Ты мне не снишься?

— Меня? — Чимин поднял свой давно опущенный в пол взгляд и удивлённо посмотрел на императора, на лице которого виднелась только лишь слабая ухмылка, что разбавляла привычное для него равнодушие. — Я же вам не понравился с самого начала, а теперь вы вдруг сказали отправить меня в гарем, так ещё и хотите картину со мной? Ухмылка сошла с лица брюнета, не оставляя ни единого следа, и тот снова стал серьёзным. Пак мог наблюдать за глазами Юнги, что бегали по его телу, лицу и волосам, словно оценивая добычу перед нападением. — Я понимаю, что тебе кажется это странным, Чимин-и, но, пожалуйста, не задавай лишних вопросов, — Мин глянул на свои руки, сложенные в замок на коленях, а затем вернул взгляд к младшему. — Сейчас ты можешь идти. Завтра я жду тебя здесь к семи вечера, попроси у служанок плотный и большой платок. А ещё поешь, мне сказали, что ты весь день ничего не клал в рот. Чимин, услышав про платок, хотел было узнать, зачем он нужен, но слова о еде не дали ему этого сделать. К чему такое внимание? Он кивнул и незаметно, как ему самому казалось, прикусил нижнюю губу, поднимаясь с удобного дивана и направляясь к выходу из дома, чувствуя всем телом взгляд старшего на себе. Да, Чимин хоть и выглядел наивным, но ведь Пак искренне не понимал лицемерия других людей. Когда пригреваешь на груди котёнка, найденного на улице, до слез расстраиваешься из-за того, что кто-то выкинул это абсолютно беззащитное существо, а потом, после непредвиденных обстоятельств, сам отправляешь его на верную погибель. Хочется спросить: что за бред? Так и наоборот. Сначала ненавидишь кого-то, всем своим видом показывая это ужасное чувство, а затем вдруг начинаешь улыбаться объекту своей нелюбви, словно подлизываясь, делая вид, будто вы дружите уже пол своего существования в этом жестоком мире. Зачем вся эта показуха? Ради чего или кого стоит делать такое? Вот и с Юнги произошло то же самое, как и во втором случае. Почему же он упертый, как баран, и невменяемый так резко поменял своё величественное мнение? Чимин не хочет оказаться на месте котёнка в будущем. Он не видит толку в том, что сейчас станет сближаться с Мином, дабы потом ему сказали: " — Ты не один здесь. У меня есть Тэхён и Ёнсу, а также куча других омег. Почему же ты возомнил себя главным среди них? Ты — никто, Чимин. Запомни это.» От этих мыслей парня не только передёрнуло, но и заставило задуматься над другим. Мы рождаемся неизвестно ради чего, живём неизвестно ради чего, и умираем неизвестно ради чего. Но ведь на этом пути — пути радости, отчаяния, непонимая, вдохновения и боли — мы встречаем не только тех людей, что в будущем помогут, станут опорой, но и тех, которые возьмут и выбросят. Сломают и испачкают в грязи, кинув на землю и посмеявшись над твоим положением, состоянием и видом. Таких людей проще сразу в ад отправить, чем давать спокойно разгуливать по миру и морально убивать других своими словами. Никто не смеет говорить тебе, кто ты. Это зависит только от тебя самого. Останешься ли ты обычным парнем или девушкой, живущим в бедной неполной семье, или же вознесешь себя вверх и будешь фаворитом императора, его правой рукой. У самого Чимина самооценка была чем-то между «вау, что за горячая омежка» и «боже, какой кошмар». Конечно, он верил и продолжает верить в то, что это исправимо. Наконец поднявшись в общую комнату, омега сразу же завалился на кровать и прикрыл глаза. Такими темпами придётся просить, чтобы ему каждый вечер делали травяной чай, а то нервы скоро совсем откажут, и Пак станет безэмоциональной куклой, с которой лишь бы поиграться да оставить пылится на полке, вспомнив о ней спустя благополучные полгода.

***

Утро встретило его яркими лучами солнца, что впивались в глаза, будто жало пчелы, увидевшей в парне угрозу. Время было около половины десятого. Обычная будничная рутина по утрам не менялась с годами: почистить зубы, переодеться и позавтракать. К слову, Пак так и не поел прошлым вечером, несмотря на то, что сам император ему сказал. Да, лучше бы Мин не знал об этом небольшом непослушании младшего. Но ведь если нет особого желания есть, зачем заставлять себя? Хотя, наверное, отсюда и пришла поговорка «аппетит приходит во время еды». Столовое меню на Чеджудо менялось также часто, как и настроение Юнги с хренового на нормальное. То есть — никогда. Однако здесь, в Кёнбоккуне, было несколько больше выбора. Рулеты из тонких омлетов с разнообразными начинками в виде риса, овощей, рыбы и тому подобного, и изредка на столах появлялись так называемые полезные десерты. Парень их очень любил, хоть и не следил за фигурой — стараться не для кого. Он то ест, но очень много, то не ест вообще. Однако, эти резкие перепады в режиме еды помогают поддерживать вес с неизменной цифрой. По крайней мере так казалось. Позавтракать пришлось тем самым рулетом с овощной начинкой и какой-то непонятной жидкостью, отдалённо напоминающей зелёный чай. И плевать, что давление Чимина от него понижается ещё больше. После завтрака Пак решил попросить платок у служанок, как и сказал ему Юнги. Парню принесли просто огромный кусок ткани примерно два на полтора метра в длину и ширину. Он практически не просвечивал и сам был темно-синим с вкраплениями зелёного, как ель, цвета. Рассматривая ткань, Чимин задумался о том, что этот непонятный кусок очень даже интересно выполнен. Пришлось встать перед зеркалом и обкрутить платок вокруг себя, представляя, что это какое-то нарядное платье на балл, не хватает только короны. Пак мысленно посмеялся с того, что он начал делать от скуки. К обеду омега заснул, поэтому пропустил его, а вот на ужин он перекусил фруктовым салатом. С каждым приёмом пищи мысли о том, что эта еда — абсолютно не то, что хотелось бы видеть в своей тарелке, все чаще посещали его голову. Даже взять в пример какие-то домашние блюда, и хоть Чимин и признает, что уже лет десять не ел подобную еду, отведать её спустя столько времени хотелось до ужаса. Особенно если подумать, что когда влюбляешься и это оказывается взаимно, тот человек старается всеми силами тебя как-то порадовать. Даже простыми мелочами. Но еда, приготовленная любимым, это всегда невероятно. Пак бы очень хотел попробовать такое. Сразу после последнего приёма пищи омега взял тот цветной платок из комнаты и в полном одиночестве направился к дому императора. На удивление, зайдя внутрь, парень обнаружил уже стоящий мольберт с холстом, рядом разнообразие кистей из натурального ворса и краски. Окинув эти предметы взглядом, Пак перевёл его на сидящего на том же кресле, что и вчера, Юнги. — Добрый вечер, Император Мин, — Чимин поклонился и вытянул руки с платком перед собой. — Как вы и просили, я принёс платок. Не прошло даже нескольких секунд (да, он считал), как на его руки с тканью легло что-то до мурашек тёплое и слегка сухое. Это были ладони Мина. Младший закусил пухлую губу, не поднимая головы и почувствовал, как его берут за подбородок. — Присаживайся. Я расскажу тебе, что хочу видеть на картине, — на самом деле на все эти касания уже давно бы купилась какая-нибудь легкодоступная омежка, но Чимин прекрасно слышал, что в голосе Юнги нет никакой теплоты, только неоспоримый холод и наигранное поведение. Однако, Пак всё равно тихо выдохнул и сел на диван, в то время как старший устроился рядом. — Ты стоишь спиной, немного боком, без одежды и прикрываешься платком, но только на уровне ягодиц. Выше на твоём теле ничего нет. Фон темновато-зеленый. Чимин переваривал услышанное ещё около минуты, а как только до него все дошло, парень выпучил глаза и слегка нахмурился: — То есть мне нужно будет раздеться, чтобы вам было наглядно видно? — увидев кивок со стороны старшего, омега надул губы, понимая, что теперь не отвертится. — Хорошо… После этих слов, парень встал и стянул с себя верхнюю часть ханбока, сразу чувствуя как к щекам приливает кровь из-за смущения. Чимин опустил голову и снял штаны, оставаясь лишь в одном нижнем белье молочного цвета. Он быстро взял платок и тут же накрыл им ноги и ягодицы, поворачиваясь спиной к императору. Ткань была обвита вокруг его запястий и крепилась между пальцами. Юнги взялся за самую маленькую кисточку и стал не спеша делать наброски тела младшего на полотне перед ним. Аккуратно проводя кистью, он посматривал на изгибы омеги, стараясь запомнить их у себя в памяти и повторить точь-в-точь на будущей картине. Понятное дело, что за один такой вечер не получится нарисовать все и для этого может потребоваться не одна неделя. Они понимали это, но все равно делали. Смотреть на Чимина с ракурса Юнги было чем-то нереальным. Подтянутое тело, худые ножки, на которые спадает ткань платка, руки, согнутые в локтях, слегка подрагивающие от прохлады и пытающиеся не упустить ткань из пальцев, что как змейка. Парень стоял примерно в полутора метрах от старшего, но тот и не заметил, как спустя почти полчаса рисования оказался слишком близко. — Не надо… пожалуйста, — прошептал младший, вздрагивая от чужих касаний к своим плечам и запрокидывая голову чуть назад. Мин руками взялся за края ткани и потянул вверх, накидывая на плечи омеги и говоря тихое «извини, можешь одеться». Младший уже готовился к худшему, но удивились тому, что Юнги остановился лишь из-за страха Чимина. Это было… не похоже на него? Почему же он не повёлся на поводу у инстинктов и не уложил омегу на кровать, а как будто сдержался и не осуществил желаемое. Конечно, Пак понимал, что парень перед ним — альфа, ну, а сам Чимин выглядит довольно сексуально, особенно в таком виде, когда он стоял в одном лишь нижнем белье и прикрывался платком. При таких обстоятельствах даже омега, будь он альфой не сдержался бы. Чимин оделся и сел неподалёку от Юнги, разглядывая наброски, сделанные старшим. — Расскажи о себе, Чимин.