже не предполагая, что вопрос может быть столь неожиданным. — Кхм. В каком смысле? — Во всех, допустим. — Охренеть ты, Попов, даёшь. «Нравлюсь», скажешь тоже… — тушуется парень, машинально почесав затылок. — И каков ответ? — явно не собирается отступать голубоглазый мужчина. — Бесишь ты меня, вот и весь ответ. И вообще, что значит «нравлюсь»? Как минимум, у меня не возникает желания тебя прибить. — Это не то, что я хочу услышать. — Нет, всё-таки возникает… — Антон вздыхает, закатывая глаза. — Давай так: нравишься, когда спишь. — Почему? — Потому что не выёбываешься, вот почему. А ещё только во сне ты не ищешь на жопу приключений, и мне не нужно тебя вечно караулить. — Вообще-то, тебе в принципе не нужно меня караулить, дИджей. — как бы невзначай напоминает Арсений. — А, и во сне ты молчишь и не называешь меня ни диджЕем, ни дИджеем, и тоже не бесишь. — услышав относительно удовлетворительный вздох сбоку, Антон смягчается и спрашивает сам. — А чё эт ты вдруг заинтересовался? — Пытаюсь понять, что тобой движет в желании мне помогать. — Ну, во-первых, почему ты сразу не поставил вопрос именно так? А во вторых, разве это не ты притащился за мной хер знает куда и как, покинув единственное убежище? — Если б я сразу спросил в лоб, ты бы снова не нашёл, что сказать, как тогда в подвале… — А это в-третьих. Да, я не знаю, почему, доволен? Просто не понимаю. Разве ты абсолютно всегда можешь объяснить все свои поступки? Неужели ты никогда не чувствовал, что попросту не находишь никакого оправдания сам себе? — На самом деле, именно так я и чувствую себя с тех пор, как ты затащил меня пьяного в машину. — И всё же, раз уж мы вдруг начали этот разговор… — Шастун вздыхает снова. — Может, всё дело в тотемах? Что, если только из-за них нас друг к другу «притянуло»? — Звучит так, будто ты всю вину с себя решил скинуть на то, что и так мало объяснимо. Хочешь свалить от ответственности? — А ты не хочешь? Тогда как это работает по-твоему? В судьбу веришь? — Никогда не верил. Вот думаю, может, зря. — Попов разглядывает за окном поля, засаженные цветущими подсолнухами, но пока с опущенными шапками: солнце ещё не взошло. — А ты веришь? Антон задумывается, молча поглядывая на непривычно тихую сегодня косатку. Арс и в правду был будто сам не свой, с чего-то завёл такой прямой разговор, мало смотрел в глаза и даже не увиливал от ответов сам. Шастун догадывается, что где-то глубоко в душе мужчины что-то надломилось. Не то лёд треснул, не то сам он бошкой обо что-то треснулся, пока Антон по-английски сваливал в закат. А может, какой-то трухлявой доской в подвале всё же незаметно прилетело. Не тот это человек, который вызывал в парне чувство отвращения раньше. Теперь элитная хищная рыба словно стала обычным карасём. Правда, Шаст и сейчас уверен, что при подходящем моменте, и этот карасик откусит ему голову за милую душу. Кое-в-чём Дима может оказаться прав: излишняя доверчивость и доброта обязательно выйдут однажды боком… — Не знаю. Меня всегда учили, что всё строится своими руками, и хорошее, и плохое. И если так вышло, что мы сейчас с тобой оказались в одной… ситуации, то мы сами сделали так, что она случилась. — в русой голове всплывают размытые фрагменты того, как мама в детстве дарит заветный брелок и любя что-то объясняет, вкладывая китёнка в маленький кулачок. — Может, ты и прав. — почти не слышно бубнит Арс, а затем вдруг переводит серьёзный взгляд на Антона и быстро произносит: — Погуляем? — Что? — Смотри, скоро солнце встанет и будет жарко. А пока его ещё нет, можно пройтись вдоль подсолнухов, воздухом подышать. — глядя на скептическое выражение лица Шаста, Арс вдруг включает актёра и кладёт руку на раненый бок: — Если чистый воздух будет гонять по организму кровь и доставлять её куда надо, то рана затянется быстрее, и ты сможешь также быстро от меня отделаться. — Что-то мне подсказывает, что даже если я высажу тебя здесь, а сам поеду дальше, то ты обязательно догонишь меня или уже будешь ждать на месте, куда мне и надо было. Ты ж как заноза или пиявка, так присосался, что хрен отлепишь. — Хочешь проверить, насколько хорошо я могу присосаться? — игриво выгибает бровь мужчина, предвкушая почти удавшуюся прогулку. — Да боже упаси… — под очередную победную улыбку Арса, Шаст закатывает глаза и ищет, куда поставить машину. Удаётся припарковаться около пролеска, отделяющего трассу от поля. Антон просит попутчика следить за временем: нельзя допустить, чтобы их промедлением могли воспользоваться бандиты. И хотя явной погони уже давно не наблюдается, Шаст до сих пор будто чувствует спиной пристальный взгляд со стороны, и не может полностью расслабиться и ни о чём не думать даже сейчас. Арсений же выскакивает почти на ходу и безмятежно несётся в подсолнухи, словно забывая напрочь о том, что, вообще-то, ранен. Только резкий разворот возвращает его с небес на землю, когда больной бок напоминает о себе неприятным покалыванием. Мужчина стонет и скрючивается, пока Антон успевая только развести руками и цокнуть языком, уже торопится к несносной косатке. — Придурок, хочешь, чтобы из тебя кишки выпали? — ругает парень Попова, а сам придерживает того под локоть. — Я поднимать с земли их не буду, имей в виду. — Да я и сам подниму, — упёрто кряхтит брюнет, опираясь на подставленную (и на удивление крепкую) руку. — Спасибо. Аккуратно выпрямляясь, Арсений ещё какое-то время идёт рядом с придерживающим его Антоном, а затем более уверенно отпускает его, позволяя парню сложить руки за спиной, а самому идти спокойнее. — Нужно было хоть кофту взять, ещё очень прохладно. — подмечает Шаст, когда кроссовки начинают намокать от росы. — Свежо. Давно так не было. — отвечает Арсений, глядя прямо перед собой и вздыхая. — За постоянными городскими тусовками совсем забываешь о столь простых вещах. — О каких? — с любопытством глядя на Арса, Антон продолжает идти поодаль от него. — О той же банальной прогулке. — голубые глаза направляются в небо, и мужчина мечтательно вздыхает. — Я так давно не гулял вот так, никуда не торопясь, для себя. — Что же мешало? — Ничего. На самом деле, обычно ничего не мешало, но тем не менее, прогулки все чаще заканчивались лишь разговорами о том, что надо бы. — мужчина поравнялся с Шастом, медленно переставляя ноги. — Что же сейчас тебя сподвигло перейти от слов к делу? — Наличие приятной компании. — быстро проговаривает Арсений, на мгновение встречаясь с Антоном глазами и мельком улыбаясь. На лице парня этот жест отражается, и он тоже подтягивает уголки губ. Какой-то отрезок пути они проходят молча. Шаст рассматривает медленно просыпающиеся подсолнухи, а Попов просто идёт вперёд, задрав голову к небу и прикрыв глаза. Солнце уже показывает первые яркие лучи, бросая их на траву и всё поле сразу. Постепенно становится теплее, и косатка, окончательно расслабившись, не замечая под ногами яму, спотыкается и со вскриком почти падает ничком. На руки неизвестно как, но вовремя подоспевшего Антона. — Арс! В порядке? — крепко придерживая мужчину на локти, интересуется Шаст с беспокойством в голосе. — Да нормально. Спасибо. — тихо хихикая от собственной неуклюжести, поговаривает Попов, вытирая рот тыльной стороной ладони. — Ты хоть под ноги смотри, не то расшибёшься нафиг! — Но ты же рядом, поймаешь. — Я не всегда смогу быть рядом, чтобы поймать. — Это ещё почему? — на самом деле, он и так знает ответ. — Потому что я не нанимался тебе в телохранители, Арс! Не стоит всегда рассчитывать на то, что я подстелю соломки, где будет жёстко! — ДИджей, ну чё ты завёлся… — Перестань называть меня так! У меня имя есть! — Ладно-ладно, Антон, — пытаясь успокоить парня медленно проговаривает Попов. — ничего же не случилось… — А могло бы, ты же, придурок, даже таблетки не взял! Любая инфекции тебя убьёт! — Сейчас больше кажется, что ты убьёшь меня быстрее… — поднимаясь вместе с Шастом, отвечает Арс. — Зато я взял кое-что реально необходимое. — Надеюсь, это мозги, блин. — Всего лишь Беретту и Лебедя… — Кого? — переспрашивает парень, а затем вдруг понимает, о чем речь, и стремительно меняется в лице. — Нет… Не-е-ет, — истерично с предыханием выдыхает Антон, улыбаясь и отрицательно мотая головой. — ты же не серьёзно, да? Однако серьёзный взгляд голубых глаз напротив говорит ровно обратное. Шаст отпускает Арсения и отходит на несколько шагов назад, начиная истерично хихикать, опустив длинные руки. — Знаю, ты по своему занудству не оценишь, но представь, что мы вынуждены будем защищаться, — пытается спокойно объяснить мужчина, пока Шастун продолжает заливаться хохотом. — будет действеннее, если я выстрелю или кину в кого-нибудь пачкой таблеток? — парень смеётся громче, а когда представляет Арса с пилюлями в руках, окруженного бандитами, то вовсе складывает губы буквой «о» и надрывается, прерывисто хихикая. — О-о-о, хо-хо, а я уж думал, что ты всё же решил снести мне бошку, тебе же наверняка мало просто припугнуть? — оба вдруг поджимают губы, когда воспоминания ударяют в голову. Ещё день назад Антон замирал от ужаса и уже был готов проститься с жизнью, когда словно обезумевший Попов гладил его скулы стволом пистолета. — Ты поэтому уехал, да? — отходит Арсений, неотрывно глядя на тяжело дышащего Шаста. — Ты испугался, что я убью тебя… — Мне, знаешь ли, в обычной жизни никто ничем в лицо не тыкает. — Значит, серьёзно, ты уехал только поэтому? — А для тебя это недостаточно веская причина? — Антон взмахивает руками, задевая подсолнухи и намачивая рукава росой. — Я должен был остаться, чтобы ждать, когда у тебя будет настроение довести дело до конца? — Я бы не убил тебя… — тихо проговаривает Попов, глядя в разъярённые глаза напротив. — Ну да, просто бы по голове погладил своей хереттой, так что ли? Мы бежали от бандитов, а бежать нужно было от тебя, только от одного тебя!!! — Антон начинает тяжелее дышать и сжимать и разжимать в кулаках край кофты. «Этого ещё не хватало!» — понимая, к чему идёт его такое состояние, парень пытается перевести взгляд на что-нибудь, чтобы зацепиться, но выходит плохо. Перед глазами всё размыто, ноги становятся ватными и с большим трудом удерживают Шаста, пока тот пытается найти хоть какую-то опору, чтобы совсем не упасть. Внезапно становится теплее и даже немного спокойнее: Антон чувствует, что его крепко обнимают и поглаживают спину и волосы на макушке. Если так, значит он всё же присел, иначе кто дотянется до его головы так легко? Сердцебиение постепенно идёт к норме, а сам Шаст чуть спускается в объятиях, кладя щёку на тёплую грудь и позволяя себе закрыть глаза и дышать глубоко. — Как ты мог подумать, что я бы тебя убил… — продолжая поглаживать спину Антона, тихо говорит Арс. — Я сложный человек, мне действительно порой срывает крышу, но не настолько. Я не хочу, чтобы ты боялся меня… — Я… — куда-то в рубашку едва разборчиво бубнит парень. — не боюсь… А ты… всё ещё бесишь… придурок… Шастун плохо помнит, как они дошли до машины, и почему он оказался на заднем сидении. Приходит в себя полностью только, когда чувствует, что на его плечи легла расстёгнутая кофта. Зелёные уставшие глаза медленно натыкаются на протянутый ему бутерброд. Не сразу сообразив, парень берёт его и подносит к губам. Пахнет вкусно, и у Шаста тут же просыпается аппетит. Оказывается, он настолько голоден, что мог бы сейчас съесть даже слона. Видимо, истощённый постоянным стрессом организм, совсем обессилил. Арсений сидит рядом и тоже хомячит, не забывая запивать водой. Мужчина то и дело переводит взгляд на Антона, наблюдая за тем, как жадно тот ест. Попов протягивает парню бутылку воды, и тот быстро кивая, отпивает добрую половину. При виде такого диджея, сейчас больше похожего на маленького ребёнка, в голове проносятся ядовитые слова Макара: — Ты ж охотник, Арсюх, коварная и осторожная падла. Парня почём зря погубишь, когда наиграешься. Себя не жалко, его пожалей. Сколько ещё нужно человек, чтобы ты насытился? — Арс… — Шаст вырывает из мыслей мужчину, и тот резко переводит взгляд на парня. — Спасибо. Антон не смело поднимает зелёные глаза ненадолго задерживаясь на лице Арсения. Почему-то выглядит он сейчас как нашкодивший котёнок. Сидит с подтянутыми коленками, сжимается, держа в руках бутылку и будто бы прячет взгляд, словно стесняясь. Что творится в головах обоих, сложно сказать. Им, конечно же, тяжело прежде всего друг с другом, а уже потом от ситуации в целом. Арс привык к тому, что его статус и положение позволяют на многое закрыть глаза. Он делал, что хотел и не привык спрашивать у других разрешения или одобрения. Тем более, его не волновали чьи-либо чувства, кроме собственных, да и те из-за воспитания сейчас понимались с трудом. Ему кажется диким, что человек может чем-то пожертвовать ради другого человека, ведь это так неправильно! И уж тем более не благодарно. Антон или неимоверный глупец, или не так прост, как хочет казаться. И Арс обязательно раскусит его, такого непонятного и загадочного, если только не… …влюбится в него ещё больше. Шастун думает, что Попов просто чокнутый, иначе как можно умудриться уместить в себе столько личностей, умело надевать на лицо нужную маску, чтобы красиво отыграть нужный образ. А какой он настоящий? Как найти то истинное нутро, что скрывается за столькими слоями грима? Или он уже был настоящим, но Шаст не понял, когда? Может, когда ревновал Антона к Илье, или когда с неохотой разговаривал с парнем в подвале о какой-то картошке? Может, сейчас, когда обнял его снова, тем самым спасая от накатившей вновь панической атаки, или всё же, когда с безумными глазами водил пистолетом у чужого виска… А возможно, настоящий вот он, сидит и уплетает бутерброды за милую душу. Антон не знает, где правда, но отчего-то хочет верить в тот шёпот, что слышал будучи заключённым в объятия, хочет дать и ему, и себе шанс, узнать друг друга лучше. Хочет самому себе доказать, что он не ошибся, и что доброта вовсе не так слепа, как считает Позов. Он не настолько наивный и доверчивый, как думает товарищ, и он обязательно докажет ему, что был прав насчёт Арса. Он даёт ему шанс показать то, что ещё никто не видел.