Союз флейты и сабли

      Мир заклинателей знал точно — глава ордена Цинхэ Нэ человеком был страшным. Очень страшным. Просто ужасающим! С нравом круче, чем у Вэнь Жоханя! Статус и влияние Нэ Минцзюэ никто оспаривать не пытался, а все, кто рискнул так сделать, долго не жили, знакомясь с темпераментом совсем молодого мужчины. Он терпеть не мог орден Цишань Вэнь, и никто не смел обвинять его в этом, ведь причина была весьма уважительной. После войны, пусть его орден и получил не самые большие потери, он очень надеялся, что проклятый клан похоронен навсегда. Однако его надежды оказались тщетны. Слухи, а потом и реальный факт того, что Вэй Усянь забрал остатки людей из Цишань Вэнь и вместе с ними заперся близ Илина, его удивили. Но взбесило его другое. Реакция, а в последствие и отречение от шисюна молодым главой Цзян. Вот этого поступка мужчина постичь не мог, как бы ни пытался. Ну не мог он понять Цзян Ваньиня, не мог! Отречься от брата, а теперь еще и к Цзинь Гуаньшаню прислушиваться? Да лучше умереть от проклятия семьи при родне! А теперь глава Цзинь активно приседал на уши всем остальным, агитируя сходить и прибить Старейшину Илин и псов Вэней, которых он, якобы, собрал ради возрождения ордена и нападения на них! После очередного такого заседания Нэ Минцзюэ долго смеялся. А потом… Да, червячок сомнения начал подгрызать его уверенность в лживости слов заклинателя. Но он быстро был задавлен, стоило пригубить немного байцзю*. Через час смотреть на мир, предательство Гуаньяо и жизнь стало легче. Еще через час в голове сидели размышления о том, что Лань Цижэнь и Вэнь Жохань, возможно, состояли в отношениях. Видимо с алкоголем не только умные мысли в голову лезут, но и полный бред… Еще через час хотелось найти Хуайсана и от души его поругать. Но уже через полчаса хотелось мелкого обнять и попросить прощения. За все. За каждый сломанный веер, за каждую истерику по поводу и без. За то, что мешает жить своим умом и пихает в руки саблю, хотя на себе знает, как тяжело с ней совершенствоваться и какая от нее болезненная отдача. Еще через час хотелось прилететь в Гусу к Сиченю и рассказать, какой Цзинь Гуаньяо гад, как его все бесит и как он рад, что у него есть Лань Хуань, который и брата с дядей на полном ходу остановит и его, не самого спокойного, усмирит. Под самый конец в голове гуляла шальная мысль: А не смотаться ли на Луаньцзан самому? А вдруг там ничего нет, а глава Цзинь только панику разводит? Вдруг там вообще один Вэй Усянь сидит, никого не трогает, водит хороводы с мертвецами, а все слухи про орден Вэнь так вообще больная фантазия Цзинь Гуаньшаня, у которого все мозги давно и прочно уползли под нижние одеяния, да так там и закрепились? С такой мыслью перепивший мужчина и уснул, прямо за пустым рабочим столом, где ничего, кроме пиал и кувшинов с алкоголем, не стояло.

***

      Утром, проснувшись ни свет ни заря, старший оглядел стол, увидел записи, которые делал по пьяни и здраво рассудил, что идея проверить, чем занимается Старейшина Илин, имеет место быть. От греха подальше. Оставив некоторые наиболее важные дела на заместителей и отодвинув все переговоры на пару-тройку дней, мужчина отправился в Илин.

***

      Нет, ну это ни в какие ворота не лезло! Нэ Минцзюэ так и подмывало ткнуть Цзинь Гуаньшаня носом в увиденную картину. Вэй Усянь, Старейшина Илин, нес на руках маленького, едва ли двухлетнего ребенка и по-дружески переругивался с Вэнь Цин! По-дружески, иначе столь снисходительный тон нельзя объяснить! Дева Вэнь разговаривала с заклинателем, словно он был ее младшим непутевым братом, не иначе! Да и он обращался к ней, как к старшей сестре. А ребенок? Прикинув возраст ребенка и некоторые эпизоды, мужчина был готов заявить, что малыш сыном темного заклинателя не являлся. Вэй Усянь бы просто не успел его зачать! — Глава Нэ? Мое почтение, — Вэй Усянь и его спутница вежливо поклонились ему. Ребенок же, с любопытством подошел к нему и… Обнял за ногу! Мужчина обомлел. Даже Нэ Хуайсан, пока был маленьким, такого не делал. — Ох, Чифэнь-цзюнь простите А-Юаня! Он всегда обнимает за ноги тех, кто ему нравится, — повинился юноша и подошел ближе, прося малыша отпустить нового знакомого. Мальчик, на удивление, послушался и даже радостно протянул Вэй Усяню руки, на что тот с улыбкой подхватил его, усаживая на спину. — Какими судьбами вас сюда занесло, господин? Решили убедиться, что я не возрождаю Цишань Вэнь? Вот, полюбуйтесь. Никого не трогаю, вреда не причиняю. Сижу на горе, выращиваю редиску, воспитываю ребенка, — глаза старшего постепенно округлялись. — Тогда какого гуля? — не сдержался глава ордена. И действительно, чего в таком случае добивается Цзинь Гуаньшань? — В смысле, какого гуля мы здесь или какого гуля от меня хотят? — уточнил заклинатель, раскручивая в пальцах флейту. Нэ Минцзюэ невольно обратил внимание на его пальцы. Все в мелких шрамах, мозолях и с обломанными ногтями. Но не так, словно их ломали намеренно, а словно их сломали об что-то. Или кого-то. Старший не один раз видел, как эти руки ломали кости врагам, сворачивали шеи и разрывали плоть. — И то, и другое, — тихо сказал он, не зная, на какой из вопросов он хочет получить ответ. — Мы здесь, потому что больше идти некуда. А чего от меня хочет глава Цзинь… Да Безликий знает, чего он там хочет! Может печать, а может меня, а может все и сразу, — предположил Старейшина Илин, пока они поднимались к защитному барьеру. Нэ Минцзюэ скривился. О том, что глава Ланьлинь Цзинь тот еще любитель южного ветра** ходили слухи еще в ту пору, когда он занял место главы ордена, если не раньше. — И ты с этим как-то собираешься бороться? Или нет? — Вэй Усянь лишь улыбнулся ему и передал ребёнка Вэнь Цин. — А какой в этом смысл? Ну опровергну я слухи, что дальше? Мне от этого станет легче? Не станет. Что я приобрету? Статус жертвы? — юноша немного опустил плечи. — Хотя бы возможность спокойно жить и дать такую возможность своим людям, — ровно ответил Нэ Минцзюэ. — Все что я могу — это защищать их здесь. Никто не позволит мне жить спокойно, Чифэнь-цзюнь. Никто не любит сильных соперников, всем проще давить тех, кто слабее, — теперь в голосе юноши была печаль. Откланявшись, он исчез за барьером, оставив главу Нэ в одиночестве, со странным ощущением пепла во рту. На душе мужчины было паршиво, словно он расковырял старую рану.