Неотложный вызов

      Адреналин ещё пульсировал в венах. Под его действием мир обретал особенную чёткость и ясность, превращая без того красочные ночные улицы Майами в кислотный трип. Каждый настороженный взгляд заново разжигал паранойю. Жизнь ещё никогда так не ускорялась, как в этот вечер, когда по телевизору крутили сводки о происшествии в отеле «Кавински». Кто-то оправдывал убитых и списывал всё на недоступность образования низшим слоям населения и низкий уровень жизни. Старая, заезженная пластинка. Кто-то радовался, потому что стало парой торговцев смерти меньше. Тут не поспоришь: из всех паразитов общества насильники и наркодилеры — самая худшая и ядовитая шваль, и если бы собирали отряд по их истреблению, Хэнк бы первым записался в него.       Возможно, как раз это он и сделал? Своего рода инстинкт самосохранения, попытка найти причину для существования и спасти себя от душевного некроза, постепенно превратившего всё, чего он так долго добивался, в кучу дерьма.       Но что-то тут не сходилось. Как это вообще началось?       Сперва был день «Д».       Потом — тупая, ноющая боль, ставшая его спутницей с утра и до самой ночи. Поначалу глоток-другой виски немного прояснял голову. Он называл это «антидепрессант». Просто способ расслабиться после работы — так все делают. А наутро Хэнк снова становился успешным американцем с широкой улыбкой на губах. Таким же нормальным, как черничный пирог(1). Но со временем пара глотков стала стаканом, а стакан — бутылкой. Метафорическое дно приближалось быстрей, чем буквальное, а Хэнк мог легко осилить три бутылки за вечер и идти за четвёртой. Кажется, тогда он перешёл на «Блэк Лэмб», чтобы не потратить в один день всю зарплату. Когда столько пьёшь, уже не важно, чем именно накидываться.       И вот, один-единственный звонок от Джейн Смит заставил его выйти из многолетней спячки, отлепиться от густого слоя бессмысленных будней, перемежающихся пьяной пропастью выходных, и собрать себя в кучу.       Да нет, херня собачья! Подобное рыхлое ничтожество никогда не отложит своё падение в алкогольную пропасть ради идеи о всеобщем благе и мире без наркодилеров. Так в чём же была истинная причина?       Хэнк откинулся на спинку стула, оглядывая бар в поисках ответов на свои вопросы. Зал утонул в плотном табачном дыме, освещённом лишь рассеянным мерцающим светом. Только неоновые маски в стиле «Тики», подсвеченный аквариум с тропическими рыбками и говорившие на ломаном английском смуглые официантки давали понять, что этот бар в Майами. Во всём остальном это была типичная американская «синяя дыра», заполненная дальнобойщиками, пропойцами и бездельниками, так что хоть где-то Хэнк не ощущал себя чужим. Джукбокс играл Джонни Уинтера, как нельзя кстати. Дома полки тоже ломились от пластинок со старой музыкой: Майлз Дэвис, Элла Фицджеральд... У Хэнка опять заложило левое ухо.       Он взял сразу бутылку виски. Пока карманы были пухлыми от грязных денег, он мог позволить себе тот самый «Джонни Уокер Блю Лейбл». Какого хрена «Лейбл» считалось женским именем — вопрос к Коннору, с другой стороны, работала же тут официантка Анхель.       Он делал один глоток за другим, пытаясь забыть сегодняшнее кровавое представление в отеле и ноющую боль от прыжков с балкона.       Виски шёл мягко. Хэнк уже и забыл о том, что выпивка может доставлять удовольствие. После первых двух стаканов и сигареты он одолжил у той самой Анхель блокнот с ручкой и решил записать всё, что вспомнил за сегодня.       Его звали Хэнк Андерсон, родился 6 сентября 1985 года в Детройте, штат Мичиган — это он выписал из своего паспорта. Значит, с Коннором они были земляками. На фото Хэнк выглядел отлично, даже моложе своих лет. Этакий улыбчивый, хороший коп из фильмов, который всегда приходит на помощь похищенным ребятишкам и раскидывает злодеев приёмами каратэ. Сейчас он скорее напоминал Гринча. В бумажнике лежали права на тот самый «Олдсмобил Катласс Супрем» 1987 года выпуска. Хэнк очень смутно припоминал парня-рэднека, который с большой радостью выменял его на пикап «Додж», потому что «это старое дедово ведро даже по гравийке буксует». Что бы молодежь понимала в хороших автомобилях!       Из детства он вспомнил только то, как однажды вылетел через руль велосипеда прямо в чей-то бассейн, и как насквозь пробил себе руку ножом, когда чистил апельсин, но больше — ничего. Откуда порядком выцветшие татуировки на груди, спине и плечах — тоже непонятно, но они не были тюремными, скорее, следами бурной молодости.       Он долго работал в полиции, может быть, под прикрытием, побывал в куче передряг, связанных с наркотой, но в какой-то момент сломался. В какой-то момент он готов был послать всё к чертям и свалить из страны или хотя бы штата подальше. Почему? Или почему всё-таки никуда не уехал? Он так и написал в небольшом замусоленном блокноте в клетку: «Почему?»       В этот момент к его столику приблизился мужчина плотного телосложения. Лысый, как коленка, и такой чёрный, что в полумраке бара только и были видны белоснежные зубы да белки глаз.       Этот мужчина со всей силы хлопнул Хэнка по правому плечу, так, что ушибы дали о себе знать. Рожа у этого нигера была до боли знакомой, может, сослуживец? Они были примерно одного возраста.       — Старина! Ты что, уже так нализался, что друга не узнаёшь?       — Да вы, нигеры, все на одно лицо!       — Опасные шуточки шутишь! — Он широко улыбался, и крошечные глазки утопали в складках кожи, как у шарпея. — Ба! «Блю Лейбл»! Да ты шикуешь! Это у тебя дела настолько хороши или настолько плохи?       Как же его звали, чёрт возьми? Джек? Джон? Нет, Джефф? Джеффри!       — Не жалуюсь, Джеффри. Климат отменный, не то что дома. Там, наверное, слякоть пополам с дерьмом на дорогах.       — Это точно! — Толстым пальцем, как большой «Сникерс», он подозвал Анхель и заказал пинту «Гиннес» и орешки.       — Как ты меня нашёл?       — Я же капитан полиции, Хэнк, а ты не особо-то шифровался. Клянусь Девой Марией, этот бар — самое «твоё» место во всей Флориде. После того как ты сказал про переезд в Майами, я решил, что сам давно уже не был в отпуске. Мои девчонки от Флориды в восторге, не могу их вытащить с пляжа.       — Никогда не пойму, зачем им ещё загорать? Будто кто-то заметит!       — Да ты просто завидуешь, что твоя задница белей сметаны в любое время года!       Они оба рассмеялись, и Джеффри отхлебнул пиво с толстой кремовой пенкой, как только бокал поставили на стол. Капитан полиции, значит? Вот потому Хэнка и не уволили, несмотря на пристрастие к алкоголю. Вероятно, когда-то он был хорошим копом, но точно не последние несколько лет. Может быть, Джеффри и уговорил его остаться даже после дня «Д».       — С тех пор, как ты ушёл, ребята постоянно спрашивают, как у тебя дела, а я даже не знаю, что им ответить. Мы уже давно не общались не по работе. Когда мы вот так в баре-то сидели? По-моему, ещё до того, как... ну... сам знаешь. Если честно, я понятия не имел, что у тебя всё было так хреново.       — Ты что, следить за мной подрядился?       — Что? Да ну тебя! С тех пор, как ты сказал про Майами, я не мог выкинуть из головы идею провести месяцок в тропиках. Помнишь, когда мы ещё учились, ты как-то рассказал про сэндвичи с тунцом, прямо на стрельбище. Я тебя убить был готов, как мне захотелось этот чёртов сэндвич! — Он усмехнулся, очистил горсть фисташек и закинул их в рот. — Ну, раз уж я в отпуске, а ты — на пенсии, то почему бы не навестить старого товарища?       Он ушёл на пенсию самостоятельно, да. Его не уволили. Что-то окончательно убедило в том, что пора на покой. Но что именно? Это ли имел в виду Коннор, когда сказал, что на его родине сейчас неспокойно?       Половина бутылки, а он был трезв, как стёклышко. Может быть, виски в эти годы стал совсем другим, или он слишком привык к действию алкоголя. А вот двум сосавшимся за угловым столиком девчонкам явно было пора завязывать с «Маргаритой». Хэнк вспомнил какое-то дело, о двух лесбиянках-проститутках. Одна задушила кого-то из клиентов, и идиот-новичок застрелил её во время драки. Вторая покончила с собой, и Хэнк прекрасно помнил этот грязный задний двор, дождь, решётки и два белоснежных, чистых тела, лежащих рядом друг с другом. Это были совсем ещё девочки, прости Господи, а все в крови, в одном нижнем белье, среди мусора, гандонов и мочи. Может быть, это и стало последней каплей.       — Ты чего, Хэнк?       — Да продуло, наверное. В ухо стреляет.       Джеффри переменился в лице. На самом деле его внимание выглядело настолько же неестественным, насколько приторным, как у работника госпиталя для душевнобольных. Разговор не клеился, для этого нужно было помнить то, на месте чего у Хэнка был белый лист. Тогда он пошёл ва-банк.       — Как Сумо?       — Ну да, конечно! Кто о чём, а старина Хэнк о своей псине! Всё хорошо, первое время по тебе скучал, но девчонки его растрясли. Носится за фризби по побережью, пока не устаёт. С утра попытался поймать краба, и тот тяпнул его за нос. Так он теперь на каждого краба рычит, будто это враг нации.       Теперь Хэнк вспомнил. Здоровый, как телёнок, увалень-сенбернар с печальными глазами прожил в его доме долгие шесть лет после того, как был забракован кинологами. Он отлично искал наркоту и легко валил любую цель на землю — за что и получил своё имя — но потом начинал лизать, так что его сочли слишком добрым и глупым. Он не был ни тем, ни другим, просто считал это всё только игрой. Пару раз он серьёзней некуда кусал грабителей за задницы, когда эти обезьяны пролезали в окно.       С души словно камень упал — Сумо заслужил жизнь в хорошей, любящей семье с детишками, а не со старым алкоголиком, появлявшимся дома только поздно вечером.       — ...и особенно младшую полюбил. Каждое утро приходит к ней и будит тем, что лижет щёку. Там язык больше, чем её голова, чёрт возьми! Ты бы слышал, как она пищит и пулей вылетает из кровати!       Хэнк пытался представить себя в семейной жизни. Он сразу вспоминал что-то из фильма «Бетховен» с безумной беготнёй за ходячим бедствием в большом загородном доме и воплями занудных соседей. Может быть, у него тоже была пара-тройка ребятишек, и им пора платить алименты? Будил ли их когда-нибудь Сумо утром выходного дня тем, что лизал щёку большим слюнявым языком? Но как только Хэнк пытался поставить себя на место отца, вокруг шеи будто натягивался моток колючей проволоки. Какой-то сиюминутный порыв чуть не заставил влить в себя остатки виски прямо из горла.       — Извини, — вздохнул Джеффри. — Я увлёкся. Кстати, тебя искала Рейчел, но я решил сначала спросить, давать ли твой номер.       Кто бы ни была эта Рейчел, по ней даже уши не закладывало.       — Нам не о чём говорить.       — Чёрт, ты уверен? Вы всё-таки столько...       — Да, блядь, я уверен! — Хэнк ударил стаканом по столешнице, когда отпил из него. — Только не говори, что она тебя послала!       — Да что ты такой подозрительный?! Боже! Хэнк, ты свалил, бросив все концы в воду, и, думаешь, к кому все обращаются? Я единственный, кто с тобой ещё общается. И, знаешь, иногда я тоже не понимаю, почему я это делаю.       — Так не делай! Будто я заставляю!       Джеффри глубоко вздохнул, тяжело качая головой. На его висках вздулись вены от напряжения. Ноздри широко раздулись, и он вылил в рот последние капли пива. Не потому, что хотелось. Хэнк смутно припоминал этот его жест — чтобы сдержаться. Вот что было не так: Джеффри — взрывной парень, любитель забрызгать слюной, но сегодня он изо всех сил изображал внимательного, участливого друга.       — Извини. Наверное, я перебрал, — сказал Хэнк. — Я устал сегодня. Сам знаешь, как это бывает в конце дня, накатывает.       Джеффри закрыл глаза на пару мгновений. Кажется, собирался с мыслями.       — Ничего, бывает. Знаешь, старина, начинать жизнь с чистого листа — это неплохо, но постарайся не терять корни. Мне ж теперь даже не с кем закуситься по-человечески, не представляешь! Гэвин в командировке. Никогда бы не подумал, что мне будет не хватать этого мудака!       — Ничего, вернётся — и вы снова друг друга возненавидите за неделю.       — О да! — Джеффри сипло захохотал, как хохочут все компанейские толстяки. Затем он посмотрел на часы. — Ох! Чёрт, времени уже чёрти-сколько! Давай я тебя до дома подброшу?       — Я никуда не спешу. — Хэнк поболтал остатками виски. На самом деле он хотел заказать ещё. И точно не хотел, чтобы пронырливый капитан полиции напросился в гости и краем глаза заметил грязную, забрызганную кровью одежду или что-нибудь ещё в этом роде.       — Уверен?       Он кивнул в ответ.       — Не задерживайся, а то жена завтра дальше порога не пустит.       Они оба ещё раз рассмеялись.       — Береги себя, Хэнк.       — И ты, Джеффри.       Они пожали друг другу руки, и этот здоровяк моментально растаял в темноте бара, пронизанного слоистыми завитками дыма. Хэнк осознал, что не помнит, когда в последний раз ел, так что скоро выпивка огреет его со всей силой. Пока он ещё соображал, вытащил блокнот — он спрятал его в карман, когда только заметил чьё-то приближение — и записал всё, что ему так любезно помог вспомнить старый товарищ. И всё же что-то его смущало: в конце концов, ничего не мешало Джеффри просто подыгрывать. Имена, которые он называл — принадлежали ли они на самом деле людям, которые всплывали в памяти? Или это была просто проверка?