Олень пораженный стрелой

Уилл проснулся от покалывания в ладонях, неприятного чувства, будто в кожу время от времени вонзается целый швейный набор. Такое бывает при переохлаждении, но Грэм как-то не припоминал, чтобы засыпал в морозильной камере, по крайней мере в последнее время. Картины вчерашнего дня принимали причудливые формы. Кровавые крылья дракона, кровавая пелена перед глазами, кровавая вода Атлантики. Похоже что двойное самоубийство не было успешным, хотя бы для несчастного кудрявого профайлера. Ныне, вероятно, уже экс-профайлера. Уилл малодушно надеялся на то что всё произошедшее было лишь кошмаром, что Молли уже спешила разбудить его и напоить горячим чаем. Но посмотрим правде в глаза: Грэм совершил убийство, Грэм стал монстром, Грэм убил себя и Ганнибала, но Грэм не был мёртв. Помещение, в котором он находился, было тёмным и маленьким, а от холодного пятна света экс-профайлера ФБР отделяла угловатая фигура Чийо, держащая большое зеркало над хлипкой кроватью. Эта планировка была знакома Грэму ещё с детства, так выглядели изнутри дома на колёсах произведённые в конце восьмидесятых годов. Такое, вызывающее ностальгические мысли, укрытие давало хрупкое ощущение уюта и спокойствия, однако в глаза вероломно бросались валяющиеся на полу окровавленные синие больничные простыни и лоскуты срезанной одежды, в которых Уилл с трудом узнавал подаренную пасынком рубашку. Сам Грэм находился в полулежащем положении на лёгком пластиковом стуле. На его колени было наброшено полотенце, а руки привязаны мягкими эластичными бинтами к подлокотникам. Лёгкое шевеление запястьем показало что путы не были крепкими и, вряд ли, были призваны предотвратить серьёзный побег, однако явно спасли его несчастную переломанную тушку от лишней встречи с твёрдым полом при пробуждении. —Ты проснулся Уилл? — послышался, от чего-то, хрипловатый голос Ганнибала. Сам живучий подлец быстро обнаружился выглядывающим из-за зеркала. Его лицо было бледным и челка слиплась от пота, однако в интонации оставалась прежняя статность и невозмутимость. —Прости, не все твои раны пока обработаны. Это крайне непрофессионально с моей стороны. Обещаю, этим заняться как только смогу.— продолжил Доктор Лектер (когда он использовал свою врачебную сухость и вежливость в разговорах, его было сложно называть как-то иначе) и вернулся к занятию, от которого отвлёкся ради этого смазанного приветствия. Только сейчас Уилл вспомнил о своих травмах. Но сколько бы он ни пытался сфокусироваться на этом, не чувствовал боли ни в плече, ни в щеке. Хотя тело отдавало непривычным онемением, дыхание давалось с трудом, а рот был наполнен сгустками мерзкой свернувшейся крови, смешанной со слюной и чем-то лекарственно-горьким. Что ж, по видимому, он был нагружен обезболивающими и транквилизаторами настолько, насколько это позволяла его, сожженная таблетками, печень. И Уилл был невероятно благодарен за это. Разум переполняли новые ощущения, будто Грэм сорвался с цепи, сковывавшей его всю сознательную жизнь. Горячая кровь Долархайда, а главное, чуть тёплая, чёрная кровь Ганнибала, смешанная с леденящей морской водой. Образы окатывали сознание горячей волной, переплетались в причудливые корни и стебли неведомых растений. В голове гудела животная страсть. Уильям, бывало, чувствовал нечто отдаленно подобное, погружаясь в мозги преступников, но он никогда не мог представить что его собственная кровавая жажда окажется в сотни раз ярче и прекраснее. Как только Уилл снова смог сконцентрироваться на реальности, отделяя себя от, пока что, неизведанных чувств, он заметил блестящий серебристый хирургический лоток, с, то ли пропитанной кровью ватой, то ли кусками плоти, под рукой Лектера. То, чем тот с таким напряжённым усердием занимался осталось скрытым за зеркалом, но Уилл был уверен что он в данный момент засовывает пальцы глубоко в своё тело, чтобы ощупать свои разорванные кишки. Мысленно переносясь на место доктора, Грэм почувствовал, как копошение пальцев успокаивает и унимает просачивавшуюся сквозь анестезию тупую боль. Это дало чувство контроля над ситуацией. Холодный металл уверенно сжимался в другой руке, останавливая нервную дрожь. Он делал это сотни раз за годы хирургической практики, он не привык сомневаться в себе. Знания Уилла о медицине были не достаточно полны, чтобы воспроизвести в своей голове все движения, и хотя бы представить, что именно нужно делать, чтобы выжить после сквозного пулевого ранения в живот. Грэм не мог использовать знания того, чью шкуру примеряет, как бы этого ни хотел. А сейчас он ужасно этого хотел, будто маленький ребёнок пытающийся прочитать слишком сложную книгу из отцовского кабинета. Однако, чужие чувства Уилл, всё ещё, ловил точно, как серебристое зеркало. А в, обычно, почти не читаемом Ганнибале их сейчас присутствовало чрезвычайно много. Монстр боролся за свою жизнь, это было величественно и грандиозно. Тенью на стене бился огромный иссиня чёрный олень с ветвистыми рогами. Изможденное животное брыкалось и трясло головой, в надежде избавиться от желтой стрелы, пронзившей его бок. Впервые Грэм использовал своё проклятие для собственных нужд, чтобы созерцать нечто, что действительно хотел бы видеть. Уилл машинально вернулся в своё тело когда услышал скрип пружин небольшой кровати. Ганнибал сел и накинул на себя рубашку скованным движением.Будто его позвоночник постепенно превращался в стальной шест. Живот был туго обмотан бинтом, пропитанным каким-то желтоватым раствором. Грэм нашёл это слегка ироничным — он выглядел так же, когда получил свою улыбку из соединительной ткани чуть выше пупка. При помощи Чийо, Ганнибал перебрался на стул рядом с Уиллом, тяжело и неуверенно. Не размениваясь, в этот раз, на пустые расшаркивания, он принялся обрабатывать хлоргенседином дырку в щеке Грема, параллельно разворачивая прокипяченный хирургический набор. От сдержанной фальшивой улыбки Ганнибала хотелось удавиться. От презрительного взгляда Чийо хотелось удавиться дважды. Уилл пока не знал как относиться к сложившейся ситуации, так что уцепился за мимолетное помутнение в своей пострадавшей голове и потерял сознание. На его счастье, нашатырного спирта, видимо, не оказалось под рукой. Чёрный олень опустил голову. *** Уилла снова выбросило в реальность через половину суток. И первое что он почувствовал это большую лихорадочно-горячую руку на своей груди. Личность её обладателя была очевидна. Хотя бы на один вопрос теперь был ответ: хирургические навыки Ганнибала его не подвели и он явно ещё не истёк кровью и не умер от сепсиса. Ну или умер вместе с Уиллом. Но беглая оценка собственного состояния дала понять, что везучему экс-профайлеру опять улыбнулась сомнительная удача. У мертвых ничего не болит, а у него гудела голова, ныло плечо, в рёбрах явно появилась пара новых трещин, а щека воспалилась и опухла, но эти повреждения казались пустяковыми, учитывая драку с Зубной Феей (язык не поворачивался теперь называть этого ублюдка так, как он сам желал именоваться) и падение со скалы в Атлантику. Уиллу пришлось ещё пару минут полежать с закрытыми глазами, прежде чем набраться смелости продемонстрировать что он проснулся. Грэм был явно в том же доме на колёсах, в котором просыпался вчера, но он больше не сидел на пластиковом стуле, а лежал на узкой кровати, буквально в обнимку с Чесапикским потрошителем. Окружение странновато покачивалось, ни так, как должны качаться едущие автомобили, но это не было похоже на нарушение вестибулярного аппарата. Уилл выдвинул теорию о том, что они находятся на воде. Вероятно в грузовом отсеке корабля. Это был бы вполне логичный способ выбраться из страны в кратчайшие сроки и с минимальными рисками. Ничего не стоит дать на лапу работникам порта, чтобы они не проверяли дом на колёсах изнутри перед погрузкой. Ганнибал лежал рядом на левом боку, обнимая подушку. Он выглядел необычно слабым и температурил. Пот всё ещё проступал на лбу, а губы были обескровлены. Впервые Лектер казался уязвимым, обессиленным и беззащитным. Это был отличный шанс. Уильям, обхватил шею каннибала ладонями и сжал её изо всех сил. Кожу на плече стянуло до стреляющей боли, а дыхание стало почти невозможным. Ганнибал постепенно пришёл в себя и сжался, слепо шаря руками вокруг себя, в поисках орудия самообороны. Но как только его сознание достаточно прояснилось чтобы узнать Грэма, Лектер сдался. Расслабил руки и полностью открыл шею. Чёртов самовлюбленный маньяк снова отдавал свою жизнь в руки Уилла. Это начало превращаться в нездоровую тенденцию. Грэма передернуло. Он отпустил Ганнибала и прикрыл того одеялом с головой, прижимаясь носом к его лицу через плотную ткань. Убийство — явно не то, чего хотел Уилл, но всё равно стоило проверить. Новый Уильям Грэм был незнакомцем с непонятными, для старого Уилла, чувствами и желаниями. Осторожно экс-профайлер слез с кровати и устроился на том самом пластиковым стуле, как большая нахохлившаяся птица. Боль и лекарственная слабость перекрывали мыслительный процесс, но смутные планы на будущее всё равно как-то вырисовывались сами по себе. Следующей целью стала защита Ганнибала, единственной ценности, которая у Грэма сейчас была. В углу изломанным кольцом свернулась чёрная фигура с рогами, дрожа и царапая когтистыми ладонями свой живот. Из глаз его текли кровавые слёзы, собираясь в ржавые лужи на ковровом покрытии пола. Грэм не думал что может чем-то помочь этому созданию, поэтому старался просто на него не смотреть. Несколько мучительно долгих часов Уилл провёл разбирая бардак в своей голове, только изредка отвлекаясь, когда Лектер немного приходил в себя и обшаривал невидящим взглядом помещение. Грэм слышал какие-то громкие звуки, голоса людей вокруг, в том числе и Чийо. Он без прямого указания понимал что нельзя привлекать внимание тех, кто находится снаружи. В лучшем случае они считались трупами, в худшем — преступниками номер один в стране. Больше не было никаких лодочных моторов, рыбалки с Джошем, ужинов приготовленных Молли, собак, коллег, даже любимых очков. Если Ганнибалу было не впервой становиться неприкаянным призраком, скитающимся по чужим землям, то Грэм из-за всех сил боролся с желанием попытаться вернуться назад. Он был готов уйти в ад, но не в неизвестность. А потом дом на колёсах двинулся. Раздражающая больной мозг качка наконец-то прекратилась, а где-то на грани слышимости, за ругательствами на незнакомом языке, появился шум оживлённого торгового порта. Они ещё много раз петляли и останавливались, а потом будто выехали на нормальную дорогу. Через зашторенное окно начало проглядывать вечернее солнце и слышался успокаивающий шорох колёс по асфальту. *** Когда совсем стемнело, дом на колёсах окончательно остановился, судя по звукам, где-то на лесной дороге, и из кабины вышла Чийо. Она достала аптечку и, сверяясь по бумажке, набрала в три шприца разные препараты. Один она протянула Уиллу, а два вколола Ганнибалу внутримышечно. Тот сдавленно застонал, прикусывая собственную руку. Застонал! Такую слабость легендарный маньяк-каннибал никогда ещё не проявлял на людях. Это наталкивало на неспокойные мысли. Каков шанс выживания с огнестрельным ранением в живот без должной медицинской помощи? Сколько было случаев успешных операций на самом себе? Уилл пытался поднять в памяти всю медицинскую литературу связанную со сложившейся ситуацией, которую он читал хоть раз в жизни, и приходил к неутешительному выводу. —Он почти не просыпался. — констатировал факт Грэм, надеясь что японка поймёт волнения Уилла и скажет что-то утешающее в ответ, вроде того, что Ганнибал всё продумал и его лихорадка — часть долгосрочного плана. Какая глупость. —Это лучшее что я могу сделать для него. — почти рявкнула Чийо, явственно показав что она тоже не имеет понятия что делать, а главное, не планирует сюсюкаться с очередной обузой, которую скинул на неё Ганнибал. Следовательская привычка анализировать окружающих подсказывала, что японка не следовала плану лечения, который составил для себя доктор Лектер и «немного» превышала дозы транквилизаторов и наркотического обезболивающего. Уилл, пожалуй, не согласился бы, с тем, что физическая боль способна навредить разуму знаменитого психиатра, но где-то в глубинах подсознания, как маленькая рыбка, билась мысль о том, что ему совсем не хочется смотреть на страдания своего экс-врага, причинённые мерзкой «Зубной Феей». Чийо ушла, громко хлопнув дверью, а Уилл придвинулся поближе к Ганнибалу. Тот заторможенно открыл глаза, будто проверяя свою способность оставаться в сознании: —Хочешь меня убить? — почти прохрипел он. —Нет. — Грэм пока не был достаточно уверен в том, что должен ответить. Но желание покончить с их убийственным дуэтом самым радикальным способом действительно отсутствовало. —Ar liksime kartu amžinai?*—будто бредя спросил Лектер, но Уилл понял что пытался узнать Ганнибал. Чтение «Самоучителя по Литовскому» не прошло зря. —Да, навсегда. До конца наших жизней. Мы слишком часто бросали друг друга и, видишь к чему это нас привело. — пообещал Уилл. Лектер удовлетворенно прикрыл глаза и предпочитая снова удалиться в свой дворец памяти чтобы отдохнуть, за что Грэм его не осуждал. Все разговоры на потом. Почти потеряв связь с реальностью, Ганнибал прошептал: —Švirkštas.** Только тогда Грэм вспомнил что ещё не вколол себе, данное Чийо, лекарство. Однажды его небрежность закончится глупой смертью. Уилл был польщен заботой, однако предпочёл бы физическую помощь, потому что поиск вены дался ему не легко, как и сам укол. Через десяток минут Уилл почувствовал подкатывающуюся сонливость, но остался на стуле, не желая тревожить Лектера, который, будто, начинал дышать спокойнее и ровнее. *** Ночью Уилл проснулся когда Ганнибал обрабатывал свою рану. Он видел как на лице его бывшего психиатра проступило выражение разочарования, когда старые бинты оказались в мусорном мешке и взору открылся большой воспалённый шов на животе. Нитки, стягивающие кожу, были яркого чёрного цвета и их концы торчали в разные стороны. Красная кожа блестела и выглядела опухшей, было много запекшейся крови. Прикасаясь ватой к ране Ганнибал шипел и морщился, но сжимал между зубов кожу на левой руке и продолжал пытку, пока обессилено не обмяк на кровати, переводя дыхание. Со швом на спине ему помогла Чийо. Он выглядел намного лучше и почти не кровоточил. Японка снова наложила тугой бинт и хлопнула дверью, напоследок кидая удрученный взгляд на последнего из графов Лектеров. После её ухода Ганнибал ещё долго лежал, рассматривая потолок, погруженный в явно тяжелые мысли. Его плечи подрагивали от необъяснимого напряжения. Эбигейл, склонившись над кроватью беззвучно просила Уилла помочь. Но Грэм был не в состоянии делать что-либо кроме как смотреть. Помоги же ему! Папе очень больно. Я не могу ничего сделать, но ты можешь!