***
— Ты не выкладывай эти фотографии пока. — Когда ты собираешься рассказать? — Хочу сегодня вечером позвонить. — Эх, эх, эх, с днем рождения забудут тогда все поздравить. — Ты по себе судишь или что? Не всем нужно фото, чтобы вспомнить, что у человека день рождения. Вот тебя же хоть кто-то поздравил? — Да, можно сказать, что все, от кого я ждал поздравления. — То-то же. — А может, кто-то забыл? Если я не забыл о своем дне рождения, это ничего не значит. — И что теперь? — Может, хотя бы одну? — Давай попробуем, только так, чтобы не было видно, где ты. Зайдя в телефон, Виктор опешил: все уведомления о том, что они чутка поебались, по-другому это назвать было нельзя. Та самая девочка из аэропорта с указанием местоположения. Гордое название «Санкт-Петербург» стало бельмом. Девочка, та, вовсе не обычная, а какой-то супер-пупер-блогер-для-самых-маленьких — хочется поразмышлять над этим явлением, но уж точно не сейчас. Последний кретин пропустит эту новость. СМИ не пропустили. Вот Яков тоже не пропустил, значит, не кретин, но все же кретин, что звонит по двадцать раз, хотя он же беспокоит. Даже жалко его стало. — Ну, когда тебя фотографировать? — Позже. Благодаря тебе я понял, что если я кому-то нужен, он сам вспомнит. — Ага, конечно, — максимально показывая понимание, что все идет не по плану, хмыкнула Полина.***
— Погода все еще омерзительна. — Ясное дело. — А тут нихрена не ясно. Тучи, темно из-за этого. Ветер да слякоть. — Ты все еще не увидела? — Этот ветер бьет мне в лицо, я вообще ничего не вижу. — Ты никогда не скучала по дому? — Кажется, нет? — Никогда не вспомнила о том, как тут все устроено, когда была заграницей. — Ну, бывает сравниваю, — безразлично промычала Полина. — Эх...***
— Так, галереи всякие всегда успеем посмотреть… — Может, разводные мосты? — Первые дни все удивляться: «Ааа, разводные мосты! Какая диковина!», а после их проклинать начнешь. — Тогда давай я посмотрю в интернете… — Нет, я же коренной житель Петербурга, культурной столицы, а значит, и я тоже ого-го какой культурный. Найду место, куда сводить столь чудную барышню как Вы. Выбор пал на Зимний дворец. Почему он? Он же зимний, а на улице зима… Сначала Виктор был воодушевлен, что может показать все знания о своем городе, но потом понял, что он провел всю жизнь в разъездах и мало что помнит о родном городе. Зато весь мир повидал! Но эти впечатления быстро улетучились, а все места смешались в одно. Но место, которое он считает домом, будто отвергло его самого. Конечно, о нем слагают легенды, он даже был однажды на билборде в этом самом городе, а в его квартире все так же можно, если постараться, ощутить его запах. Но когда приезжаешь, такое чувство тепла и тоски, что ли... Может, это все из-за России? В России же все грустные. Сколько раз он слышал это в других местах, но ни разу — на Родине. Родина, такое странное слово, сейчас даже звучит постыдно — это то, про что ты пишешь сочинение, когда любишь врать, точнее, ничего другого сделать не можешь. Наверное, поэтому сейчас у молодежи такое отношение к этому. И именно поэтому Полина не понимает, что в этом такого. И вправду… что такого родного в месте, где ты находишься меньше половины всей жизни. Где нет такого «вау», все это ты видел с детства, но разве человеку это не нужно? Даже самые яркие места приедаются, если человек видит их каждый день. Может, стоит когда-нибудь — когда все приедается, вернуться домой и понять, что именно этого тебе не хватало. Постоянности. Уверенности, что даже когда будет самый худший день, это место никуда не денется, и ты всегда сможешь вернуться. Но уверенность, кажется, уже давно пропала, осталась надежда. Поэтому приходится цепляться из последних сил за эту тончайшую, почти невидимую нить, что позволяет сказать: «Вот это место — мой дом». В Москве же тоже хорошо, погода приличней, знакомых больше, при желании дом можно купить, при большом желании можно купить его на любом конце света и ничего не случится. Он все так же сможет продолжить работать, общаться, выпивать. Но нет, он сам предложил поехать в Питер.***
Решив, что фантазия у Виктора не безграничная, они пошли к нему. Интересно, это можно будет назвать «мужской берлогой»? Все это время они таскались с чемоданом в руках, что явно не приносило огромного удовольствия. Жил он на Невском проспекте (кто бы сомневался). Четырехэтажное здание выглядело до неприличия аристократично. Бежевый фасад, арки вокруг окон, колонки. А напротив, как и обещали, красовалась Пышечная. После того, как они зашли в квартиру, на Виктора напали, почти повалив на землю — именно так хозяина встретил Макатчин. — Он что, все это время дома один был? — Нет, конечно, как же я мог его оставить, такого бедняжку, скучающего по мне? Обходя эту милую сцену, Полина переступила порог квартиры. Это оказалась студия с огромным диваном, который стоял посередине квартиры, вокруг него находились журнальные столики. Сзади стоял книжный шкаф. — И это все твое? — с неимоверным интересном оглянулась она. — Конечно, смотри, у меня есть там кухня, в которой пустота, там вот спальня, здесь туалет. — Как может быть, что на кухне ничего нет? — Меня тут два месяца не было, даже если и была бы еда, то все бы сгнило, да, милый? — спрашивал у Макатчина, который, казалось бы, сейчас растает в играх хозяина. Остается отправиться дальше исследовать чужие секреты. Может, у него под кроватью личный дневник, в котором подробно описано, как продать душу дьяволу, или место, где он прячет деньги, что было бы значительно нужнее и лучше. Так, для души. Поэтому логичней всего отправиться в спальню. Огромная двухспальная кровать — выглядела она настолько мягкой, что если, кажется, лечь на нее, то она прогнется и поставит обратно. Проверив рукой, так ли это, девушка отмечала, каковы же бархатные простыни. Полина задумалась, где она будет проживать, все это, конечно, весело, но если она правильно помнит, он ей предлагал жить вместе, а кроме синего дивана и этой прекрасной, удивительной кровати, ничего не находилось.