Мир Сказочной Нечисти

Пока шли в сторону моего дома, вдалеке начали виднеться серые гробовые плиты, деревянные кресты и толпы людей в черных похоронных одеяниях, точно привидений. Почувствовался запах ладана и тяжелый смрад… смерти и скорби. Деревья походили на изгибистых монстров, по местности гулял слабый туман. Даже солнышко здесь зашло за серые хищные тучи. Это было кладбище, которое находится недалеко от Рэйвен-стрит — улицы, где я проживаю. — Эй, Сэль, там разве не твой отец? — окликнул меня Сойер, теребя за плечо. Я повернулся и увидел своего отца, облачённого в черную похоронную рясу. Слышался его монотонный голос, что отпевал очередного человека, поглядевшего в глаза смерти. Я сразу вспомнил про дело Адель и с грузом на сердце решил, что лучше будет рассказать моему отцу сейчас, чем, дрожа в своей комнате, ждать его прихода домой со злосчастной запиской в руках. Хуже уже не будет. Я сразу двинулся в сторону кладбища, постепенно ускоряясь на бег. — Чувак, ты куда?! — крикнул мне вслед Сой, начиная бежать. — Я хочу рассказать ему о печальной новости, сам знаешь какой. — Я начинал потихоньку задыхаться от волнения и бега. Силуэт отца слегка щипал глаза, заставлял живот скрутиться. Никогда бы не подумал, что буду говорить папе такие ужасные вещи. — Понял, — наконец притих друг, жмурясь от порыва встречного ветра. К счастью, пока мы бежали, папа как раз заканчивал обряд, и все люди начинали потихоньку расходиться, пуская слышные всхлипы. Мы с Сойером подождали ещё минут десять, а потом, когда папа уж точно всё закончил, глубоко вздохнув, подошли к нему. — Здравствуй, пап… — Здрасьте, мистер Смит. — О, ребята, добрый день, — поздоровался с нами папа, закрывая старый молитвенник. Я молчал. Мне тяжело было вот так ни с того ни с сего его расстраивать. Ноги дрожали, глаза стали влажными. — Вы что-то хотели? — спокойным тоном спросил отец. Неловкую тишину прервал Сойер: — Да. Сэль хотел рассказать вам кое-какую новость. Точнее показать… Глаза отца сразу расширились, а рот немного приоткрылся. — Какую, Сэль? — Ну, в общем… — Сэль, соберись! — Я видел сегодня нашего детектива, и он попросил передать тебе кое-что. Я глубоко вздохнул, глядя в обеспокоенные карие очи своего отца. Раскрыв печальное письмо вновь, я послушно передал папе в руки. Коленки задрожали, влажные губы обветрил осенний ветер. Я еле сдерживался, чтоб не разреветься снова, пока отец читал записку, промокшую от капель соленых слез. Некогда спокойное лицо позеленело, жилистые ладони вцепились в края записки. Казалось, что некоторые черные пряди поседели. Сойер сощурился, а я даже не мог сглотнуть. — Не может быть… — вдруг произнес тихо папа, — я попробую уговорить его снова, чтобы ещё раз всё осмотрели. Я… — Нет, пап. Ты же прочитал, что полиция больше не возьмётся за поиски, — сухо проговорил я, — это бесполезно. Папа молчал. Повисло удушающее напряжение, давящая на виски тишина. Я тоже замолк, переваривая строчки записки. Не мог еще смириться. — Сынок, давай поговорим об этом дома. Ты и Сойер, идите по домам, я всё решу, — сохраняя серьёзный вид, ответил он. — Но… — Я сказал, идите, — твердо отчеканил отец. Я не стал ему перечить, уводя Сойера за собой. Изредка я оглядывался, видя окутанного туманом папу, что продолжал вглядываться в письмо. Слышались одинокие всхлипы. Когда Сойер стоял у крыльца моего дома, солнце садилось за горизонт. В ветвях елей сидели вороны, будто подсматривая за нами. — Ладно, друг, мне надо домой, — прервал тишину Сойер, обнимая меня. — Ага, иди, — кратко ответил ему я, пустыми глазами рассматривая колыхающиеся на ветру ели. — Ты, это, держись там, не унывай, — попытался подбодрить меня друг, слабо улыбаясь. Все потеряно… — Спасибо, — я даже попытался улыбнуться, но вышло криво. Сойер кивнул и стал уходить куда-то вдаль. А я смотрел на его медленно удаляющийся силуэт, мысленно ненавидя звуки каркающих воронов. Дом мама и вправду украсила красиво. Повсюду расклеены блестящие наклейки тыкв и летучих мышей, осел на доме фиолетовый глитер, на клумбах сияли лесные фонарики. Но смысл этой красоты, если ее никогда не увидит Адель? Я зашёл в дом, стены которого пропитались приятным запахом оладий и маминых духов. — Мам, я дома. Из кухни сразу вышла мама, весело улыбаясь и вытирая смуглой рукой пот со лба. — Привет, Сэль. Как дела? — спросила она, обнимая меня. — Не очень. — Что случилось? — вздохнула мама, отпуская мое холодное тело. — Дело по поиску Адель закрыли, папа уже в курсе. Мама вмиг побледнела. Ее будто облили холодной водой; глаза стали стеклянными, а золотистые пряди волос неопрятно прилипли к вискам. — О-Ох, — на глаза мамы навернулись слёзы. — Но как? — Папа тебе объяснит. М-мне трудно это говорить, — пояснил я, не в силах смотреть в эти наполненные горечью глаза. — Ладно, — она утерла слезинку, которая уже начала катиться по её щеке. — Мы что-нибудь придумаем, сынок. Самое главное — верь в свою сестренку, верь в ее нахождение. Мне всегда нравился мамин оптимизм. Даже сейчас она пыталась быть сильной. Адель была очень похожа на нее: такая же сильная духом, с такой же улыбкой, сулящей надежду. — Да, я буду верить в нее. — Что ты хочешь делать? — спросила мама, засучивая рукава синей рубашки. — Тебе надо отвлечься. Точно, сегодня мне нужно убраться у Адель! — Я пойду, приберусь у Адель, давно там не был. Мама хотела что-то сказать, но промолчала, медленно кивая. Теперь она поникла, руки стали холодными. — Хорошо. Оладьи почти готовы, я тебя позову. — Мама потрепала меня по голове и скрылась за стенами кухни, трезвоня плошками, кастрюлями и пакетиком с корицей. А я разделся, помыл руки и пошёл к Адель в комнату, взяв с кладовки швабру с ведром и тряпку. Уборка в теперь уже холодной и пустой комнате проходила хорошо. Я успел помыть деревянный пол, протёр письменный стол из розового дерева, а также окно. Оставался только большой стеллаж с книгами. Всю эту уборку меня терзали абсолютно разные, не очень хорошие мысли об Адель. Я весь трясся от одной, искрой промелькнувшей мысли о том, что где-то в старом доме на окраине какого-нибудь леса она лежит без воды и еды, хныкая от пыток… бессердечного маньяка, у которого мерзкие красные глаза и грязные лосиные рога, как у той страшной девушки, что является мне во снах. Эти мысли заполняли полностью мою голову, не давая думать ни о чем другом, кроме этого. А если она до сих пор ждет помощи? А если она пытается выбраться из какого-нибудь оврага с кучей ранений? А что если… она и вправду мертва? Прошел ровно год с ее пропажи, и действительно, надеяться на то, что ее найдут живой — глупо. Детектив Родент возможно окажется правым. Все потеряно и Адель уже не вернуть. Я резко помотал головой, пытаясь прогнать скорбные мысли. Так, я должен собраться! Отставить хныканье и пессимизм! Я должен верить, верить, верить и еще раз верить! Должен улыбаться, несмотря ни на что, заботиться о родителях, ведь они — единственные дорогие люди, которые у меня остались. А если и с ними что-то случиться, то мне незачем жить. Я потеряю краски жизни, ни один праздник не будет взывать во мне радости. Даже этот проклятый Хэллоуин. Я сполоснул зеленую тряпку и с ведром подошёл к стеллажу. Я начал убирать все книги сначала с верхней полки, чтобы промыть её. Как же быстро пылятся все эти полки и книги! Сейчас опять зачихаюсь! Неожиданно, когда я хотел положить одну из книг на стол, из неё выпали какие-то листовки, причем по виду довольно старые. Странно, раньше из её книг никогда ничего не выпадало, может, я просто не замечал? Мое любопытство снова взяло вверх. Я аккуратно спустился с табурета, чтобы поднять неизвестные бумажки. Взяв пыльные, шершавые листовки в руки, я развернул их. На первой бумажке оказались непонятные символы, которые поначалу было невозможно прочитать, но когда на сверток попал свет от лампы, неизвестные ранее символы стали ультрафиолетовыми, а на другой стороне бумажки виднелись ещё какие-то иероглифы. Походили эти символы больше на египетские буквы, но что-то в них было другое; что-то, что не видел еще ни один филолог и лингвист всей планеты. Шумно сглотнув и пару раз моргнув, я перешёл к следующей листовке, на протёртой бумаге которой было еле разборчиво написано: «Как попасть в Мир Сказочной Нечисти» Мир Сказочной Нечисти? Что? Дальше под надписью было что-то вроде карты… моего города. А под картой было будто бы написано в спешке еще кое-что: «Возьми с собой фиолетовую краску, уйди от дома своего к памятнику старой горгульи. Ровно в час ночи и двадцать четыре минуты начни рисовать вход в портал Мира Сказочной Нечисти. Когда нарисуешь символы эти, проговори слова такие: Мирсикус Граниус Триэньтиумс и портал активируется…» Под этой надписью была, видимо, сама схема этого… портала. Неужели Адель могла… О боже, нет, как так?.. Я был в шоке. Что это за символы, схема, и этот, как его… Мир Сказочной Нечисти? Так много вопросов и ни одного ответа. Что ж, если эти листовки были у Адель в книге, то есть вероятность того, что она могла попытаться активировать этот портал, да? Мое сердце забилось быстрее, а руки задрожали. Я, конечно, скептик, но пока не проверишь, не узнаешь, верно? Может, это подсказка, оставленная Адель, которую она оставила, чтобы я смог найти ее? Ну, придётся идти к нашему старому памятнику горгульи и рисовать этот портал. Я на секунду задумался. Фиолетовая краска лежит на чердаке, там же должны быть и кисти. Отлично. Я вновь оглядел эти самые листовки, а затем аккуратно сложил и судорожно спрятал в карманы брюк. Нужно не терять ни минуты. Я выдвигаюсь сегодня ночью.

***

На дворе ночь. Мои родители уже спят. А я тихо вставлял вторую ногу в ботинок, крепко держа ведро фиолетовой краски. Я, стараясь не шуметь, запер дверь и вышел на улицу. От кромешной темноты и пустой дорожки, которую освещали лишь пару старых фонарей и полная луна, щипало глаза. Весь город словно затаился, спрятался от меня. Даже не было слышно лая собак или мяуканья наглых кошек, что бродят по улицам в поисках лишних двух сосисок. Я проверил, взял ли с собой листовки. Слава Богу, они все так же лежали сложенными в кармане. Где в глубине души мне… страшно, ведь неизвестно, что меня ждёт дальше, что будет в этом портале, и главный вопрос — не шутка ли это, и есть ли в нём Адель? Пока я раздумывал над всем этим, перед глазами уже появился старый, забытый памятник горгульи. Ежась от холода, что исходил от столь пустого взгляда каменной статуи, я достал схему портала, поставил ведро с краской на асфальт, обмакнул кисточку в грязно-фиолетовую жидкость и посмотрел на время. Ровно первый час ночи и двадцать четыре минуты. Ну что ж, надо начинать. Посмотрим, что это за «Мир Сказочной Нечисти». Сначала я начертил круг, по бокам от него начертил изогнутые лучи. В самом круге нарисовал точку, как было показано в схеме. Дальше, от точки я начал рисовать звезду, потом череп, потом опять звезду, а за ней снова череп. И так по всему кругу. Когда рисунок был закончен, я посмотрел в бумажку, чтобы посмотреть, какие слова нужно сказать. «Мирсикус Граниус Триэньтиумс». Отлично, пробую. — Мирсикус Граниус Триэньтиумс! Прошло пять минут, десять, пятнадцать. От холода и ожидания начинали слезиться глаза, а по коже пробежались мурашки. Ничего не понимаю, я же всё правильно начертил и проговорил. Как? Почему оно не работает? Я тяжело вздохнул, чувствуя, как душа снова не находит покоя. Смял с характерным звуком эту чертову «схему» и даже с гневом запихнул в карман брюк. Видимо, это и вправду чья-то злая шутка, которая очень долго лежала между страничек старых библиотекарских книг. Так я и думал, что никакого чуда не случится… Адель никогда не найдется, никто ее уже не найдет. Ни следователь, ни ФБР, ни добровольцы. Это конец. Я окончательно отчаялся. Я, взяв за ручку медное ведро, уже собирался уходить, как вдруг сзади почувствовал, что спину обжигает что-то яркое и жгучее, с явным запахом полыни и пороха. Из густых елей начали улетать вороны, громко и панически каркая, а земля под ногами затряслась, взбудораживая мертво-лежащие маленькие камушки. Стоило мне повернуться, как глаза ослепил яркий свет. Я с ужасом ощущал, как ноги меня не держат, этот портал в прямом смысле всасывал меня, не давая возможности убежать. Да что же это такое?! Кажется, я собрал уже всю асфальтную грязь на свою одежду… Из моих уст инстинктивно вырвался громкий крик, что сразу же оборвался, как только глаза перестали видеть очертания ночного города: — Черт подери!