Slow burn

Наруто резким движением жёстко прижал задержанного лицом к стене. — Подтвердите, что вам ясны ваши права. — Так точно, — тихонько отвечает Какаши.       Это игра такая? Он выглядит крайне серьезным. Может, он хороший актер? Да и чего тут играть, ведь это его работа, в конце концов. Наручники явно не игрушечные и эта сталь в его прежде звонком певучем голосе… да что за хренотень, не понимаю. В любом случае нельзя сопротивляться, нужно просто подыграть и всё сведется к чему поинтереснее. Даже если это и правда, то я не сяду в тюрьму при своих живых родителях. — Хатаке Какаши, вам вменяются обвинения в домогательствах, состоящих в посягательствах на честь и безопасность несовершеннолетних, а также в последующем изнасиловании. Вам грозит до тридцати лет тюремного заключения в колонии строгого режима. В зависимости от ваших показаний срок может быть снижен, либо частично заменен общественными работами. Вам ясен ваш приговор и дальнейшие перспективы?       У обвиняемого пересохло во рту, а по загривку пробежался мороз. Эти обвинения самые реальные и это действительно его касается. Игры кончились. Он открывает и закрывает рот, как рыба, выброшенная на сушу, не в силах выдавить из себя какой-либо ответ. — Я ещё раз спрашиваю, приговор понятен? — Д-да, господин полицейский… — Отлично, — с этими словами он достал рацию, начал включать и настраивать её, она тут же отозвалась характерным шипением. Когда она прекратила издавать какие-либо звуки, Наруто проговорил в неё: — Приём! Всем постам, повторяю, всем постам! Я захватил его. Конец связи.       Какаши в этот момент искренне пожелал никогда не появляться на свет, но раз уж его не родят обратно, то хотел, чтоб его разразила молния прямо там, сквозь здание.       Стало ещё страшнее, от того, что реальность приобрела угрожающие очертания и последняя надежда, на то что это просто игры, растаяла, особенно, когда из рации басистый голос ответил: — Третий пост, вас понял, принято. Затем отчитались и другие: — Первый пост, принято. — Второй пост, так точно, принято.       Он выключил рацию и повесил её обратно в специальный чехол на бедре. Рядом красовался пистолет в кожаной кобуре. — Ах да, прошу прощения, забыл выдвинуть последнее обвинение… — Я ведь имею право на телефонный звонок? — перебивает его Какаши. Он цепляется за последнюю соломинку, стараясь выбраться из этого положения. — Сначала выслушай меня, — он понизил голос, делая его более глубоким и загадочным, будто собрался не обвинять, а заклинание зачитать, — обвиняю тебя в том, что ты… — драматическая пауза, а затем повышение голоса, — украл моё сердечко! — Гхагхъ, — он подавился слюной, — что?!       Вместо ответа его с жадностью засосали чужие губы и тот с опозданием начал отвечать. Руки блондина сжимали талию преступника, одно тело тянулось к другому, оба вспыхнули и начали гореть изнутри. Поцелуй всё углублялся, а когда Наруто перешёл к шее и принялся ставить отметины, шумно дышащий и ошарашенный Какаши поинтересовался: — А как скоро вы меня отпустите, господин полицейский? — Тихо, — шикнул на него Узумаки, нехотя отрываясь от своего увлекательного занятия. — Рукам больно, сколько от наручников, столько и от того, что хочу вас обнять, — мурлыкает Какаши, продолжая таять от того, как его шею нежно прикусывают и посасывают. — Молчи, даттебайо! — А как же коллеги, они… — Я сговорился с ними, сказав им, что это ради розыгрыша. И только. Им ведь необязательно знать о нас, личная жизнь на то и личная, не публичная, верно? — Там ещё еда в тарелках остывает, ты ведь потом поешь?.. — Да не хочу я есть, я хочу тебя. Замолчишь ты уже или нет, ттебайо…       Шокированный Какаши перестал сыпать вопросами и просто закрыл глаза, зная, что ничего плохого не случится. Всё позади, это просто невинная (или не очень) шуточка, в принципе, не так жёстко по сравнению с тем, что совершал он. И обвинения всё еще настоящие, ведь он действительно виновен во всём этом. В том числе, точнее, особенно, за украденное сердце молодого блондина. — Я раскаиваюсь в своих грехах, — едва слышно, но звеняще отчётливо прошептал сереброволосый. — Похвально, но я всё равно тебя накажу, ты же это понимаешь? — чёртики пляшут в глазах до упаду, ему определённо нравится подавлять и доминировать над старшим. — Да, делай со мной всё, что пожелаешь, Нару. — Ши-и-и, — с нотками возбуждения пропел блондин, он нехило заводится от такой чуть ли не раболепной покорности, — мне нравится, что ты такой миленький и послушный, — разговоры прекращаются, когда припухлые губы обоих снова сливаются в жадном, голодном, агрессивном поцелуе.       Шаг за шагом, будто в замедленном танго, они плетутся к смятой незаправленной постели. Нару подталкивал, напирал на него, заставляя неуклюже пятиться в сторону комнаты задом наперёд. Прежде чем кинуть беззащитного Хатаке со скованными руками на кровать, Наруто откидывает одеяло и толкает его в грудь. Он тут же распластался, смешно приподняв ноги в полёте.Его руки за спиной, немного неудобно. Какаши перевернулся набок и как бы перешагнул через свои руки и теперь они перед ним. Оперевшись на них, он сел, подперев ноги под себя, затем расставил их, они разъехались так, что он сидел уже на попе. Он потянулся немного и смог заключить своего ненаглядного стража порядка в подобие обнимашек, вешая замок из рук на шею. — Нару, а мы успеем? Такими темпами к вечеру отцепимся друг от друга. — Да успеем, у нас всё время мира. — И ещё. Возьмешь еду с собой в контейнере. — Ах! Мамочка, хватит думать об этом, даттебайо-о! Все *под контролем. Я, кстати, отгул взял сегодня. — А где ты был тогда всё утро? — А на работе, подговорил коллег, разгрёб немного документов, чтобы потом вернуться и был порядок. Так что всё, молчи свой рот!       Кровь стынет в жилах, разливается едкая амброзия по организму, заставляя обоих воспылать. Слежка и странный юмор, два сердца бьются в унисон с крепкой любовью, Какаши запомнит сегодняшний день. Они сгорают изнутри, как два школьника, не знают, что делать. — Может перекусим? — Какаши быстро выдаёт, он ещё не готов, взрослый мужик боится как восьмикласница перед первым разом. — Мы как устанем, тогда и перекусим.       Нару проводит пальцами по бедру, поднимает руку вверх и гладит спину обездвиженого, другой рукой гладит пресс, который заметно напрягся. Наруто облизывает губы и пустым взглядом пилит его как зверь перед добычей и подхватывает, как оказалось, не такое тяжёлое тело. Какаши сейчас так нежен, с ним нужно бережно. Усыпая тело поцелуями, он принялся стягивать с него одежду, кроме майки, которую невозможно снять из-за связанных рук. Руку Наруто запускает в карман, выудив оттуда складной нож, которым разрезает майку. Цепочка поцелуев вниз по шее к груди, языком он подхватывает сосок, кусает и снова посасывает, второй зажимает между пальцев и оттягивает. Последний укус в шею и он полностью раздевается, нависая над ним.       Нару взял его связанные руки в свои и приложил к своему члену, предлагая его помассировать. Какаши неуклюже и все же, справляется со своей задачей. Блондин берёт подушку и подкладывает ему под живот, рука скользит по спине, останавливаясь на упругих ягодицах. Два пальца во рту у Какаши, тот начинает осознавать. Закончив его растягивать, он плавно вошел, нависая над ухом, спросил: — Ши, тебе не больно? — Нормально, продолжай. — А так? — за этими словами следует звонкий шлепок по заднице лежащего. — С-с-с, — зашипел Какаши, затем ощутимо расслабился: не так уж и больно. — Ты бы видел себя сейчас со стороны, — пролепетал Нару, плавно раскачиваясь внутри него, несильно сжимая ягодицы.       К слову, блондин решил изощриться, так что одна подушка летит вниз на пол у кровати, он заставляет Какаши свисать с неё, уткнувшись в подушку лицом и изогнувшись в спине. Выпяченный зад в такой позе ещё более привлекателен. В очередной раз он любуется, сжимает булки, целует где-то в районе поясницы и снова заполняет его. Снизу доносятся тихие хрипловатые стоны, он вошёл во вкус и с этого момента хорошо обоим. Двигаясь в нём дальше, он понял, что уже на пределе — перевозбудился от одного только его голоса?              Снизу донеслись более громкие стоны. Какаши закусил уголок подушки и изогнулся ещё больше, от этого сильнее насаживаясь на член. Он кончил на сухую из-за трения с кроватью. Наруто последовал его примеру, он вышел из него и вязкая жидкость потекла по раскинутой спине. Он снял наручники, помассировал следы от них и только он поднял глаза на Какаши, как обомлел: глаза были закрыты, все лицо до сих пор искажено гримасой удовольствия, уста приоткрыты, будто напрашивается на поцелуй. Он не мог устоять, так что мигом принялся расцеловывать это чересчур идеальное лицо, Какаши подставлялся под ласку, смешно сморщив носик, прямо как котик. Взъерошенные волосы добавляли ещё больше очарования. — Если тебе будет легче от этого, то ты будешь сверху в следующий раз, — сказал Узумаки, обвивая его шею. — Меня всё устраивает, Нару. — Ши, ты такой милый сейчас. — Я просто тебя не заслуживаю, — Какаши заметно поник, но старался не подавать виду. — Больше не говори так, я уже давно тебя простил, с тех самых пор, как сам стал целовать тебя, — и он поцеловал ещё раз, проведя рукой по скулам, — не грызи себя, просто надо жить дальше с этим. — Не смогу сидеть один со своими мыслями. — Так оставайся со мной, в чём проблема? — А ты переедешь ко мне? — Да, не переживай об этом.       Они ещё болтали и целовались до самой ночи, очередной бесполезный, но такой приятный денек. Еда так и осталась сохнуть в тарелках.       Моё сознание практически разрушено безумием, которое я творю, от того, чего быть не должно. Противоестественно, что ягненок прощает волка, я тяну руки к человеку, который, скорее всего, не заслуживает этого. Но мы лежим, сплетая пальцы на руках и я смотрю сквозь потолок и слои атмосферы на звезды и под ними наша связь только укрепляется. Мысли мечутся и ударяются друг об друга, как хаотично движущиеся атомы. Колыбель моего сознания медленно раскачивается, вгоняя меня в транс.       Больше не нужно искать начало или конец у радуги. На самом деле она являет собой окружность. То, что она раскидывается полудугой — лишь фокус и обман зрения. А то, что она выгляди так, будто за неё можно ухватиться — очередная иллюзорная ловушка. Незачем мне больше гнаться в этой жизни. Больше нет смысла бежать, спасаться бегством. Больше ничего не страшно.

Я дома.

Он и есть мой дом.