и да, не влюбиться не получилось.

Хазину нравится по жизни ощущать себя благополучным. Выгуливая шпица министерской дочки (с которой так отчаянно пытается свести отец) у элитной высотки, где квартиры с отделкой строго класса «люкс», он осознает собственное превосходство. Его коллегам не то что годами пахать на такую недвижимость, им за всю жизнь не заработать, а Пете в руку просто свалились ключи с коротким напутствием «не проеби». Аналогичным способом на подземной парковке появилась черная ауди q8, и хотя бы тут Хазин мог сказать, что отчасти заработал сам — на отделку салона точно. Остальное неважно, потому что рты у всех захлопываются под одним лишь взглядом генеральского сына. Вот только со всем этим у Хазина не вяжется. С адекватностью, не хамским отношением к коллегам, с трезвостью. У него крышу срывает на рейдах, стоит кому-то рот свой поганый не вовремя открыть — этого же индивида потом в подсобке до полусмерти майор избивает самолично и плюет напоследок что-то типа «повезло еще, уебок, засадил бы тебя надолго». И после такого он, ждет, наверное, благодарности, только она никогда не звучит. На вопросы Петя не отвечает. Просто шлет на хер подошедших омоновцев, дергает край пальто и вылетает на холодную улицу, тут же закуривая. Не вяжется и с Кристинкой. А она, пожалуй, единственная, кого Хазин в этом не винит. Кристина, вообще, шикарная, как с обложки сошла. Она его ничем не попрекает, заботливо обнимает за плечи, целует в щеку. Всегда радостная, улыбчивая, смешная, красивая. И всегда безотказная. С ней и в пир, и в мир. Обо всем поговорить можно, никогда не скучно. Она не напрягает, не задает лишних вопросов, только вина в бокал подливает вечером и зарывается пальцами в отросшие Петины волосы. От Кристины веет аурой дороговизны. Духи на ней — исключительно шанель, привезенная из Парижа. Помада на вкаченных губах красная, матовая, притягивающая взгляды. Эта же помада везде — на постельном белье, рубашках Пети, на его руках и на его губах. Крис такси вызывает только «премиум». Черное платье ральф лорен холодной тканью элегантно струится по женскому телу, на плечах пальто Хазина, на талии — его рука. Родители одобряюще кивают головой, Пети хватает на сдержанную улыбку. Секс у них, кстати, тоже замечательный, почти ежедневный: где хочешь, когда хочешь, как хочешь. Кристина ни разу «нет» не говорит. Без споров соглашается на все просьбы, эксперименты. Хазина это подкупает. Он благодарно тычется губами в обнаженное девичье плечо и понимает, что ни хрена Кристинка его не любит. Он ее тоже. Им просто по кайфу вместе. В прямом смысле. Оба любят красное с белым смешать под вечер. Немного, не до невменоза, но до блаженства, когда все вокруг уже и смысла-то не имеет. В целом, Петя действительно благополучный. Ему хочется так думать, когда безбожно трясущиеся руки цепляются за белоснежную раковину в собственной квартире. Взгляд едва фокусируется, пот со лба градом катится, рубашка влажная облепляет тело. Хазин хватает воздух и все равно задыхается. Во рту пересохло так, что языком шевелить сложно, все тело лихорадит. Глаза печет до боли. Ему душно, жарко как в печке, и с каждой секундой все хуже. Негнущимися пальцами он стаскивает с себя галстук, но лучше не становится. Петя хватается за вентили, дергает пару раз, не матерится даже, только дышит рвано, чувствуя, что сейчас сдохнет. — Петя! —голос далеким эхом звучит в голове. Хазин протягивает руку к, наконец, полившейся воде, и соскальзывает на пол, расползаясь бесформенным пятном на кафеле. Не самая лучшая ситуация, в которой своего ребенка может застать обеспокоенная родительница. Это третий или четвертый раз, когда в себя он приходит под капельницей в Первой Градской. Хотя было однажды и в Боткинской, но тут Пете как-то дружелюбнее врачи улыбаются, чувствуется, что не похер им. А у койки мама сидит с заплаканным лицом, губы дрожат. Она его все время за руку, оказывается, держала. Мило. Отец подпирает плечом дверной косяк, смотрит, не мигая, а подходить ближе или боится, — не выдержит, прибьет — или не хочет — настолько заебал. Хазин ставит на оба варианта и снова закрывает глаза. В Питер предлагает перевестись именно отец. Ну, как предлагает…приказным порядком, привычным в генеральском доме, отправляет документы оформлять. Хочется сбагрить непутевого сынка подальше, куда-нибудь…блять, не придумали даже еще мест столь отдаленных. Вот туда его, короче, чтобы сидел в дежурке местной, на звонки отвечал и всю жизнь сожалел. Но за руку цепляется любимая жена, смотрит так умоляюще, снова и снова напоминает про родство, про кровь, про любовь. Говорит, что «пропадет Петенька там, не надо, Юр». И Юрий вздыхает тяжело, договариваясь с петербургским главком. Хазину так похуй уже. Он на кровати оставляет пустые, раскрытые чемоданы, вытягивает из пачки сигарету и устраивается в гостиной. Головой на подлокотнике дивана, ногами — на журнальном столике, не разуваясь. По телевизору ничего интересного не показывают, но для фона он все же включен. Рядом вьется белый шпиц, Петя его подхватывает, устраивает на себе, пальцами в шерсть зарывается. Если честно, ему собака эта всегда нравилась. Есть в ней что-то от Кристины, — жизнерадостное, веселое — и есть что-то от него самого — желание казаться милым щенком, который сам хозяевам в тапки ссыт, а потом бежит лизаться. — Петь, я твои вещи собрала, — Крис заходит через час, осторожно вытаскивает из мужских рук собаку. — Ноут в портфеле, там зарядка с ним, все остальное тоже… — Спасибо, — не дослушивая, благодарит отрешенно, втыкая в потолок. — Что не так? Петя удивлен, что этот вопрос прозвучал. Он выпрямляется, Кристина садится рядом. В глазах тихо плещется беспокойство, сыгранное довольно неплохо. Хазин засматривается, зная, что больше они не увидятся. Браку не бывать, отношениям тем более. Крис не дура, она найдет другого, надежного, богатого — выгодную партию, как она сама. — Тебе серьезно поебать или ты прикидываешься? Майора давно это интересовало. И спрашивает он сейчас открыто и беззлобно из чистого любопытства. — Честно? — Честно. Я же не обижусь. — Мне не поебать, но и от горя я убиваться не собираюсь. Глупо было бы мечтать о свадьбе. Ты не любишь меня, — Петя хочет поправить ее, но раздумывает. Договорились же, «честно», — а я тебя, извини уж. Он кивает согласно, показывая, что извиняться тут не за что. — Я хуевый человек? — вырывается само собой, звучит тихо и неуверенно. Кристина молчит, улыбается. Теплые ладони ложатся на его щеки, гладят в последний раз. — Езжай спокойно в Питер, ладно? — она прижимается к губам на мгновение. — Надеюсь, тебе это поможет, Петь. Петя хочет спросить, что значат эти слова, но от Крис остается только сладкий шлейф духов. Девушка растворяется в коридоре, ведущем на кухню, достает что-то из холодильника. Наверное, вино. Хазин закуривает еще сигарету, а потом относит чемоданы в машину. На ночь он не задержится, поедет сейчас. Попрощается только. С Кристиной и со шпицем, чье имя никак не запомнит, а еще с Москвой. И со своей идиллией, так долго выстраиваемой в районе для таких же благополучных, как он. — Ты тут будешь? — стоя в пальто в прихожей и разглядывая умильную мордочку собаки, майор снова задает глупый вопрос. — Это не моя квартира, — Крис смеется. — Я завтра съеду, ключи твоим родителям завезу. Хазин кивает. Он решил не продавать трехкомнатные апартаменты почти в центре. Лучше будет их сдать, чтобы дополнительный доход капал. А как (если) надумает вернуться, то будет куда. — Осторожнее там. И, Петь, — последнее, что говорит девушка, когда он с портфелем в руке оборачивается уже у лифта, — не пиши. Ауди дорогу держит идеально, за четыре секунды разгоняется до сотки на пустой дороге. Колеса гладко скользят по асфальту, все дальше унося от Москвы. Интернет обещал, что трассу М11 можно проехать за шесть часов. Было бы неплохо успеть до поздней ночи, а то уже как-то некультурно агента, искавшего жилье, дергать. Несмотря на поведение, понятия приличия у Хазина сохраняются. Хотя за восемьдесят с лишним тысяч, что он теперь ежемесячно будет отваливать за двушку (просто ремонт там приличный), можно и в полночь ключи подвезти. С новым городом у него все складывается взаимно с первых секунд. Хазину не нравится Питер, а Питеру — Хазин. — Пиздец, — коротко и ясно комментирует Петя, наступая в лужу возле подъезда. Майор осматривается в новой квартире и думает, что…ну, пойдет. У двери, правда, коврик дебильный и надпись эта «welcome!». Хазин его сразу в трубочку сворачивает и на самую верхнюю полку в шкаф закидывает, чтобы никто не вспомнил. Отряхивает руки, подходит к окну. Дергает штору — набережная. Вид красивый, нечего сказать. А вот веселой фермы на подоконнике, когда он фотки смотрел на сайте, не было. Какие-то фиалки, хуялки, и трава непонятная в цветастом горшке ему в лицо прям лезет. Вымахала огромная. В домашних растениях Петя не разбирается, потому не любит. Он предпочитает в цветочных салонах букеты брать и сразу их дарить. Из-за непривычки, неудобного матраса или хрен знает из-за чего, но уснуть Хазин не может. Вертится час, подушки друг на друга складывает, потом вовсе убирает, фыркает. Одеяло то скинет, то поднимет, то раскроется, то с головой накроется. Во втором часу встает воды попить, долго морозится голыми ногами на холодном полу, рассматривает пустой холодильник. Надо будет завтра на неделю как минимум продуктами закупиться. У Пети нет этого «холостяцкого синдрома», в который впадают некоторые мужики, живущие соло. Никакого беспорядка, всегда чисто и еда на столе. Предпочтительнее, конечно, в ресторане поесть, но Хазин и у плиты стоять не чурается. Для себя-то любимого. Сон не идет совсем, и Петя высыпает порошка. Немного, меньше обычного, прям на пальцы, вдыхает быстро. Он не юзал с того момента, как выписался из больнички. И все шло неплохо, не тянуло даже особо. А потом снова налет, какой-то клуб, парень с пакетиками, и у Хазина челюсть свело, сразу нос зачесался. Почти вся партия, конфискованная насильственным путем, у него теперь в потайном кармане чемодана. Петя зажмуривается. После перерыва аж щиплет в ноздрях. Он разваливается на стуле, моргая часто. Сразу легче как-то. — Посмотрим, че тут есть, — майор открывает ноутбук, ерзает нетерпеливо. В Москве Хазин любил тусоваться, и в новом городе изменять своим привычкам не собирается. Он пролистывает список заведений, смотрит директ. Пете везет. У него столько, блять, знакомых, что в каждом из восьмидесяти пяти федеральных субъектов найдется компания на вечер. Питерских среди контактов много: парни, девчонки, даже коллеги бывшие. Кто по распределению перешел, кто сам. Надо будет списаться обязательно, встретиться. Интересно, сколько из них до сих пор по наркоте угорают, а еще интересно, как за фиалками ухаживать. Петю внезапно одолевает желание позаботиться о растениях, чтобы не подохли. Он засыпает уже под утро, лежа перед включенным телевизором и мутными глазами залипая на очередную садоводческую статью. Все отведенные ему выходные Петя тратит на придание квартире обжитого вида: раскладывает вещи по цветовой гамме и в стопочки аккуратные, рубашки вешает в шкаф. Туда же пальто и пиджаки. В тумбочке коридорной обнаруживает ящик с двойным дном, усмехается — судьба ему благоволит. На магазины уходит почти весь следующий день, Хазин не только еду покупает, но и кое-что в квартиру. Так, по мелочи: увлажнитель воздуха, ароматический диффузор, графин стеклянный. Не из чайника же хлебать. Пылесос заказывает и меняет симку в телефоне, пешком прогулявшись до офиса оператора. Район ему, кстати, определенно нравится, все привычное — никаких дешевых ларьков, до Бахетле на машине не больше двадцати минут. Три дня безмятежной акклиматизации пролетают слишком быстро. Хазин толком понять не успевает, как оказывается у главного управления полиции по Санкт-Петербургу. Вот уж где пиздец начинается. Во-первых, то, что в московском филиале принято считать парковкой — комфортабельная площадка для хранения транспортных средств с въездом строго по пропускам и выездом через кпп — здесь представляет собой обтянутый забором асфальтированный прямоугольник, от которого еще минуты три-четыре пешком шагать и надеяться, что машину не спиздят. Во-вторых, вход-то в здание какой, царский прям. Петя сначала думает, что не туда притопал. Двор ухоженный, памятник красивый, фасад резной, окна в пол. Не мусарня — дворец. Хазин оглядывается: вроде бы люди в форме ходят. Выходит, не ошибся. Внутрь заходит, едва не ахая. Как в рай двери распахнулись. Лестница высокая, белокаменная. Полицейское управление больше смахивает на фбр из американских фильмов, но Петя сюда очень даже вписывается. В черном бадлоне, прямых брюках и туфлях. В кашемировом пальто и с кожаным портфелем. Подскочивший, представившийся как сержант Цветков, его рассматривает удивленно, не каждый день такие люди к ним заходят. Хазин удостоверение показывает, и его провожают до нужного крыла. Необычно у них тут, отдел по контролю оборота наркотиков прям рядом с дежурно-оперативным. Спасибо папиным связям, Петя удачно махнулся с каким-то питерским майором из нарко и занял его место. Теперь отдельный кабинет, десяток людей и оперативная группа у него в подчинении. Хазину нравится, что ничего не меняется. Он по-прежнему имеет свои права, распоряжается делами, раздает приказы, только заходить к Прокопенко все равно иногда придется. Да Петя и не противится особо. Он в кресло начальника прыгать не собирался. Не по душе ему это: бумажки и целый день на жопе ровно. Лучше, когда есть где разгуляться. И хорошо бы информаторов местных найти. — Сержант, — Хазин высовывается из-за двери, ловя взглядом первого, кто ближе к кабинету сидит, — кофе сделай мне. — Так нет у нас его, — юнец озадачено жмет плечами. — Как это? — Ну, кофемашина одна, и та в оперативном отделе. А у нас вроде как терки с ними. — Не понял, блять. Первый минус по Вашему распоряжению прибыл! Петя прикрывает за собой дверь и уверенной походкой отправляется в соседнее крыло. Его провожают сочувствующим взглядом. Он без проблем находит лаунж-зону для сотрудников управления. Светленько так, миленько, просторно. Вдоль стены кухня типичная, из Икеи небось заказывали. В центре стол круглый, по краям — мягкие диваны. Еще бы кресел-мешков покидали в лучших традициях современных офисов. В Москве Хазин привык к персональной капельной кофеварке прямо у него в кабинете. Делить ее, правда, приходилось с капитаном Козловым, протиравшим штаны по соседству. Неприятный тип, всегда в сторону Пети косился с каким-то презрением и фырчал, пока майор прятался за дорогим ноутбуком. Аж передергивает от воспоминаний. Ну вот она стоит, красавица. Как Хазин и думал, новая, на две кружки и с кучей кнопочек. Странно, что единственная. На ремонт не поскупились, могли бы и кофемашинок везде понатыкать. Люди все-таки работают, устают, так им еще и за кофе куда-то бегать? Кружку на работе оставлять Петя не привык…брезгует типа. Да и зачем? Разобьют, спиздят, ядом натрут. Вдруг кто попьет, потом на место поставит. Одноразовые стаканчики ему больше по душе. Он ставит такой на подставочку, кнопку нажимает и сразу улавливает бодрящий аромат набирающегося в стакан напитка. — Уважаемый, — басят неожиданно сзади, Хазин не поворачивается, — для сотрудников только вход. — Я сотрудник, — усмехнувшись, он уделяет внимание исключительно дымящемуся кофе. Вообще, Петя не любит, когда разговор с ним начинают таким предъявляющим тоном. Сразу хочется на одно слово миллиард выдать и с говном смешать. — Первый раз вижу. Забирай это, — мужик тычет пальцем в стакан прямо через плечо Хазина, — и давай иди отсюда. — Схуяли? — он вжимает кнопку слишком сильно, разворачивается резко и вскидывает голову. — Я тут работаю. Мужчина сантиметров на десять выше самого Хазина смотрит строго из-под кепки, хмурится. Видно, что не шутки шутит, но если бы Петя перед такими всегда сдавался, то и майором Хазиным себя бы не называл, стуча кулаком в грудь. В конце концов, где он и где этот. Поэтому Петя гордо распахивает удостоверение перед вытянувшимся от удивления лицом и сует в самый нос, кривясь довольно. — Так ты из наркоконтроля, — выразительные брови мужика ползут вверх, он захлопывает чужую ксиву, протягивает обратно. — Твои не объяснили, что это закрытая территория? «Незнание закона не освобождает от ответственности», слышал? — говорит с явной насмешкой, а потом подхватывает стаканчик и разворачивается к двери. — Ты охуел, что ли? — Петино терпение уменьшается с каждым шагом этого верзилы. — Это мой, сука, кофе, поставь его, блять, на место. — Да не быдли ты так, — мужик прыскает аж от смеха. — Сходишь через дорожку, там неплохой продают в шаурмичной. Ебать. Чтобы Хазин кофе из шаурмичной пил… — Ты че, невменяемый? — Петя аж тормозит, губы нервно дергаются. У него в первый раз такое. — Сам-то кто будешь? — Майор Игорь Гром, — собеседник, наконец, представляется, и, блять, отпивает Петин кофе, смачно прихлюпнув, — оперативный отдел полиции по Санкт-Петербургу. Бесит, что звания у них одинаковые. Авторитетом надавить даже не получится, а очень хочется, руки чешутся. И язык. Еще хочется отцу позвонить, чтобы Грома этого турнули нахер из органов и кроме дворников никуда не брали. — Слышь, майор, — Хазин подходит ближе, смотрит в глаза исподлобья, — ты, может, на должности засиделся? Ответить не успевают, дверь распахивается, в нее влетает Федор Иванович. — Игорек, что тут происходит? — Да ничего, собственно. Неадеквата встретил. Петя сейчас лопнет. Он шаром, полным ненависти, раздувается, вытесняя из помещения абсолютно все, а Игорь острым шипом стоит прямо перед ним, смеется, дожидаясь хлопка. — Верни Петру его кофе, — Прокопенко замечает в руках подчиненного стакан и понимает все с первого раза. Эта Игра Престолов (опера побеждают, кстати) между отделами уже доканала. Как в детском саду себя ведут. — Не надо мне слюнявый, — фыркает Хазин и, поправив волосы отточенным движением, уходит. Гром провожает его флегматичным взглядом, Федор Иванович качает головой. Свалились же ему на голову два…два…нельзя о людях так плохо говорить. — Это что за ферзь? — отпивая кофе, Игорь морщится и отставляет стаканчик в сторону — приторный слишком, он такое не любит. — Это, — Прокопенко говорит на полтона тише, словно озвученная информация секретна и разглашаться не должна даже под угрозой смерти, — сын генерала. Из Москвы перевелся. Ну, Игорь почему-то сразу так и подумал, когда майор Хазин рот свой открыл. Фу, аж слушать противно. Мат через слово. Сразу угрозы какие-то, папа, бабка, дед. Мог бы просто второй стакан себе налить, нет, спектакль МХАТовского размаха устроил. Гром бы поаплодировал, но тогда его точно на месте пришили бы. Глаза у этого майора безумные в тот момент были. Впрочем, есть у Пети Хазина один плюс. Он перевелся не в один с Игорем отдел. Повезло. Обошла беда стороной. — Ты поспокойнее с ним, Игорек, пожалуйста, — просит Федор Иванович, сжимая чужое плечо. — Если лезть не будет, я спокоен. Петя не лезет. Он закрывается в своем кабинете, хлопнув дверью так, что пробковая доска на пол съезжает, и заказывает кофемашину для своего отдела. Большую, крутую, современную, чтобы оперативники все слюнями на нее изошлись. Оформляет доставку на завтра и выуживает из кармана пакетик. У него вечером рейд намечается, нужно быть в форме, а блядский Гром все нервы расшатал.