Убедившись в том, что я в порядке и поел, он, наконец, ушел домой. Я судорожно вздохнул с облегчением, закрыл за ним дверь и пошёл умываться. В зеркале я увидел себя — сытого, румяного и с блестящими глазами. О, нет… Нельзя влюбляться в человека, которого держишь на крючке. Нельзя выходить за рамки физического влечения. Я нервно отхлестал себя по щекам. Соберись, тряпка!
Следующие пару недель я игнорировал Какаши, все как всегда, в целях профилактики. Он попросту с ума там сошел. Он не знает, что я работаю, так что приходил, пока меня нет. Ну, по крайней мере, так он писал. Но на выходных мне некуда было деться, поэтому я взял пару книжек и пошел в любимую кофейню. Только я прокололся, потому что Какаши знает, где я живу и что эта кофейня недалеко от меня. Он искал меня не только дома, но и в тех местах, где я мог бы появиться. И вот он нависает надо мной. У него залегли круги под глазами и он присел около меня, хватая мою руку:
— Наруто, где ты пропадаешь? Избегаешь меня? — он звучал озабоченно, с какой-то грустной нежностью. Действительно скучал и переживал.
— Я хотел побыть один, — хмурюсь я.
— То есть, то, что было между нами — какие-то игры?
— Вот именно, что я не знаю! Потому и остранился, чтобы понять, что нам делать дальше.
— По крайней мере, ты говоришь о «нас». Приятно слышать.
— Рано делать выводы.
— Так кто же я для тебя?
Я замялся, однако начал выкручиваться:
— Ты в первую очередь мой друг. Пожалуйста, не торопи события.
— Хорошо, как я и обещал, не буду торопиться, буду ждать столько, сколько потребуется.
— Спасибо.
— Кстати, полароид с собой? Пользовался им?
— М-м, нет.
— Почему?
— Я же говорил, жалко его трогать…
— Так дело не пойдёт, пойдем сделаем фото.
— Не хочу!
— А если я попрошу вот так? — он оттягивает маску снизу вверх и быстро впивается в мои губы.
Я даже не отвечаю на поцелуй, сейчас это совершенно не заводит и неинтересно. Да, эти пары недель изоляции от него сработали как надо. Я совсем не соскучился и стал равнодушен к нему. Но надо поддерживать в нём эти чувства, так что я всё же нехотя ответил на поцелуй.
— Мм, я все еще хочу сфоткать тебя без маски. Обещаю, никому не покажу, если ты об этом переживаешь.
— Всё, что пожелаешь, — поцелуй в лоб, — ну что, идём?
Я сложил книгу в рюкзак и мы двинулись за камерой. Дома я отвел его к своей любимой стенке, обклеенной распечатками из любимых комиксов, я атмосферно украсил комнату ими и гирляндами. Я зажёг их, Какаши сел на кровать, позади все мерцает в полутьме, он снимает маску и смотрит в камеру.
Щелчок. Вспышка. Он протер глаза и проморгался. Из полароида медленно выползает снимок, я машу им в воздухе в ожидании, когда он проявится. И тут я резко лечу на кровать, он нависает надо мной и впивается в мою шею, от неожиданности я застонал и тут же прикрыл рот ладонью. Он мягко убирает мою руку и сводит запястья над головой. Я сглотнул. В сознании промелькнула мысль: он меня сейчас…того?
С тихим рыком он вгрызается в шею, я застонал ещё громче, кажется, это завело его ещё сильнее. Жалею, что вовремя не стиснул зубы, но теперь пожинаю плоды своей несдержанности. Он продолжает усеивать шею, плечи, ключицы укусами вперемешку с мокрыми поцелуями, одна рука шарит под футболкой, затем вовсе задирает её. Чёрт, да он же обещал меня не трогать, неужели соврал? Это случится прямо сейчас? Правда? Боже, нет…
— Какаши, остановись… прекрати, говорю!
Он, казалось, не слышал меня. Судя по выражению его лица, совсем озверел. Да что с ним такое?
— Алло, я говорю прекращай, да что с тобой такое, даттебайо! Остановись сейчас же или я заору на весь район!
— Тогда я заткну тебя, — прошипел он, — думал можно просто вот так брать и фотографировать меня? За всё полагается плата. Я просто так своим лицом не свечу, видеть его дорогого стоит. И так слишком быстро открылся тебе, а ты ещё и сфоткать захотел. Не многовато ли привилегий для тебя одного?
— Придурошный, да ты просто раздул великую тайну из своей внешности! Что за хрень ещё выдумал! Ты что, какой-то наследный принц шейха, чтоб так шифроваться?
— Хахаха, всё может быть. И тем не менее, тебе следует отработать эту фотографию, — он впивается в мою шею и я снова застонал от неожиданности, слышу как он со смешком выдохнул. Ублюдок.
Его рука тянется к ремню на моих джинсах. Блять! Он расстегивает их. С тихим вжиком открывается ширинка, пуговица чуть ли не вырывается с корнем. Рука ложится на полутвердый член. Это все от поцелуев в шею! Оказывается, это моя эрогенная зона. Он довольно скалится: ему нравится, что я хоть немного, но возбудился. Мне это не по нраву, но реакцию организма невозможно контролировать. Я сейчас вообще ничего не могу против него, он гораздо сильнее. Мои запястья в его руке, он сел мне на бёдра и навис подобно грозовой туче сверху, всё что я могу, это беспомощно барахтаться, как рыбёшка на суше.
— Ты же обещал, что без моего согласия ничего не будет! — мой голос дрожит и срывается на крик.
— А ты не согласен? Я чувствую, ты хочешь, — слащаво пролепетал он.
— Неправда! — из глаз брызнули предательские слезинки.
— Твой вставший член говорит о другом. Сейчас нам будет хорошо, мон амур. Расслабься и наслаждайся.
— НЕТ!
— Не выделывайся, а то будет
больно, — с нажимом произнёс он, делая акцент на последнем слове.
И тут липкий страх накрыл меня. Тело сковало, судорога молнией поразила меня, я дёрнулся, как загнанная лань и тут же обмяк под его тисками. Я ничего не могу. Сейчас я просто вещь, игрушка в его руках. Хочется потерять сознание, чтобы пропустить весь этот дикий ужас и, кажется, скоро это свершится. Я нервно улыбнулся и чуть не зашелся в истеричном хохоте.
Он рывком стягивает штаны с бельем, я захныкал. Со мной много дерьма случалось, но никто ещё не лез ко мне в трусы, я реально потерялся в пространстве. Из предобморочного транса меня выбила дурацкая мелодия звонка на айфон. Ему кто-то позвонил. Он сел мне на грудь, подмяв руки под себя и затыкая мой рот ладонью. Только после этого он ответил:
— Да, привет, Обито! Курсовой проект? Ах, точно, давай через пару часов встретимся в библиотеке универа, а то я, кхм, занят тут немного. Да, да, отлично. Хехе, а ты хорошо меня знаешь, чертяка такой! Ага, как соберем материал, можно будет и на пробежку сходить. По идее, от этого башка хорошо варит, да и тело в отличной форме. Давно пора, я говорил тебе! Ты даже пешком по лестнице с одышкой ходишь. Ну все, до встречи! Ага, ага, давай!
Он сбросил вызов и убрал телефон в сторону.
— Так-так, моё солнышко, на чём мы там остановились? Ах да, — он принялся тянуть джинсы с боксерами дальше вниз, затем отбросил их в сторону.
— Нет… нет, ум-моляю, прекрати…
— Мы уже оба завелись, зачем останавливаться? Я помню, как ты извивался у меня на коленях, маленький чертенок. Не прикидывайся, что это не так.
— Я н-не специально, прости, Ка…
— Какая разница уже? Я хочу тебя с тех самых пор, как увидел. Ты станешь главным украшением в моей коллекции. Моё самое яркое солнце…
— Какой нахрен коллекц… — и тут он заткнул меня своим ртом.
Горький поцелуй со вкусом полыни. Я чувствую, как бьющееся в истерике сознание медленно и неумолимо гаснет. Я только рад этому, не хочу ничего чувствовать, не хочу знать, что этот псих со мной будет делать. Пожалуйста, пусть это побыстрее закончится, больше не хочу жить.
Он практически не растянул меня, вошёл сразу на всю длину. Я заревел так, как не рыдал никогда в этой жизни. Вся смазка — капля его предэякулята. Этого явно было недостаточно, он рвал меня изнутри. Я прочувствовал каждую унцию этой жгучей боли, она вывела меня из состояния перед уходом в никуда, так что 'от и до' я был в сознании. Каждая клетка моего тела откликалась оглушительной болью, клянусь, именно так я себе представляю мучительную предсмертную агонию. Этот гад слизывает мои слёзы, думая, что мне станет легче. Если он вообще хочет сделать мне лучше. Нет, ни черта подобного! Становится только хуже, да ещё и от осознания, какой же я идиот. Вот так впускать в свою жизни хер знает кого! Блядь, ненавижу его, ненавижу…себя.
Я теперь такой же грязный.
Всё, конец, не вижу смысла жить дальше.
Никому. Не. Доверять. Никогда.
°°°
Спустя три месяца беготни по психологам и непрерывного приёма антидепрессантов, я, кажется, начал приходить в норму, хотя таковой её сложно назвать. Этот урод заблокирован везде, где только можно. Я не стал заявлять против него, так как помнил о его влиятельных родителях. Жопа, просто Ж.О.П.А. Не жизнь, а американская горка. Вот, я на вершине, а вот уже качусь в пизду.
Я слушал рандомный микстейп и случайно понял, что в последнее время живу на каком-то тошнотворном автомате. Совсем не думаю здраво, не чувствую здраво, не ощущаю ничего, кроме болезненного, едкого, вызывающего омерзение кома, въевшегося в кожу и дыхание настолько, что хочется эту кожу сжечь и заменить на новую (или сбросить насовсем — пока не решил).
В последний раз, кажется, случалось что-то действительно светлое и прекрасное, связанное с Какаши, когда я получил полароид в подарок, эти первые поцелуи, первое фото. Он во многом стал для меня первым и последним. А потом всё сломалось. Его же руками. Все доверие, которое он начал завоевывать, несмотря на те ужасающие факты о его прошлом. Не было больше солнца, бестолковых хождений по центру Токио в счастливом одиночестве, эфемерной, пусть и фейковой, любви, прежнего удовлетворения от рамена, любимой выпечки из кофейни. Я *погас, как дешёвая лампочка в захолустной кафешке у дороги.
Я перестал слушать что-то по-настоящему нужное и любимое: весь плейлист стал каким-то бессознательным и непрочувствованным. Пустая для меня музыка, пустые крики, пустые смыслы. Ничего, что хотелось бы искренне прижать к груди и расцеловать. Зияющая дыра в душе норовила высосать из меня жизнь. Лишь вовремя оказанная квалифицированная помощь немного залатала её. Мир начал приобретать новые краски и очертания, вновь вернулось очарование юности и жажда жизни, желание, сколько жить, столько и выживать
Интересы стали пустыми: почти перестал читать, даже не могу вспомнить, что именно наполняло мои дни прежде. Рутина, которую я не просил и от которой я бежал всю сознательную жизнь… круги адского пекла, которые мы почему-то называем «душевной нестабильностью»? болезнь? горечь? нескончаемые слезы? Бесполезные мысли, которые я не могу даже воспроизвести?
Потихоньку, шаг за шагом, я приближаюсь к сознательным выборам — пробую себя в гончарном мастерстве, беру новые книги в библиотеке, пробую ту еду, на которую не смотрел ранее, рисую карандашом, потом беру кисть и краски в руки, вырисовываю непонятные, причудливые, полные буйства и красок этюды. Слушаю то, чего избегал раньше и поймал себя на том, что в душе теплится непосредственная детская радость и… неясная тревога. Да. Я боюсь будущего, боюсь быть сломанным вновь. Хочется бежать и бежать, догоняя горизонт, пока ноги не откажут и я не упаду посреди лесной тропы на влажную мягкую траву.
Вихрь разношёрстных мыслей со скоростью электрички уносит меня ввысь и вперёд, я уже сам не поспеваю. По мере того, как я возвращаюсь в прежнее положение, хочется многого, всего и сразу. Вся жизнь впереди. Я успею, даю себе слово, мать вашу, я успею, обязательно!
И оттого кажется чудом, что сейчас я могу чувствовать что-то не через очередное неадекватное состояние, а через нечто, напоминающее незамутненный рассудок. будто возвращаются не столько мои вкусы, интересы, способность искренне любить и чувствовать музыку и искусство, сколько вся моя сущность.
Возвращаться ужасно трудно, но без себя самого гораздо, гораздо труднее. Но вот я здесь. Теперь осталось внушить себе гордость за себя. Все, что ещё не убило меня, сделало сильнее. Как бы банально это ни звучало. Хочу, страстно хочу верить в это. Да будет так. Мысленно танцую на букве «H» в написи HOLLYWOOD, в моём сердце вечный июль.
Именно так, потому что не сумел заткнуть этого громкого и непослушного ребенка в себе, потому что никак не перестаю взрываться эмоциями и впечатлениями, потому что предвкушение будущего всегда побеждает.
