Мир Сказочной Нечисти

Я открыл глаза. Вокруг было абсолютно темно. Ни единой капельки света. Только мрак, который давил на меня с каждым днем, готовясь забрать в свои смертельные, пропахшие гнилью и кровью объятия. В этой темноте не оказалось никакой опоры, не было видно земли. Здесь не слышно звуков: ни шума ветра, ни шуршания травы, та даже криков не было слышно. «Я…умер?» В этом небытие мой голос отдавался широким эхом. Меня это жутко пугало. «Отдай свою душу…» Я вздрогнул, как только где-то вдалеке послышался чей-то голос. Когда я его слышу, сердце начинает болезненно сжиматься и колоть. «Ты скоро умрёшь…» Появился еле видный силуэт… девушки. Почему-то в бесконечном мраке эта фигура особенно выделялась, черты были невообразимо четкими. «Адель? Это ты?» — вопросил я у силуэта, а сам начал дрожать. Что-то внутри подсказывало, что это была не Адель, ведь от того, кто сейчас стоял недалеко от меня, разило мертвечиной и гарью. Силуэт стал чётче и… о Боже! Появилась вроде как девушка, но ее тело было черным как смоль, а из головы торчали лосиные рога. Я уже много раз ее видел, много раз смотрел в эти жуткие, наполненные злобой глаза. Этот монстр всегда намеревался навредить мне. Ее мерзкий, писклявый голос отдавался эхом в ушах и медленно сводил с ума, повторяя: «Ты умрёшь, ты умрешь, ты умрешь!!!» «Нет, я не хочу умирать! Прекрати!»

***

— А-а-ах! Я проснулся в холодном поту. Сердце бешено колотилось, волосы встали дыбом. Я даже чуть не упал спросонья, удерживаясь за края одеяла. Полностью открыв глаза, я понял, что нахожусь в своей комнате. Это всего лишь очередной сон. За окном было солнечно; шелестели золотистые листья деревьев, слышались возгласы детей, идущих в школу. Обычный… день. Нужно открыть окно. Я подошёл к письменному столу, на котором как всегда был творческий беспорядок, и потянулся через него, чтобы открыть окно. Когда открыл, на меня подула приятная и желанная прохлада. Пускай проветрится немного! Сладко потягиваясь, подошел к настенным часам, еще слипшимися глазами пытаясь разглядеть черные стрелки. Восемь ровно. Хорошо, что мне сегодня ко второму уроку. Затем повернулся к календарю и вместе с подувшим на меня ветром подула и ноющая грусть, что каждый день разрывала мою душу на куски. Сегодня день её пропажи… Двадцать пятое октября. Год назад, двадцать пятого октября, в понедельник, в середине дня пропала моя младшая сестра — Адель. Она сказала тогда, что пойдёт за украшениями к Хэллоуину для своей комнаты, Праздничная неделя всё-таки. И она… так и не вернулась. Тогда мою маму и папу чуть не увезли в больницу. В тот день мама проводила встречу литературного клуба, потому что она учитель литературы. А отец ушел на кладбище. Он священник и довольно трепетно относится к своей работе. В то время я был дома, не очень важно себя чувствовал. Сначала её не было час, потом два. Когда на улицу опустился вечер, я, будучи в слезах и соплях, дрожащими руками набрал номер папы и рассказал ему, что Адель до сих пор нет дома. Тогда родители бросили всё и вызвали полицию. Началось следствие, которое ведётся до сих пор. Хотя полиция хочет замять это дело, но папа умоляет их продолжить розыск. С тех пор я сам не свой, ведь потерял очень близкого и родного человека. Иногда мне кажется, что я любил свою сестру больше, чем себя. Спросите, почему? Потому что мы с Адель были не разлей вода, всю жизнь шли бок о бок друг с другом. Мы разделяли радость и печаль, чьей бы она не была — моей или её. Мы всегда были вместе в трудную минуту. И вот сейчас ее нет со мной. Она словно испарилась. Ее нигде нет, абсолютно нигде. Такое чувство, что судьба подумала, что мне уже было достаточно моментов с сестрой, и поэтому решила отнять у меня ее. Я ненавижу судьбу и то, как она поступила со мной и моими близкими, отняв лучик света в непроглядном мраке реальности. Родители пытаются меня развеселить, но все их старания зачастую напрасны. Я сам их понимаю. Мама и папа хотят всё видеть в радужном цвете, но с каждым днём им всё тяжелее скрывать скорбь и волнение. Я каждый день подыгрываю им, говоря, что всё хорошо, чтобы не волновать. Но в душе я знаю, что эти слова — чистая ложь. И теперь каждую неделю я убираюсь в её комнате. Иногда мне помогает мама, но ей всё же тяжело находится там. Поэтому я часто убираюсь один. На часах десять минут девятого. Что все-таки делают с людьми долгие раздумья — на десять минут завис! Я подошёл к шкафу, чтобы достать вещи. Достав из него одежду, я нехотя принялся натягивать ее на себя. Мой наряд состоял и светло-коричневых брюк, белой рубахи с красивым воротником и всё это дело украшала моя любимая жилетка болотного цвета. Пока чистил зубы и причесывался, заметил, что в доме подозрительно тихо. Аккуратно закрыв дверь в свою комнату, я спустился по лестнице вниз на кухню. Там обнаружил записку, прикрепленную магнитиком из Буллитаунского курорта. На ней было написано: «Доброго утра, Сэль. Ты, наверное, заметил, что нас с папой нет дома, поэтому надеюсь, что ты заметишь мое послание. Папа ушёл на кладбище, а я украшаю на улице наш дом всякими жуткими штучками. Твой завтрак на столе. Целую, мама.» Только я прочитал маленький сверток, внимание привлекла яичница с беконом, от которой шёл горячий, соблазнительный аппетитный пар. Видимо, недавно приготовила. Яичница выглядела вкусно, особенно когда на ней красовался еще и мой любимый бекон, поэтому я сел за стол и начал трапезу, громко причмокивая от удовольствия. Закончив, я взял рюкзак с пола и, надев тёмно-коричневые ботинки, вышел на свежий воздух. На улице играло радио с бодрой музыкой, которое стояло прямо у порога. А тем временем слева от меня мама весело развешивала марлю на окна. Я окликнул её, перед этим убавив старый музыкальный ящик: — Доброе утро, мам. — Утречка, сынок! — откликнулась она, чуть не запутавшись в искусственной паутине. — Ты покушал невероятно вкусную яичницу а-ля: «Беатришница»? Я не спеша подошел к маме, мельком оглядывая марли и оранжевые фонари. — Конечно, «Беатришница» как всегда на высоте. А я смотрю, ты во всю готовишься к празднику. — Куда уж тянуть, милый? Мне не терпится увидеть результат. Вчера на распродаже такую красоту купила, придешь — не узнаешь наш дом! — весело крикнула мама, двигаясь в такт под музыку. — Ага, супер… Я, это, пойду, мам, — напомнил я, смотря на высокие ели. С пропажи Адель они стали казаться мне до жути отчужденными. И эти вороны, что заседали на ветвях… Б-р-р. — Удачи! Расскажи друзьям, что ты готов к празднику! — Настроения нет, — глубоко вздохнул я, — сегодня тот самый день. — Да, родной, я знаю…- тяжело произнесла мама, отбрасывая сверток с марлей, — не расстраивайся, мистер Андергвуд обязательно её найдёт. — Надеюсь… Мама отошла от окна, вплотную подошла ко мне и, крепко обняв, прошептала: — Я тоже надеюсь, сынок, я тоже… Послышались частые тихие всхлипы. Только не это. — Ладно, мам, мне пора. Удачно украсить дом! Мама сразу встрепенулась, утирая прозрачные капельки на щеках. — Спасибо, Сэль! И тебе удачи! — сказала она и снова включила музыку. Не дай Бог я приду в школу с красным лицом, только вчера мешки пропали. Пока шёл в школу, смотрел вокруг. На небе летали все те же черные вороны. От сильного ветра опадали жёлтые с коричневыми прожилками листья. Повсюду мелькали наряженные по тематике Хэллоуина дома: вот на одном доме была рыжая паутина, на которой расположились огромные пауки; около второго дома стояли скелеты в разных костюмах. Один одет в костюм пирата, второй в костюм повара, третий чародей. Забавно. Около третьего дома «летали» летучие мыши. Ну, и, конечно же, во всех и около этих домов были тыквы с самыми разными рисунками. На одних были самые обычные злые и добрые мордашки, а на других разные изображения: единороги, гоблины, вампиры и даже значок сети. В общем, каждый человек внёс в каждую тыкву свою лепту. Везде витал дух этого праздника. Группы детей восьми-десяти лет, идущие в школу, уже обсуждали в каком костюме они будут. А взрослые люди шли по улицам с большими пакетами конфет. Я с самого детства считал Хэллоуин легким праздником, полного радости и маленьких шалостей. Мне казалось, что именно в этот праздник, несмотря на относительную мрачность, все люди отдают духам свои накопившиеся за год переживания и негативные эмоции. Этот людской гнев и негатив исчезал в туманах мира духов, пропадал в небытие. Я считал так потому, что именно в этот праздник отдавался веселью, забывал все свои обиды. И… мне становилось так легко на следующее утро. Я чувствовал себя совершенно по-новому, хотелось набраться позитивной энергии и начать парить по воздуху, даря всему живому свою легкость. Адель тоже всегда это чувствовала. Очень советую в Хэллоуин мысленно сбросить со своей шкуры негатив. Действует просто «во»! Сопровождаемый сладким ароматом лакричных конфет и взглядами тыкв, я уже подходил к своей школе. Кирпичное коричневое здание с белыми колоннами наряжали старшеклассники очередными «жуткими» штуками. Я увидел очередные рулоны марли, всяких пауков, летучих мышей, скелетов и даже гробовые плиты. Из всего этого новым украшением оказались именно плиты. Так вот на что мы собирали огромные деньги! Даже не удивительно, учителя любят собирать все сбережения родителей, отмахиваясь тем, что это «очень надо». Помимо украшения школы ребята ещё и вырезали тыквы. — Эй, Смит! Меня бодро окликнул мой знакомый — Эндрю, что вырезал тыквы со своими одноклассницами за деревянным столом. Асфальт запачкала тыквенная мякоть, смешавшись с мишурой. В волосах девушек остались косточки тыквины, а руки измазались в соке. — Эндрю Симилар? — откликнулся я, сжимая лямку рюкзака в мучительной истоме. Улыбка совершенно не натягивалась, горло сдавливал ком. — Айда со мной тыквы вырезать, здесь много девчонок! — Эндрю замахал испачканным в мякоти ножом, расплескивая косточки на ближайшие клумбы маленьких елей. Девушки, сидящие рядом с ним, захихикали. Благодаря атлетическому телосложению и пронзительным голубым глазам Эндрю Симилар заслужил звание второго популярного парня школы, за которым бегают толпы девчонок. Будучи бабником, он встречался с каждой из школы максимум неделю. Мак-си-мум. — Не могу, Эндрю, учёба зовёт, — я почувствовал, как напряглись мышцы лица при попытке улыбнуться. — Лавкрафт за меня к экзаменам не подготовится. — Аа, ты же в этом году ответственный у нас. — Слава Богу, что он вспомнил. — Ну, ты, это, приходи, если дружище Говард проявит инициативу. Я прав, девочки? Девушки начали ему яро поддакивать, отодвигая тыквы с кухонными ножами. — Конечно, Эндрю! Вырезать тыквы с тобой – одно удовольствие! — восторженно выкрикнула одна барышня из его компании. Наивная. Остальные девочки и сам Эндрю засмеялись. Я, конечно, тоже сделал вид, что мне невероятно смешно. — Обязательно загляну, Эндрю… Я осекся, когда прозвучал гортанный, почти мужской голос главного куратора — миссис Баркер. — Десятый класс, а ну-ка, быстро за работу! Меньше слов, больше дела! Эндрю и компания сразу заглушили свой смех, судорожно беря ножи, заметно поджав ноги. А я, усмехаясь, зашёл в здание. Стоило оказаться в коридоре средь зеленых шкафчиков, увидел, что внутренний вид школы тоже был почти украшен к Хэллоуину. Не успел я закрыть шкафчик с ветровкой, за дверцой показался мой друг и одноклассник — Сойер, с очередным пончиком во рту. Я, пискнув, чуть ли не отпрыгнул к главной двери, испугавшись внезапного появления Соя. — Какие ветры тебя так долго носили, дружище?! Первое знакомство с Сойером произошло неожиданно, можно даже сказать спонтанно. Семилетний Сойер Пагсли Донут, будучи запутавшимся в капюшоне своего дождевика, упал в неглубокий пруд, почти лужу. Недалеко он еще и игрушечный «Фольксваген-жук» посеял, что вывело маленького меня к нему. Я тогда с мамой и маленькой Ади прыгал по лужам близь площади, а утерянная машинка подогрела детское любопытство. Истошный вопль Соя напугал и меня, и маму с Адель. Я оказался первым, кто протянул копошащемуся в грязи Сойеру прут. И с тех пор он от меня в школе не отлипал, все благодарил да пытался даже втюхать свою машинку как подарок за спасение. Походил-походил вокруг меня, ну, и мы стали лучшими друзьями, вечно на переменах играя в роботов и динозавров. Сой оказался дружелюбным парнишей, до потери пульса любящий космос и древних рептилий, собирающий тематические карточки и научные журналы. Прямолинейный и смелый, с большой любовью к сладкому он даже не стесняется приглашать девочек на свидания. К слову, Сойер − друг верный. — Немного задержался с Эндрю, а так вполне себе жив, — прыснул я неохотно. — Ох, опять этот девкоменятель, как ты его терпишь вообще? Он же просто комок пафоса, буэ! — Сойер показательно приставил руку ко рту. — Н-не знаю, наверное, просто не обращаю внимания на его выпендреж? — нервно проговорил я, маня Соя за собой по коридору. — Ой, Бог с тобой, Сэль-божий одуван! — прикрикнул Донут, по-дружески давая подзатыльник. — Зато в будущем от него может быть какая-нибудь выгода, не подумал? — хихикнул я, толкая Сойера в ответ. — Например, спалит тактику его команды в волейболе на следующей неделе. Это было бы прекрасно, а то прошлая игра, согласись, выдалась тяжелой. Сой брезгливо закивал, перебирая в пальцах свои пшеничные локоны. — Если только из-за нашей команды я соглашусь подлизываться к нему. Убеждаешь, дружище! — А то, я кого угодно смогу убедить, даже такого упрямого барана, как ты, — я заглянул в голубые глаза Донута, подмигивая. — Слышь, а ты сделал математику? — А-ага… — промямлил я, мысленно проклиная бухгалтерию, составляющую расписание уроков. Несмотря на то, что математику я понимал, особой любви к этой науке никогда не питал. Лучше бы уж биология или химия, вот это я люблю. М-да, день не задался самого начала. — Дашь списать? Я просто ничего опять не понял… — жалостливо промолвил Сойер, делая щенячие глаза. — Конечно, что с тобой поделать, — согласился я, снимая рюкзак с усталых плеч. — Тогда пошли! Проходя мимо школьных окон, выходящих на городские улицы и могучие желтые деревья, я заметил бумажку, отклеившуюся от одного клена. «Пропал ребенок!», портрет девочки с длинными русыми волосами, голубыми ангельскими очами и широкой улыбкой. Адель. Шли уроки, на удивление, быстро, что только сыграло мне на руку. Теперь, когда Адель пропала, сидеть в кабинетах, где каждый корявый рисунок на парте напоминал о ней, было довольно непросто. Ассоциации с родным человеком вызывали у меня лишь боль, которая не давала сосредоточиться на учебе. А как только закончился последний урок, и я с Сойером вышел в коридор, мы увидели небольшую толпу, что скопилась у входа в туалет вместе с учителями. — Эй, что они там делают? — ошарашено спросил Сойер. — Не знаю. Давай прорвёмся и увидим, — решительно отрезал я, шумно сглатывая. Сойер со мной согласился, и мы прорвались через толпу. Нашему взору представились двое полицейских, которые приложили к полу ученика из параллельного класса. Это был всеми известный Алекс Бейкер — часто посещаемый полицию из-за того, что он часто торгует за школой кое-чем запретным. — Что на этот раз?.. — простонал Сой, проходя взглядом по раненной морде рычащего Алекса. — Подрался с восьмиклассником, — ответил один из полицейских, выводя под руки Бейкера. — Даже не удивительно… — вздохнул друг, отходя от мужчин в форме. Пострадавшего стали уводить учителя, толпа быстро разошлась, а два полицейских увели хулигана вниз по пыльной лестнице. Другой мужчина разговаривал с директором и что-то записывал в свой блокнот. Темные, каштановые короткие волосы, щетина, грубые руки и золотой значок на груди. Да это же наш детектив — Родент Андергвуд! Я сразу вспомнил про поиски Адель и решил спросить, как продвигается следствие. Может, он узнал что-то новое? — Эй, Сойер, подожди меня на улице, я сейчас, — с трепетом предупредил я Сойера, слыша стук собственного сердца. — Хорошо, дружище! — крикнул отдаленно Донут, уходя вглубь коридоров. Только мужчина освободился от разговора с директором, я, поправляя лямки рюкзака, сразу подбежал к нему и спросил: — Здравствуйте, я Сэль из семьи Смитов. Мы потеряли Адель Смит год назад. Вы обещали, что поможете найти её. Так… как продвигаются поиски? Вы нашли что-нибудь? Детектив изогнул бровь, поправляя шляпу. На лице его читалось недоумение. Он озадаченно потер темную щетину, затем поправил полицейский галстук. — Сэль из семьи Смитов? Ах да, точно… Это твой отец-священник просил попытаться найти эту девочку спустя год? — Да, и-именно! Мужчина тяжело вздохнул, прикусывая губу. Шершавые пальцы его сжали листы блокнота. — Ты как раз вовремя. Пока ты в школе, я хотел передать записку твоему отцу, — он достал из кармана брюк конверт и вручил мне в руки. — Передай ему, как только встретишь. Это очень важная записка по работе. Удачи, мистер Смит. Жуя искусанные губы, Родент похлопал меня по плечу, сочувствующе и виновато глядя мне в глаза. Он весь помрачнел, судорожно поправляя шляпу и кашляя. Мистер Андергвуд, глотая ртом воздух, поспешил удалиться из коридора, быстро спускаясь по лестнице. Я остался стоять один во всем коридоре, средь приоткрытых окон и давящих стен. Сняв рюкзак, я прислонился к белой стене, рассматривая конверт с подписью Родента. В семье я, также как и Адель, славился вредным любопытством, которое ни к чему хорошему не приводило. Но желание сунуть свой нос куда не надо жгло изнутри, горчило во рту. Подсознание подсказывало, что эта записка была связана с делом по пропаже Адель. Сглатывая и утирая пот, принялся аккуратно вызволять письмо из конверта. Я уже не мог терпеть и резко раскрыл записку, всматриваясь в текст. Кажется, у меня начались судороги. «Уважаемый мистер Смит! Чтобы не разводить лишний шум в городе, я решил сообщить лично вам, инкогнито, так сказать. Если мы не нашли Адель Смит через год, то не найдем и через пять лет. Официальное предположение полиции: либо она каким-то образом уехала из страны, либо она уже мертва, и мы её если и найдём, то только мёртвой. Мы уже пытались найти её много раз, но всё бесполезно. Ни один подозреваемый не вывел меня на след, нет ни единой зацепки, также как и потенциального преступника. Это то дело, которое я, к сожалению, никак не могу раскрыть. Весь город искал ее: сотни волонтеров, военные службы… Мы обыскали Армсбург вдоль и поперек, но так не нашли хотя бы какой-нибудь улики, только поймали хулиганов, которые разрисовали памятник горгульи. И поэтому полиция официально закрывает это дело. Прошу отнестись к этому решению с пониманием. Мне очень жаль. С уважением, Родент Андергвуд» По моим щекам покатились слёзы, тело забилось в истерических конвульсиях. Как? Как мертва? Как уехала из страны? Она не могла так поступить, я не верю! Неужели все кончено? Неужели Адель так и не будет найдена?.. Моя сестра потерялась… навсегда? Когда я вышел на улицу, меня ждал обеспокоенный Сойер. — Дружище, что с тобой?! — поинтересовался Сойер, рассматривая мое заплаканное, сопливое красное лицо. Друг вмиг побледнел, беря меня за плечи. У меня не было даже сил говорить, язык заплетался, а губы дрожали. Я не мог найти себе места, успокоиться и трезво оценить ситуацию. В душе было только горе и отчаяние. Хотелось кататься по земле и безостановочно выпускать рев. Тревога копилась во мне с каждым днем и, наконец, захотела выплеснуться наружу. — Дело по Адель закрыли… — промямлил я. Сой резко набрал воздуха в легкие, сжимая лямки своего рюкзака. Кажется, шок покрыл его с головой, судя по выпученным глазам и волосам, ставшими дыбом. — О Птебобактель… Сэль, мне очень жаль, — расстроено промолвил друг, опуская голову и смотря в раскрытую записку в моих руках. — Что там написано? Я глубоко вздохнул, пытаясь втянуть сопли и откашляться. — Родент написал, что либо она уехала из страны, либо… — Либо?.. — Либо… Она мертва… — новая порция слёз подкатила к глазам от горести всей ситуации. Сойер раздраженно хмыкнул, хлопая меня по плечу. — Да не верь этому горе-детективу! Она обязательно найдётся! — пытался утешить меня отчаянно Сой, трепля по голове. Верилось в эти слова уже смутно. — Н-наверное… — Пошли дружище, у тебя был трудный день, — вздохнул Донут, вздрагивая от неожиданного карканья воронов за деревьями. Я кивнул, поежившись от потока вечернего ветра, и последовал за Сойером в сторону своего дома. Осталось рассказать родителям. Боже, что же будет?..