i will travel the distance in your eyes

Сяо — один из тех странных людей, которые любят утро, рано встают и поздно ложатся, стуча себя пяткой в грудь, что спать по четыре часа в сутки каждый день им — нормально. Итэр пытался этому противостоять, но когда понял, что бесполезно, то сдался и почти оставил его в покое. Когда они с Сяо ещё жили отдельно — Итэр дома с родителями и сестрой, Сяо снимал квартиру вместе с Альбедо, чьи привычки сна были ничуть не лучше, — он даже собрал отряд сопротивления в лице Люмин и его самого в попытках заставить их двоих спать нормально. Ну, или хотя бы просто спать. И если Альбедо не спал по ночам хотя бы потому, что работал, Сяо не спал просто потому, что сон — для слабаков. Это выводило Итэра из себя. — Альбедо, я клянусь тебе, мы поставим вам по всей квартире жучки и скрытые камеры, если вы не начнёте спать нормально. Итэр, скажи ему, что я серьёзно! Итэру было смешно, потому что Люмин — такая же агрессивно заботливая девушка для Альбедо, какая и для него сестра. Это потом Сяо рассказал ему, что не ложится спать до тех пор, пока веки не устанут держать глаза открытыми, потому что кошмары мучают его почти каждую ночь. Иногда по несколько раз за те несчастные пару часов, что ему удаётся выспать. Итэр прошерстил весь интернет, перечитал все статьи и форумы, покупал ему таблетки и всякие чаи ромашковые, уже почти готов был нести его за шкирку к врачу для консультации, просто потому что Итэр такой. Но когда они съехались, кошмары стали сниться Сяо намного меньше, и Итэр выдохнул и сдал обороты. Зато его привычки никуда не делись, только Итэр привык бороться либо до победного конца, либо до тех пор, пока ему позволяют — границы, не возможности. Поэтому Сяо снова стоит на кухне в семь часов утра с чашкой кофе, в которой кофеина больше, чем воды, — картина Итэру отвратительна и потому, что сам он ненавидит вставать рано, и потому, что терпеть не может кофе, если там не 80% молока и сахара. Он сонно топает по направлению к кухне, на ходу собирая волосы в пучок, и, прежде чем чмокнуть Сяо в щёку, говорит, пригрозив пальцем и останавливая его от совершения роковой ошибки: — Никаких «‎добрых утр». Нет. Итэр искренне верит в то, что выглядит и звучит достаточно устрашающе, поэтому выбирает проигнорировать спрятанный вглубь чашки смешок. Он чувствует на себе взгляд в течение всего времени, что заваривает чай и ест скудный завтрак прямо со сковородки. Итэр медленно поворачивает голову в сторону, смотрит на Сяо и спрашивает с наполовину набитым ртом и лопаткой в руке: — Что? И если Сяо в чём-то в этой жизни и хорош, так это в умении сдерживать и прятать свои эмоции. По крайней мере, он в это искренне верит. — Ничего, — он ставит чашку в раковину. — Как спалось? — Последние сорок минут без тебя — не очень. Искренне верит. Особенно когда Итэр прижимается к нему со спины и укладывает голову на плече, сладко и по-прежнему сонно прикрывая глаза. Он обожает делать так, не упускает ни одной возможности, потому что их практически одинаковый рост идеально позволяет и плечо Сяо ощущается так, будто было создано именно для этой цели и ни для чего другого. Ну, может ещё для объятий и для того, чтоб хвататься за него глубокими ночами, целовать и кусаться. Итэр улыбается этой мысли и трётся щекой, как самый довольный на свете кот. С ним всегда так мягко и тепло, что Сяо не представляет больше, как он жил без этого раньше. Словно по щелчку пальцев, услышав эту мысль, в окно прокрадывается бархатистый солнечный свет, оставляя нежные поцелуи на пшеничного цвета макушке — Сяо ревнует. Поднимает руку, чешет Итэра за ушком, как котёнка, и тоже целует в висок. Итэр улыбается шире и довольно мычит: — Вот теперь утро стало добрым. Сяо оступается, падает, разбивается и тонет, стремительно идя ко дну. Нежность ломает рёбра, как крошатся кости при падении в воду, выбивает воздух изнутри, заполняя лёгкие чистым золотом, звёздной пылью и чем-то эфирным. И никогда раньше дышать ему не было так легко. Сяо до сих пор к этому не привык. Сяо чувства не понимает, не умеет и не знает: как, почему и что делать. До сих пор приноравливается к тому, как это — действовать, как диктует сердце, а не остатки разума в черепной коробке. Не логично, не понятно, не привык. Даже сейчас он не знает, почему так хочется делать то, что хочется, но Итэр сказал не бояться и просто делать, только предупреждать иногда заранее и спрашивать разрешения. Сам он тоже делает так по отношению к Сяо всегда, потому что Сяо непредсказуемый и сложный — он знает. Он осторожно освобождает плечо — жест встречает недовольное вопросительное бурчание, — только для того, чтобы взять чужое лицо в ладони. Итэр смотрит на него тепло и сонно, пока Сяо заправляет ему за уши мягкие пряди пшеничных волос — спрашивает разрешения. Итэр возвращает на лицо улыбку и кивает — больше всего он ценит в отношениях уважение, добровольность и безопасность. Сяо целует его — нежность наполняет до краёв, оставляя на кончиках пальцев звёздную пыль и на губах — сахарную вату. Не то чтобы Сяо много кого целовал раньше, но всё равно уверен: так, как Итэр, не целует никто. Его длинные волосы приятно пахнут шампунем, собраны в лёгкий пучок на затылке, из которого выбиваются пряди, с плеча спадает ворот пастельно-розового свитера поверх белой пижамной футболки, а мягкая кожа задней стороны бёдер открыта шортами — Сяо хочется. Зарыться носом в волосы и дышать, поправить выбившиеся пряди, укусить за выпирающие косточки худого плеча, положить руки на бёдра — хочется много чего. Всё это немного сводит его с ума. Он запускает пальцы в волосы на затылке — Итэр охотно подставляется под ласку. Сяо каждый раз удивляется тому, как для него всё это просто. Не нужно переступать через себя, чтобы научиться любить и быть любимым так, будто пытаешься сделать свой первый шаг. Ему не тяжело открывать и открываться, говорить, показывать, касаться без страха обжечь и сделать больно — себе. Но первое впечатление обманчиво, Сяо знает, что у Итэра тоже много страхов, просто других, тех, что у Сяо нет. И Итэр удивляется его бесстрашию ровно так же. Пусть и говорит, что ничего и никого не боится. Руки спускаются ниже, большими пальцами проводя по впадинкам между лицом и шеей, к плечам, спине, пояснице и, наконец, бёдрам. Сяо щипает его за нежную кожу под шортами, Итэр отвечает ему укусом в поцелуй. Он уже знает, что сейчас его подхватят за бёдра и усадят на столешницу — всегда всё знает, всегда на шаг впереди. И что завтрак будет забыт, и что на автобус они опоздают, без капли сожаления встречаясь с последствиями, — тоже. Сяо раздвигает его ноги и становится между — любимое место, любимый вид, лучшее времяпровождение. Поднимается на носочках и тянется к губам, которые почему-то улыбаются и над ним смеются. И его хмурые брови и надутое «что не так?» не помогают так, как ему хотелось бы. — Ты крошечный. Лапки короткие. Это мило. Итэр знает, что это чревато. Что ему придётся в самом буквальном смысле удерживать Сяо на месте, обхватив ногами, не давая развернуться и обиженно уйти, потому что Сяо совсем не крошечный и уж точно не милый и вообще никакие у него не лапки. Знает, но устоять не может. Итэр открыто смеётся, когда так и происходит, и виновато притягивает Сяо обратно, обвивая руками и ногами, прижимает к себе и гладит по голове. Сяо недовольно мурчит ему в шею, но больше не вырывается, неловко опуская ладони на спину и обнимая в ответ.